просто сок земляники
Если говорить о Стругацких, обоих, Аркадии и Борисе - то, пожалуй, "Понедельник начинается в субботу" был для меня тем, чем для последующего поколения - "Гарри Поттер". То есть - волшебный мир с возможностью как-то туда попасть (чем Хогвартс-экспресс хуже "что ты встал, заводи машину" в подворотне в Соловце?), с возможностью как-то себя туда вписать (вместо курсов Когтеврана и Слизерина - лаборанты, практиканты, да те же всегда-нужные-программисты), с героями, на которых смотришь восхищенно (Кристобаль Хозевич Хунта - это вам не фунт изюму! даже грубый Корнеев...). Продолжения придумывались, вариации, развитие в современности - суперкомпьютеры вместо старины Алдана. Поэтому, в общем, я не удивляюсь периодически встречающимся скрещиваниям "Понедельника" и "ГП"; оно в чем-то само напрашивается. Только "Понедельник", пожалуй, менее эгоистичен: не выиграть кубок только для своего факультета - а просто работать. Ради всех и для всех. Даже в новогоднюю ночь.
И еще - первая утопия, в которую веришь, светлый и радостный мир без подтекстов и подначек. К изначальному жанру отношение всегда было скептическое - "и самый последний землепашец имел не менее трех рабов", ага. Прочие были... странными.
Утопический "Город" Саймака с его разумными псами и полной гармонией природы с природой же вызывал дрожь по хребту своей беззащитностью: псы не умели убивать, не могли убить даже блоху или муравья - и перед внешней угрозой оказались бы (и оказались в итоге) абсолютно беззащитны. Псы отступили в параллельное пространство, пожертвовав родиной человечества. А если отступать было бы некуда?
"Возвращение со звезд" Лема было примерно таким же - всеобщая "бетризация"-стерилизация-убирание-агрессии, и в итоге вернувшиеся в, казалось бы, идеальный мир космонавты не могли найти себе там места.
А вот двадцать второй век Стругацких - да. В него верилось. Даже все эти упоминавшиеся между строчек коммунары, социализм и прочее (а на дворе стояли девяностые годы, и даже в дошкольном возрасте я знала, что Ленин из толстой оранжевой книжки шестидесятых совсем не такой, как на самом деле) - в них тоже верилось. Пускай. Пускай - тахорги, и простые полеты к другим планетам... излучатели на трех экваториальных спутниках... пускай. Эти люди хотели добра и были добрыми. И старались - как могли.
Потом, конечно, было остальное - та же "Алиса" Булычева, с тигрокрысами и космическими пиратами, оставаясь практически утопией, была для ребенка (которым я, пожалуй, и сейчас остаюсь) намного интереснее. Там пираты и приключения были доступны всем, а не только продвинутым взрослым и не только с разрешения какой-нибудь Комиссии Пяти Галактик и Восемнадцати Разумных Рас - перед высадкой, контактом и перестрелкой... Но все-таки, все-таки.
Вот про ушедшую эпоху говорить не буду. Она не уходит никуда, делить ее стоит либо на несоизмеримо мелкие отрезки - для каждого свои, либо не делить вообще, зачем заниматься подобными странными глупостями? Время - оно другое. А книги, память о них и впечатления от них - они все равно остаются. Это главное. Правда?
"- Постарайтесь понять, Александр Иванович, что не существует единственного для всех будущего. Их много, и каждый поступок творит какое-нибудь из них. Вы это поймете, - сказал он убедительно. - Вы это обязательно поймете.
Позже я действительно это понял.
Но это уже совсем-совсем другая история."
И еще - первая утопия, в которую веришь, светлый и радостный мир без подтекстов и подначек. К изначальному жанру отношение всегда было скептическое - "и самый последний землепашец имел не менее трех рабов", ага. Прочие были... странными.
Утопический "Город" Саймака с его разумными псами и полной гармонией природы с природой же вызывал дрожь по хребту своей беззащитностью: псы не умели убивать, не могли убить даже блоху или муравья - и перед внешней угрозой оказались бы (и оказались в итоге) абсолютно беззащитны. Псы отступили в параллельное пространство, пожертвовав родиной человечества. А если отступать было бы некуда?
"Возвращение со звезд" Лема было примерно таким же - всеобщая "бетризация"-стерилизация-убирание-агрессии, и в итоге вернувшиеся в, казалось бы, идеальный мир космонавты не могли найти себе там места.
А вот двадцать второй век Стругацких - да. В него верилось. Даже все эти упоминавшиеся между строчек коммунары, социализм и прочее (а на дворе стояли девяностые годы, и даже в дошкольном возрасте я знала, что Ленин из толстой оранжевой книжки шестидесятых совсем не такой, как на самом деле) - в них тоже верилось. Пускай. Пускай - тахорги, и простые полеты к другим планетам... излучатели на трех экваториальных спутниках... пускай. Эти люди хотели добра и были добрыми. И старались - как могли.
Потом, конечно, было остальное - та же "Алиса" Булычева, с тигрокрысами и космическими пиратами, оставаясь практически утопией, была для ребенка (которым я, пожалуй, и сейчас остаюсь) намного интереснее. Там пираты и приключения были доступны всем, а не только продвинутым взрослым и не только с разрешения какой-нибудь Комиссии Пяти Галактик и Восемнадцати Разумных Рас - перед высадкой, контактом и перестрелкой... Но все-таки, все-таки.
Вот про ушедшую эпоху говорить не буду. Она не уходит никуда, делить ее стоит либо на несоизмеримо мелкие отрезки - для каждого свои, либо не делить вообще, зачем заниматься подобными странными глупостями? Время - оно другое. А книги, память о них и впечатления от них - они все равно остаются. Это главное. Правда?
"- Постарайтесь понять, Александр Иванович, что не существует единственного для всех будущего. Их много, и каждый поступок творит какое-нибудь из них. Вы это поймете, - сказал он убедительно. - Вы это обязательно поймете.
Позже я действительно это понял.
Но это уже совсем-совсем другая история."