Характер взаимоотношений русских колонизаторов и аборигенов Аляски
Гринев А.В.
Вопросы истории. 2003. № 8.
Довоенной советской историографии был в целом присущ обличительный подход к «реакционной политике царского режима» в русской Америке. Последствия взаимоотношений русских и туземцев рассматривались как весьма негативные. Так, С.Б. Окунь писал, что коренных жителей российских колоний фактически превратили в рабов1). Аналогичного мнения придерживалось немало зарубежных авторов, о чем подробно говорится в работе Е.В. Алексеевой, которая, впрочем, вынуждена частично признать правоту американских ученых, писавших о деструктивных явлениях в культуре алеутов, вызванных русской колонизацией. Вместе с тем, она упоминает историков США и Канады, расценивавших российскую колонизацию как достаточно гуманную2). По ее мнению, правильнее было бы учитывать специфику взаимоотношений русских и аборигенов на разных этапах этой колонизации. К сожалению, эта мысль не получила развития в ее монографии.
В послевоенной отечественной историографии «обличительный» подход постепенно сменялся на апологию российской колонизации, который утвердился в начале 1960-х годов и доминировал затем до начала 1990-х годов. Истоки этого переосмысления восходят еще к военному времени, в частности, к выступлению Е.В. Тарле3). Политическая конъюнктура, национально-патриотический подъем, а также рост антиколониального движения привели советских историков к выработке концепции «прогрессивного и гуманного освоения» русскими Америки, позволяющей отмежеваться от жестокой колониальной практики Запада. Так, А.В. Ефимов писал в те годы: «... в отличие от Австралии или английских колоний в Северной Америке русские помещики-крепостники, тормозившие крестьянскую колонизацию Аляски и Калифорнии, не были заинтересованы в сгоне индейцев с земли и их уничтожении»4).
Эти высказывания послужили дополнительным импульсом для обоснования тезиса о гуманизме российской колонизации (Г.А. Агранат, Р.Г. Ляпунова и Е.В. Чистякова)5). Впрочем, мысль об особой гуманности русской колонизации в отношении аборигенов не нова. Об этом писал еще во второй половине XIX в. один из основоположников русской геополитики М.И. Венюков6). Отличие концепции его советских последователей заключалось лишь в марксистском классовом подходе: гуманность российской колонизации предопределялась, с их точки зрения, сугубо демократическим составом [96] русских поселенцев в Америке (ссыльные, городская беднота, бежавшие от крепостного гнета крестьяне)7).
Итак, действительно ли российская колонизация была более гуманна, чем, к примеру, британская или испанская? И действительно ли «демократический состав» русских пришельцев благотворно сказывался на характере их взаимоотношений с аборигенами?
Начнем с эпохи освоения русскими промышленниками (охотниками за пушниной) Алеутских островов (1743-1783 гг.). Эти острова были открыты участниками Второй Камчатской экспедиции В.И. Беринга - А.И. Чирикова (1741-1742 гг.), возвратившимися на родину из трудного и опасного путешествия с богатым грузом ценных мехов. Рассказы моряков о неведомых землях на Востоке, где в изобилии водился ценный промысловый зверь, вызвали живейший интерес камчатских промышленников, купцов и казаков. Уже в 1743 г. на промысел «морских бобров» - каланов - отправилось к Командорским островам первое судно. Затем последовали другие, продвигавшиеся все дальше на восток вдоль Алеутской гряды. В 1745 г. команда судна «Св. Евдоким» компании купца А.Ф. Чебаевского во главе с мореходом М. Неводчиковым и передовщиком (начальником промышленников) Я. Чупровым впервые вошла в контакт с алеутами, населявшими так называемые Ближние (к Камчатке) острова. Хотя сначала отношения складывались вполне мирно, вскоре пришельцы перестали церемониться с местными жителями. Устроившись на зимовку в бухте на острове Атту, промышленники из артели Л. Беляева перебили всех не успевших бежать обитателей одного алеутского селения, в том числе женщин, которых заколов, сбросили с утеса в море8). Промышленники оправдывались тем, что островитяне и так должны были погибнуть от голода, поскольку все их продовольствие было отнято русскими. На этом Беляев и его подручные не остановились и, захватив еще одно селение, истребили до 40 человек, оставив в живых только молодых женщин - «для услуг»9).
От артели Беляева не отставали и другие промышленники. «Они также преследовали и истребляли разбежавшихся от страха островитян, - писал на основе данных сибирских архивов А.С. Полонский. - Передовщик (Чупров. - А.Г.) не только не принимал мер к ограничению жестокостей, но и сам постоянно вооруженный болтом, убивал встречавшихся туземцев, перехватывал вооруженною рукою появлявшиеся байдарки и даже велел сварить саламат (мука, разведенная в воде. - А.Г.) с сулемою для отравления приходивших в гавань (где стояло судно промышленников. - А.Г.)... Он сам посылал рабочих отбирать у туземцев корма и промысла с приказанием; если не дадут доброю волею, бить. Женщины в гавани шили парки (теплая меховая одежда с капюшоном. - А.Г.) и угождали каждая своему покровителю; как мужчин, так и женщин, находившихся при компании для работ, наказывали линьками (плетьми. - А.Г.), для страха: знайте меня, Чупрова»10).
Промышленники впоследствии оправдывались тем, что они-де приняли местных островитян за воинственных чукчей, которых опасались из-за их многочисленности и свирепого нрава. Эти объяснения, видимо, были приняты во внимание судом, состоявшимся над командой «Св. Евдокима» по ее возвращении на Камчатку по доносу одного из промышленников. За «убийство и блудное воровство», как говорится в документах, часть из них во главе с Беляевым была осуждена камчатскими властями, но Чупрова с его товарищами оправдали11) (возможно, за взятку мехами).
Поведение промышленников Чупрова и Беляева на Алеутских островах не было единичным явлением. Насилия и убийства продолжались и в дальнейшем, неоднократно приводя к выступлениям местных жителей. Особенно значительным было восстание алеутов Лисьих островов в 1763-1764 гг., когда были почти полностью уничтожены экипажи четырех купеческих судов12). Месть промышленников не заставила себя ждать. Во время карательных рейдов последние уничтожали местных жителей целыми селениями. И.Е. Вениаминов, опираясь на рассказы стариков-алеутов, очевидцев событий, писал [97] о передовщике С. Глотове, пришедшем на судне «Св. Андреян и Наталья» летом 1764 г. к Лисьим островам. «Он, сколько под предлогом отомщения за смерть соотечественников своих, столько и за непокорность, истребил почти без остатка все селения, бывшие на южной стороне Умнака, и жителей островов Самальи и Четырехсопочных». Побывавший в 1790 г. в этом районе Г.А. Сарычев бесстрастно отмечал в своем путевом журнале: «Жителей на Четырехсопошных островах прежде было много, но нониче нет»13).
Особенно «прославился» своими жестокими расправами с непокорными туземцами в 1764-1765 гг. мореход и передовщик И. Соловьев с судна «Св. апостолы Петр и Павел». В отместку за нападение на свою команду и уничтожение экипажей других купеческих судов, он, как и Глотов, не пощадил почти никого из местных жителей. В.Н. Берх, посетивший Русскую Америку в начале XIX в., собрал от промышленников «прежних времен» некоторые сведения о жестокостях Соловьева на островах Лисьей гряды. Вот что он писал об одном из карательных рейдов Соловьева: «Кровопролитие при сем случае было ужасное, большая часть виновных в убиении россиян заплатила за сие жизнию. Мстители сии (Соловьев со своей командой. - А.Г.), услышав впоследствии, что островитяне, боясь нечаянного нападения, собрались в числе 300 человек в одно жилище, отправились немедленно туда. По прибытии их начали островитяне метать из разных отверстий стрелы, но как вместо оных влетели туда к ним пули, то и решились они, заколотив все щели, ожидать покойно участи своей. Соловьев, видя, что зданию сему нельзя будет нанести скорого вреда, подложил под оное в разных местах кишки, начиненные порохом, и поднял сих несчастных детей природы на воздух. Хотя при сем случае спаслись многие от взорвания, но были побиты ружьями и саблями»14).
Очевидцы рассказывали купцу И.В. Лапину (информатору Берха), что от рук команды Соловьева тогда погибло около 200 человек. «Кроме этого известно, - добавлял Вениаминов, - что он истребил две байдары Унимакских Алеутов, приехавших к своим родственникам; и сверх многих частных убийств, он наконец нашел жителей нескольких селений Уналашки, собравшихся на Яичном островке или Орешке, подле о. Спирки, для защиты. По втором покушении, Соловьев пристал к берегу и истребил всех бывших тут Алеутов с женами и детьми. Убийство это было столь жестоко, что море вокруг островка сделалось кроваво от бросавшихся и бросаемых в оное». По словам стариков-алеутов, промышленники перестреляли многих туземцев просто ради забавы. Вениаминов прямо называет виновника: «Это сделал Соловьев (в Кошигинском селении на Уналашке. - А.Г.), которому пришло в голову испытать; в котором (человеке) остановится пуля? и для этого он велел связать вместе двенадцать человек Алеутов (вероятно не совсем безвинных) и выстрелил в них из штуцера или винтовки (говорят, пуля остановилась в девятом)»15).
Всего, по данным морского офицера Г.И. Давыдова, Соловьев уничтожил на островах Лисьей гряды более 3000 алеутов, а по мнению Г.А. Сарычева и И.Е. Вениаминова - не менее 5000, однако ряд исследователей подвергает сомнению эти цифры, как явно преувеличенные16). Характерно, что в своем рапорте камчатскому начальству сам Соловьев вообще не упоминает эти эпизоды, хотя и неоднократно описывает стычки с местными жителями, которые в его рапорте неизменно выступают как инициаторы столкновений17).
Царские власти, прослышав о массовых насилиях и произволе промышленников в Новом Свете, пытались взять туземцев (потенциальных подданных и плательщиков ясака) под свою защиту. Так, после возвращения бота «Св. Гавриил» из промысловой экспедиции к берегам Аляски в 1762 г. его команда была предана суду за то, как говорилось в официальном документе, что творила «неописанныя обиды, разорения и смертоубийства» местным жителям18). Мало того, едва прибыв к берегам Камчатки, экипаж судна поспешил ликвидировать всех находившихся на борту алеутов (главным образом женщин), частично перебив их, частично выбросив за борт, чтобы [98] избавиться, таким образом, от свидетелей преступлений промышленников на Алеутских островах19). Царская администрация, руководствуясь именно фискальными и политическими соображениями, в соответствующих инструкциях регулярно обязывала проявлять лояльность к жителям Алеутских островов. Истоки государственного патернализма, проявившегося позже в отношении туземцев Аляски, восходят к сибирской истории XVII века20). В отличие от долговременных интересов государства, интересы частных лиц обычно находились в плоскости быстрого обогащения любым способом, в том числе за счет ограбления местного населения21).
Ни сибирский, ни аляскинский материал не подтверждают тезиса о благотворном влиянии «демократического элемента» в составе пришельцев на характер российской колонизации, вследствие чего отношение русских к аборигенам отличалось якобы особым гуманизмом22). Среди этого «демократического элемента» (подразумеваются сельские и городские низы) нередко попадались сосланные в Сибирь уголовные преступники. Да и поведение остальных промышленников, набиравшихся по большей части из обедневших крестьян, разорившихся мещан, посадских и купцов, было ничуть не лучше - как в XVIII, так и в начале XIX века. Например, в рапорте начальника Охотского порта капитана 2-го ранга М.И. Миницкого иркутскому губернатору от 24 сентября 1815 г. говорилось: «Можно определительно сказать, не к опорочиванию компании (Российско-Американской. - А.Г.), что большая часть промышленных русских людей, пересылаемых компаниею на острова, состоит из самых величайших буянов, великих пьяниц и таких людей, кои собою были в тягость обществам; конечно, найдутся между сими людьми и такие, кои заслуживают уважения и доверия; но таковых весьма мало и я во все продолжение моего командования Охотским портом с 1809 по сей текущий 1815 г. видел множество промышленных, но редко знавал между ими людей хорошего поведения. Сие не только я, но и все живущие в Охотском порте могут уверить...». А по свидетельству известного мореплавателя В.М. Головнина, промышленники, отправлявшиеся в Америку, «большею частию состоят из самых развратных и гнусных людей». Тот же Миницкий писал о промышленниках: «... При сем повторяю, что ежели Алеуты, ощущая от таковых дерзких, своевольных людей всякие обиды, не будут иметь заступности себе от местных начальств Высочайше утвержденных в Камчатке и Охотском порте, куда наиболее приходят суда Российско-Американской компании от берегов Америки, тогда можно полагать, что утесниниям беззащитному народу не будет конца»23).
Государственные органы, напротив, старались по упомянутым выше причинам всячески покровительствовать туземцам. Так, в предписании камчатских властей команде судна «Св. Живоначальная Троица», отправлявшейся на промысел в 1762 г., говорилось: «Никаких обид, утеснений и озлоблений не чинить... съестных и харчевых припасов или чего самовольно грабежом и разбоем не брать и не отнимать; ссор и драк от себя не чинить и тем в сумнение тамошних народов не приводить под наижесточайшим штрафом и телесным наказанием». А в 1766 г. Екатерина II собственной рукой дописала в конце своего именного указа сибирскому губернатору Д.И. Чичерину: «Промышленникам подтвердите, чтоб они ласково и без малейшаго притеснения и обмана обходились с новыми их собратиями, тех островов жителями»24).
Однако наладить жесткий контроль за действиями добытчиков пушнины на отдаленных островах было чрезвычайно трудно и их произвол в отношении туземцев Алеутских островов продолжался и далее, несмотря на все запреты и увещевания властей. Не случайно в 1776 г. канцелярия Охотского порта вынуждена была в своей инструкции вновь предписать команде судна «Св. Апостол Павел», чтобы промышленники «в грабежи и отъемы насильные ни под каким видом, будучи на тех островах, не входили, и того над тамошними народами не чинили, под смертною казнию»25).
Приведенные факты представляются некоторым авторам недостаточно убедительными. Так, по мнению американской исследовательницы Б. Красс, первые [99] двадцать лет русско-алеутских контактов характеризовались очень хорошими отношениями и взаимовыгодным партнерством. А. Ляпунова писала, со ссылкой на Аграната, что «отношение русских к коренному населению Алеутских островов и Аляски отличалось от крайне жестокой политики испанских, а затем и англо-французских колонизаторов Америки уже тем, что русские никогда не стремились к геноциду, а, наоборот, полагались на доверие во взаимоотношениях при совместной трудовой жизни, основанное на отсутствии расовых предрассудков». Правда, через полтора десятка страниц Ляпунова фактически опровергает вышесказанное сведениями из архивного источника: «Во время плавания 1760-1763 гг. судна «Прокопий и Иоанн» компании купцов В. Попова и Т. Чебаевского с мореходом казаком А. Воробьевым передовщик Шошин на Крысьих островах силой требовал от алеутов бобров и кормовых припасов (на Атту умерли от голода пять промышленников) и навел на алеутов такой панический страх, что по его приезде они выносили и клали на берег бобров, юколу (каланьи шкурки и сушеную рыбу. - А.Г.) и т.д., а сами в страхе скрывались». У алеутов были все основания поступать подобным образом, поскольку Шошин до этого перебил немало островитян, отнимая у них продукты и пушнину26).
Было бы, однако, заблуждением и крайним упрощением рисовать взаимоотношения русских с алеутами исключительно черными красками и обвинять во всех бедах только одну сторону. Во-первых, не все промышленники и их предводители применяли против туземцев жестокие репрессии. Так, передовщик А. Толстых был известен своим добрым отношением к алеутам и во время своих экспедиций на острова стремился наладить с ними дружеские отношения. А уже упоминавшийся Глотов вполне мирно обходился с алеутами во время своего первого посещения Уналашки. Во-вторых, местные жители сами, порой без видимых причин, первыми нападали на русских, особенно если были уверены в их слабости. Так, во время крушения судна «Св. Капитон» в 1757 г. у одного из островов Алеутской гряды туземцы атаковали попавший в беду экипаж под командой казака И. Студенцова; воинственные эскимосы конягмиуты, населявшие крупный остров Кадьяк у южного берега Аляски в 1763 г. неоднократно нападали на промышленников С.Г. Глотова27) и т. д.
Новый этап в российской колонизации Северной Америки наступил в августе 1784 г., когда купец Г.И. Шелихов прибыл на Кадьяк с двумя кораблями и основал в Трехсвятительской бухте первое постоянное русское поселение, заложив тем самым базу для прочной колонизации края. Едва поселившись на острове, промышленники Шелихова потребовали для поддержания мира заложников-аманатов от воинственных кадьякцев, но получили отказ. Вскоре Шелихов узнал от алеута-раба, бежавшего к нему от кадьякцев, что те в большом количестве собрались в укрепленном селении на скалистом островке в 40 верстах от Трехсвятительской бухты. Не желая упускать инициативу, Шелихов сам отправился к ним во главе вооруженного отряда с пятью небольшими пушками. После артиллерийского обстрела отряд промышленников сломил сопротивление защитников островка. Множество кадьякцев было перебито или утонуло в море при попытке спастись. Шелихов, писал в свое оправдание, что старался вести пушечный огонь в основном по скалам и туземным хижинам, а не по людям. И все-таки ему пришлось признаться: «... сколько я ни избегал пролития крови, нельзя однакож думать, чтобы не было при сем несколько из них убито»28). По свидетельству подлекаря М. Бритюкова, этих «несколько» было более 500 человек, причем попавших в плен мужчин Шелихов приказал отвести в тундру и переколоть копьями29). Другие свидетели приводят меньшие цифры: так, по воспоминаниям старика-эскимоса, бывшего ребенком во время этих событий, тогда от рук русских пало 300 кадьякцев, а по данным штурмана Г.Г. Измайлова - 150-200 человек. Но в любом случае, количество убитых туземцев было весьма значительным. Многие кадьякские женщины и дети после сражения попали в плен, были отправлены в строившееся русское поселение, где содержались три недели в [100] качестве заложников. Шелихов возвращал этих пленных их родственникам, посещавшим селение, оставляя по одному ребенку от семьи в качестве заложника30).
И после этого побоища сопротивление кадьякцев не прекратилось. Вскоре они предприняли несколько нападений на артель русских, разведывавших на пяти байдарах восточную часть Кадьяка. По сведениям Бритюкова, при возвращении в лагерь этот отряд захватил в плен двух кадьякцев, которых Шелихов лично пытал, добиваясь от них признания в участии в нападениях на русских. Ничего не добившись, он застрелил одного пленника, а другого приказал заколоть и бросить в тундре. Кроме того, по его приказу штурман Измайлов застрелил двух кадьякцев за несвоевременный донос о заговоре сородичей. Позднее мореход официально подтвердил этот случай, оправдываясь тем, что был вынужден слепо следовать всем приказам своего начальника31).
Эти факты опровергают сусальный образ «Колумба Росского», весьма популярный в отечественной историографии32). Правильнее было бы именовать Шелихова не Колумбом, а Кортесом! Не случайно современник событий академик Э. Лаксман писал из Сибири графу А.А. Безбородко: «Где частные выгоды перевес имеют, там богачам нетрудно свои намерения исполнять по Северо-Восточному океану почти все коммерческие дела, которые сходственнее грабежам называть можно в руках помянутого Шелихова. Котораго промышленники состоят из ядра развратнейших иркутских буйственников и мошенников, и хозяин их довольно имеет в себе той жестокости, которую мы о Гишпанцах читаем в древней американской истории, когда он мог над бедными Алеутами пробовать свою саблю, пистолету и винтовку»33).
Стремясь твердо обосноваться на Кадьяке, Шелихов использовал целую систему подчинения своей власти местных туземцев. Эта система предусматривала, с одной стороны, террор и репрессии, с другой - традиционное для Сибири аманатство. Наряду с этим Шелихов убеждал кадьякцев прекратить междоусобные войны, демонстрировал им преимущества европейской техники и знаний, учил строительству небольших домов, занимался разбивкой огородов, проповедовал основы христианской религии и проч. Но помимо этого подкупал вождей и старейшин, чтобы тем самым обеспечить лояльность их родичей. В ряде селений Шелихов своей властью назначил преданных русским старшин - «хаскаков». Поощрял он и доносительство. По данным Г.И. Давыдова, в то время многие содержавшиеся у кадьякцев невольники перебежали к русским в надежде облегчить свою участь: «Тогда сих людей употребляли на исполнение убийств подозрительных островитян; они же отправляли вместе с Русскими все работы»34). Так было положено основание для формирования особой социальной группы - так называемых каюров - фактически рабов компании Шелихова.
В мае 1785 г. Шелихов отправил 52 промышленников на четырех байдарах в сопровождении 110 кадьякцев и 11 лояльных лисьевских алеутов на юго-западную оконечность полуострова Кенай. В августе партия благополучно возвратилась, привезя с собой до 20 аманатов, захваченных у индейцев танаина (кенайцев) и эскимосов чугачей. В конце декабря Шелихов вновь послал на полуостров Кенай двух русских промышленников с толмачем для торговли, поручив их безопасность старейшине с близлежащего острова Шуяк - тоену, у которого были взяты аманаты. Однако последний изменил русским и убил промышленников. В отместку Шелихов направил на острова Шуяк и Афогнак карательную экспедицию, как писал Бритюков, «для истребления всех жителей и сыску помянутого тойона, с коими посланы были российские торговать; то по сему приказанию в бытность нашу получено известие, что одно селение совсем искоренено, а из прочих спаслись бегством...»35).
В целом покорение Кадьяка и близлежащих территорий в 1784-1786 гг. под руководством Шелихова вряд ли можно было назвать гуманным. Не должны вводить в заблуждение и официальные документы «шелиховской» компании, в том числе часто цитирующееся «Наставление» Г.И. Шелихова [101] от 4мая 1786 г., в котором он указывал своему помощнику К.А. Самойлову на необходимость заботиться о зависимых туземцах: «Здешних обитателей, аманат, служащих при компании в работах каюр и работниц содержать в хорошем призрении, сытых...»36). Забота Шелихова о местном населении была продиктована прежде всего утилитарными соображениями: именно туземцы - основной контингент рабочей силы колоний - были главными добытчиками пушнины для его компании.
Уже в довоенной советской историографии и работах некоторых зарубежных авторов получила распространение точка зрения, согласно которой коренное население формирующихся российских колоний подвергалось жестокой эксплуатации и фактически находились на положении рабов37). Противоположная оценка русской колонизации Аляски дается в большинстве трудов отечественных историков, этнографов и географов, по мнению которых, в методах эксплуатации туземцев преобладала система вольного найма и неэквивалентного обмена. Соответственно, российская колонизация Нового Света характеризовалась как капиталистическая38).
Обе точки зрения представляются ошибочными. С одной стороны, большая часть туземного населения колоний (алеуты, эскимосы конягмиуты и чугачи, индейцы танаина) формально не были рабами. Правда, элементы рабовладения существовали в Русской Америке - достаточно вспомнить каюров, составлявших от 1/8 до 1/12 взрослого туземного населения. Трудились каюры обычно совершенно бесплатно или за мизерное вознаграждение, получая лишь скудную одежду, пищу и немного табака. Фактически на положении каюров находились также женщины, старики и подростки, вынужденные выполнять для промышленников различные подсобные работы (добывать капканами лис, охотиться на птиц, шить парки, собирать ягоды и т. п.)39).
С другой стороны, не отрицая наличия в Русской Америке отдельных элементов капиталистических отношений (торговая деятельность купеческих компаний, вольный наем промышленников и проч.), необходимо учитывать, что эти отношения слабо затрагивали зависимое туземное население. Хотя большинство формально свободных («вольных») туземцев-мужчин также нанималось, как и русские промышленники, на морские пушные промыслы, этот наем лишь внешне напоминал капиталистический: туземцам перед отправлением на промысел выдавался (а зачастую принудительно навязывался) в качестве аванса минимум товаров, продуктов и одежды, цены и ассортимент которых целиком зависели от произвола промышленников и приказчиков. Купеческие компании фактически были монополистами, что позволяло им максимально завышать цены на собственные товары. Кроме того, угрозами и насилием промышленники запрещали зависимым туземцам продавать добытую ими ценную пушнину своим торговым конкурентам. Как отмечал побывавший на Кадьяке в 1790 г. Г.А. Сарычев, островитяне ничего не предлагали участникам экспедиции И.И. Биллингса, «как видно из боязни русских промышленников, которые, кроме себя, другим продавать запрещают»40). Это свидетельствует о явно некапиталистическом характере российской колонизации.
Читать дальше