ИРИНА ВАСИЛЬКОВА - ПОЭТ, ПРОЗАИК, ДРАМАТУРГ, презентация книг, приглашение!
Ирина Василькова: (ФБ)
"25 ноября намечена презентация двух моих прозаических книжек, "Ксенолит" и "Давай убежим". Буду рада всех видеть. Клуб Журнального зала, М.Гнездниковский, 9/8, стр.3а. Начало в 18.30"
Ирина родилась в 1949 г в подмосковных Люберцах, с 1958 года живет в Москве.
Закончила Геологический ф-т МГУ, Литературный институт им. Горького (семинар Евгения Винокурова) и ф-т психологии Университета Российской Академии Образования. Работала на кафедре геохимии МГУ. Сейчас преподает в школе, руководит детской литературной студией “19 Октября”.
Публиковалась в журналах “Новый мир”, “Знамя”, “Октябрь”, “Литературная учеба”, “Мир Паустовского” и др. Переведена на болгарский, сербский, немецкий.
Её книги - проза поэта.
Великолепные во всех смыслах. Книги, в которых есть всё - воздух, ветер, космос, ЗЕМЛЯ, любовь, жизнь. То, что называется "Настоящие". Нестандартная жизнь, предельная вглядываемость и погружаемость в окружающее - не мелкая, не искусственная, не «чернушная», чем ныне грешат, не даже виртуозно выдуманная, а именно - глобальная, реальная, на уровне бытия в полном ощущении окружающего мироздания. Я бы даже сказала "полётные" книги - души и духа. Женской души и мужского духа.
«…чтение этой небольшой глубокой и очень прозрачной книги сразу заставит читателя забыть любые формулировки...»
«…Ксенолит (греч. xénos - чужой и líthos - камень) - обломок горной породы, захваченный магмой, - является важным источником информации о строении недр. Ксенолит - это своего рода редчайший, «лунный» камень, только занесенный не из космических просторов, а с недостижимой бурением глубины - более двухсот километров.
Ксенолит в повести «Купол Экспедиции» - символ спасительной инородности, нечто предельно внешнее, чужеродное миру и тем более человеку, но несущее о мироздании ценнейшую информацию.
Но и героиня повести - тоже «ксенолит», слиток человеческого, хрусталик взгляда, одухотворяющий неживое мироздание, с которым он парадоксально входит в творящую связь…»
Александр Иличевский
Несколько цитат, хотя, на самом деле, Ирину совершенно невозможно воспринимать «кусочками» - надо читать целиком!
Но я рискну…
1.
«Садовница» - драма взаимоотношений с матерью.
«…Порядок в доме - это культ.
Ты умела сделать красоту из ничего, элегантную тахту из пружинного матраца, нарядные занавески из ситца, развести в горшках экзотические растения, удивить гостей изысканными блюдами, комбинируя скудный ассортимент продуктов военного магазина... Наволочки с шитьем, скатерти с мережками, расшитое узорами детское пальто из старого кителя… Растянувшаяся на много лет послевоенная разруха, казалось, только раззадоривала тебя, пробуждая одно умение за другим. У меня и слов тогда не было, чтобы как-то определить эту стихийную силу, дававшую всему вокруг расцвести и явиться миру на самом пределе возможной красоты…
…Пафос преобразования действительности делал твой характер все более жестким - ты перестирывала за бабушкой не до конца отбеленные вещи, мобилизовывала отца на очередную передвижку мебели, а мою природную безалаберность пресекала и вовсе негуманными мерами. Забытый под стулом чулок вывешивался на люстру аккурат к моменту прихода гостей - ох и злыми же были мои слезы в детской комнате под басовитый хохот соседа!
Я всегда знала, что я “дрянь такая”, потому что родилась другой и ничего не могла с этим поделать. Обида сидела во мне крепко, но протест реализовывался единственно возможным для “папиной дочки” способом - в школе я стала записной отличницей. Отцовский золотой аттестат служил примером для подражания и торжественно демонстрировался мне время от времени, но велико же было мое ликование, когда я нашла в запертых от меня в шкатулку бумагах твое свидетельство с тройками по математике! Значит, было что-то такое, чего ты не могла, а я могла, - радость моя выплеснулась до того бурно, что я, ничего не сказав вам с отцом, пошла и сдала экзамены в математическую школу…
…Если я походный образ жизни всегда могла оправдать учебной необходимостью, демонстрируя в результате отличную зачетку, то Лешка, запустивший за полгода до аттестата почти все школьные предметы, требовал немедленного обуздания…
…С чего началась последняя ссора, я не видела. Я видела только пощечину, которую ты в отчаянии влепила брату, и его окаменевшее лицо с алым пятном на щеке. Это я, папина дочка, умела гнуться, как стебель, - подобные вам могут только сломаться.
Он сбежал из дому.
После уже выяснилось, что Лешка бродяжил на севере Читинской области, жил в лесной избушке, где его, голодного и полуживого после тяжкой болезни, чудом нашли случайные геологи. Несколько месяцев он болтался с ними, а потом сорвался в Северный Казахстан, где тогда работал мой мрачный и полубезумный однокурсник Акимов, тоже из “гриновцев”. Папу вдруг вызвали в КГБ и объявили, что сын задержан с краденой взрывчаткой. Как оказалось, в целях борьбы с вездесущим злом приятели собирались транспортировать ее в Москву, чтобы взорвать ненавистные Сьяновские пещеры. Но отец Акимова, к счастью, тоже оказался сотрудником КГБ, помог замять дело, и неудавшихся диверсантов отпустили домой.
Дома ждала повестка из военкомата.
В армию он уходил веселым, писал оттуда смешные письма, разрисованные десантными парашютами.
Через полгода пришла похоронка.
Я, вся в заботах юного материнства, совершенно растерялась и не знала, как разговаривать с тобой, - на меня как будто дышала стужей громада черного льда. Ты окаменела. Нам обеим было плохо, но плакать обнявшись мы не умели. Я съеживалась, хотя вина перед тобой была невольной - у меня рос сын, а у тебя его не стало.
Но была еще и другая моя вина, за которую ты упорно хваталась. Сначала я не понимала, какие ледяные вихри выкручивали тебя изнутри, что за мрачное пламя стояло в глазах, но однажды ты проговорилась: “Все случилось из-за тебя, это ты, ты затянула его в проклятую геологию”.
Эта смерть - из-за меня?
Что я могла ответить? Вспомнить, с чего все началось, - вашу войну и алое пятно пощечины на его щеке? Нет, это был бы запрещенный прием. Я смолчала…
…Вечером вы с отцом сидели сгорбленные и потухшие, мне очень хотелось согреть и утешить, я обняла вас за плечи. Папа отозвался на прикосновение и всхлипнул:
- У нас больше никого не осталось.
- А я?
- Дочь не в счет! - отрезала ты.
Тут уж обледенела я.
2.
«Купол Экспедиции» - дневник студентки и её же комментарии спустя годы.
«Презрев капризы погоды, иду дальше. Сплошные лавовые бомбы и обелиски. Земля изрытая, вставшая на дыбы - вся из острых углов. На снежниках грязь розоватого цвета - наверное, пепловый выброс. Надо влезть на небольшую горушку - Купол Экспедиции - и взять несколько образцов. Издали она похожа на ежа - вся утыкана пиками. Склоны крутые, по мокрой траве лезть скользко и неприятно. Но когда оборачиваюсь - совершенно дурею от восторга. Над долиной тройная радуга таких чистых цветов, что я начинаю петь. Сама смеюсь над своими восторгами, но ничего не могу поделать. Смеюсь - смеюсь от счастья. Красота! Полет!...
…Вершина горы - это нагромождение каменных глыб, между которыми огромные щели, пещеры, гроты, а в пустотах звенят-переливаются ручьи и водопады. Их почти не видно, но воздух вокруг весь из звона и музыки. Легкие колокольчики, глухой звук органа, бубны и флейты - все поет на разные голоса. Очарование нарушают крики тарбаганов, зверьков типа сусликов, но с кошачьими хвостами. Их писк напоминает милицейский свисток - будто за каждым камнем сидит милиционер. Один зверек вылезает на камень, складывает лапки на животе и стоит столбиком, не думая убегать. Я сажусь и начинаю петь ему песню. Он таращит черные глаза-бусинки и слушает. Но одно неосторожное движение, из-под ноги катится камень и с шумом срывается вниз - тарбаган, пискнув, прячется в нору.
Кажется, именно там все сошлось в случайной точке пространства - холодный воздух, тройная радуга, звуковые вибрации, глаза зверька и синие лепестки. Случайностью это назвать или Божьим промыслом - слияние с душой мира происходит здесь и сейчас. Замурзанная девочка встретилась с абсолютной красотой - сорван предохранитель, пошли топологические игры, внешнее стало внутренним, внутреннее внешним. Чистая геометрия. Бутылка Клейна.
Важно, что девочка, не женщина. Такое должно случиться раньше, чем телесность ввергнет нас в игры другого порядка. Слияние с другим человеком - тоже геометрия, но он - не ты, и деформация общего пространства болезненна из-за невозможности отождествиться. Не потому ли там царят отношения власти и подчинения? Мироздание же не только впускает в себя целиком, но ставит между нами знак равенства. Я - это оно. Оно - это я.
Полное доверие.
Если у него и есть власть надо мной, она такого же рода, что у меня над своей собственной рукой. Когда рука отказывается подчиняться, это уже дефект системы, а то и распад. Мне больно и плохо. Миру тоже больно, если я не подчиняюсь. Может быть, в этом и есть отрицательная природа эгоизма? Миру больно.
А если любовь - это совместное подчинение всему высшему порядку? Общие пронизывающие вибрации?
Но как тогда быть, если твой любимый человек не доверяет миру?»
3.
«…У бедного отца в голове - своя реальность. Вчера встретил возмущенными криками:
- Где водители горных троллейбусов прячут горючее?!!
- Я про них ничего не знаю! - пытаюсь остановить лавину.
Обижается:
- Скрываешь? Ты же сама их водишь!
Значит, существует и такое мироздание, в котором я - водитель горных троллейбусов? А вдруг отца и не надо лечить, из той реальности вытаскивать? Вдруг ему там хорошо? А что, может, и мне бы там хорошо было?»
Ирина Василькова: «Вторая повесть так и называется «Водителям горных троллейбусов»… история об умирающем отце, о борьбе с бюрократическим устройством нашей медицины, и обо всём сопутствующем. Это реальный Альцгеймер - бред старика про горные троллейбусы. В общем, название - это как бы посвящение тем, кто оказался в такой же, как я, ситуации. В повести есть персонаж - сиделка-киргизка, а поскольку незадолго перед этим я побывала в Киргизии, то и тут не обошлось без ландшафта, и национальных особенностей…»
«…Мы забыли, что природа - не только фон жизни нашей, а силовое поле, которое сгущает человеческую суть, дает энергию и просветляет. Экзистенциальный культуролог Георгий Гачев называл природу мистической субстанцией. Ее нельзя включить-выключить, она постоянна как формирующий нацию фактор. Природа разная - и народы разные…
…Разгадку народа всегда пытаюсь искать именно в женщинах - они связаны с природой первобытной дремучей силой. У оседлых азиатов все понятно - сиди на женской половине дома и не вылезай, чтобы не попасться на глаза чужим мужчинам - отсюда все эти абаи, паранджи и прочие маскировочные средства. А вот женщина на коне не может носить паранджу - это крайне неудобно. Кроме того, в юрте нет никакой женской половины. Суровый кочевой быт приучает к труду совместному и нелегкому, а привычка ездить верхом - к вольнолюбию и непокорности. Внутренне, по крайней мере, должно быть так - а внешне оно может выглядеть и по-другому. Есть степные, «горизонтальные» варианты кочевниц - казашки, монголки, бедуинки, а здесь добавляется еще и вертикальная составляющая - дочери гор.
Тяньшанская горная страна, как все современные области орогенеза, буквально горит под ногами…
…Представьте, что вы сидите на осколках битой тарелки, которую кто-то толкает снизу, да еще крутит. Еще одна специфическая грань менталитета - фатализм - должна вырабатываться, когда в любую минуту может тряхнуть, да как! Кстати, юрта - идеальный в этом смысле вариант, дом не рухнет и хозяев не пришибет. Зато пришибить могут камни, селевые потоки и прочие конвульсии окружающей среды.
Давешний академик рассказывал, как летел на вертолете во время Сусамырского землетрясения - видел поверхность земли, ходившую волнами, сиреневое свечение и похожие на молнии электрические разряды: пьезоэлектрический эффект кварцсодержащих пород или ионизированный газ, выходящий по разломам. Мало трясучки - еще и высокое напряжение! И вот такая земля - у народа под ногами. Веками ходят-бродят силовые потоки, завязываются в узлы. Нынче если произносишь слова «энергия» или «поле», тут же набегают бравые продвинутые гуманитарии и записывают тебя в мракобесы-эзотерики. Хотя поле - реальность, всего-навсего одна из форм материи.
Суммируем исходные данные: наэлектризованная земля, горный ультрафиолет, радиоактивность, жесткий континентальный климат, перепады высот - в результате вычисляем национальный характер. Должен быть как кремень…»
Ирина Василькова: «…Дальше я знакомлюсь с реальной Аней-Алтынай, дивлюсь неожиданному сочетанию практичности и совершенно мифологического сознания…»
« - Лариса Петровна, я вам сейчас в таком сознаюсь, в таком сознаюсь… Вы не будете презирать? Я два месяц жил с бомжами.
- О Господи, Аня, как это?
- Ну это когда я все продал, и мне жить было негде.
- А муж, как он допустил? Он мужчина или кто?
- А его опять посадили. Через полгод.
- Как? Вы же заплатили сколько!
- У этой, убитый, тетка прокурор оказался, ничего нельзя было сделать.
- И что дальше?
- А дальше я пошел к дедушке и попросил разрешения… ну… это… торговать героином.
Видимо, глаза у меня совсем круглые, и она растолковывает. Действительность куда круче моих представлений о жизни киргизских сиделок. Родом Алтынай не из Оша, а из аула под Ошем, ближе к горам, где ничего сельскохозяйственного особо не растет. Населению в этой части свободной Киргизии заняться абсолютно нечем, а жить на что-то надо, поэтому надежда только на наркотрафик. От этого процесса кормятся практически все. Но… Аня, при чем тут дедушка? Он что, контролирует бизнес? возит героин на яках? Бред какой-то! Нет, объясняет она, это другой дедушка. Очень честный, ненавидит наркотики и среди членов своего клана такую деятельность не одобряет. Ах, так это он - глава клана Черной Козы? Словом, Анечкин случай был признан экстремальным, поэтому официальное временное разрешение от дедушки она получила - но дала клятву с этим через два года завязать.
Интересно получается - ей стыдно сознаться, что жила с бомжами, а что наркотики возила - не стыдно!
Короче, на подержанном автомобиле из Таджикистана через горные перевалы (а вы на карту посмотрите, какие там перевалы!) мчится хрупкая женщина с пакетами героина - ох, мама не горюй!
- Анечка, и не страшно было?
- Ну да, если снег на перевале, и волки… но больше я милиции боялся.
- И что?
- За два года заработал детям на квартиру. И больше - ни-ни! Дедушке обещал.
Ощущение, что смотрю кино. У меня вообще всегда в порядке с визуализацией, а тут и вовсе - крутые склоны, ветер, поземка, ледяной серпантин, волчьи глаза и гордая девушка Алтынай, вцепившаяся в руль. Маленькая женщина против враждебного мира. Королева Юга!
- Лариса Петровна, вы любите красивых мужчин?
- Нууу… не знаю… люблю, наверное… но как-то на этом не концентрировалась.
- А я один раз видел такой красавец! Ну такой! Как персидский принц! Он таджикский наркобарон. У него вилла в горах, большой, как крепость. Прямо дворец, там даже павлины у него - как сказка. И вот он на меня смотрит, а глаза у него с таким ресницам - я прямо дышать перестал, какой красота. И дает мне два пакета героин, по килограмм, и я знаю, что если с таким задержат, то посадят надолго, а он видел, что я боялся, тогда надел мне на шею такой талисман из волчий клык - пока он на тебе, сказал, никто тебя не тронет. И я так и ехал до самый Бишкек, все время щупал талисман, а когда привез - клык куда-то делся, как растаял.
- Киргизия разный. Это у нас в Оше так. А Рустам родом с Памира. Я один раз с ним поехал - это ужас какой! Никакой зелень, одни камни. И дома такие… лежанки-ступеньки, все в одна комната. И у них там в доме четыре столба, им они молятся. И обязательно карандаш от тараканов, потому что вши прямо кишит. Они не моются никогда - наверное, холодно. Зимой такой ветер, что весь снег сдувает. Голый место, и заняться совсем нечем. В советское время пограничный поселок был, снабжали хорошо, а сейчас как край света. И солнце такое злое - все обветренный, прямо черный. Зато у них танцы и песни очень-очень красивый. И наряды. Похож на наши, но только перышки на шапочке не наверху, а так, сбоку.
- Аня, а перышки должны быть от какой птицы?
- Сова. Я вам случай расскажу. У нас один дедушка любил, чтобы внучки носили такой национальный шапочка. Близняшки, по три года. И вдруг одна пропал, весь аул искал, не найдут никак. Но нашелся - по шапочке. Шапочка с перышком лежал около норы - суслики внучку туда затащили, пока она спал. Четыре часа в норе! Замерз очень, но живой.
- Ань, суслики же маленькие! Может, сурки?
- Наверное, сурки. Не знаю как у вас, у нас - суур. Я думал, по-вашему - енот. Я когда в гостях у дедушки на джайлоо, смотрю на них в подзорный труба. Они совсем как люди - моются везде, даже подмышки. Приходят в ручей и моются. У нас и женщину-чистюлю так называют - суур. Еще цветы собирают. А как невест воруют, расскажу? Их соберется шесть или восемь суур и делают набег на соседний семья. Там берут невеста, приводят к себе. Она у них несколько недель живет, потом отводят обратно.
- Ань, а это не сказки?
- Какие сказки, я в трубу видел!
- Интересно, может, это люди у сурков переняли кражу невест?
- Или они у людей?
- А еще такой случай знаю - у меня был дядя, такой красивый, такой красивый... Забрали в армию, на флот. И вот матери сообщают - погиб. Что случилось - не говорят. И привозят в закрытом гробу. А мать плачет, плачет - не хочу так, откройте гроб. Открыли - а там вместо него большой рыба. Мать в обморок упал. И умер, очень скоро.
- Аня, вы хотите сказать, что это правда?
- Правда-правда. Все же своими глазами видели!...»
В общем, кто в Москве, - приходите. Кто не сможет - есть возможность купить:
http://shop.heliconplus.ru/item.php?id=855
"25 ноября намечена презентация двух моих прозаических книжек, "Ксенолит" и "Давай убежим". Буду рада всех видеть. Клуб Журнального зала, М.Гнездниковский, 9/8, стр.3а. Начало в 18.30"
Ирина родилась в 1949 г в подмосковных Люберцах, с 1958 года живет в Москве.
Закончила Геологический ф-т МГУ, Литературный институт им. Горького (семинар Евгения Винокурова) и ф-т психологии Университета Российской Академии Образования. Работала на кафедре геохимии МГУ. Сейчас преподает в школе, руководит детской литературной студией “19 Октября”.
Публиковалась в журналах “Новый мир”, “Знамя”, “Октябрь”, “Литературная учеба”, “Мир Паустовского” и др. Переведена на болгарский, сербский, немецкий.
Её книги - проза поэта.
Великолепные во всех смыслах. Книги, в которых есть всё - воздух, ветер, космос, ЗЕМЛЯ, любовь, жизнь. То, что называется "Настоящие". Нестандартная жизнь, предельная вглядываемость и погружаемость в окружающее - не мелкая, не искусственная, не «чернушная», чем ныне грешат, не даже виртуозно выдуманная, а именно - глобальная, реальная, на уровне бытия в полном ощущении окружающего мироздания. Я бы даже сказала "полётные" книги - души и духа. Женской души и мужского духа.
«…чтение этой небольшой глубокой и очень прозрачной книги сразу заставит читателя забыть любые формулировки...»
«…Ксенолит (греч. xénos - чужой и líthos - камень) - обломок горной породы, захваченный магмой, - является важным источником информации о строении недр. Ксенолит - это своего рода редчайший, «лунный» камень, только занесенный не из космических просторов, а с недостижимой бурением глубины - более двухсот километров.
Ксенолит в повести «Купол Экспедиции» - символ спасительной инородности, нечто предельно внешнее, чужеродное миру и тем более человеку, но несущее о мироздании ценнейшую информацию.
Но и героиня повести - тоже «ксенолит», слиток человеческого, хрусталик взгляда, одухотворяющий неживое мироздание, с которым он парадоксально входит в творящую связь…»
Александр Иличевский
Несколько цитат, хотя, на самом деле, Ирину совершенно невозможно воспринимать «кусочками» - надо читать целиком!
Но я рискну…
1.
«Садовница» - драма взаимоотношений с матерью.
«…Порядок в доме - это культ.
Ты умела сделать красоту из ничего, элегантную тахту из пружинного матраца, нарядные занавески из ситца, развести в горшках экзотические растения, удивить гостей изысканными блюдами, комбинируя скудный ассортимент продуктов военного магазина... Наволочки с шитьем, скатерти с мережками, расшитое узорами детское пальто из старого кителя… Растянувшаяся на много лет послевоенная разруха, казалось, только раззадоривала тебя, пробуждая одно умение за другим. У меня и слов тогда не было, чтобы как-то определить эту стихийную силу, дававшую всему вокруг расцвести и явиться миру на самом пределе возможной красоты…
…Пафос преобразования действительности делал твой характер все более жестким - ты перестирывала за бабушкой не до конца отбеленные вещи, мобилизовывала отца на очередную передвижку мебели, а мою природную безалаберность пресекала и вовсе негуманными мерами. Забытый под стулом чулок вывешивался на люстру аккурат к моменту прихода гостей - ох и злыми же были мои слезы в детской комнате под басовитый хохот соседа!
Я всегда знала, что я “дрянь такая”, потому что родилась другой и ничего не могла с этим поделать. Обида сидела во мне крепко, но протест реализовывался единственно возможным для “папиной дочки” способом - в школе я стала записной отличницей. Отцовский золотой аттестат служил примером для подражания и торжественно демонстрировался мне время от времени, но велико же было мое ликование, когда я нашла в запертых от меня в шкатулку бумагах твое свидетельство с тройками по математике! Значит, было что-то такое, чего ты не могла, а я могла, - радость моя выплеснулась до того бурно, что я, ничего не сказав вам с отцом, пошла и сдала экзамены в математическую школу…
…Если я походный образ жизни всегда могла оправдать учебной необходимостью, демонстрируя в результате отличную зачетку, то Лешка, запустивший за полгода до аттестата почти все школьные предметы, требовал немедленного обуздания…
…С чего началась последняя ссора, я не видела. Я видела только пощечину, которую ты в отчаянии влепила брату, и его окаменевшее лицо с алым пятном на щеке. Это я, папина дочка, умела гнуться, как стебель, - подобные вам могут только сломаться.
Он сбежал из дому.
После уже выяснилось, что Лешка бродяжил на севере Читинской области, жил в лесной избушке, где его, голодного и полуживого после тяжкой болезни, чудом нашли случайные геологи. Несколько месяцев он болтался с ними, а потом сорвался в Северный Казахстан, где тогда работал мой мрачный и полубезумный однокурсник Акимов, тоже из “гриновцев”. Папу вдруг вызвали в КГБ и объявили, что сын задержан с краденой взрывчаткой. Как оказалось, в целях борьбы с вездесущим злом приятели собирались транспортировать ее в Москву, чтобы взорвать ненавистные Сьяновские пещеры. Но отец Акимова, к счастью, тоже оказался сотрудником КГБ, помог замять дело, и неудавшихся диверсантов отпустили домой.
Дома ждала повестка из военкомата.
В армию он уходил веселым, писал оттуда смешные письма, разрисованные десантными парашютами.
Через полгода пришла похоронка.
Я, вся в заботах юного материнства, совершенно растерялась и не знала, как разговаривать с тобой, - на меня как будто дышала стужей громада черного льда. Ты окаменела. Нам обеим было плохо, но плакать обнявшись мы не умели. Я съеживалась, хотя вина перед тобой была невольной - у меня рос сын, а у тебя его не стало.
Но была еще и другая моя вина, за которую ты упорно хваталась. Сначала я не понимала, какие ледяные вихри выкручивали тебя изнутри, что за мрачное пламя стояло в глазах, но однажды ты проговорилась: “Все случилось из-за тебя, это ты, ты затянула его в проклятую геологию”.
Эта смерть - из-за меня?
Что я могла ответить? Вспомнить, с чего все началось, - вашу войну и алое пятно пощечины на его щеке? Нет, это был бы запрещенный прием. Я смолчала…
…Вечером вы с отцом сидели сгорбленные и потухшие, мне очень хотелось согреть и утешить, я обняла вас за плечи. Папа отозвался на прикосновение и всхлипнул:
- У нас больше никого не осталось.
- А я?
- Дочь не в счет! - отрезала ты.
Тут уж обледенела я.
2.
«Купол Экспедиции» - дневник студентки и её же комментарии спустя годы.
«Презрев капризы погоды, иду дальше. Сплошные лавовые бомбы и обелиски. Земля изрытая, вставшая на дыбы - вся из острых углов. На снежниках грязь розоватого цвета - наверное, пепловый выброс. Надо влезть на небольшую горушку - Купол Экспедиции - и взять несколько образцов. Издали она похожа на ежа - вся утыкана пиками. Склоны крутые, по мокрой траве лезть скользко и неприятно. Но когда оборачиваюсь - совершенно дурею от восторга. Над долиной тройная радуга таких чистых цветов, что я начинаю петь. Сама смеюсь над своими восторгами, но ничего не могу поделать. Смеюсь - смеюсь от счастья. Красота! Полет!...
…Вершина горы - это нагромождение каменных глыб, между которыми огромные щели, пещеры, гроты, а в пустотах звенят-переливаются ручьи и водопады. Их почти не видно, но воздух вокруг весь из звона и музыки. Легкие колокольчики, глухой звук органа, бубны и флейты - все поет на разные голоса. Очарование нарушают крики тарбаганов, зверьков типа сусликов, но с кошачьими хвостами. Их писк напоминает милицейский свисток - будто за каждым камнем сидит милиционер. Один зверек вылезает на камень, складывает лапки на животе и стоит столбиком, не думая убегать. Я сажусь и начинаю петь ему песню. Он таращит черные глаза-бусинки и слушает. Но одно неосторожное движение, из-под ноги катится камень и с шумом срывается вниз - тарбаган, пискнув, прячется в нору.
Кажется, именно там все сошлось в случайной точке пространства - холодный воздух, тройная радуга, звуковые вибрации, глаза зверька и синие лепестки. Случайностью это назвать или Божьим промыслом - слияние с душой мира происходит здесь и сейчас. Замурзанная девочка встретилась с абсолютной красотой - сорван предохранитель, пошли топологические игры, внешнее стало внутренним, внутреннее внешним. Чистая геометрия. Бутылка Клейна.
Важно, что девочка, не женщина. Такое должно случиться раньше, чем телесность ввергнет нас в игры другого порядка. Слияние с другим человеком - тоже геометрия, но он - не ты, и деформация общего пространства болезненна из-за невозможности отождествиться. Не потому ли там царят отношения власти и подчинения? Мироздание же не только впускает в себя целиком, но ставит между нами знак равенства. Я - это оно. Оно - это я.
Полное доверие.
Если у него и есть власть надо мной, она такого же рода, что у меня над своей собственной рукой. Когда рука отказывается подчиняться, это уже дефект системы, а то и распад. Мне больно и плохо. Миру тоже больно, если я не подчиняюсь. Может быть, в этом и есть отрицательная природа эгоизма? Миру больно.
А если любовь - это совместное подчинение всему высшему порядку? Общие пронизывающие вибрации?
Но как тогда быть, если твой любимый человек не доверяет миру?»
3.
«…У бедного отца в голове - своя реальность. Вчера встретил возмущенными криками:
- Где водители горных троллейбусов прячут горючее?!!
- Я про них ничего не знаю! - пытаюсь остановить лавину.
Обижается:
- Скрываешь? Ты же сама их водишь!
Значит, существует и такое мироздание, в котором я - водитель горных троллейбусов? А вдруг отца и не надо лечить, из той реальности вытаскивать? Вдруг ему там хорошо? А что, может, и мне бы там хорошо было?»
Ирина Василькова: «Вторая повесть так и называется «Водителям горных троллейбусов»… история об умирающем отце, о борьбе с бюрократическим устройством нашей медицины, и обо всём сопутствующем. Это реальный Альцгеймер - бред старика про горные троллейбусы. В общем, название - это как бы посвящение тем, кто оказался в такой же, как я, ситуации. В повести есть персонаж - сиделка-киргизка, а поскольку незадолго перед этим я побывала в Киргизии, то и тут не обошлось без ландшафта, и национальных особенностей…»
«…Мы забыли, что природа - не только фон жизни нашей, а силовое поле, которое сгущает человеческую суть, дает энергию и просветляет. Экзистенциальный культуролог Георгий Гачев называл природу мистической субстанцией. Ее нельзя включить-выключить, она постоянна как формирующий нацию фактор. Природа разная - и народы разные…
…Разгадку народа всегда пытаюсь искать именно в женщинах - они связаны с природой первобытной дремучей силой. У оседлых азиатов все понятно - сиди на женской половине дома и не вылезай, чтобы не попасться на глаза чужим мужчинам - отсюда все эти абаи, паранджи и прочие маскировочные средства. А вот женщина на коне не может носить паранджу - это крайне неудобно. Кроме того, в юрте нет никакой женской половины. Суровый кочевой быт приучает к труду совместному и нелегкому, а привычка ездить верхом - к вольнолюбию и непокорности. Внутренне, по крайней мере, должно быть так - а внешне оно может выглядеть и по-другому. Есть степные, «горизонтальные» варианты кочевниц - казашки, монголки, бедуинки, а здесь добавляется еще и вертикальная составляющая - дочери гор.
Тяньшанская горная страна, как все современные области орогенеза, буквально горит под ногами…
…Представьте, что вы сидите на осколках битой тарелки, которую кто-то толкает снизу, да еще крутит. Еще одна специфическая грань менталитета - фатализм - должна вырабатываться, когда в любую минуту может тряхнуть, да как! Кстати, юрта - идеальный в этом смысле вариант, дом не рухнет и хозяев не пришибет. Зато пришибить могут камни, селевые потоки и прочие конвульсии окружающей среды.
Давешний академик рассказывал, как летел на вертолете во время Сусамырского землетрясения - видел поверхность земли, ходившую волнами, сиреневое свечение и похожие на молнии электрические разряды: пьезоэлектрический эффект кварцсодержащих пород или ионизированный газ, выходящий по разломам. Мало трясучки - еще и высокое напряжение! И вот такая земля - у народа под ногами. Веками ходят-бродят силовые потоки, завязываются в узлы. Нынче если произносишь слова «энергия» или «поле», тут же набегают бравые продвинутые гуманитарии и записывают тебя в мракобесы-эзотерики. Хотя поле - реальность, всего-навсего одна из форм материи.
Суммируем исходные данные: наэлектризованная земля, горный ультрафиолет, радиоактивность, жесткий континентальный климат, перепады высот - в результате вычисляем национальный характер. Должен быть как кремень…»
Ирина Василькова: «…Дальше я знакомлюсь с реальной Аней-Алтынай, дивлюсь неожиданному сочетанию практичности и совершенно мифологического сознания…»
« - Лариса Петровна, я вам сейчас в таком сознаюсь, в таком сознаюсь… Вы не будете презирать? Я два месяц жил с бомжами.
- О Господи, Аня, как это?
- Ну это когда я все продал, и мне жить было негде.
- А муж, как он допустил? Он мужчина или кто?
- А его опять посадили. Через полгод.
- Как? Вы же заплатили сколько!
- У этой, убитый, тетка прокурор оказался, ничего нельзя было сделать.
- И что дальше?
- А дальше я пошел к дедушке и попросил разрешения… ну… это… торговать героином.
Видимо, глаза у меня совсем круглые, и она растолковывает. Действительность куда круче моих представлений о жизни киргизских сиделок. Родом Алтынай не из Оша, а из аула под Ошем, ближе к горам, где ничего сельскохозяйственного особо не растет. Населению в этой части свободной Киргизии заняться абсолютно нечем, а жить на что-то надо, поэтому надежда только на наркотрафик. От этого процесса кормятся практически все. Но… Аня, при чем тут дедушка? Он что, контролирует бизнес? возит героин на яках? Бред какой-то! Нет, объясняет она, это другой дедушка. Очень честный, ненавидит наркотики и среди членов своего клана такую деятельность не одобряет. Ах, так это он - глава клана Черной Козы? Словом, Анечкин случай был признан экстремальным, поэтому официальное временное разрешение от дедушки она получила - но дала клятву с этим через два года завязать.
Интересно получается - ей стыдно сознаться, что жила с бомжами, а что наркотики возила - не стыдно!
Короче, на подержанном автомобиле из Таджикистана через горные перевалы (а вы на карту посмотрите, какие там перевалы!) мчится хрупкая женщина с пакетами героина - ох, мама не горюй!
- Анечка, и не страшно было?
- Ну да, если снег на перевале, и волки… но больше я милиции боялся.
- И что?
- За два года заработал детям на квартиру. И больше - ни-ни! Дедушке обещал.
Ощущение, что смотрю кино. У меня вообще всегда в порядке с визуализацией, а тут и вовсе - крутые склоны, ветер, поземка, ледяной серпантин, волчьи глаза и гордая девушка Алтынай, вцепившаяся в руль. Маленькая женщина против враждебного мира. Королева Юга!
- Лариса Петровна, вы любите красивых мужчин?
- Нууу… не знаю… люблю, наверное… но как-то на этом не концентрировалась.
- А я один раз видел такой красавец! Ну такой! Как персидский принц! Он таджикский наркобарон. У него вилла в горах, большой, как крепость. Прямо дворец, там даже павлины у него - как сказка. И вот он на меня смотрит, а глаза у него с таким ресницам - я прямо дышать перестал, какой красота. И дает мне два пакета героин, по килограмм, и я знаю, что если с таким задержат, то посадят надолго, а он видел, что я боялся, тогда надел мне на шею такой талисман из волчий клык - пока он на тебе, сказал, никто тебя не тронет. И я так и ехал до самый Бишкек, все время щупал талисман, а когда привез - клык куда-то делся, как растаял.
- Киргизия разный. Это у нас в Оше так. А Рустам родом с Памира. Я один раз с ним поехал - это ужас какой! Никакой зелень, одни камни. И дома такие… лежанки-ступеньки, все в одна комната. И у них там в доме четыре столба, им они молятся. И обязательно карандаш от тараканов, потому что вши прямо кишит. Они не моются никогда - наверное, холодно. Зимой такой ветер, что весь снег сдувает. Голый место, и заняться совсем нечем. В советское время пограничный поселок был, снабжали хорошо, а сейчас как край света. И солнце такое злое - все обветренный, прямо черный. Зато у них танцы и песни очень-очень красивый. И наряды. Похож на наши, но только перышки на шапочке не наверху, а так, сбоку.
- Аня, а перышки должны быть от какой птицы?
- Сова. Я вам случай расскажу. У нас один дедушка любил, чтобы внучки носили такой национальный шапочка. Близняшки, по три года. И вдруг одна пропал, весь аул искал, не найдут никак. Но нашелся - по шапочке. Шапочка с перышком лежал около норы - суслики внучку туда затащили, пока она спал. Четыре часа в норе! Замерз очень, но живой.
- Ань, суслики же маленькие! Может, сурки?
- Наверное, сурки. Не знаю как у вас, у нас - суур. Я думал, по-вашему - енот. Я когда в гостях у дедушки на джайлоо, смотрю на них в подзорный труба. Они совсем как люди - моются везде, даже подмышки. Приходят в ручей и моются. У нас и женщину-чистюлю так называют - суур. Еще цветы собирают. А как невест воруют, расскажу? Их соберется шесть или восемь суур и делают набег на соседний семья. Там берут невеста, приводят к себе. Она у них несколько недель живет, потом отводят обратно.
- Ань, а это не сказки?
- Какие сказки, я в трубу видел!
- Интересно, может, это люди у сурков переняли кражу невест?
- Или они у людей?
- А еще такой случай знаю - у меня был дядя, такой красивый, такой красивый... Забрали в армию, на флот. И вот матери сообщают - погиб. Что случилось - не говорят. И привозят в закрытом гробу. А мать плачет, плачет - не хочу так, откройте гроб. Открыли - а там вместо него большой рыба. Мать в обморок упал. И умер, очень скоро.
- Аня, вы хотите сказать, что это правда?
- Правда-правда. Все же своими глазами видели!...»
В общем, кто в Москве, - приходите. Кто не сможет - есть возможность купить:
http://shop.heliconplus.ru/item.php?id=855
-
lady-vi - Ирина Василькова в «Живом Журнале» - на Facebook - https://www.facebook.com/ivasilk