С Днём Сепаратиста!
в связи с датой caliban_upon накопал массу интересного (точней, вспомнил; в советское время это было общеизвестно)
===============================================================================
Американская революция и "классический республиканизм"
Американская революция, как образно выразился Маркс, звучала погребальным набатом для монархий Старого света. Влияние её, а также её знаменитой предшественницы, Английской революции, на ВФР и национально-освободительные, буржуазные революции Нового света, в бывших колониальных владениях Испании и Португалии, было огромным. В ряде случаев (Том Пейн) это влияние прослеживается даже на уровне персоналий, что отлично дополняет и подтверждает тезис о том, что «революциям тесно в своих национальных оболочках, и они стремятся перешагнуть через прочерченные на картах границы».
Как и любая революция, Американская, породила большое количество мифов, в больше степени утверждавшихся в качестве пропагандистских клише, рассчитанных скорее на «охмурение» своей и иностранной публики, но развеянных своей же национальной историографией. Несмотря на то, что история революции писалась во многом со стороны победителей, буржуазии, - она не могла обойтись без мощного участия низов, далеко не всегда выполнявших и разделявших вместе с отцами-основателями буржуазные «пожелания» классического либерализма: безусловной защиты частной собственности, представительная демократия, разделение властей и другие.
Именно этим особенностям революции, что только и позволили ей совершить небывалое: первыми в истории не просто сбросить ярмо колониальной эксплуатации и выкорчевать последние остатки феодальных отношений, завезенных в колонии ещё в 17-м веке, но и оказать судьбоносное влияние на всю историю Европы. Безусловно, это «мессианская очевидность» ещё не раз сыграет свою роль в истории США, захватив умы их истеблишмента она будет способствовать перекраиванию карты мира и экспансии капитализма в другие регионы мира, строя новую глобальную экономику и активно способствуя американскому империализму.
В отличие от своей метрополии, основная масса населения колоний - до 90%, - была фермерами. Правда, стоит отметить, что фермерством занимались и купцы, и ремесленники, а также то, что немалая часть плантаторов совершенно искренне считала себя именно «фермерами». В последнем случае стоит отметить, что в условиях колониального господства Англии, большинство этих плантаторов по уровню своих доходов не превышали английского джентри средней руки, что не слишком сильно выделяло их на фоне остальных сель-хоз производителей. К этому стоит добавить диверсификацию сельскохозяйственного производства тогдашних колоний: времена, когда Юг выращивал исключительно хлопок, который к началу 60-х годов 19-го века станет основной экспортной культурой страны, обусловившей господство южной олигархии, были впереди, а пока что разные колонии славились разным: табаком, пшеницей, лесозаготовками, выращиванием фруктов и другими «колониальными товарами», среди которых был и хлопок, конечно же.
В силу размещения основной массы товаропроизводителей в сельской местности, города были слабо развиты, а торгово-ростовщическая и мануфактурная буржуазия, с одной стороны, и зарождавшийся пролетариат, с другой, представляли собой меньшинство. И если первое было влиятельным, но вынужденно должно было положиться на фермерскую верхушку, активно заканчивающую колледжи, столько активно учереждавшимися многочисленными христианскими, протестантскими деноминациями, второе ещё скорее не сильно выделялось на фоне ремесленников, которые либо имели землю, либо успешно совмещали в себе ещё и фермера.
Такая слабая выраженность сословно-классового деления колонии, в условиях, когда основная масса прибавочного продукта присваивалась, через неэквивалентный обмен, сверхнормативное налоговое обложение и подавление попыток организации местной промышленности, метрополией, содействовало представлениям, активно распространявшимся и среди колонистов, и тем более среди их, претендующих на идеологическое обрамление бытующих взглядов, «революционных идеологов», как о «единой нации граждан». Именно то, что в среде мелкой буржуазии противоречия и классовые антагонизмы последовательно затушевываются и сглаживаются, предопределило представление о себе, как о выразителях интересах всей нации, представители которой равны друг перед другом, не только политически, но и экономически.
Но, кроме экономических предпосылок складывания таких взглядов, которые наиболее яркое свое воплощение получают в знаменитой формуле We The People, был ряд особенностей, также повлиявших на укрепление такого рода представлений.
Революционеры ломают памятник английскому королю
Благодаря христианской веротерпимости, кроме «господствующей» Англиканской церкви, на территории будущих США получили распространение многие протестантские деноминации: кальвинистская, лютеранская, баптистская и другие. Не стоит преуменьшать этот факт и вот почему, такая веротерпимость вела не столько к широкому обмену «теологических аргументов», сколько к широкому охвату зажиточного, да и не только, фермерства, университетским образованиям. Редко какая деноминация не пыталась отстроить колледж, в котором должны были активно готовиться будущие «инженеры человеческих душ», но нередко именно последние не соглашались сменить грешный мир на мир духовный, и, получив хорошее образование, занимались более приземленными делами: управляли хозяйством, заседали в легислатурах, которые были пожалованы Короной колониям, торговали, редактировали газеты и всячески способствовали «распространению необходимых знаний и просвещению публики», или же занимались скваттерством, благо земли вокруг было много, а индейцы, ясное дело, были «неправоспособны» уже в силу того, что не знали «права частной собственности».
Именно благодаря выпускникам колледжей, активно принимавших участие, будучи студентами, во времена антиналоговых бунтов последних десятилетий английского владычества (поводами служили постоянно повышающиеся налоги, зачастую вотируемые короной с нарушением прав местных легислатур, что подрывало их власть и усиливало власть короны, а значит и её эксплуатацию своих американских колоний), «моральная философия», предмет новый, популярный, претендовавший на объяснение мира и окружающей действительности, будучи приспособленной к американской действительности, сыграет немаловажную роль.
Непосредственно сам предмет был ярким продуктом «Шотландского Просвещения» (ШП). Его отличием, от Просвещения континентальной Европы и Англии, был крайний эмпиризм и последовательный отказ от рационализма. Дословно, практически все представители ШП чурались априорных утверждений. Фергюсон, Смит, Джексон, Юм - все они требовали постоянного учёта того, в каких условиях брался «философский опыт». Это имело ряд интересных последствий: редко какое направление Просвещение так защищало частную собственность и отказывалось признавать «естественное равенство» человека, следующего из его «дикарской стадии», как оно. Фергюсон, автор трактата о гражданском обществе не верил в «общественный договор», а Юм называл «естественное состояние» «философской фикцией». Последователи ШП требовали исходить при анализе того или же иного общественного состояния исключительно по результатам наблюдения за ним, с учетом всех имеющихся фактов. Отказ от рационализма, в этом случае, отнюдь не является чем-то странным, тем более не является он «иррационализмом», - это отказ оттого, что разум может поставить опыт априори и определить, предсказать будущее. Иными словами, представители ШП выражали крайний скепсис в том, что можно всё вокруг познать разумом, а также что он - хороший и действенный инструмент в этом. Только постоянно проверяемые наблюдения и тщательно собранные, отпрепарированные факты, помогут познать природу явлений.
При этом, именно благодаря ШП получило распространение знаменитое выражение «здравый смысл». В отличие от деятелей Американской революции, во многом вкладывавших в это выражение способность человеческого ума «здраво судить» о всех превратностях жизни и социальных явлений, представители ШП вкладывали в это понятие совершенно другой, узкий смысл:
«не удалось из всех сокровищниц философии вытянуть хотя бы один аргумент, который был бы достаточным, чтобы убедить рассуждающего человека в существовании любой вещи вне его… Я презираю Философию и отказываюсь от её руководства - позвольте моей душе пребывать со Здравым Смыслом
<…>
мысль должна иметь предмет и быть актом некоего мыслящего существа»
Т.Рид Исследование человеческого ума на принципах здравого смысла.
Именно шотландцам, вынужденным в нелегкой идеологической борьбе «религиозных партий» отстаивать интересы зажиточной городской буржуазии и обуржуазившейся лендлордской аристократии, принадлежит честь педалирования такого к тому моменту известного факта, как материальный и личный интерес, движущий теми или же иными «фракциями» и «партиями» внутри «гражданской нации».
Во многом это было следствием того, что противостоящая им, «умеренным», «народная» партия опиралась на сельские и городские низы и активно травила умеренных за их связь с классовыми верхами. В условиях настоящих судебных и идеологических баталий, происходивших вокруг назначений представителей партий в приходы, одну из мер низовой демократии, характерной для протестантской Шотландии, «умеренные» должны были примирить интересы лендлордов и буржуазии городов, чтобы совместными усилиями противостоять низам. Потому, во многом, идеология ШП оказывается наступательной идеологией буржуазии, подчиняющей своим интересам интересы иных классов общества. Ясное дело, что идеология ШП оказалась прямо ко двору к моменту начала революции. Но, влияя, безусловно, на большую часть революционеров, она окажется на коне и будет поднята как знамя, естественно пройдя определенный этап приспособления к условиям страны, существенно позже. Пока же можно сказать, что именно ШП даст в руки один из инструментов, при помощи которых революционеры будут оправдывать своё восстание против короны, ссылаться на «общественный интерес», который будет двигать целую нацию, не поделенную на сословия, к своей цели - завоевание независимости от Короны и свободному развитию капитализма.
Вторая же идея была воспринята из древней истории и пришлась ко двору именно потому, что основным классом, из которого черпались наиболее последовательные революционеры, и которые на протяжении 10-ти лет задавали тон и в революционной войне, и в революционных преобразованиях, была мелкая буржуазия - фермерство и ремесленники, составлявшие до 90% свободного экономически активного населения. Эта идеология получила наименование «классический республиканизм«.
Стоит, пожалуй, сразу же сказать, что ни к республиканцам, ни к либерализму, эта идеология не имеет никакого отношения. Это уравнительная идеология, исходившая из представления о том, что все в гражданском обществе равны, что различия между богатыми и бедными настолько ничтожны, что можно говорить не только о равенстве политическом, но и равенстве экономическом, и что если последнее не получается, что святой долг и обязанность граждан всеми силами способствовать уравнению экономического состояния сограждан путем конфискаций, распродаж по дешевке «лишнего» имущества, а также прощению всех долгов, если должники окажутся перед угрозой разорения и нищеты.
Стоит ли говорить, что на ряд «добропорядочных буржуа» такого рода заявления производили неизгладимое впечатление в прямом смысле слова. Более того, именно этим они и стали озабочиваться буквально с момента восстания против короны!
Патрик Генри, требовавший «Дайте мне свободу или дайте мне смерть!», не был случайным казусом на горизонте революции. И пусть это демократическое крыло и промелькнуло как метеор, продержавшись не более 10-ти лет, оставленный им след был настолько неизгладимым, что даже после их заката, уже через 80 лет совершенно другой человек говорил про «власть народа волей народа и для народа» практически буквально повторяя их чаяния.
Авторы революционных памфлетов, выступавших против королевской власти, - Натаниэл Уитакер, Бенджамин Раш, Дэвид Рамсей, Сэмюл Адамс и даже, начинавший вместе с ними, Джон Адамс - провозглашали республику, граждане которой должны были иметь моральные качества, равных которым в истории не было со времен Спарты и Афин. Республиканцы истово верили, что античные государства именно тогда стояли твёрдо, когда их граждане полностью подчиняли свои личные, корыстные интересы, интересу общему - государственному. В силу же того, что власти в античных республиках выбирались среди граждан, то вопроса о том, как было обеспечено это принесение личного интереса в жертву общему, просто не ставилось - раз граждане выбирали себе начальников из своей среды, раз они осуществляли прямую, а не представительную демократия, то граждане добровольно отдавали в руки своих начальников возможность распоряжаться своим интересом в пользу «общего блага». Противопоставлять свою волю «общей воле», свой интерес - общему, - было опасным капризом, который должен был незамедлительно караться. Именно тогда, по мысли иделогов-республиканцев, мир увидел массовое патриотическое самопожертвование граждан, готовых принести на алтарь отечеству всё: свои мечты, жизнь и имущество.
Такое качество граждан было названо «общественной доблестью» («общественной добродетелью» по версии ВФР). Оно было необходимо везде, где народ принимал участие в управлении государством, но если народу принадлежала вся полнота государственной власти, то существовать такое государство без этой «добродетели» просто не могло.
Самым страшным врагом «добродетели» была роскошь и богатство, именно они, по мысли идеологов разрушали античные государства, именно против них должно быть направлено острие критик. В условиях противостояния с колониальной метрополией, именно последняя оказалась сосредоточением всей «мерзости этого мира»: именно монархия противоположна республике, именно македонская монархия пришла на смену греческим полисным демократиям, вслед за гражданскими войнами, которые были развязаны из-за того, что граждане утратили добродетели - накопили много богатств, среди них выделилась богатая верхушка и т.п. Монархии отказывалось в наличие «общественной доблести», потому что там каждому позволено всё, на что он имеет право, даже если оно противоречит морали, а значит, только авторитарное государство способно принести стабильность и относительный порядок.
Британская монархия, в свою пользу трактующая свой же гибкий закон, постоянно нарушает все «моральные нормы», она полностью разложилась, - мы пойдём другим путём. Именно из последнего будут исходить американские патриоты, предлагая учреждение республики, которое будет носить также и моральный характер. В республике «каждый индивидуум отказывается от… личного интереса, который не совместим с общим благом». Камень в огород Англии добавляло также и существенно большая однородность американского общества (большинство - фермеры), то, что свободные граждане его не были организованы в сословия, а феодализм так и не смог утвердиться на территории будущих США. Последнее делало будущих США похожими на Древний Рим, что ещё более распаляло убежденность республиканцев в необходимости сбросить ненавистное «королевское ярмо». В своих воззрениях они доходили до необходимости насаждения «общественной доблести» в обществе.
Ни о каких правах меньшинства речь просто не шла, демократия мыслилась в том духе, что большинство всегда право, ведь иначе и быть не может. Подлинная свобода - это «естественная свобода, ограниченная таким образом, чтобы превратить общество в одну большую семью, где каждый должен заботиться о благополучии своего соседа, как о своём собственном». Человек мыслился, по замечательному заявлению Бенджамина Раша, «общественной собственностью».
Соответствующим же образом перетолковывались и «либеральные свободы»: свобода личности - свобода от угнетения со стороны метрополии, если гражданину кажется, что с ним несправедливо обошлись в республике, он должен осознать, что это не так. Ведь «демократический деспотизм» невозможен - частное не может противопоставляться целому, частного просто нет. Вообще. Как говорил Джон Уизерспун, истовый кальвинист и учитель Дж. Мэдисона, отца американской конституции:
«народный коллектив всегда прав, действуя в интересах общества, потому что эти интересы - его интересы»
Свобода печати - это свобода обличения королевского деспотизма, свобода славить «нашу республику», но никоим образом не критиковать республиканские власти. Когда последние находили лоялистскую литературу - она немедленно уничтожалась.
Что до экономических воззрений революционеров-республиканцев, то её предельно четко выразил Дэвид Рамсей:
«Равенство - жизнь и душа республиканизма»
В тех условиях, эти идеи получили самое широкое распространение среди населения колоний, активно выступавших на стороне революционеров. Сознание того, что в случае провала революции всех ждёт каторга или же виселица действовало настолько мощно, что прямо содействовало и привело к формированию чувства национального единения. Последнее привело к тому, что власти стали самым активным образом содействовать ликвидации разрыва между богатыми и бедными: цены практически на всю продукцию регулировались, устанавливался предельный размер имущества, разный для разных штатов, с конфискацией излишков, активно принимались законы против роскоши и другие.
Республиканские идеалы нашли самый широкий отклик в народе, он подхватил их, тем самых, укрепив власть радикалов в стране. Как бы это ни показалось странным, но на эти идеалы активно откликнулся и протестантский клир (преимущественно не англиканский, поскольку последний считался тесно связанным с метрополией). Их проповедовал уже упомянутый выше Уизерспун, который рассматривал британский гнёт, как Божественное наказание американцев за то, что последние предались роскоши, и только лишь возврат к раннехристианской простоте способно спасти общество. Самуэль Адамс был ещё более откровенен, республику он считал «христианской Спартой», а религия должна была помочь республиканизму насадить среди граждан честность, самоотверженность и добросердечие.
Не менее активно действовал республиканизм и на политической арене: вся полнота власти находилась в руках постоянно сменяемых выборных органов, которые в массе своей строились на однопалатной основе, чтобы исключить Сенат, как пережиток монархии, и чтобы воля народа себя «проявляла непосредственно». Соответственно власть губернатора была либо урезанной, либо крайне несущественной. Хотя принцип разделения властей и был прописан в Конституциях штатов, но де-факто, законодательные органы сосредоточили в своих руках всю полноту законодательной, исполнительной и судебной властей. Законодательные органы, чутко вслушиваясь в требования народа, жестко регулировали цены, аннулировали частные долги, либо требовали кредиторам удовлетворяться выплатами в совершенно обесцененной бумажной валюте, а также активно печатали деньги под свои нужды в абсолютно любом количестве. Центральная власть была слишком слабой, чтобы хоть как-то воздействовать на власти штата, что было сделано намеренно, так как при этом исходили из представления о необходимости осуществлении прямой демократии в небольших государствах-штатах, чем представительной в одном-едином. Таким образом, был прямо нарушен столь тщательно пестуемый классическими либералами принцип разделения и представительности властей: на восходящем этапе Американская революция отменила принцип разделения властей, вводила прямую демократию, постоянно нарушала право частной собственности и проводила грубо уравнительную политику, стремясь приблизиться к античному образцу демократии и гражданства. Естественно в том виде, в каковом его представляли идеологи «классического республиканизма«.
Наконец, самым интересным является представление радикального крыла революции о правах меньшинств. Ничего общего с будущими либеральными постулатами о защите их права, учете их особого мнения у них не имелось даже близко, поскольку самым заметным меньшинством были лоялисты, которых революционеры преследовали самых жестоким образом. Важно отметить, что масса лоялистов набиралась из наиболее богатых представителей купечества и американских землевладельцев. При том, что их лагерь был неоднороден, именно первые определяли их «политическое лицо», чем совершенно активно противопоставляли себя революционерам, особенно их радикальной партии. Последние не могли не отметить, столь четко складывавшееся противостояние, как будто специально почерпнутое из античных исторических сочинений - олигархия и её сторонники против демократов и народа.
Было бы странно после всего рассказанного не заметить, что по своим основания «классический республиканизм» и «классический либерализм» в корне противоречили друг другу и этому было очень четкое объяснение, которое, конечно же, не исчерпывается тем, что социальная база одного резко отличалась от другого. Такое было далеко не всегда, более того, часть республиканцев после 1787 года совершенно спокойно перекочевала в лагерь либералов, без каких-либо последствий для себя. Среди перекочевавших был будущий президент Джон Адамс. Кроме того, в силу уже цитированного не сильно выраженных различий внутри «фермерства», ряд деятелей революции, такие как Дж. Мэдисон умудрялись сочетать в себе черты и республиканцев, и либералов. Эволюция взглядов обычно совершалась под воздействием внешних событий, среди которых были: народные волнения и наличие «фракций», неудачи в проведении уравнительной политики, резкие колебания курсов валют штатов, что приводило к расстройству обращения и проблемам в торговле, инфляция, которая не так сильно влияла на фермеров, но ставила под удар уже армию и её руководство, которое не могло расплатиться с солдатами.
Но кроме этого были и причины скорее субъективного характера: принципиальный выбор того или же иного направления Просвещения, религиозная убежденность - кальвинизм, англиканство, баптизм, другие, а также рефлексия на «античной историей». В последнем исподволь виден материальный фактор, поскольку наиболее зажиточные фермеры, получившие хорошее образование, скорее симпатизировали «умеренным» в Античной истории, и как тот же Мэдисон, были резко против «аграрных законов», под которыми понимались аналоги законов Гракхов, но уже на территории США. В результате, если говорить о противостоянии республиканцев и либералов, то скорее можно говорить о противостоянии континентальной и английской версий Просвещения и его Шотландской разновидности. Победа ШП больше содействовала развитию капитализма в США, а значит, она неизбежно была взята на вооружение укреплявшейся после революции буржуазии.
Республиканизм эпохи революции сойдёт с исторической сцены довольно быстро, уже во время подготовки и выработки Конституции США многие из его «новаций» канут в лету, а развитие пойдёт не по пути удовлетворения уравнительной демократической мечты мелких товаропроизводителей, которые и будут оказывать ему всяческую поддержку, вынеся на себе основные тяготы национально-освободительной войны, а по пути расчистки «общественной дороги» для быстрого развития капитализма в США. Страна «республиканских добродетелей и всеобщего равенства» канет в лету, сохранившись только в Конституции, и воскреснет только тогда, когда уже революционными методами придется выкорчевывать архаичный уклад, сознательно привитый южной рабовладельческой олигархией более прогрессивной формации.
Не смотря на довольно логичное поражение от своих более матерых союзников-противников - буржуа, необходимо признать, что без этого радикального забегания вперед, без провозглашения и проведение революционных, потрясающих всё здание колониальной администрации, мер, проводимых, зачастую террористическими методами, устраняющих сами основания капитализма, покушающихся на его святая святых - он не смог бы быть построен.
Источники:
===============================================================================
Американская революция и "классический республиканизм"
Американская революция, как образно выразился Маркс, звучала погребальным набатом для монархий Старого света. Влияние её, а также её знаменитой предшественницы, Английской революции, на ВФР и национально-освободительные, буржуазные революции Нового света, в бывших колониальных владениях Испании и Португалии, было огромным. В ряде случаев (Том Пейн) это влияние прослеживается даже на уровне персоналий, что отлично дополняет и подтверждает тезис о том, что «революциям тесно в своих национальных оболочках, и они стремятся перешагнуть через прочерченные на картах границы».
Как и любая революция, Американская, породила большое количество мифов, в больше степени утверждавшихся в качестве пропагандистских клише, рассчитанных скорее на «охмурение» своей и иностранной публики, но развеянных своей же национальной историографией. Несмотря на то, что история революции писалась во многом со стороны победителей, буржуазии, - она не могла обойтись без мощного участия низов, далеко не всегда выполнявших и разделявших вместе с отцами-основателями буржуазные «пожелания» классического либерализма: безусловной защиты частной собственности, представительная демократия, разделение властей и другие.
Именно этим особенностям революции, что только и позволили ей совершить небывалое: первыми в истории не просто сбросить ярмо колониальной эксплуатации и выкорчевать последние остатки феодальных отношений, завезенных в колонии ещё в 17-м веке, но и оказать судьбоносное влияние на всю историю Европы. Безусловно, это «мессианская очевидность» ещё не раз сыграет свою роль в истории США, захватив умы их истеблишмента она будет способствовать перекраиванию карты мира и экспансии капитализма в другие регионы мира, строя новую глобальную экономику и активно способствуя американскому империализму.
В отличие от своей метрополии, основная масса населения колоний - до 90%, - была фермерами. Правда, стоит отметить, что фермерством занимались и купцы, и ремесленники, а также то, что немалая часть плантаторов совершенно искренне считала себя именно «фермерами». В последнем случае стоит отметить, что в условиях колониального господства Англии, большинство этих плантаторов по уровню своих доходов не превышали английского джентри средней руки, что не слишком сильно выделяло их на фоне остальных сель-хоз производителей. К этому стоит добавить диверсификацию сельскохозяйственного производства тогдашних колоний: времена, когда Юг выращивал исключительно хлопок, который к началу 60-х годов 19-го века станет основной экспортной культурой страны, обусловившей господство южной олигархии, были впереди, а пока что разные колонии славились разным: табаком, пшеницей, лесозаготовками, выращиванием фруктов и другими «колониальными товарами», среди которых был и хлопок, конечно же.
В силу размещения основной массы товаропроизводителей в сельской местности, города были слабо развиты, а торгово-ростовщическая и мануфактурная буржуазия, с одной стороны, и зарождавшийся пролетариат, с другой, представляли собой меньшинство. И если первое было влиятельным, но вынужденно должно было положиться на фермерскую верхушку, активно заканчивающую колледжи, столько активно учереждавшимися многочисленными христианскими, протестантскими деноминациями, второе ещё скорее не сильно выделялось на фоне ремесленников, которые либо имели землю, либо успешно совмещали в себе ещё и фермера.
Такая слабая выраженность сословно-классового деления колонии, в условиях, когда основная масса прибавочного продукта присваивалась, через неэквивалентный обмен, сверхнормативное налоговое обложение и подавление попыток организации местной промышленности, метрополией, содействовало представлениям, активно распространявшимся и среди колонистов, и тем более среди их, претендующих на идеологическое обрамление бытующих взглядов, «революционных идеологов», как о «единой нации граждан». Именно то, что в среде мелкой буржуазии противоречия и классовые антагонизмы последовательно затушевываются и сглаживаются, предопределило представление о себе, как о выразителях интересах всей нации, представители которой равны друг перед другом, не только политически, но и экономически.
Но, кроме экономических предпосылок складывания таких взглядов, которые наиболее яркое свое воплощение получают в знаменитой формуле We The People, был ряд особенностей, также повлиявших на укрепление такого рода представлений.
Революционеры ломают памятник английскому королю
Благодаря христианской веротерпимости, кроме «господствующей» Англиканской церкви, на территории будущих США получили распространение многие протестантские деноминации: кальвинистская, лютеранская, баптистская и другие. Не стоит преуменьшать этот факт и вот почему, такая веротерпимость вела не столько к широкому обмену «теологических аргументов», сколько к широкому охвату зажиточного, да и не только, фермерства, университетским образованиям. Редко какая деноминация не пыталась отстроить колледж, в котором должны были активно готовиться будущие «инженеры человеческих душ», но нередко именно последние не соглашались сменить грешный мир на мир духовный, и, получив хорошее образование, занимались более приземленными делами: управляли хозяйством, заседали в легислатурах, которые были пожалованы Короной колониям, торговали, редактировали газеты и всячески способствовали «распространению необходимых знаний и просвещению публики», или же занимались скваттерством, благо земли вокруг было много, а индейцы, ясное дело, были «неправоспособны» уже в силу того, что не знали «права частной собственности».
Именно благодаря выпускникам колледжей, активно принимавших участие, будучи студентами, во времена антиналоговых бунтов последних десятилетий английского владычества (поводами служили постоянно повышающиеся налоги, зачастую вотируемые короной с нарушением прав местных легислатур, что подрывало их власть и усиливало власть короны, а значит и её эксплуатацию своих американских колоний), «моральная философия», предмет новый, популярный, претендовавший на объяснение мира и окружающей действительности, будучи приспособленной к американской действительности, сыграет немаловажную роль.
Непосредственно сам предмет был ярким продуктом «Шотландского Просвещения» (ШП). Его отличием, от Просвещения континентальной Европы и Англии, был крайний эмпиризм и последовательный отказ от рационализма. Дословно, практически все представители ШП чурались априорных утверждений. Фергюсон, Смит, Джексон, Юм - все они требовали постоянного учёта того, в каких условиях брался «философский опыт». Это имело ряд интересных последствий: редко какое направление Просвещение так защищало частную собственность и отказывалось признавать «естественное равенство» человека, следующего из его «дикарской стадии», как оно. Фергюсон, автор трактата о гражданском обществе не верил в «общественный договор», а Юм называл «естественное состояние» «философской фикцией». Последователи ШП требовали исходить при анализе того или же иного общественного состояния исключительно по результатам наблюдения за ним, с учетом всех имеющихся фактов. Отказ от рационализма, в этом случае, отнюдь не является чем-то странным, тем более не является он «иррационализмом», - это отказ оттого, что разум может поставить опыт априори и определить, предсказать будущее. Иными словами, представители ШП выражали крайний скепсис в том, что можно всё вокруг познать разумом, а также что он - хороший и действенный инструмент в этом. Только постоянно проверяемые наблюдения и тщательно собранные, отпрепарированные факты, помогут познать природу явлений.
При этом, именно благодаря ШП получило распространение знаменитое выражение «здравый смысл». В отличие от деятелей Американской революции, во многом вкладывавших в это выражение способность человеческого ума «здраво судить» о всех превратностях жизни и социальных явлений, представители ШП вкладывали в это понятие совершенно другой, узкий смысл:
«не удалось из всех сокровищниц философии вытянуть хотя бы один аргумент, который был бы достаточным, чтобы убедить рассуждающего человека в существовании любой вещи вне его… Я презираю Философию и отказываюсь от её руководства - позвольте моей душе пребывать со Здравым Смыслом
<…>
мысль должна иметь предмет и быть актом некоего мыслящего существа»
Т.Рид Исследование человеческого ума на принципах здравого смысла.
Именно шотландцам, вынужденным в нелегкой идеологической борьбе «религиозных партий» отстаивать интересы зажиточной городской буржуазии и обуржуазившейся лендлордской аристократии, принадлежит честь педалирования такого к тому моменту известного факта, как материальный и личный интерес, движущий теми или же иными «фракциями» и «партиями» внутри «гражданской нации».
Во многом это было следствием того, что противостоящая им, «умеренным», «народная» партия опиралась на сельские и городские низы и активно травила умеренных за их связь с классовыми верхами. В условиях настоящих судебных и идеологических баталий, происходивших вокруг назначений представителей партий в приходы, одну из мер низовой демократии, характерной для протестантской Шотландии, «умеренные» должны были примирить интересы лендлордов и буржуазии городов, чтобы совместными усилиями противостоять низам. Потому, во многом, идеология ШП оказывается наступательной идеологией буржуазии, подчиняющей своим интересам интересы иных классов общества. Ясное дело, что идеология ШП оказалась прямо ко двору к моменту начала революции. Но, влияя, безусловно, на большую часть революционеров, она окажется на коне и будет поднята как знамя, естественно пройдя определенный этап приспособления к условиям страны, существенно позже. Пока же можно сказать, что именно ШП даст в руки один из инструментов, при помощи которых революционеры будут оправдывать своё восстание против короны, ссылаться на «общественный интерес», который будет двигать целую нацию, не поделенную на сословия, к своей цели - завоевание независимости от Короны и свободному развитию капитализма.
Вторая же идея была воспринята из древней истории и пришлась ко двору именно потому, что основным классом, из которого черпались наиболее последовательные революционеры, и которые на протяжении 10-ти лет задавали тон и в революционной войне, и в революционных преобразованиях, была мелкая буржуазия - фермерство и ремесленники, составлявшие до 90% свободного экономически активного населения. Эта идеология получила наименование «классический республиканизм«.
Стоит, пожалуй, сразу же сказать, что ни к республиканцам, ни к либерализму, эта идеология не имеет никакого отношения. Это уравнительная идеология, исходившая из представления о том, что все в гражданском обществе равны, что различия между богатыми и бедными настолько ничтожны, что можно говорить не только о равенстве политическом, но и равенстве экономическом, и что если последнее не получается, что святой долг и обязанность граждан всеми силами способствовать уравнению экономического состояния сограждан путем конфискаций, распродаж по дешевке «лишнего» имущества, а также прощению всех долгов, если должники окажутся перед угрозой разорения и нищеты.
Стоит ли говорить, что на ряд «добропорядочных буржуа» такого рода заявления производили неизгладимое впечатление в прямом смысле слова. Более того, именно этим они и стали озабочиваться буквально с момента восстания против короны!
Патрик Генри, требовавший «Дайте мне свободу или дайте мне смерть!», не был случайным казусом на горизонте революции. И пусть это демократическое крыло и промелькнуло как метеор, продержавшись не более 10-ти лет, оставленный им след был настолько неизгладимым, что даже после их заката, уже через 80 лет совершенно другой человек говорил про «власть народа волей народа и для народа» практически буквально повторяя их чаяния.
Авторы революционных памфлетов, выступавших против королевской власти, - Натаниэл Уитакер, Бенджамин Раш, Дэвид Рамсей, Сэмюл Адамс и даже, начинавший вместе с ними, Джон Адамс - провозглашали республику, граждане которой должны были иметь моральные качества, равных которым в истории не было со времен Спарты и Афин. Республиканцы истово верили, что античные государства именно тогда стояли твёрдо, когда их граждане полностью подчиняли свои личные, корыстные интересы, интересу общему - государственному. В силу же того, что власти в античных республиках выбирались среди граждан, то вопроса о том, как было обеспечено это принесение личного интереса в жертву общему, просто не ставилось - раз граждане выбирали себе начальников из своей среды, раз они осуществляли прямую, а не представительную демократия, то граждане добровольно отдавали в руки своих начальников возможность распоряжаться своим интересом в пользу «общего блага». Противопоставлять свою волю «общей воле», свой интерес - общему, - было опасным капризом, который должен был незамедлительно караться. Именно тогда, по мысли иделогов-республиканцев, мир увидел массовое патриотическое самопожертвование граждан, готовых принести на алтарь отечеству всё: свои мечты, жизнь и имущество.
Такое качество граждан было названо «общественной доблестью» («общественной добродетелью» по версии ВФР). Оно было необходимо везде, где народ принимал участие в управлении государством, но если народу принадлежала вся полнота государственной власти, то существовать такое государство без этой «добродетели» просто не могло.
Самым страшным врагом «добродетели» была роскошь и богатство, именно они, по мысли идеологов разрушали античные государства, именно против них должно быть направлено острие критик. В условиях противостояния с колониальной метрополией, именно последняя оказалась сосредоточением всей «мерзости этого мира»: именно монархия противоположна республике, именно македонская монархия пришла на смену греческим полисным демократиям, вслед за гражданскими войнами, которые были развязаны из-за того, что граждане утратили добродетели - накопили много богатств, среди них выделилась богатая верхушка и т.п. Монархии отказывалось в наличие «общественной доблести», потому что там каждому позволено всё, на что он имеет право, даже если оно противоречит морали, а значит, только авторитарное государство способно принести стабильность и относительный порядок.
Британская монархия, в свою пользу трактующая свой же гибкий закон, постоянно нарушает все «моральные нормы», она полностью разложилась, - мы пойдём другим путём. Именно из последнего будут исходить американские патриоты, предлагая учреждение республики, которое будет носить также и моральный характер. В республике «каждый индивидуум отказывается от… личного интереса, который не совместим с общим благом». Камень в огород Англии добавляло также и существенно большая однородность американского общества (большинство - фермеры), то, что свободные граждане его не были организованы в сословия, а феодализм так и не смог утвердиться на территории будущих США. Последнее делало будущих США похожими на Древний Рим, что ещё более распаляло убежденность республиканцев в необходимости сбросить ненавистное «королевское ярмо». В своих воззрениях они доходили до необходимости насаждения «общественной доблести» в обществе.
Ни о каких правах меньшинства речь просто не шла, демократия мыслилась в том духе, что большинство всегда право, ведь иначе и быть не может. Подлинная свобода - это «естественная свобода, ограниченная таким образом, чтобы превратить общество в одну большую семью, где каждый должен заботиться о благополучии своего соседа, как о своём собственном». Человек мыслился, по замечательному заявлению Бенджамина Раша, «общественной собственностью».
Соответствующим же образом перетолковывались и «либеральные свободы»: свобода личности - свобода от угнетения со стороны метрополии, если гражданину кажется, что с ним несправедливо обошлись в республике, он должен осознать, что это не так. Ведь «демократический деспотизм» невозможен - частное не может противопоставляться целому, частного просто нет. Вообще. Как говорил Джон Уизерспун, истовый кальвинист и учитель Дж. Мэдисона, отца американской конституции:
«народный коллектив всегда прав, действуя в интересах общества, потому что эти интересы - его интересы»
Свобода печати - это свобода обличения королевского деспотизма, свобода славить «нашу республику», но никоим образом не критиковать республиканские власти. Когда последние находили лоялистскую литературу - она немедленно уничтожалась.
Что до экономических воззрений революционеров-республиканцев, то её предельно четко выразил Дэвид Рамсей:
«Равенство - жизнь и душа республиканизма»
В тех условиях, эти идеи получили самое широкое распространение среди населения колоний, активно выступавших на стороне революционеров. Сознание того, что в случае провала революции всех ждёт каторга или же виселица действовало настолько мощно, что прямо содействовало и привело к формированию чувства национального единения. Последнее привело к тому, что власти стали самым активным образом содействовать ликвидации разрыва между богатыми и бедными: цены практически на всю продукцию регулировались, устанавливался предельный размер имущества, разный для разных штатов, с конфискацией излишков, активно принимались законы против роскоши и другие.
Республиканские идеалы нашли самый широкий отклик в народе, он подхватил их, тем самых, укрепив власть радикалов в стране. Как бы это ни показалось странным, но на эти идеалы активно откликнулся и протестантский клир (преимущественно не англиканский, поскольку последний считался тесно связанным с метрополией). Их проповедовал уже упомянутый выше Уизерспун, который рассматривал британский гнёт, как Божественное наказание американцев за то, что последние предались роскоши, и только лишь возврат к раннехристианской простоте способно спасти общество. Самуэль Адамс был ещё более откровенен, республику он считал «христианской Спартой», а религия должна была помочь республиканизму насадить среди граждан честность, самоотверженность и добросердечие.
Не менее активно действовал республиканизм и на политической арене: вся полнота власти находилась в руках постоянно сменяемых выборных органов, которые в массе своей строились на однопалатной основе, чтобы исключить Сенат, как пережиток монархии, и чтобы воля народа себя «проявляла непосредственно». Соответственно власть губернатора была либо урезанной, либо крайне несущественной. Хотя принцип разделения властей и был прописан в Конституциях штатов, но де-факто, законодательные органы сосредоточили в своих руках всю полноту законодательной, исполнительной и судебной властей. Законодательные органы, чутко вслушиваясь в требования народа, жестко регулировали цены, аннулировали частные долги, либо требовали кредиторам удовлетворяться выплатами в совершенно обесцененной бумажной валюте, а также активно печатали деньги под свои нужды в абсолютно любом количестве. Центральная власть была слишком слабой, чтобы хоть как-то воздействовать на власти штата, что было сделано намеренно, так как при этом исходили из представления о необходимости осуществлении прямой демократии в небольших государствах-штатах, чем представительной в одном-едином. Таким образом, был прямо нарушен столь тщательно пестуемый классическими либералами принцип разделения и представительности властей: на восходящем этапе Американская революция отменила принцип разделения властей, вводила прямую демократию, постоянно нарушала право частной собственности и проводила грубо уравнительную политику, стремясь приблизиться к античному образцу демократии и гражданства. Естественно в том виде, в каковом его представляли идеологи «классического республиканизма«.
Наконец, самым интересным является представление радикального крыла революции о правах меньшинств. Ничего общего с будущими либеральными постулатами о защите их права, учете их особого мнения у них не имелось даже близко, поскольку самым заметным меньшинством были лоялисты, которых революционеры преследовали самых жестоким образом. Важно отметить, что масса лоялистов набиралась из наиболее богатых представителей купечества и американских землевладельцев. При том, что их лагерь был неоднороден, именно первые определяли их «политическое лицо», чем совершенно активно противопоставляли себя революционерам, особенно их радикальной партии. Последние не могли не отметить, столь четко складывавшееся противостояние, как будто специально почерпнутое из античных исторических сочинений - олигархия и её сторонники против демократов и народа.
Было бы странно после всего рассказанного не заметить, что по своим основания «классический республиканизм» и «классический либерализм» в корне противоречили друг другу и этому было очень четкое объяснение, которое, конечно же, не исчерпывается тем, что социальная база одного резко отличалась от другого. Такое было далеко не всегда, более того, часть республиканцев после 1787 года совершенно спокойно перекочевала в лагерь либералов, без каких-либо последствий для себя. Среди перекочевавших был будущий президент Джон Адамс. Кроме того, в силу уже цитированного не сильно выраженных различий внутри «фермерства», ряд деятелей революции, такие как Дж. Мэдисон умудрялись сочетать в себе черты и республиканцев, и либералов. Эволюция взглядов обычно совершалась под воздействием внешних событий, среди которых были: народные волнения и наличие «фракций», неудачи в проведении уравнительной политики, резкие колебания курсов валют штатов, что приводило к расстройству обращения и проблемам в торговле, инфляция, которая не так сильно влияла на фермеров, но ставила под удар уже армию и её руководство, которое не могло расплатиться с солдатами.
Но кроме этого были и причины скорее субъективного характера: принципиальный выбор того или же иного направления Просвещения, религиозная убежденность - кальвинизм, англиканство, баптизм, другие, а также рефлексия на «античной историей». В последнем исподволь виден материальный фактор, поскольку наиболее зажиточные фермеры, получившие хорошее образование, скорее симпатизировали «умеренным» в Античной истории, и как тот же Мэдисон, были резко против «аграрных законов», под которыми понимались аналоги законов Гракхов, но уже на территории США. В результате, если говорить о противостоянии республиканцев и либералов, то скорее можно говорить о противостоянии континентальной и английской версий Просвещения и его Шотландской разновидности. Победа ШП больше содействовала развитию капитализма в США, а значит, она неизбежно была взята на вооружение укреплявшейся после революции буржуазии.
Республиканизм эпохи революции сойдёт с исторической сцены довольно быстро, уже во время подготовки и выработки Конституции США многие из его «новаций» канут в лету, а развитие пойдёт не по пути удовлетворения уравнительной демократической мечты мелких товаропроизводителей, которые и будут оказывать ему всяческую поддержку, вынеся на себе основные тяготы национально-освободительной войны, а по пути расчистки «общественной дороги» для быстрого развития капитализма в США. Страна «республиканских добродетелей и всеобщего равенства» канет в лету, сохранившись только в Конституции, и воскреснет только тогда, когда уже революционными методами придется выкорчевывать архаичный уклад, сознательно привитый южной рабовладельческой олигархией более прогрессивной формации.
Не смотря на довольно логичное поражение от своих более матерых союзников-противников - буржуа, необходимо признать, что без этого радикального забегания вперед, без провозглашения и проведение революционных, потрясающих всё здание колониальной администрации, мер, проводимых, зачастую террористическими методами, устраняющих сами основания капитализма, покушающихся на его святая святых - он не смог бы быть построен.
Источники:
- Фурсенко А.А. Американская революция и образование США. Л., 1978
- Исаев С.А. Джеймс Мэдисон: политическая биография. СПб., 2006
- Согрин В.В. Основатели США: Исторические портреты. М., 1983
- Хегглунд Б. История теологии. СПб., 2001
- Хатчесон Ф., Юм Д., Смит А. Эстетика. М., 1973
- Фергюсон А. Опыт истории гражданского общества. М., 2000
- Рид Т. Исследование человеческого ума на принципах здравого смысла. СПб., 2000
- Смит А. Теория нравственных чувств. М., 1997
- Wills G. Inventing America: Jefferson’s Declaration of Independence. N.J., 1978
- Ушаков В.А. Американский лоялизм. Л., 1989
- Wood G.S. The Creation of the American Republic. 1776-1787. Williamsburg, 1969
- http://www.socialcompas.com/2014/07/04/amerikanskaya-revolyutsiya-i-klassicheskij-respublikanizm/