Про два типа крестьянских хозяйств
Читая всякие книги по социальной истории раннего капитализма, понял почему при «взгляде из Европы» русская община и её гомологи от Балкан до Индии казались «зародышем социализма», дающим какой-то шанс избежать общеевропейского пути её разложения, пролетаризации крестьянства и пр. И, начиная с Гакстгаузена, казались настолько, что на мгновение эту общую эмоцию европейцев разделил и Маркс (сравни три наброска письма Вере Засулич с итогом) - хотя и остановился, ум возобладал над чувством.
«Для крестьянских обществ Западной и Центральной Европы характерно удовлетворение потребностей в рабочей силе не только за счёт привлечения лиц, связанных родством и браком, но и посторонних людей. За исключением северогерманских и остэльбских областей, где преобладали помещичьи имения и крупные хозяйства, и связанные с ними семьи подёнщиков (Heuerlinge, Insten, Dreschgärtner, Kossäten) жили в собственных домиках вблизи помещичьего двора, спрос на рабочую силу в крестьянских районах Центральной Европы удовлетворялся за счёт интегрированных в крестьянское домовое сообщество и зависимых с точки зрения домашнего права батраков. Восточно- и южноевропейская крестьянская семья, напротив, при низком брачном возрасте и очень сложных семейных формах могла обеспечить достаточно количество работников из парной супружеской семьи и включённых в состав домового сообщества родственников. Большинство состоявших из нескольких поколений и нескольких групп родителей с детьми крестьянских хозяйств (Jointfamilies) в Центральной России и Балканах (задруга) батраков не имели».
Райнхард Зидер. Социальная история семьи в Центральной и Западной Европе (конец XVIII-XX вв.). М.: изд-во ВЛАДОС, 1997.
Причём общины и многопоколенные семьи в Европе исходно присутствовали, но вполне разложились к «осени средневековья», под воздействием римского права и феодального принципа наследования неделимого надела (нем. Hufenverfassung), «дошедших» с верха общественной пирамиды до её крестьянского основания. В Болгарии (также как в горных районах Сербии и Хорватии) эти большие многопоколенные семьи с общим ведением хозяйства и коллективным контролем над имуществом дожили до 1960-х гг., исчезали они уже в ХХ веке на глазах исследователей, в направлении по градиенту урбанизации, с востока на запад. Тут подробнее про различия обоих типов в демографии и брачности.
Иными словами, в развитии любого крестьянского хозяйства есть «слабое место», когда соотношение работников к едокам наихудшее. Чтобы поддерживать производственные возможности на неком постоянном уровне (самообеспечение продуктами, фабрикатами + недопущение падежа скота), нужны дополнительные рабочие руки. В «центрально-западном» типе домохозяйств их получали через батраков: Пусть они подчинены и зависимы, нанимают их по всем правилам товарно-денежных отношений. Соответственно, передача по наследству крестьянских хозяйств подчиняется правилу майората, и все прочие дети в семье (а, значит, и большинство крестьян) в своём жизненном цикле проходят более или менее долгую стадию батрачества, ока не заработают себе на самостоятельное хозяйство. Тогда же они обычно вступают в брак, за исключением части, остающейся батраками пожизненно; одновременно подрастают дети крестьянина, способные заменить батраков на их работах.
Семья здесь не участвует в обеспечении стариков: после передачи наследства новый домохозяин выделяет прежнему т.н. «стариковский выдел», иногда вместе с обговоренным довольствием, где тот и доживает свой век. То есть отношения внутри производственного коллектива, что по горизонтали (крестьянин-крестьянка и их батраки), что по вертикали (пара стариков - пара молодых наследников) определяются денежным расчётом и выгодой: хозяева хотят получить больше работы за меньшие деньги, и задерживать батраков на подольше, те - быстрей реализовать свой «маршальский жезл», став самостоятельными крестьянами.
Понятно, что это не способствует теплоте и сердечности отношений, их не сочтёшь идеальными, притом что романтики в 19 в. крестьянскую жизнь более чем склонны были идеализировать. Попросту это был перманентный конфликт поколений, до рукоприкладства и убийств детьми отцов, который шокировал городских блюстителей народной нравственности и они наперебой предлагали средства его смягчения.
(Р.Зидер, op.cit.; к слову, обратите внимание, что хотя вопрос необходимости пенсий крестьянам встал уже в конце 19 века, реализовано это было в Германии-Австрии лишь в конце 1950-начале 1960-х гг.).
А вот «безденежные» отношения в многопоколенных крестьянских хозяйствах Восточной и Южной Европы идеализировать легко, ибо на расстоянье плохо заметно, что отношения в ней - те же узы, а не товарищество, что необходимость подчинения младших старшим, а всех вместе - отжившей традиции гнетёт не меньше, а больше, чем денежные расчёты. А издалека архаика казалась ростком нового, чем-то отличным от "ледяной воды чистогана", в которой власть капитала топила все неденежные чувства, если вспомнить знаменитую фразу из Манифеста.
«Для крестьянских обществ Западной и Центральной Европы характерно удовлетворение потребностей в рабочей силе не только за счёт привлечения лиц, связанных родством и браком, но и посторонних людей. За исключением северогерманских и остэльбских областей, где преобладали помещичьи имения и крупные хозяйства, и связанные с ними семьи подёнщиков (Heuerlinge, Insten, Dreschgärtner, Kossäten) жили в собственных домиках вблизи помещичьего двора, спрос на рабочую силу в крестьянских районах Центральной Европы удовлетворялся за счёт интегрированных в крестьянское домовое сообщество и зависимых с точки зрения домашнего права батраков. Восточно- и южноевропейская крестьянская семья, напротив, при низком брачном возрасте и очень сложных семейных формах могла обеспечить достаточно количество работников из парной супружеской семьи и включённых в состав домового сообщества родственников. Большинство состоявших из нескольких поколений и нескольких групп родителей с детьми крестьянских хозяйств (Jointfamilies) в Центральной России и Балканах (задруга) батраков не имели».
Райнхард Зидер. Социальная история семьи в Центральной и Западной Европе (конец XVIII-XX вв.). М.: изд-во ВЛАДОС, 1997.
Причём общины и многопоколенные семьи в Европе исходно присутствовали, но вполне разложились к «осени средневековья», под воздействием римского права и феодального принципа наследования неделимого надела (нем. Hufenverfassung), «дошедших» с верха общественной пирамиды до её крестьянского основания. В Болгарии (также как в горных районах Сербии и Хорватии) эти большие многопоколенные семьи с общим ведением хозяйства и коллективным контролем над имуществом дожили до 1960-х гг., исчезали они уже в ХХ веке на глазах исследователей, в направлении по градиенту урбанизации, с востока на запад. Тут подробнее про различия обоих типов в демографии и брачности.
Иными словами, в развитии любого крестьянского хозяйства есть «слабое место», когда соотношение работников к едокам наихудшее. Чтобы поддерживать производственные возможности на неком постоянном уровне (самообеспечение продуктами, фабрикатами + недопущение падежа скота), нужны дополнительные рабочие руки. В «центрально-западном» типе домохозяйств их получали через батраков: Пусть они подчинены и зависимы, нанимают их по всем правилам товарно-денежных отношений. Соответственно, передача по наследству крестьянских хозяйств подчиняется правилу майората, и все прочие дети в семье (а, значит, и большинство крестьян) в своём жизненном цикле проходят более или менее долгую стадию батрачества, ока не заработают себе на самостоятельное хозяйство. Тогда же они обычно вступают в брак, за исключением части, остающейся батраками пожизненно; одновременно подрастают дети крестьянина, способные заменить батраков на их работах.
Семья здесь не участвует в обеспечении стариков: после передачи наследства новый домохозяин выделяет прежнему т.н. «стариковский выдел», иногда вместе с обговоренным довольствием, где тот и доживает свой век. То есть отношения внутри производственного коллектива, что по горизонтали (крестьянин-крестьянка и их батраки), что по вертикали (пара стариков - пара молодых наследников) определяются денежным расчётом и выгодой: хозяева хотят получить больше работы за меньшие деньги, и задерживать батраков на подольше, те - быстрей реализовать свой «маршальский жезл», став самостоятельными крестьянами.
Понятно, что это не способствует теплоте и сердечности отношений, их не сочтёшь идеальными, притом что романтики в 19 в. крестьянскую жизнь более чем склонны были идеализировать. Попросту это был перманентный конфликт поколений, до рукоприкладства и убийств детьми отцов, который шокировал городских блюстителей народной нравственности и они наперебой предлагали средства его смягчения.
(Р.Зидер, op.cit.; к слову, обратите внимание, что хотя вопрос необходимости пенсий крестьянам встал уже в конце 19 века, реализовано это было в Германии-Австрии лишь в конце 1950-начале 1960-х гг.).
А вот «безденежные» отношения в многопоколенных крестьянских хозяйствах Восточной и Южной Европы идеализировать легко, ибо на расстоянье плохо заметно, что отношения в ней - те же узы, а не товарищество, что необходимость подчинения младших старшим, а всех вместе - отжившей традиции гнетёт не меньше, а больше, чем денежные расчёты. А издалека архаика казалась ростком нового, чем-то отличным от "ледяной воды чистогана", в которой власть капитала топила все неденежные чувства, если вспомнить знаменитую фразу из Манифеста.