Про жизнь хэйанских дам
Оригинал взят у zajcev_ushastyj в Про жизнь хэйанских дам
Стало быть, еще немного кукольных иллюстраций к "Повести о принце Гэнджи".
Снято в Музее Костюма города Киото. Предыдущие серии можно посмотреть по тэгу "Хэйня".
В целом, желательно иметь хотя бы приблизительное представление о сюжете и героях. Иначе смотреть просто смысла нет.
Книга Вторая, Глава 21 "Юная дева".
Гэнджи 34 года, он Великий Министр при дворе императора Рэйзэй.
Леди Мурасаки (госпожа Весенних покоев), жена Гэнджи, 26 лет.
Государыня-супруга, жена императора Рэйзей, Акиконому, воспитанница Гэнджи, 25 лет.
"...По прошествии пяти или шести дней переехала Государыня-супруга. Несмотря на более чем скромные приготовления, свита ее производила весьма внушительное впечатление. И немудрено: отмеченная счастливой судьбой, Государыня отличалась спокойным нравом и обладала на редкость чувствительной душой - достоинства, благодаря которым ей удалось снискать всеобщее уважение.
Государыня-супруга Акиконому со своими придворными дамами.
Внутренние перегородки в доме на Шестой линии, изгороди и галереи были сделаны так, чтобы не затруднять перехода из одного помещения в другое, и ничто не мешало дамам свободно общаться друг с другом.
Когда настала Девятая луна и деревья расцветились яркими красками, казалось, что нет на свете ничего прекраснее сада перед покоями Государыни-супруги.
Однажды вечером, когда дул сильный ветер, она, разложив на крышке от шкатулки разнообразные осенние цветы и алые листья, отослала их госпоже Весенних покоев.
Ее посланницей была рослая девочка-служанка, облаченная в темное нижнее одеяние, несколько вышитых платьев цвета «астра-сион» и казами цвета багряных листьев. Ловко, проворно прошла она по галереям, переходам и дугообразным мостикам.
Девочка-посланница.
Разумеется, она не совсем подходила для столь ответственного поручения, но, очевидно, Государыня не смогла пренебречь ее миловидностью. Судя по всему, эта девочка привыкла служить в самых знатных семействах. Она была гораздо красивее других, а манеры ее отличались особым изяществом.
Государыня и девочка-посланница.
Вот что написала Государыня:
"Ветру вручив
Горстку листьев багряных,
Пошлю его в сад,
Который глядит уныло,
О далекой весне тоскуя…"
Придворная дама Государыни-супруга и ваза с осенними листьями.
Забавно было смотреть, как молодые прислужницы наперебой расхваливали внешность посланницы Государыни.
Покрыв крышку шкатулки мхом и положив сверху несколько небольших камешков, которые должны были изображать дикие скалы, госпожа привязала ответное письмо к ветке пятиигольчатой сосны:
"Твои листья легки,
Миг - и ветер их свеет с веток.
Отраднее взору
Весенняя яркость сосен,Р
астущих среди камней…"
Внимательно рассмотрев эту "сосну среди камней", дамы Государыни обнаружили, что она не настоящая, а рукотворная, но сделанная с величайшим мастерством. Любуясь ею, Государыня восхищалась тонким вкусом госпожи Мурасаки, сумевшей ответить так быстро и так изящно.
Государыня-супруга рассматривает письмо от леди Мурасаки.
Прислуживающие ей дамы тоже были вне себя от восторга.
Восторгающаяся придворная дама и девочки из свиты.
- Мне кажется, что в послании Государыни содержится явный вызов, - заметил Великий минист. - Вам следует достойно ответить ей, когда придет пора весеннего цветения. Теперь же не стоит принижать красоту этих алых листьев, рискуя навлечь на себя гнев Татсута-химэ. Отступив сейчас, вы перейдете в наступление позже, когда весенние цветы будут вам надежной защитой.
Великий министр казался совсем молодым, его красота ничуть не поблекла с годами. Какое же счастье выпало на долю всем этим женщинам - жить рядом с ним, да еще в таком прекрасном доме, о каком только мечтать можно!
Так и жили они, в тихих удовольствиях коротая дни и по разным поводам обмениваясь посланиями.
Девочки из свиты Государыни-супруги.
Книга Вторая, Глава 23 "Первая песня".
Великий министр (Гэнджи), 36 лет.
Госпожа Весенних (Южных) покоев (леди Мурасаки), 28 лет, - супруга Гэнджи.
Маленькая госпожа, 8 лет, - дочь Гэнджи и леди Акаши.
Обитательница Северных покоев (леди Акаши), 27 лет, - возлюбленная Гэнджи.
"...Затем Гэнджи прошел в покои дочери. Девочки и молодые служанки вышли в сад и забавлялись там, прореживая сосновые сеянцы на холмах. Этим юным особам явно не сиделось на месте.
От обитательницы Северных покоев принесли, видимо, нарочно приготовленные для этого случая бородатые корзинки и шкатулки с различными лакомствами. Даже соловей, сидящий на ветке пятиигольчатой сосны, сделанной на редкость искусно, казалось, готов был вспорхнуть и запеть, радуясь этому дню:
"Долгие годы
Я за ростом твоим следила,
Молодая сосна.
Так порадуй меня сегодня
Соловьиною первою песней.
В том саду, где его не слышно…"
- написала госпожа Акаши, и растроганный министр едва сдержал слезы, вряд ли уместные в этот праздничный день.
Бородатые корзинки, шкатулки с лакомствами и соловей на пятиигольчатой сосне.
- Напишите ответ сами… - сказал он. - Кто более, чем она, заслуживает вашей первой песни?
Уже в сумерках министр зашел к госпоже Акаши. Стоило ему открыть дверь галереи, ведущей в ее покои, как из-за занавесей повеяло сладостным ароматом курений, в котором чудилось что-то необыкновенно благородное.
Самой дамы не было видно. "Где же она?" - недоумевал Гэнджи, озираясь. Но, заметив разбросанные возле тушечницы исписанные листки бумаги, принялся их разглядывать.
Гэнджи рассматривает письма леди Акаши. Обратите внимание на шкафчик слева, уставленный баночками с благовониями.
Перед сиденьем из белой китайской парчи, которую называют обычно "Восточная столица", обрамленным на редкость красивой каймой, лежало изящное китайское кото, в курильнице необычайно тонкой работы дымились курения "джиджю", которых проникающий повсюду аромат приобретал особую изысканность, смешиваясь с витающими в воздухе курениями "эбико".
Разглядывая листки бумаги, явно не предназначавшиеся для постороннего взгляда, Гэнджи не мог не оценить удивительное благородство почерка. Госпожа Акаши писала простой и вместе с тем в высшей степени изящной скорописью, избегая изощренных или слишком сложных знаков. Очевидно, ее очень взволновал ответ маленькой госпожи: во всяком случае, она набросала на бумаге немало вспомнившихся ей трогательных старинных песен. Среди них попадались и ее собственные:
"Радостный миг!
Соловей, по веткам порхающий
Среди пышных цветов,
Сегодня вдруг заглянул
В родное свое ущелье...
Вот и дождалась…"
Увидев слова: "Когда бы мой дом…", Гэнджи понял, каким утешением было для госпожи Акаши письмо дочери, и лицо его осветилось радостной улыбкой. Только он обмакнул кисть, собираясь тоже что-нибудь написать, как вошла госпожа Акаши.
Она по-прежнему держалась скромно и почтительно. "Другой такой нет на свете!" - подумал Гэнджи, на нее глядя. Волосы волной падали до самого пола, красиво выделяясь на белом фоне, их мягкие истончившиеся концы сообщали ее облику какое-то особое очарование - словом, женщина была так мила, что Гэнджи решил остаться на эту ночь в ее покоях, хотя и не хотелось ему в первый же день года навлекать на себя упреки других дам.
Курильницы с благовониями и большая бадья с горячими углями для отопления.
В самом деле, многие обиделись, узнав, что господин министр - в который раз - отдал предпочтение госпоже Акаши. И наверняка особенно уязвленными почувствовали себя обитательницы Южных покоев.
На рассвете Гэнджи поспешил уйти. "Но ведь ночь совсем еще темна…" - печалилась женщина, сожалея о разлуке.
Служанка леди Акаши пропитывает ее платье благовониями над курильницей.
Книга Вторая, Глава 24 "Бабочки".
Гэнджи здесь 36 лет, он - Великий Министр при дворе императора Рэйзэй (который реально является сыном самого Гэнджи).
Жене Гэнджи, леди Мурасаки - 28 лет.
Государыня-супруга, упоминаемая в тексте - императрица Акиконому, жена императора Рэйзэй и воспитанница Гэнджи. Она является дочерью бывшей возлюбленной Гэнджи, леди Рокуджё, и наследного принца Зэмбо. Ей 27 лет.
Сын Гэнджи, Югири, - 15 лет.
Принц Хотару (Хёбукё), младший брат Гэнджи.
Тамаказура, приемная дочь Гэнджи (дочь его возлюбленной Югао и старого друга, брата жены Гэнджи).
"...Миновал Двадцатый день Третьей луны, а в Весеннем саду необыкновенно пышно цвели цветы, звонко пели птицы. "Возможно ли? - недоумевали обитательницы остальных покоев. - Ведь повсюду цветы уже отцвели…"
Понимая, как хочется молодым дамам поближе полюбоваться цветущими на холмах деревьями, зеленым покровом мха на Срединном острове, министр распорядился, чтобы, снарядив, спустили на воду китайские ладьи, давно уже построенные по его указанию.
Принц Гэнджи (справа) и принц Хотару на веранде Весенних покоев.
Китайские лодки с музыкантами.
В назначенный день решено было устроить "музицирование в ладьях", для чего пригласили музыкантов из Музыкальной палаты. В доме на Шестой линии собралось множество принцев крови и знатных сановников.
Знатные сановники двора на веранде. Крайний слева - Югири, сын Гэнджи.
Незадолго до этого дня в дом Великого министра переехала Государыня-супруга. "Вот и настало время ответить на песню о саде, тоскующем по далекой весне, которой Государыня когда-то бросила мне вызов", - подумала госпожа Весенних покоев.
За бамбуковой занавесью скрывается леди Мурасаки (госпожа Весенних покоев).
Министру же очень хотелось показать Государыне прекрасный цветущий сад, однако особе, столь высокое положение занимающей, невозможно было прийти сюда единственно для того, чтобы полюбоваться цветами… В конце концов, посадив в ладью особенно чувствительных молодых дам…
Дамы в лодке. Конечно, не надо думать, что в реальности их шлейфы полоскались в воде.
Южный пруд соединялся с прудом Весеннего сада, лишь несколько невысоких холмов служили меж ними границей. Обогнув их, дамы оказались в саду госпожи, молодые прислужницы которой уже собрались в восточном павильоне для рыбной ловли.
Ладьи, имеющие вид драконов и сказочных птиц Фынхуан, были роскошно убраны на китайский манер. У шестов сидели мальчики в китайских платьях, с закрученными над ушами жгутами волос.
Мальчик-гребец на лодке с птицей Фыхуан.
Когда прислужницы Государыни выплыли на середину пруда, их взорам открылся сад, настолько поразивший их необычной, поистине удивительной красотой, что им показалось, будто они заплыли в какую-то неведомую страну. Они остановили ладьи у скалы в небольшом заливе Срединного острова, где даже простые камни были достойны кисти художника.
По сторонам сквозь легкую дымку проглядывали ветки деревьев - словно парчовые занавеси повесили по берегам пруда. Далеко впереди смутно угадывался Весенний сад, где зеленеющие ивы клонили ветви к земле, а яркие цветы источали невыразимо сладостное благоухание. Даже вишни, которые повсюду уже отцвели, здесь горделиво сияли, украшенные прекрасными цветами, а обвивающие галереи глицинии густо лиловели. Особенно же хороши были керрии - их пышные ветки нависали над прудом, отражаясь в воде. Водяные птицы резвились, держась дружными парами, мимо пролетали уточки-мандаринки с прутиками в клювах, словно вышитые на "узорчатом шелке" волн. Так и хотелось запечатлеть все это хотя бы на картине.
Еще лодка с музыкантами.
До темноты любовались дамы этим удивительным садом - в самом деле, можно было смотреть на него, пока не сгниет топорище…
Ветер подует,
И на волнах лепестки
Засветятся ярко.
Вот же он, перед нами,
Прославленный мыс Керрий!
Этот весенний пруд,
Быть может, сливается где-то
С рекою Ида?
Сверканьем прибрежных керрий
Полон до самого дна…
Право, не стоит
К Черепашьей горе стремиться.
Лучше в этих ладьях
По пруду катаясь, бессмертьем
Увенчаем свои имена…
В ярких лучах
Весеннего солнца купаясь,
Уплывает ладья,
Падают капли с шеста,
По воде рассыпаясь цветами…
Такими и другими столь же незначительными песнями обмениваясь, они совершенно забыли о том, что впереди, о доме, куда им предстояло вернуться… Но разве удивительно, что они так увлеклись? Водная гладь в самом деле была прекрасна.
Когда спустились сумерки, ладьи под мелодичные звуки "Желтой кабарги" подплыли к павильону для рыбной ловли, и дамы нехотя вышли на берег.
В павильоне, убранном с изящной простотой, собрались молодые прислужницы. Их яркие наряды - а они не пожалели усилий, чтобы затмить друг друга, - представляли собо й изумительное зрелище, по красочности не уступающее затканной цветами парче.
Одна за другой звучали необычные, редкие мелодии. К выбору танцоров министр отнесся с особенным вниманием, и теперь, призвав на помощь все свое мастерство, они услаждали взоры собравшихся.
Скоро совсем стемнело, но поскольку гостям не хотелось расходиться, в саду перед Весенними покоями зажгли фонари и разместили музыкантов перед главной лестницей, там, где зеленел прекрасный мох.
Принцы крови и высшие сановники устроились на галерее, каждый со своим любимым инструментом. Музыканты - а надо сказать, что министр пригласил лучших из лучших, - заиграли на флейтах в тональности "соджё". К ним тут же присоединились разнообразные кото, и зазвучала яркая, выразительная мелодия. Когда исполняли "Благословенье", даже самые невежественные простолюдины почувствовали вдруг, что стоит все-таки жить в этом мире, и, протиснувшись между плотно стоявшими у ворот лошадьми и каретами, внимательно слушали, а лица их озарялись улыбками.
Дамы наблюдают за праздником из своих покоев.
Вряд ли кто-нибудь не согласился бы с тем, что в весеннем саду все кажется особенно прекрасным - и небо, и звуки музыки, и весенние мелодии.
Инструменты. Лежат два кото, справа стоит лютня бива. На заднем плане видно постели дам с занавесями по периметру.
Девочки из свиты императрицы Акиконому. Обратите внимание (кому это интересно): прическа и верхнее платье не такие, как носят взрослые дамы.
Еще одна девочка.
Так они развлекались всю ночь до рассвета. Сменив тональность, исполнили пьесу "Радуюсь весне", затем принц Хотару своим красивым голосом запел "Зеленую иву". Ему подпевал сам хозяин".
"...Сияние весны и прежде осеняло просторный дом Великого министра, однако до сих пор не было в нем особы, способной воспламенять сердца, - обстоятельство, досадовавшее многих. Но недавно по миру разнесся слух о достоинствах юной госпожи из Западного флигеля, о том внимании, каким окружена она в доме на Шестой линии, и что же? Как и предполагал Гэнджи, нашлось немало людей, которые устремили к ней свои думы. Одни, самодовольно помышляя: "Уж лучше меня им не найти!", не упускали случая намекнуть на свои намерения, а то и открыто заявляли о них. Другие, не смея обнаружить свои "чувства-делания", сгорали от тайной страсти. Среди поклонников девушки оказался и сын министра Двора, разумеется и не подозревавший о том, что на самом деле…
Юная госпожа из Западного флигеля пленила воображение и принца Хотару, который, лишившись супруги, вот уже три года жил в одиночестве.
От многих получала она любовные письма, но министр не торопился с выбором. Иной раз - уж не потому ли, что чувства, которые она ему внушала, были весьма далеки от родительских, - у него возникала мысль: а не сообщить ли о ней ее настоящему отцу?..
Тамаказура (она же - юная госпожа из Западного флигеля, справа) и ее служанка, доставившая очередную порцию писем от поклонников.
Подошла пора Смены одежд, обновленное убранство покоев радовало взоры чистотой и свежестью, даже небо качалось каким-то особенно ясным. Живя тихой, размеренной жизнью, министр отдавал весь свой досуг развлечениям. Довольный тем, что сбылись его надежды и поток любовных посланий захлестывал Западный флигель, он нередко заходил туда и, читая присланные девушке письма, отбирал те, которые, по его мнению, заслуживали ответа. Однако девушка, с трудом скрывая смущение, не выказывала никакого желания отвечать. Как-то, заметив письма принца Хёбукё, полные несколько, пожалуй, преждевременных жалоб и упреков, Гэнджи удовлетворенно улыбнулся.
Гэнджи разбирает письма Тамаказуры.
- Ни с кем из своих многочисленных братьев я не был так близок в детстве, как с принцем Хёбукё, - сказал он. - У нас не было тайн друг от друга. Только свои увлечения он старательно скрывал от меня. Забавно и трогательно видеть, что и теперь, будучи в столь преклонном возрасте, он не утратил юношеской пылкости чувств. Вам следует ответить ему. Трудно представить себе более достойного собеседника для женщины, хоть в какой-то мере наделенной внутренним благородством. Право, я не знаю человека, способного так тонко чувствовать.
Гэнджи.
Министр нарочно выделял те достоинства принца, которые могли произвести впечатление на молодую особу, но девушка была слишком смущена.
Тамаказура и письма от поклонников.
Тогда, призвав Укон, он сказал:
- Прошу вас, отбирайте самые достойные письма и следите, чтобы госпожа на них отвечала. Я не верю в благонравие нынешних любезников, но далеко не всегда ответственность за их поступки ложится только на них. Когда-то я и сам обижался, не получая ответов, обвинял женщин в нечуткости, возмущался их непонятливостью, а ежели не отвечала особа невысокого звания, считал ее поведение неоправданно дерзким. Кроме того, мне хорошо известно, что, когда женщина нарочно, словно желая выказать мужчине пренебрежение, не отвечает даже на самые обычные, ни к чему не обязывающие послания, касающиеся цветка или бабочки, это в большинстве случаев, напротив, распаляет его воображение. Может, конечно, статься, что он быстро забудет ее и ей не в чем будет себя упрекнуть, но все же она подвергает себя большой опасности. Впрочем, сразу же откликаться на письма тоже не следует, ибо это может иметь весьма неприятные последствия. Нехорошо, когда женщина забывает о приличиях и, повинуясь случайной прихоти, спешит показать, сколь тонок ее ум, - это может обернуться для нее несчастьем..."
Укон с очередным письмом.
И еще немного картинок быта благородных дам.
Придворные дамы в своих покоях.
Одна "отстегивает" накладные пряди волос.
Если свои волосы редели с возрастом (или были от рождения недостаточно длинными и густыми) их объем и длину увеличивали накладными прядями.
Другая лакомится "мороженым" - колотым льдом с сиропом. Лед с зимы запасали в специальных "холодильниках" - неглубоких пещерах или расселинах в скалах, термоизолированных от окружающей атмосферы. Такие холодильники позволяли сохранять лед вплоть до конца лета. Понятно, доступно такое "мороженое" было только верхушке общества.
Две другие дамы развлекаются на досуге играми.
Слева на переднем плане - китайские карты с фрагментами иероглифов. Комбинацией фрагментов надо было складывать целые.
Играют в "сугороку", японские нарды.
Вот так примерно и жили...
Стало быть, еще немного кукольных иллюстраций к "Повести о принце Гэнджи".
Снято в Музее Костюма города Киото. Предыдущие серии можно посмотреть по тэгу "Хэйня".
В целом, желательно иметь хотя бы приблизительное представление о сюжете и героях. Иначе смотреть просто смысла нет.
Книга Вторая, Глава 21 "Юная дева".
Гэнджи 34 года, он Великий Министр при дворе императора Рэйзэй.
Леди Мурасаки (госпожа Весенних покоев), жена Гэнджи, 26 лет.
Государыня-супруга, жена императора Рэйзей, Акиконому, воспитанница Гэнджи, 25 лет.
"...По прошествии пяти или шести дней переехала Государыня-супруга. Несмотря на более чем скромные приготовления, свита ее производила весьма внушительное впечатление. И немудрено: отмеченная счастливой судьбой, Государыня отличалась спокойным нравом и обладала на редкость чувствительной душой - достоинства, благодаря которым ей удалось снискать всеобщее уважение.
Государыня-супруга Акиконому со своими придворными дамами.
Внутренние перегородки в доме на Шестой линии, изгороди и галереи были сделаны так, чтобы не затруднять перехода из одного помещения в другое, и ничто не мешало дамам свободно общаться друг с другом.
Когда настала Девятая луна и деревья расцветились яркими красками, казалось, что нет на свете ничего прекраснее сада перед покоями Государыни-супруги.
Однажды вечером, когда дул сильный ветер, она, разложив на крышке от шкатулки разнообразные осенние цветы и алые листья, отослала их госпоже Весенних покоев.
Ее посланницей была рослая девочка-служанка, облаченная в темное нижнее одеяние, несколько вышитых платьев цвета «астра-сион» и казами цвета багряных листьев. Ловко, проворно прошла она по галереям, переходам и дугообразным мостикам.
Девочка-посланница.
Разумеется, она не совсем подходила для столь ответственного поручения, но, очевидно, Государыня не смогла пренебречь ее миловидностью. Судя по всему, эта девочка привыкла служить в самых знатных семействах. Она была гораздо красивее других, а манеры ее отличались особым изяществом.
Государыня и девочка-посланница.
Вот что написала Государыня:
"Ветру вручив
Горстку листьев багряных,
Пошлю его в сад,
Который глядит уныло,
О далекой весне тоскуя…"
Придворная дама Государыни-супруга и ваза с осенними листьями.
Забавно было смотреть, как молодые прислужницы наперебой расхваливали внешность посланницы Государыни.
Покрыв крышку шкатулки мхом и положив сверху несколько небольших камешков, которые должны были изображать дикие скалы, госпожа привязала ответное письмо к ветке пятиигольчатой сосны:
"Твои листья легки,
Миг - и ветер их свеет с веток.
Отраднее взору
Весенняя яркость сосен,Р
астущих среди камней…"
Внимательно рассмотрев эту "сосну среди камней", дамы Государыни обнаружили, что она не настоящая, а рукотворная, но сделанная с величайшим мастерством. Любуясь ею, Государыня восхищалась тонким вкусом госпожи Мурасаки, сумевшей ответить так быстро и так изящно.
Государыня-супруга рассматривает письмо от леди Мурасаки.
Прислуживающие ей дамы тоже были вне себя от восторга.
Восторгающаяся придворная дама и девочки из свиты.
- Мне кажется, что в послании Государыни содержится явный вызов, - заметил Великий минист. - Вам следует достойно ответить ей, когда придет пора весеннего цветения. Теперь же не стоит принижать красоту этих алых листьев, рискуя навлечь на себя гнев Татсута-химэ. Отступив сейчас, вы перейдете в наступление позже, когда весенние цветы будут вам надежной защитой.
Великий министр казался совсем молодым, его красота ничуть не поблекла с годами. Какое же счастье выпало на долю всем этим женщинам - жить рядом с ним, да еще в таком прекрасном доме, о каком только мечтать можно!
Так и жили они, в тихих удовольствиях коротая дни и по разным поводам обмениваясь посланиями.
Девочки из свиты Государыни-супруги.
Книга Вторая, Глава 23 "Первая песня".
Великий министр (Гэнджи), 36 лет.
Госпожа Весенних (Южных) покоев (леди Мурасаки), 28 лет, - супруга Гэнджи.
Маленькая госпожа, 8 лет, - дочь Гэнджи и леди Акаши.
Обитательница Северных покоев (леди Акаши), 27 лет, - возлюбленная Гэнджи.
"...Затем Гэнджи прошел в покои дочери. Девочки и молодые служанки вышли в сад и забавлялись там, прореживая сосновые сеянцы на холмах. Этим юным особам явно не сиделось на месте.
От обитательницы Северных покоев принесли, видимо, нарочно приготовленные для этого случая бородатые корзинки и шкатулки с различными лакомствами. Даже соловей, сидящий на ветке пятиигольчатой сосны, сделанной на редкость искусно, казалось, готов был вспорхнуть и запеть, радуясь этому дню:
"Долгие годы
Я за ростом твоим следила,
Молодая сосна.
Так порадуй меня сегодня
Соловьиною первою песней.
В том саду, где его не слышно…"
- написала госпожа Акаши, и растроганный министр едва сдержал слезы, вряд ли уместные в этот праздничный день.
Бородатые корзинки, шкатулки с лакомствами и соловей на пятиигольчатой сосне.
- Напишите ответ сами… - сказал он. - Кто более, чем она, заслуживает вашей первой песни?
Уже в сумерках министр зашел к госпоже Акаши. Стоило ему открыть дверь галереи, ведущей в ее покои, как из-за занавесей повеяло сладостным ароматом курений, в котором чудилось что-то необыкновенно благородное.
Самой дамы не было видно. "Где же она?" - недоумевал Гэнджи, озираясь. Но, заметив разбросанные возле тушечницы исписанные листки бумаги, принялся их разглядывать.
Гэнджи рассматривает письма леди Акаши. Обратите внимание на шкафчик слева, уставленный баночками с благовониями.
Перед сиденьем из белой китайской парчи, которую называют обычно "Восточная столица", обрамленным на редкость красивой каймой, лежало изящное китайское кото, в курильнице необычайно тонкой работы дымились курения "джиджю", которых проникающий повсюду аромат приобретал особую изысканность, смешиваясь с витающими в воздухе курениями "эбико".
Разглядывая листки бумаги, явно не предназначавшиеся для постороннего взгляда, Гэнджи не мог не оценить удивительное благородство почерка. Госпожа Акаши писала простой и вместе с тем в высшей степени изящной скорописью, избегая изощренных или слишком сложных знаков. Очевидно, ее очень взволновал ответ маленькой госпожи: во всяком случае, она набросала на бумаге немало вспомнившихся ей трогательных старинных песен. Среди них попадались и ее собственные:
"Радостный миг!
Соловей, по веткам порхающий
Среди пышных цветов,
Сегодня вдруг заглянул
В родное свое ущелье...
Вот и дождалась…"
Увидев слова: "Когда бы мой дом…", Гэнджи понял, каким утешением было для госпожи Акаши письмо дочери, и лицо его осветилось радостной улыбкой. Только он обмакнул кисть, собираясь тоже что-нибудь написать, как вошла госпожа Акаши.
Она по-прежнему держалась скромно и почтительно. "Другой такой нет на свете!" - подумал Гэнджи, на нее глядя. Волосы волной падали до самого пола, красиво выделяясь на белом фоне, их мягкие истончившиеся концы сообщали ее облику какое-то особое очарование - словом, женщина была так мила, что Гэнджи решил остаться на эту ночь в ее покоях, хотя и не хотелось ему в первый же день года навлекать на себя упреки других дам.
Курильницы с благовониями и большая бадья с горячими углями для отопления.
В самом деле, многие обиделись, узнав, что господин министр - в который раз - отдал предпочтение госпоже Акаши. И наверняка особенно уязвленными почувствовали себя обитательницы Южных покоев.
На рассвете Гэнджи поспешил уйти. "Но ведь ночь совсем еще темна…" - печалилась женщина, сожалея о разлуке.
Служанка леди Акаши пропитывает ее платье благовониями над курильницей.
Книга Вторая, Глава 24 "Бабочки".
Гэнджи здесь 36 лет, он - Великий Министр при дворе императора Рэйзэй (который реально является сыном самого Гэнджи).
Жене Гэнджи, леди Мурасаки - 28 лет.
Государыня-супруга, упоминаемая в тексте - императрица Акиконому, жена императора Рэйзэй и воспитанница Гэнджи. Она является дочерью бывшей возлюбленной Гэнджи, леди Рокуджё, и наследного принца Зэмбо. Ей 27 лет.
Сын Гэнджи, Югири, - 15 лет.
Принц Хотару (Хёбукё), младший брат Гэнджи.
Тамаказура, приемная дочь Гэнджи (дочь его возлюбленной Югао и старого друга, брата жены Гэнджи).
"...Миновал Двадцатый день Третьей луны, а в Весеннем саду необыкновенно пышно цвели цветы, звонко пели птицы. "Возможно ли? - недоумевали обитательницы остальных покоев. - Ведь повсюду цветы уже отцвели…"
Понимая, как хочется молодым дамам поближе полюбоваться цветущими на холмах деревьями, зеленым покровом мха на Срединном острове, министр распорядился, чтобы, снарядив, спустили на воду китайские ладьи, давно уже построенные по его указанию.
Принц Гэнджи (справа) и принц Хотару на веранде Весенних покоев.
Китайские лодки с музыкантами.
В назначенный день решено было устроить "музицирование в ладьях", для чего пригласили музыкантов из Музыкальной палаты. В доме на Шестой линии собралось множество принцев крови и знатных сановников.
Знатные сановники двора на веранде. Крайний слева - Югири, сын Гэнджи.
Незадолго до этого дня в дом Великого министра переехала Государыня-супруга. "Вот и настало время ответить на песню о саде, тоскующем по далекой весне, которой Государыня когда-то бросила мне вызов", - подумала госпожа Весенних покоев.
За бамбуковой занавесью скрывается леди Мурасаки (госпожа Весенних покоев).
Министру же очень хотелось показать Государыне прекрасный цветущий сад, однако особе, столь высокое положение занимающей, невозможно было прийти сюда единственно для того, чтобы полюбоваться цветами… В конце концов, посадив в ладью особенно чувствительных молодых дам…
Дамы в лодке. Конечно, не надо думать, что в реальности их шлейфы полоскались в воде.
Южный пруд соединялся с прудом Весеннего сада, лишь несколько невысоких холмов служили меж ними границей. Обогнув их, дамы оказались в саду госпожи, молодые прислужницы которой уже собрались в восточном павильоне для рыбной ловли.
Ладьи, имеющие вид драконов и сказочных птиц Фынхуан, были роскошно убраны на китайский манер. У шестов сидели мальчики в китайских платьях, с закрученными над ушами жгутами волос.
Мальчик-гребец на лодке с птицей Фыхуан.
Когда прислужницы Государыни выплыли на середину пруда, их взорам открылся сад, настолько поразивший их необычной, поистине удивительной красотой, что им показалось, будто они заплыли в какую-то неведомую страну. Они остановили ладьи у скалы в небольшом заливе Срединного острова, где даже простые камни были достойны кисти художника.
По сторонам сквозь легкую дымку проглядывали ветки деревьев - словно парчовые занавеси повесили по берегам пруда. Далеко впереди смутно угадывался Весенний сад, где зеленеющие ивы клонили ветви к земле, а яркие цветы источали невыразимо сладостное благоухание. Даже вишни, которые повсюду уже отцвели, здесь горделиво сияли, украшенные прекрасными цветами, а обвивающие галереи глицинии густо лиловели. Особенно же хороши были керрии - их пышные ветки нависали над прудом, отражаясь в воде. Водяные птицы резвились, держась дружными парами, мимо пролетали уточки-мандаринки с прутиками в клювах, словно вышитые на "узорчатом шелке" волн. Так и хотелось запечатлеть все это хотя бы на картине.
Еще лодка с музыкантами.
До темноты любовались дамы этим удивительным садом - в самом деле, можно было смотреть на него, пока не сгниет топорище…
Ветер подует,
И на волнах лепестки
Засветятся ярко.
Вот же он, перед нами,
Прославленный мыс Керрий!
Этот весенний пруд,
Быть может, сливается где-то
С рекою Ида?
Сверканьем прибрежных керрий
Полон до самого дна…
Право, не стоит
К Черепашьей горе стремиться.
Лучше в этих ладьях
По пруду катаясь, бессмертьем
Увенчаем свои имена…
В ярких лучах
Весеннего солнца купаясь,
Уплывает ладья,
Падают капли с шеста,
По воде рассыпаясь цветами…
Такими и другими столь же незначительными песнями обмениваясь, они совершенно забыли о том, что впереди, о доме, куда им предстояло вернуться… Но разве удивительно, что они так увлеклись? Водная гладь в самом деле была прекрасна.
Когда спустились сумерки, ладьи под мелодичные звуки "Желтой кабарги" подплыли к павильону для рыбной ловли, и дамы нехотя вышли на берег.
В павильоне, убранном с изящной простотой, собрались молодые прислужницы. Их яркие наряды - а они не пожалели усилий, чтобы затмить друг друга, - представляли собо й изумительное зрелище, по красочности не уступающее затканной цветами парче.
Одна за другой звучали необычные, редкие мелодии. К выбору танцоров министр отнесся с особенным вниманием, и теперь, призвав на помощь все свое мастерство, они услаждали взоры собравшихся.
Скоро совсем стемнело, но поскольку гостям не хотелось расходиться, в саду перед Весенними покоями зажгли фонари и разместили музыкантов перед главной лестницей, там, где зеленел прекрасный мох.
Принцы крови и высшие сановники устроились на галерее, каждый со своим любимым инструментом. Музыканты - а надо сказать, что министр пригласил лучших из лучших, - заиграли на флейтах в тональности "соджё". К ним тут же присоединились разнообразные кото, и зазвучала яркая, выразительная мелодия. Когда исполняли "Благословенье", даже самые невежественные простолюдины почувствовали вдруг, что стоит все-таки жить в этом мире, и, протиснувшись между плотно стоявшими у ворот лошадьми и каретами, внимательно слушали, а лица их озарялись улыбками.
Дамы наблюдают за праздником из своих покоев.
Вряд ли кто-нибудь не согласился бы с тем, что в весеннем саду все кажется особенно прекрасным - и небо, и звуки музыки, и весенние мелодии.
Инструменты. Лежат два кото, справа стоит лютня бива. На заднем плане видно постели дам с занавесями по периметру.
Девочки из свиты императрицы Акиконому. Обратите внимание (кому это интересно): прическа и верхнее платье не такие, как носят взрослые дамы.
Еще одна девочка.
Так они развлекались всю ночь до рассвета. Сменив тональность, исполнили пьесу "Радуюсь весне", затем принц Хотару своим красивым голосом запел "Зеленую иву". Ему подпевал сам хозяин".
"...Сияние весны и прежде осеняло просторный дом Великого министра, однако до сих пор не было в нем особы, способной воспламенять сердца, - обстоятельство, досадовавшее многих. Но недавно по миру разнесся слух о достоинствах юной госпожи из Западного флигеля, о том внимании, каким окружена она в доме на Шестой линии, и что же? Как и предполагал Гэнджи, нашлось немало людей, которые устремили к ней свои думы. Одни, самодовольно помышляя: "Уж лучше меня им не найти!", не упускали случая намекнуть на свои намерения, а то и открыто заявляли о них. Другие, не смея обнаружить свои "чувства-делания", сгорали от тайной страсти. Среди поклонников девушки оказался и сын министра Двора, разумеется и не подозревавший о том, что на самом деле…
Юная госпожа из Западного флигеля пленила воображение и принца Хотару, который, лишившись супруги, вот уже три года жил в одиночестве.
От многих получала она любовные письма, но министр не торопился с выбором. Иной раз - уж не потому ли, что чувства, которые она ему внушала, были весьма далеки от родительских, - у него возникала мысль: а не сообщить ли о ней ее настоящему отцу?..
Тамаказура (она же - юная госпожа из Западного флигеля, справа) и ее служанка, доставившая очередную порцию писем от поклонников.
Подошла пора Смены одежд, обновленное убранство покоев радовало взоры чистотой и свежестью, даже небо качалось каким-то особенно ясным. Живя тихой, размеренной жизнью, министр отдавал весь свой досуг развлечениям. Довольный тем, что сбылись его надежды и поток любовных посланий захлестывал Западный флигель, он нередко заходил туда и, читая присланные девушке письма, отбирал те, которые, по его мнению, заслуживали ответа. Однако девушка, с трудом скрывая смущение, не выказывала никакого желания отвечать. Как-то, заметив письма принца Хёбукё, полные несколько, пожалуй, преждевременных жалоб и упреков, Гэнджи удовлетворенно улыбнулся.
Гэнджи разбирает письма Тамаказуры.
- Ни с кем из своих многочисленных братьев я не был так близок в детстве, как с принцем Хёбукё, - сказал он. - У нас не было тайн друг от друга. Только свои увлечения он старательно скрывал от меня. Забавно и трогательно видеть, что и теперь, будучи в столь преклонном возрасте, он не утратил юношеской пылкости чувств. Вам следует ответить ему. Трудно представить себе более достойного собеседника для женщины, хоть в какой-то мере наделенной внутренним благородством. Право, я не знаю человека, способного так тонко чувствовать.
Гэнджи.
Министр нарочно выделял те достоинства принца, которые могли произвести впечатление на молодую особу, но девушка была слишком смущена.
Тамаказура и письма от поклонников.
Тогда, призвав Укон, он сказал:
- Прошу вас, отбирайте самые достойные письма и следите, чтобы госпожа на них отвечала. Я не верю в благонравие нынешних любезников, но далеко не всегда ответственность за их поступки ложится только на них. Когда-то я и сам обижался, не получая ответов, обвинял женщин в нечуткости, возмущался их непонятливостью, а ежели не отвечала особа невысокого звания, считал ее поведение неоправданно дерзким. Кроме того, мне хорошо известно, что, когда женщина нарочно, словно желая выказать мужчине пренебрежение, не отвечает даже на самые обычные, ни к чему не обязывающие послания, касающиеся цветка или бабочки, это в большинстве случаев, напротив, распаляет его воображение. Может, конечно, статься, что он быстро забудет ее и ей не в чем будет себя упрекнуть, но все же она подвергает себя большой опасности. Впрочем, сразу же откликаться на письма тоже не следует, ибо это может иметь весьма неприятные последствия. Нехорошо, когда женщина забывает о приличиях и, повинуясь случайной прихоти, спешит показать, сколь тонок ее ум, - это может обернуться для нее несчастьем..."
Укон с очередным письмом.
И еще немного картинок быта благородных дам.
Придворные дамы в своих покоях.
Одна "отстегивает" накладные пряди волос.
Если свои волосы редели с возрастом (или были от рождения недостаточно длинными и густыми) их объем и длину увеличивали накладными прядями.
Другая лакомится "мороженым" - колотым льдом с сиропом. Лед с зимы запасали в специальных "холодильниках" - неглубоких пещерах или расселинах в скалах, термоизолированных от окружающей атмосферы. Такие холодильники позволяли сохранять лед вплоть до конца лета. Понятно, доступно такое "мороженое" было только верхушке общества.
Две другие дамы развлекаются на досуге играми.
Слева на переднем плане - китайские карты с фрагментами иероглифов. Комбинацией фрагментов надо было складывать целые.
Играют в "сугороку", японские нарды.
Вот так примерно и жили...