Привет кошке!
Глава седьмая «Мяу! Мяу! Я иду»
- Кто это? - сказал О-Бакэ-тян.
- Кто это? - сказала Почемучка.
Странная песня приближалась.
- Мяу! Мяу!
Я иду,
Прочь с дороги!
Мяу!
Смотрят они, а это большой полосатый кот шествует по берегу. Всякие бывают полосатые коты, но этот был весь в белую и чёрную полоску - будто матросская тельняшка. И полоски выделялись очень отчётливо: чёрная - белая, чёрная - белая.
Полосатый кот в самом прекрасном расположении духа тяжёлой походкой важно шагал по кромке прибоя. Волны с шумом налетали на берег: «Додон!» Почемучке стало как-то не по себе.
- Почему это вы говорите: «Мяу! Мяу! Я иду, прочь с дороги!»? - спросила она.
Кот остановился и небрежно скосил глаз на Почемучку и О-Бакэ-тяна.
- Гм… Я думал - кто это, а это бездомная кошка. А рядом с тобой кто?
Кот рявкнул так неожиданно, что О-Бакэ-тян от испуга подпрыгнул. И, вися в воздухе, вежливо поклонился.
- Здравствуйте! - сказал он. - Я не чудище. Я - О-Бакэ-тян. Привет кошке!
Тогда полосатый кот поднял одно плечо и помахал хвостом.
- Как? «Привет кошке!»? Какой кошке?! Здесь нет никакой кошки, кроме меня, Куротора. Какой кошке ты шлёшь привет?
- В-в-вам, господин Куротора.
О-Бакэ-тян так испугался, что стал голубым, как лунный свет. Куротора заморгал глазами. Подумав, что О-Бакэ-тян спрятался, он огляделся и, выгнув спину, вздыбил шерсть.
- Ты что это? Попробуй только появись! Схвачу, отколочу и ногой пну!
- Куротора-сан, вы лучше скажите, - поспешно обратилась к нему Почемучка, - почему, почему это вы говорите: «Мяу! Мяу! Я иду, прочь с дороги! Мяу!»?
- Почему говорю? - Куротора взглянул на Почемучку и, видимо, немного успокоился. - А вот почему. - Кот развалился на скале и начал рассказ: - Подошёл я как-то к вон той скале и вижу: спит на ней большой осьминог. «Вот так угощение!» - подумал я и откусил одно щупальце. Осьминог даже не шелохнулся, спит себе. Отъел я ещё одно, потом ещё и ещё. Сколько же я съел?
- Всего четыре щупальца, - охотно сказала Почемучка.
- Так! Ещё одно щупальце оторвал, и ещё, и ещё. Сколько же это будет?
- Семь, Куротора-сан, - сказала Почемучка.
- Так, так! Съел, значит, семь щупалец. Живот у меня раздулся как барабан. Я не спеша стал умываться. Тут осьминог проснулся и заметил, что у него осталось только одно щупальце. И что же он сделал, как вы думаете?
Почемучка склонила голову набок.
- Может, к врачу пошёл? - сказала она.
- Ничего подобного! Осьминог оставшимся щупальцем ласково поманил меня к себе и сказал: «Кот-сан, а кот-сан! Съешьте и это щупальце».
- Какой добрый осьминог! - восхитилась Почемучка.
- Глупая! Это же осьминог! Попробуй-ка подойди к нему беспечно, он и одним щупальцем схватит, обовьёт и в море уволокёт. И конец тебе. Прощай! И тогда я спел ему такую песенку.
И Куротора встал и запел:
- Знаю я тебя, хитрец!
Больно ловок, молодец!
И одной своей рукой
Вмиг утащишь за собой.
Мяу! Мяу!
Я иду,
Прочь с дороги!
Мяу!
И Куротора, поглаживая толстый живот, ушёл от них с гордым видом.
Почемучка как сидела, так и осталась сидеть, даже «Мяу!» не сказала. Наконец она заметила совсем рядом с собой О-Бакэ-тяна, который снова стал белёсым.
- А… ты тут был?
- Угу.
- Вот страшилище!
- Ага.
А волны всё били о берег, как и в далёкую старину: «Дон-дон! Дон-дон!»
- Завтра домой вернёмся, - прошептал О-Бакэ-тян.
- Ты не жалеешь, что поехал? - спросила Почемучка.
- Нет. Хотя я и не узнал, почему я говорю «Привет кошке!». Но зато о кошках узнал много.
Почемучка кивнула.
Подул ветер. По морю побежали белые барашки.
Почемучке показалось, что по морю носятся белые кошки.
А О-Бакэ-тян подумал, что на волнах качаются такие же, как он, белёсые о-бакэ.
- Э-гэ-гэй! - закричал О-Бакэ-тян, и голос его унёс ветер. - Э-гэ-гэй!
О-Бакэ-тян подпрыгнул, уселся верхом на ветер и понёсся куда глаза глядят. Почемучка побежала по берегу. Их обоих так и подмывало мчаться куда-нибудь без оглядки.
- Кто это? - сказал О-Бакэ-тян.
- Кто это? - сказала Почемучка.
Странная песня приближалась.
- Мяу! Мяу!
Я иду,
Прочь с дороги!
Мяу!
Смотрят они, а это большой полосатый кот шествует по берегу. Всякие бывают полосатые коты, но этот был весь в белую и чёрную полоску - будто матросская тельняшка. И полоски выделялись очень отчётливо: чёрная - белая, чёрная - белая.
Полосатый кот в самом прекрасном расположении духа тяжёлой походкой важно шагал по кромке прибоя. Волны с шумом налетали на берег: «Додон!» Почемучке стало как-то не по себе.
- Почему это вы говорите: «Мяу! Мяу! Я иду, прочь с дороги!»? - спросила она.
Кот остановился и небрежно скосил глаз на Почемучку и О-Бакэ-тяна.
- Гм… Я думал - кто это, а это бездомная кошка. А рядом с тобой кто?
Кот рявкнул так неожиданно, что О-Бакэ-тян от испуга подпрыгнул. И, вися в воздухе, вежливо поклонился.
- Здравствуйте! - сказал он. - Я не чудище. Я - О-Бакэ-тян. Привет кошке!
Тогда полосатый кот поднял одно плечо и помахал хвостом.
- Как? «Привет кошке!»? Какой кошке?! Здесь нет никакой кошки, кроме меня, Куротора. Какой кошке ты шлёшь привет?
- В-в-вам, господин Куротора.
О-Бакэ-тян так испугался, что стал голубым, как лунный свет. Куротора заморгал глазами. Подумав, что О-Бакэ-тян спрятался, он огляделся и, выгнув спину, вздыбил шерсть.
- Ты что это? Попробуй только появись! Схвачу, отколочу и ногой пну!
- Куротора-сан, вы лучше скажите, - поспешно обратилась к нему Почемучка, - почему, почему это вы говорите: «Мяу! Мяу! Я иду, прочь с дороги! Мяу!»?
- Почему говорю? - Куротора взглянул на Почемучку и, видимо, немного успокоился. - А вот почему. - Кот развалился на скале и начал рассказ: - Подошёл я как-то к вон той скале и вижу: спит на ней большой осьминог. «Вот так угощение!» - подумал я и откусил одно щупальце. Осьминог даже не шелохнулся, спит себе. Отъел я ещё одно, потом ещё и ещё. Сколько же я съел?
- Всего четыре щупальца, - охотно сказала Почемучка.
- Так! Ещё одно щупальце оторвал, и ещё, и ещё. Сколько же это будет?
- Семь, Куротора-сан, - сказала Почемучка.
- Так, так! Съел, значит, семь щупалец. Живот у меня раздулся как барабан. Я не спеша стал умываться. Тут осьминог проснулся и заметил, что у него осталось только одно щупальце. И что же он сделал, как вы думаете?
Почемучка склонила голову набок.
- Может, к врачу пошёл? - сказала она.
- Ничего подобного! Осьминог оставшимся щупальцем ласково поманил меня к себе и сказал: «Кот-сан, а кот-сан! Съешьте и это щупальце».
- Какой добрый осьминог! - восхитилась Почемучка.
- Глупая! Это же осьминог! Попробуй-ка подойди к нему беспечно, он и одним щупальцем схватит, обовьёт и в море уволокёт. И конец тебе. Прощай! И тогда я спел ему такую песенку.
И Куротора встал и запел:
- Знаю я тебя, хитрец!
Больно ловок, молодец!
И одной своей рукой
Вмиг утащишь за собой.
Мяу! Мяу!
Я иду,
Прочь с дороги!
Мяу!
И Куротора, поглаживая толстый живот, ушёл от них с гордым видом.
Почемучка как сидела, так и осталась сидеть, даже «Мяу!» не сказала. Наконец она заметила совсем рядом с собой О-Бакэ-тяна, который снова стал белёсым.
- А… ты тут был?
- Угу.
- Вот страшилище!
- Ага.
А волны всё били о берег, как и в далёкую старину: «Дон-дон! Дон-дон!»
- Завтра домой вернёмся, - прошептал О-Бакэ-тян.
- Ты не жалеешь, что поехал? - спросила Почемучка.
- Нет. Хотя я и не узнал, почему я говорю «Привет кошке!». Но зато о кошках узнал много.
Почемучка кивнула.
Подул ветер. По морю побежали белые барашки.
Почемучке показалось, что по морю носятся белые кошки.
А О-Бакэ-тян подумал, что на волнах качаются такие же, как он, белёсые о-бакэ.
- Э-гэ-гэй! - закричал О-Бакэ-тян, и голос его унёс ветер. - Э-гэ-гэй!
О-Бакэ-тян подпрыгнул, уселся верхом на ветер и понёсся куда глаза глядят. Почемучка побежала по берегу. Их обоих так и подмывало мчаться куда-нибудь без оглядки.