Альтруизм, равенство, усыновление у шимпанзе
В природе шимпанзе показывают куда большую склонность к кооперации, альтруистическому поведению и социальной поддержке друг друга, чем в неволе. Они поддерживают друг друга в борьбе за ранг, и снискивают поддержку третьих особей в ней же или в противостоянии доминанту. Или в таком специфическом поведении, как охрана детёныша от каннибальских покушений отдельных самок, у которых почему-то просыпается такая страсть, они начинают воровать и есть детёнышей у своих товарок - и тем приходится призывать на помощь дружественных самцов.
Шимпанзе совместно охраняют территорию группы, спасают жизни сородичей, и даже от утопления (при том, что панически боятся воды), воруют из сада фрукты, чтобы привлечь самок, делятся со всеми той пищей, которую группа добывает совместно - мясом (фрукты, листья и крупных беспозвоночных каждая обезьяна добывает индивидуально, причём при кормёжке группа сильно рассредотачивается). Они поддерживают культуру орудийной деятельности, обучая молодых особей изготовлению и использованию простеньких орудий, среди которых, однако, бывают составные орудия. См. обзор Е.Н.Панова по орудийной деятельности шимпанзе в сборнике «Разумное поведение и язык. Коммуникативные системы животных и язык человека».
Правда, вряд ли взаимную помощь между индивидами в обезьяньей группе, их своего рода «сотрудничество» в поддержании социальной структуры, «идея» которой есть у каждой из особи, и в соответствии с которой - и своим статусом в данной структуре - разные индивиды поддерживают друг друга или враждуют - можно называть альтруизмом в социобиологическом смысле. Для социобиологов альтруизм фактически - изощрённая форма эгоизма, поведение, направленное на преимущественное распространение собственных генов косвенным способом, через поддержку других особей вместо обычного конкурентного подавления, с последующей победой в борьбе за существование над другими, с исключением генов «их» моделей поведения из общего процесса воспроизводства, то есть на подавление и гибель других. Называть это «альтруизмом» в общечеловеческом смысле довольно странно).
А вот у антропоидов, да и у многих групп мартышковых обезьян наблюдается альтруизм в «чисто человеческом» смысле - бескорыстная помощь другим особям. Например, их поддержка в социальном взаимодействии, часто с риском для целостности собственной шкуры. Например, в т.н. reconciliation behaviour, когда третьи особи сдерживают агрессивного доминанта, успокаивают жертву агрессии и вообще восстанавливают отношения, нарушенные чересчур явным проявлением доминирования.
Не случайно «Известный этолог Frans de Waal в июльском праймере журнала PLoS Biology продвигает мысль о слабости концепции 'kin selection' применительно к объяснению корней и природы альтруизма. По его мнению, вместо учета выгод и издержек, в основе лежит способность к эмпатии, свойственная животным (не только людям). Данное эссе предваряет research-статью:
Spontaneous Altruism by Chimpanzees and Young Children -- PLoS Biology, June 2007» (via nature_wonder).
Для этого - настоящего - альтруизма у мартышковых обезьян, антропоидов и человека - есть специальный девайс - системы зеркальных нейронов. Они «спаивают» индивидов в целостную социальную сеть, которая реагирует, чувствует и действует как целое. Достигается это благодаря способности социальных нейронов обслуживать «автоматическое» моделирование действий по представленному этим действием образцу, непроизвольно улыбаться в ответ на улыбку другого, корчить рожи в ответ на лицевые экспрессии и т.п. проявления эмоциональной заразительности и социального резонанса, эмпатии. Об этом есть 2 замечательных книжки немецкого нейробиолога Иоахима Бауэра; которые недавно прочёл с наслаждением и надеюсь пересказать.
Так что представление об «эгоистических индивидах», которое применимо к низшим позвоночным вне сферы социальной коммуникации, в анонимных стаях, неприменимо к приматам и тем более к нам самим. Да и к другим позвоночным оно неприменимо в ситуации, когда эти самые индивиды связаны социальной структурой сообщества и участвуют в территориальной или брачной коммуникации, чтобы распределить партнёров или дифференцировать ранг.
Впрочем, социобиологи этого не замечают, как не видят того, что их определению альтруизма точно соответствует обычное коммуникативное поведение всякого вида позвоночных. В самом деле, когда индивиды стереотипно предъявляют «нужные» демонстрации в «нужных» точках процессов взаимодействия, разыгрывающихся внутри сообщества, они рискуют существенно (чем выше, чем больше сигнальная эффективность демонстрации), они инвестируют в воспроизводство социальной структуры группировки, то есть типичной групповой адаптации, а вот свой выигрыш получают только потом, когда взаимодействие закончится и если оно закончится позитивным исходом, не срывом коммуникации (№1, но не №2 и №3 здесь).
Типичный альтруизм, причём реципрокный, в условиях, когда реципрокность «альтруистического поведения» в демонстрировании обеспечена инстинктивным характером последнего, где подавлена свобода не-демонстрировать в специфической ситуации взаимодействия, а случающиеся «обманщики» - не демонстрирующие или демонстрирующие «нечестно» - удаляются системой социального контроля. А иногда даже родственный альтруизм - когда в силу ряда причин популяционные группировки направленно подбираются из родственников (обычно это изолированные поселения на краю ареала или даже за краем, «отключённые» от общей популяционной сети, и не связанные с ней сколько-нибудь устойчивым потоком нерезидентов-переселенцев).
Иными словами, до развития системы зеркальный нейронов и маркированной ей социальности «типа обезьяньей» (где ранг или еду не завоюешь сам, нужна поддержка и помощь других особей, где вкладываться в увеличение социальной связности внутри группы выгодней и лучше, чем наращивать собственную конкурентоспособность индивида и т.п.) альтруизм всегда оказывается «вынужденным» в том смысле, что отдельные особи в популяции это чисто «эгоистические индивиды» и их «сцепление», кооперирование друг с другом в рамках видоспецифической социальной структуры достигается только вынуждено, под действием отбора, под охраной социального контроля, отсекающего «обманщиков» и т.п.
А вот более высокоразвитая социальность, начиная с мартышковых обезьян и кончая людьми уже не предполагает ни «индивидов», ни «эгоистичности» от рождения. «От рождения» у людей и высших обезьян мы видим совершенно иное: особи друг без друга неполноценны, они тянутся друг к другу, испытывают эмпатию и т.п. норовят постоянно сцепиться в социальную целостность, с имманентно присущими кооперацией и альтруизмом. Детям и бонобо «от рождения» присущ альтруизм, основанный на стремлении к равенству и т.п. Дальше, конечно, диалектика развития ведёт к развитию и выделению личности из нерасчленённой родовой общности, и свободное соединение этих личностей в коллективы в рамках уже их разумного социального творчества, но важно, что никаких «эгоистических индивидов» в основе у нас не бывало.
Увы, этого слона социобиологи не приметили, - что обычное демонстративное поведение, встречающееся буквально на каждом шагу, как раз и есть тот самый альтруизм, который они ищут под микроскопом у экзотических видов с необычными брачными и социальными системами. То есть, как я уже писал раньше «[социобиологи] предполагают, что человеческая социальность и поддерживающий её «альтруизм» развиваются из некого нулевого состояния, где социальности нет совсем, а есть одни только «эгоистичные индивиды» и их взаиморасчёты плат / выигрышей друг с другом или с внешней средой.
Это неверно - как бы глубоко мы ни спустились «вниз» по филогенетическому дереву позвоночных или даже ещё ниже, к беспам, всегда есть некий «остов» социальности предковых форм, которая «альтруистична» уже потому, что особи вкладываются «без разговоров» в поддержание «нужной» схемы социальных связей, «уклонисты» и «обманщики» наказываются - ведь итоговую приспособленность не реализовать в одиночку! А социальность следующего порядка у более продвинутых форм возникает лишь из предшествующей социальности путём её усложнения, расширения и т.п., а никак не из столкновения тысяч «индивидуальных эгоизмов». Социобиологи правильно обращают внимание на последние и на этом пути открыли много чего, но неверно определяют значение таких «столкновений», их задача отсекать те варианты преобразования «низшей» социальности в «высшую», которые чересчур рискованны с точки зрения «экономии природы», а совсем не создание сложной социальности из «атомарного эгоизма». То есть в эволюции социальности действует своего рода вирховский принцип - всякий социум от социума, социальная структура от социальной структуры, а не из суммирования столкновений между индивидами, которые сами по себе, без «общих» сигналов и информационного обмена, регулярную структуру отношений создать не способны.
(« На чём прокалывается социобиология человека?»).
Наиболее альтруистическим видом поведения у шимпанзе является усыновление осиротевших детёнышей, описанное по данным 30 лет наблюдений немецких приматологов под руководством Кристофа Бёша в национальном парке Таи, Кот д’Ивуар (Западная Африка). Cм. статью в PloS Biology «Altruism in forest chimpanzees: the case of adoption, русский синопсис Елены Наймарк здесь. За 27 лет наблюдений в 3-х сообществах 36 раз детёныши сиротели, и в 18 случаях их усыновляли другие, из этих 18 10 выжили.
Заботиться о сиротках нужно много и долго, усыновители делают для них, в общем, тоже, что и биологические родители, - водят за собой на длинных дневных переходах, кормят, защищают, строят ночёвочные «гнёзда» и т.д. До 5 лет сироты не выживают в природе сами, а выигрыш лично для усыновителя, в общем отсутствует. Усыновители более чем часто бывают неродственны усыновляемым, большая склонность к усыновлению у родственников осиротевшего в целом отсутствует. Она скорей появляется только у нас, людей, в связи с той системой родства, которая практикуется в данном обществе, и помимо того, что регулирует правила брачных обменов, накладывает специфические обязательства по помощи бедным, вдовам и сиротам на разных родственников последних.
Особенно замечательно обилие среди усыновителей самцов - примерно половина. Это никак не согласуется с представлением, что популяризованная социобиологами дихотомия «эволюционных стратегий мужчин и женщин» (см. описание у М.Л.Бутовской) сколько - нибудь определяется именно «биологическим в индивиде», а не социальным в человеческом обществе, в первую очередь межполовым разделением труда, которое разное в разных обществах и в большинстве из них базируется на угнетении женщин мужчинами. Не случайно там жена - это в первую очередь рабочие руки семьи (выбираемые её старшими членами), а не индивидуальная любовь данного конкретного юноши, приобретение зависимых работниц или рабынь оформляется как брак с новыми жёнами и т.п. Даже у обезьян в их простенькой социальной жизни наиболее значимо «их социальное», а не «их биологическое»! а тем более у нас, где социальное гипертрофировано, а биологическое умалено и управляется социальным, обслуживает его запросы и цели и т.д.
Авторы статьи объясняют столь широкое распространение усыновления в данной популяции шимпанзе (по сравнению с другими, где оно почти не встречаются) сильно повышенным риском хищничества леопардов. От их нападений которых действительно остаются сироты и действительно группам их выгодно усыновлять (хотя невыгодно никому из усыновителей, тем более что они ан масс неродственны усыновляемым сиротам). Это такая же инвестиция в целостность группы и нормальное воспроизводство её социальной среды, без которой развитие и размножение данных обезьян невозможно - это не рыбы и не ящерицы. Разница с аналогичными «инвестициями» в виде демонстрирования только в том, что усыновление - предмет свободного выбора конкретных обезьян, которые могут усыновлять, а могут и нет, ответ же на демонстрации инстинктивен и «автоматичен», и неверный ответ здесь скорей «сбой» или «несозревший инстинкт», чем обман. А так да, наблюдается параллельность видового инстинкта с собственным выбором, о чём писали ещё Бергсон с Фабром и У.Джеймсом).
Однако авторы почему-то сравнивают риск хищничества не между разными группировками данной популяции, а в данной популяции в целом, с популяцией восточного побережья, где он практически нулевой. А между тем разные объединения шимпанзе, как видно из таблицы 1, сильно различаются по частоте усыновления: в северной группе усыновление высоко вероятно, в южной - редкое событие, в восточной - вероятность примерно 1:1. Если уж выдвигаешь гипотезу зависимости от риска хищника, надо бы показать различный уровень риска для данных объединений. Этого не написано, есть сильные подозрения (основанные на численности леопарда) что в данном районе он везде примерно равный - а вот частота усыновления разная.
Понятно, что готовность к усыновлению в данном случае - не индивидуальное свойство, а классическая групповая адаптация, эволюционное происхождение которой объяснимо и без группового отбора, стоит лишь чуть-чуть отойти от социобиологических догм.