Война двенадцатого года и попытки освободиться
… В России 1812 г. было немало людей, думавших о возможности освободиться от крепостного ига, удачную возможность для этого предоставляла война. В 1812 г. крепостное крестьянство составляло около 44% населения Империи (23 млн. человек), условия жизни большинства крепостных были чудовищными как в материальном, так и в моральном отношении.
В последнее время в историографии активно замалчивают реалии крепостного права, всячески стараясь его приукрасить. Наиболее подробно и точно жизнь крепостных начала XIX в. описана в воспоминаниях А.В. Никитенко, его дополняют мемуары хирурга Ф. Мерсье, проведшего два года в русском плену. Абсолютное большинство российских помещиков были мелкопоместными и владели, как правило, несколькими десятками крестьян, а для того, чтобы жить «прилично званию», им требовались сотни, а то и тысячи рублей в год. Зная размеры заработка крестьян (см. выше), нетрудно подсчитать, что большую часть заработанных денег крепостной отдавал помещику, который высасывал из него все соки.
Добавьте к этому грабеж управляющих имениями, которых фактически никто не контролировал, притеснения со стороны богатых крестьян и т. д. Для думающих людей, таких, каким был отец А.В. Никитенко, самым ужасным в их положении было совершенное бесправие и сопряженные с ним страшные унижения, которым этот благородный человек подвергался до самой смерти. О размахе зверств помещиков по отношению к крепостным дает представление следующая цифра: только за 1834 - 45 гг. за жестокое обращение с крестьянами к суду было привлечено 2838 помещиков, из них осуждено 630. При этом абсолютное большинство преступлений помещиков оставались безнаказанными.
По подсчетам историков, только за 1796-1825 гг. в России произошло более 1200 крупных крестьянских выступлений, эти цифры далеко не полные. С 1961 г. считается, что в 1812 г. было 60-67 антикрепостнических восстаний, цифра эта сильно занижена и нуждается в уточнении. Здесь почти совсем не учтены сведения о восстаниях на оккупированных территориях, которые в наибольшей степени были затронуты антикрепостническим движением. Как отмечают современники, в частности бригадный генерал Великой армии Дедем де Гельдер, интендант Витебской провинции А. Пасторе (чиновник французской оккупационной администрации), действовавший в тылу французов партизан А.Х. Бенкендорф, вся Белоруссия (территории Витебской, Минской и Могилевской губерний) была охвачена антикрепостническим пожаром, крестьяне здесь взбунтовались против своих помещиков повсеместно.
Иногда антикрепостнические восстания случались «не без подстрекательств со стороны неприятеля», как, например, крупное восстание в имении Барышниковых Дорогобужского уезда.
Воины Великой армии были шокированы нищетой и забитостью российского населения, генерал Ж. Д. Компан писал, что свиньи во Франции живут лучше и чище белорусских крепостных. А. Пасторе писал о том, что «грустно наблюдать эту иерархию рабства, это постепенное вырождение человека на общественной лестнице», местных польских помещиков он определил как «жадных паразитов и корыстолюбивых льстецов». О крайней забитости крепостных свидетельствует случай, произошедший летом 1812 г., описанный А.Х. Бенкендорфом: после освобождения деревни, принадлежавшей княгине Голицыной, «один из крестьян, обратившись от имени всех, просил позволения утопить одну из женщин деревни». Оказалась, что она указала мародёрам место, где было спрятано добро госпожи, несчастную женщину долго секли, и она была очень больна от этого, но, как сказал крестьянин, «разве это может оправдать нарушение интересов нашей госпожи?». Бенкендорф предположил, что крестьяне очень любят свою госпожу, и с изумлением узнал, что они ее ненавидят.
Вот до какого состояния были доведены люди. А.В. Никитенко с грустью отмечал, что большинство крепостных жили тогда исключительно интересами своих господ и более ничем. От таких людей трудно ожидать патриотического чувства в современном его понимании.
Ненависть к дворянам продолжала тлеть в народной среде, со времен пугачевщины в 1812 г. прошло всего 37 лет. Сами дворяне инстинктивно чувствовали эту ненависть и боялись ее чрезвычайно. Числом восстаний нельзя оценить размах антикрепостнических настроений в 1812 г., из мемуаров видно, что надежда на волю от Бонапарта была чрезвычайно распространена. Мемуарист из московского простонародья собственными ушами слышал от подмосковных крестьян, которым баре приказывали заготовить лошадей: «Как же! Станем мы лошадей готовить про господское добро. Придет Бонапарт, нам волю даст, а господ мы более знать не хотим!», лишь убедившись, что французы грабят, а воли не дают, эти крестьяне ушли в лес
Бывшая крепостная А.А. Сазонова вспоминала, что «народ очень на господ роптал», москвич Г.Я. Козловский, переживший оккупацию Москвы, утверждал, что он боялся русских мужиков гораздо более французов. Д.М. Волконский в своём дневнике 10 сентября 1812 г. с ужасом отметил, что народ уже готов к волнению. Маршал Л.Г. Сен-Сир был совершенно прав, когда писал, что война 1812 г. продемонстрировала внутреннюю слабость России, просто французы ею не воспользовались…
В отечественной историографии часто повторяют миф о том, что в 1812 г. народ с радостью шел в армию. Основан он на воспоминаниях представителей дворянства. Приведем ценнейшее свидетельство из дневника ростовского чиновника М.И. Маракуева, запись от 12 июля 1812 г.: император Александр приехал в Кремль, собралось огромное количество народа, вдруг распространился слух о том, что прикажут «запереть все ворота и брать каждого силой в солдаты. Едва эта молва промчалась, как чернь ринулась вон и в несколько минут Кремль опустел. Из Кремля разнеслось эхо по всей Москве и множество черного народа из нее разбежалось». Это произошло в присутствии самого императора! На следующий день за Москвой он встретил толпы мужиков, бежавших из столицы. Они спрашивали его, не берут ли в Москве в солдаты.
П. Назаров, призванный в армию в сентябре 1812 г., писал, что никто из его деревни служить не хотел. Во время войны власти неоднократно успокаивали ополченцев, подтверждая, что они служат в армии лишь временно. Война рано или поздно заканчивается, а служить придется 25 лет, если тебя не убьют, ты будешь инвалидом, скорее всего без пенсии. П. Назаров за 25 лет службы и несколько тяжёлых ранений получал пенсию 20 руб. в год, этого едва хватало на пропитание.
Вот что говорили сами солдаты о своих проблемах (из воспоминаний Д.И. Завалишина): «Истину говорю, что даже после 14 декабря солдаты тех полков и отрядов, где не было членов общества и не были, следовательно, им объяснены цели переворота, вступали охотно с нами в разговоры... рассуждая о двойной присяге Константину и Николаю, постоянно говорили нам одно и то же: «Нам всё равно было, что тот, что другой. Вот если бы, господа, вы нам тогда сказали, что будет сбавка службы, да не будут загонять в гроб палками, да по отставке не будешь ходить с сумой, да детей не будут бесповоротно брать в солдаты, ну за это бы и мы пошли».
Только за 1815-1825 гг. в русской армии произошло 15 восстаний.
Л.И.Агронов.
Восприятие событий Отечественной войны 1812 г. российским простонародьем.
via
wsf1917
В последнее время в историографии активно замалчивают реалии крепостного права, всячески стараясь его приукрасить. Наиболее подробно и точно жизнь крепостных начала XIX в. описана в воспоминаниях А.В. Никитенко, его дополняют мемуары хирурга Ф. Мерсье, проведшего два года в русском плену. Абсолютное большинство российских помещиков были мелкопоместными и владели, как правило, несколькими десятками крестьян, а для того, чтобы жить «прилично званию», им требовались сотни, а то и тысячи рублей в год. Зная размеры заработка крестьян (см. выше), нетрудно подсчитать, что большую часть заработанных денег крепостной отдавал помещику, который высасывал из него все соки.
Добавьте к этому грабеж управляющих имениями, которых фактически никто не контролировал, притеснения со стороны богатых крестьян и т. д. Для думающих людей, таких, каким был отец А.В. Никитенко, самым ужасным в их положении было совершенное бесправие и сопряженные с ним страшные унижения, которым этот благородный человек подвергался до самой смерти. О размахе зверств помещиков по отношению к крепостным дает представление следующая цифра: только за 1834 - 45 гг. за жестокое обращение с крестьянами к суду было привлечено 2838 помещиков, из них осуждено 630. При этом абсолютное большинство преступлений помещиков оставались безнаказанными.
По подсчетам историков, только за 1796-1825 гг. в России произошло более 1200 крупных крестьянских выступлений, эти цифры далеко не полные. С 1961 г. считается, что в 1812 г. было 60-67 антикрепостнических восстаний, цифра эта сильно занижена и нуждается в уточнении. Здесь почти совсем не учтены сведения о восстаниях на оккупированных территориях, которые в наибольшей степени были затронуты антикрепостническим движением. Как отмечают современники, в частности бригадный генерал Великой армии Дедем де Гельдер, интендант Витебской провинции А. Пасторе (чиновник французской оккупационной администрации), действовавший в тылу французов партизан А.Х. Бенкендорф, вся Белоруссия (территории Витебской, Минской и Могилевской губерний) была охвачена антикрепостническим пожаром, крестьяне здесь взбунтовались против своих помещиков повсеместно.
Иногда антикрепостнические восстания случались «не без подстрекательств со стороны неприятеля», как, например, крупное восстание в имении Барышниковых Дорогобужского уезда.
Воины Великой армии были шокированы нищетой и забитостью российского населения, генерал Ж. Д. Компан писал, что свиньи во Франции живут лучше и чище белорусских крепостных. А. Пасторе писал о том, что «грустно наблюдать эту иерархию рабства, это постепенное вырождение человека на общественной лестнице», местных польских помещиков он определил как «жадных паразитов и корыстолюбивых льстецов». О крайней забитости крепостных свидетельствует случай, произошедший летом 1812 г., описанный А.Х. Бенкендорфом: после освобождения деревни, принадлежавшей княгине Голицыной, «один из крестьян, обратившись от имени всех, просил позволения утопить одну из женщин деревни». Оказалась, что она указала мародёрам место, где было спрятано добро госпожи, несчастную женщину долго секли, и она была очень больна от этого, но, как сказал крестьянин, «разве это может оправдать нарушение интересов нашей госпожи?». Бенкендорф предположил, что крестьяне очень любят свою госпожу, и с изумлением узнал, что они ее ненавидят.
Вот до какого состояния были доведены люди. А.В. Никитенко с грустью отмечал, что большинство крепостных жили тогда исключительно интересами своих господ и более ничем. От таких людей трудно ожидать патриотического чувства в современном его понимании.
Ненависть к дворянам продолжала тлеть в народной среде, со времен пугачевщины в 1812 г. прошло всего 37 лет. Сами дворяне инстинктивно чувствовали эту ненависть и боялись ее чрезвычайно. Числом восстаний нельзя оценить размах антикрепостнических настроений в 1812 г., из мемуаров видно, что надежда на волю от Бонапарта была чрезвычайно распространена. Мемуарист из московского простонародья собственными ушами слышал от подмосковных крестьян, которым баре приказывали заготовить лошадей: «Как же! Станем мы лошадей готовить про господское добро. Придет Бонапарт, нам волю даст, а господ мы более знать не хотим!», лишь убедившись, что французы грабят, а воли не дают, эти крестьяне ушли в лес
Бывшая крепостная А.А. Сазонова вспоминала, что «народ очень на господ роптал», москвич Г.Я. Козловский, переживший оккупацию Москвы, утверждал, что он боялся русских мужиков гораздо более французов. Д.М. Волконский в своём дневнике 10 сентября 1812 г. с ужасом отметил, что народ уже готов к волнению. Маршал Л.Г. Сен-Сир был совершенно прав, когда писал, что война 1812 г. продемонстрировала внутреннюю слабость России, просто французы ею не воспользовались…
В отечественной историографии часто повторяют миф о том, что в 1812 г. народ с радостью шел в армию. Основан он на воспоминаниях представителей дворянства. Приведем ценнейшее свидетельство из дневника ростовского чиновника М.И. Маракуева, запись от 12 июля 1812 г.: император Александр приехал в Кремль, собралось огромное количество народа, вдруг распространился слух о том, что прикажут «запереть все ворота и брать каждого силой в солдаты. Едва эта молва промчалась, как чернь ринулась вон и в несколько минут Кремль опустел. Из Кремля разнеслось эхо по всей Москве и множество черного народа из нее разбежалось». Это произошло в присутствии самого императора! На следующий день за Москвой он встретил толпы мужиков, бежавших из столицы. Они спрашивали его, не берут ли в Москве в солдаты.
П. Назаров, призванный в армию в сентябре 1812 г., писал, что никто из его деревни служить не хотел. Во время войны власти неоднократно успокаивали ополченцев, подтверждая, что они служат в армии лишь временно. Война рано или поздно заканчивается, а служить придется 25 лет, если тебя не убьют, ты будешь инвалидом, скорее всего без пенсии. П. Назаров за 25 лет службы и несколько тяжёлых ранений получал пенсию 20 руб. в год, этого едва хватало на пропитание.
Вот что говорили сами солдаты о своих проблемах (из воспоминаний Д.И. Завалишина): «Истину говорю, что даже после 14 декабря солдаты тех полков и отрядов, где не было членов общества и не были, следовательно, им объяснены цели переворота, вступали охотно с нами в разговоры... рассуждая о двойной присяге Константину и Николаю, постоянно говорили нам одно и то же: «Нам всё равно было, что тот, что другой. Вот если бы, господа, вы нам тогда сказали, что будет сбавка службы, да не будут загонять в гроб палками, да по отставке не будешь ходить с сумой, да детей не будут бесповоротно брать в солдаты, ну за это бы и мы пошли».
Только за 1815-1825 гг. в русской армии произошло 15 восстаний.
Л.И.Агронов.
Восприятие событий Отечественной войны 1812 г. российским простонародьем.
via
wsf1917