Живые машины Тьюринга-1
Отличие использования знаков в коммуникации животных от человеческого языка
В конце 1980-х гг. у птиц и млекопитающих стали активно исследовать дифференцированные системы сигналов-символов (referential signals), "обозначающих" типологически разные ситуации внешнего мира, значимые для животного, от возможности выиграть/риска проиграть агонистическое взаимодействие до разных видов корма и типов хищников. Когда их стали описывать у самых разных видов птиц и млекопитающих, а не только у обезьян и полуобезьян, как первоначально, среди этологов был нешуточный энтузиазм по поводу того, что вот у животных обнаружен язык, родственный нашему собственному человеческому языку, как одна специализированная знаковая система "родственна" (а, точней, изоморфна) другой.
Хороший пример подобной системы мы наблюдаем в вокализациях домашних кур (рис.1. из работы Ch.S.Evans “Referential signals”). Ситуации внешнего мира, значимые для животного, здесь оказываются дифференцированными друг от друга, а не плавно переходят друг в друга, так что возможна типологическая классификация ситуаций, существенных для животного в его жизнедеятельности.
Дифференцированные сигналы соответствуют разным типам ситуаций и как бы «называют» их, то есть сигнал соответствует именно ситуации, а не «оценке особью» данной ситуации с точки зрения того количества негативных, позитивных или каких-то иных эмоций, которые на неё нужно потратить. Далее, акустическая форма сигналов, соответствующих разным типам ситуаций, взаимно-альтернативная между собой, без всяких промежуточных форм и переходов, что исключает неясности в «именовании» ситуаций - или животное коммуницирует правильно, или ошибается, или вообще не коммуницирует (если издаёт не описанные вокализации, а что - то ещё).
Действительно, во всех случаях продуцирования дифференцированных сигналов тревоги у верветок, мартышек диана, дифференцированных демонстраций угрозы у чижей, больших пёстрых дятлов, кутор или сонь, таких же демонстраций ухаживания у синиц и вьюрковых (список можно продолжить) животные производят специфические телодвижения именно и только для того, чтобы образовать знак и информировать партнёров по коммуникации о том-то и о том-то. Более того, эти комплексы телодвижений - акустические и визуальные демонстрации (материальный носитель соответствующих сигналов угрозы, ухаживания, предупреждения об опасности и т.п.) производятся особью-источником сигнала именно так, чтобы отделить знак от знака, специально "подчеркнуть" границу между ними в поведенческой последовательности, где один сигнал следует за другим.
Понятно, для этого нужно специально стараться и дополнительно рисковать: ведь когда идёт речь о демонстрациях (акустических или визуальных, всё равно), при смене одной демонстрации на другую соответствующие телодвижения плавно переходят одно в другое. Поэтому требуются значительные специальные усилия, чтобы этот континуум деятельности животного для реципиента предстал как цепочка дискретных образов, воспроизводимых разными комплексами действий - этапами и элементами этого континуума. Эти дополнительные усилия влекут за собой дополнительный риск. Гибкость и ловкость действий животного в ответ на неожиданную опасность от хищника или от ударов, клевков и укусов компаньона прямо пропорциональна континуальности осуществляемого потока деятельности. Всякая дискретизация с выделением из него демонстраций, задача которых - воспроизводить некоторые образы и только - достигается за уменьшения ловкости, скорости реакции, точности ответа на недемонстративное поведение оппонента и т.д. (пример с драками щенков койотов и зебр).
Повышенная затратность и рискованность сигналов-символов по сравнению с более обычным и менее специализированным видом сигналов - сигналами-стимулами (motivational signals) связана, естественно, с тем, что они передают партнёру (и "зрителю" с соседней территории, наблюдающему за взаимодействием, но не вовлечённому в него) более точную, более общезначимую и более ценную информацию - о типе ситуации, объективно складывающейся во взаимодействии животного-источника сигнала с данным реципиентом или с внешним объектом, вроде встречи с хищником и находки корма (и об изменениях типа ситуации по ходу процесса, связанных со следующими "ходами" участников), а не об уровне мотивации страха или агрессии, который представляет собой субъективную и сугубо индивидуализированную оценку ситуации.
Понятно, что точное информирование о ситуации лучше, чем сообщение о внутреннем состоянии животного, изменения которого довольно неустойчивы и нечётко связаны с некоторыми изменениями ситуации вовне, которые только и значимы для реципиента. Динамика же мотивационного состояния у всех позвоночных как минимум столь же сильно зависима ещё от трех факторов - эндогенных изменений состояния, обладающих собственным направлением и ритмикой, уровня общего неспецифического возбуждения животного, а также от воздействия стимулов, запускающих конкурирующие виды активности (скажем, от появления самки одновременно с самцом - претендентом). Все эти три причины вызывают мотивационные изменения, никак не связанные с параллельно происходящим процессом коммуникации, почему искажают то соответствие сигналов и событий, которое обязательно её для успешного осуществления.
Далее, надежды этологов на обнаружение у приматов и других позвоночных знаковых систем, типологически близких к нашему языку, поддерживались тем фундаментальным отличием сигналов-символов от сигналов-стимулов, что первые
а) передают дискретные порции информации идеального характера, с которыми реципиент может поступить так, как ему удобно - использовать, скорректировать собственную модель поведения (причём не немедленно, а именно в момент, когда эта коррекция будет этапом естественного развития прежней модели поведения, не потребует её кардинально "ломать"), или же игнорировать полностью,
б) форма демонстраций, образующих сигналы-символы, представляет собой произвольный знак, внешний облик которого никак не связан с характером сообщаемого.
Напротив, "информирование" при помощи сигналов-стимулов по способу действия ничем не отличается от тычка, толчка и удара - реципиент "принуждается" к выдаче реакции, необходимой на следующем этапе взаимодействия и точно комплементарной реакции, которая следует из мотивационного состояния животного - источника сигналов. Он может или реагировать, или "сопротивляться" воздействию, в последнем случае устойчивость реализации его собственной модели поведения сильно падает, она стабилизируется и т.п. Поэтому хороший стимул - плохой сигнал, и наоборот.
При использовании в коммуникации сигналов-символов свобода выбора гораздо выше - животное может использовать для образования сигналов ухаживания, угрозы, подчинения, предупреждения об опасности любую из N демонстраций соответствующего ряда, если его поведение нацелено на продолжение взаимодействия и завершение его определённым исходом, или не реагировать либо реагировать прямым действием, а не демонстрацией, если оно нацелено на остановку и обрыв процесса.
Далее, по форме выражения сигналы-стимулы - это пантомима, а не произвольный знак. Образы, демонстрируемые партнёру здесь представляют собой ритуализованное выражение той мотивации, которая владеет животным, её силы и требовательности удовлетворения. Фактически они - специфические ретрансляторы, благодаря которым внутреннее состояние демонстратора передаётся реципиенту и вызывает в нём состояние комплементарное данному, если он готов подчиниться - или аналогичное более сильное, если он ещё сопротивляется (сходным образом мим своей пантомимой передаёт некое настроение залу). Формы сигналов здесь не более чем специфические приспособления для "укола", "толчка", или же "нажима", производимого соответствующими стимулами, роль распознавания образов при определении значений сигнала здесь существенно снижена по сравнению с ролью реактивности на соответствующую стимуляцию и с ролью степени чувствительности к ней именно данного индивида, у сигналов-символов - наоборот.
Соответственно, если по двум существенным характеристикам - форме выражения и способу действия сигнала - только что открытые сигналы-символы прямо противоположны давно известным и широко распространённым сигналам-стимулам (как легко понять, все классические релизеры являются именно ими), и сходны с функционированием человеческого языка, естественным образом появляется предположение о полной гомологии соответствующих коммуникативных систем. Судя по всему, что "на заднем плане" у этой идеи выступает надежда, не афишируемая из страха быть обвинённым в антропоморфизме - очень уж хочется найти у верветок или других низших обезьян хоть примитивненький, но "настоящий" язык. См. Evans Ch.S. & P.Marler: “Language and animal communication: parallels and contrasts” (1995).
Мол, если они разными знаками "обозначают" разные виды хищников, то, может быть, они и "понимают", что именно называют и почему и могли бы перенести навык "называния" на другие объекты, не хищников и т.д. Как писал Вильгельм фон Гумбольдт (1984) про речевую коммуникацию: «люди понимают друг друга не потому, что передают собеседнику знаки предметов, а потому, что взаимно затрагивают одно и то же звено чувственных представлений и початков внутренних понятий, прикасаются к одним и тем же клавишам инструмента своего духа, благодаря чему в сознании вспыхивают соответствующие, но нетождественные смыслы [курсив мой - В.К.]. Отличной иллюстрацией к этому мнению служит рисунок 2 в работе Ch.S.Evans “Referential signals” 1997 года (а он - крупнейший исследователь данной формы коммуникации), где обязательным условием действенности сигналов-символов считается:
1) Наличие у сигнализирующей особи чёткого понятия о том, что передаётся (появился такой-то хищник, его ловкость такова-то, опасность такова-то, так чтобы реципиент мог «пересчитать» эти параметры для собственной позиции, как это происходит в криках тревоги американских черноголовых гаичек), т.н. Theory of Mind,
2) внутреннее намерение проинформировать об этом других особей, причём так, чтобы «они поверили» (передать им своё понимание, как это делается в человеческой речи);
3) функционально референтный «крик на ястреба» не просто «называет» соответствующую опасность для другой особи, чтобы она обратила на это внимание и/или «автоматически» скорректировала модель поведения на основании данной информации (затаилась, прервала кормление и стала осматриваться, ретранслировала крики тревоги и т.п.). Он именно что передаёт ментальную репрезентацию хищника от одной особи к другой.
Продолжение здесь.