Цензура в США
Кадр из фильма “Месье Верду”
В книге “Моя удивительная жизнь” знаменитый британский актер Чарли Чаплин поведал о некоторых прелестях американской цензуры.
В 1940-х Чаплин снимал фильм “Месье Верду”.
Он представил сценарий фильма на цензуру в офис Джозефа Брина, и цензоры наложили запрет на его новую картину.
Что такое Офис Брина? Это отделение “Национального легиона приличия”, организации, созданной Ассоциацией кинематографистов. (Об этом легионе, судя по всему, стоит написать отдельно).
Фильм запретили на том основании, что в нем повествуется о человеке, который целенаправленно совершает преступления с целью завладеть имуществом женщин посредством фиктивных браков. Эта сторона фильма, по версии цензоров, рассказывает “о порочной сексуальной направленности, которая выглядит дурно и вызывающе”.
Например, цензоры требовали заменить фразу “иди же в постель” на “иди спать”. Цензоры заявили, что сцену следует поставить так, чтобы у зрителей не возникло подозрений будто персонажи - в данном случае, Верду и Лидия - будут предаваться любовным утехам, используя привилегии женатой пары. Также потребовали заменить реплику “бесстыжая луна” и изменить сцену, когда Верду выходит утром из спальни и что-то напевает.
В другой сцене, вызвавшей недовольство цензоров, Верду ведет диалог с девушкой, которую он повстречал поздно вечером на улице. Цензоры заявили, что, по их мнению, девушка похожа на проститутку, а это, по их версии, неприемлемо.
Один из персонажей - девушка - встречалась с крупным бизнесменом, владельцем военных заводов. Цензор потребовал уточнить, “что владелец военных заводов является женихом девушки, что поможет избежать впечатления, что девушка находится на содержании”.
А если девушка была именно на содержании у владельца военных заводов, что тоже вполне вероятно и реалистично, тогда что? Фильм показывать нельзя. Действительность обязательно должна быть приукрашена, считали американские цензоры.
Среди замечаний были такие:
“Нет необходимости в вульгарном подчеркивании “необычных изгибов спереди и сзади” при описании женщины среднего возраста”.
“Ни в костюмах, ни в танце девушек из шоу не должно быть ничего непристойного. Не следует показывать ноги выше колена”.
Это в какой стране происходило? В цитадели прав и свободы или в унылом совке?
“Шутка “почесать заднее место” абсолютна неприемлема”.
Цензоры заявили, что нельзя показывать и даже намекать на то, что в ванной комнате имеется унитаз. Потребовали заменить слово “сладострастный” в речи Верду на другое.
Чаплину довелось и лично встретиться с цензорами. Он отправился в офис Брина. Помимо самого Брина на встрече присутствовал и его помощник.
Далее Чаплин передает разговор.
Помощник начал с вопроса:
- Что вы имеете против католической церкви?
- А почему вы меня об этом спрашиваете? - ответил Чаплин.
- Смотрите, - помощник Брина швырнул на стол копию сценария и стал переворачивать страницы. - Вот сцена в камере заключенного, где преступник Верду говорит священнику: “Чем могу быть вам полезен, мой добрый человек?”
- А что, разве он не добрый человек?
- Это звучит пренебрежительно, - заявил цензор. Он потребовал, чтобы священника не называли “добрый человек”.
- Я не вижу ничего пренебрежительного в словах “добрый человек“, - ответил я.
- Вы не должны называть священника “добрым человеком“, вы должны называть его “отец“.
- Очень хорошо, будем называть его “отец“.
- И вот эта строчка, - он указал пальцем на другую страницу. - Вот здесь у вас священник говорит: “Я пришел просить вас примириться с Господом нашим“. Верду ему отвечает: “Я и не ссорился с Богом, а вот с людьми проблемы были“. Это все как шутка звучит, а так быть не должно.
- У вас есть полное право настаивать на своем мнении, - ответил я, - но и у меня есть право настаивать на своем.
- А вот это, - он перебил меня и принялся читать: - “Священник говорит: “Не чувствуете ли вы раскаяния за грехи свои?” А Верду отвечает: “А кто знает, что такое грех рождения в раю от падшего ангела, кто объяснит его таинственное назначение?”.
- Я считаю, что грех - это такая же тайна, как и добродетель, - сказал я.
- Здесь слишком много псевдофилософии, - пренебрежительно отреагировал молодой человек. - А потом вот тут у вас Верду смотрит на священника и говорит: “А что бы вы делали, если бы не было греха? “
- Я согласен, эта реплика, может, и звучит немного двусмысленно, но, в конце концов, это то, что называется ироничным юмором, слова вовсе не направлены на то, чтобы унизить священника.
- Но ваш Верду постоянно находит, что ответить святому отцу.
- А что, вы хотели, чтобы роль священника тоже оказалась комической?
- Конечно нет, но почему он никак не может дать отпор преступнику?
- Послушайте, преступник знает, что скоро умрет, и пытается уйти из жизни с бравадой. Священник же преисполнен чувства собственного достоинства и отвечает в полном соответствии со своим долгом. Ну, если хотите, я подумаю о том, что он может ответить Верду.
- И вот эта строка тоже: ”Да смилуется Господь над душой твоей”, - говорит священник“. А что ему отвечает ваш Верду? “А почему бы и нет? В конце концов, все ему и принадлежит“.
- А здесь-то что не так? - спросил я.
- “А почему бы и нет? “ - коротко произнес мой цензор. - Так со священниками не разговаривают.
- Эта строка звучит вне разговора, вы увидите это в фильме и поймете.
- Вы начинаете спор со всем обществом и с государством.
- Ну, в конце концов, ни государство, ни общество не настолько праведны, как святой Симон, и никто еще не запрещал критику и того и другого, разве не так?
Наконец после еще нескольких мелких исправлений сценарий был согласован…
Когда фильм был закончен, я показал его двадцати или тридцати членам «Легиона приличия», представителям цензуры и членам различных религиозных конфессий и групп. Я никогда в жизни не чувствовал себя таким одиноким, как во время этого показа. Когда фильм закончился, Брин повернулся к остальным.
- Я думаю, с фильмом все в порядке… Можно показывать! - коротко сказал он.
В воздухе повисла пауза, а потом кто-то сказал:
- Да, и с моей точки зрения, все в порядке, все нормы соблюдены.
Остальные предпочли отмолчаться.
Иронично посмотрев на сидевших, Брин обвел зал рукой:
- Ну что, все хорошо. Выпускаем?
Кто-то что-то робко ответил, кто-то просто кивнул. Брин, предвосхищая возможные возражения, похлопал меня по спине и сказал:
- Ну что же, Чарли, запускайте, то есть печатайте копии и начинайте прокат своего хорошего фильма.
Я был немного растерян из-за того, что фильм пропустили, ведь в самом начале они намеревались запретить мне снимать его. Такой лояльный настрой вызвал у меня множество подозрений. А вдруг они решили воспользоваться другими методами для борьбы со мной?..”
Человеку с нормальной психикой и логическим мышлением крайне трудно понять содержание претензий к картине Чаплина. Но очевидно, американские цензоры пытались доказать способность человеческого разума действовать против логики и здравого смысла.