Снова из классики
После напряженной недели относительно быстрого падения товарно-драгоценного сегмента, выбрался почитать Ленту.ру. Там среди прочего нашел длинную статью про КСО. Осилил всю. И то ли Азар так расписал, то ли действительно там все тухловато, но мне опять вспомнилось из классики.
-- Я хотела заявить собранию о страдании и о протесте студентов, а так как время тратится в безнравственных разговорах...
-- Ничего нет ни нравственного, ни безнравственного! -- тотчас же не вытерпел гимназист, как только начала студентка.
-- Это я знала, господин гимназист, гораздо прежде, чем вас тому научили.
-- А я утверждаю, -- остервенился тот, -- что вы приехавший из Петербурга ребенок с тем, чтобы нас всех просветить, тогда как мы и сами знаем. О заповеди: "Чти отца твоего и матерь твою", которую вы не умели прочесть, и что она безнравственна -- уже с Белинского всем в России известно.
-- Кончится ли это когда-нибудь? -- решительно проговорила m-me Виргинская мужу. Как хозяйка, она краснела за ничтожество разговоров, особенно заметив несколько улыбок и даже недоумение между новопозванными гостями.
-- Господа, -- возвысил вдруг голос Виргинский, -- если бы кто пожелал начать о чем-нибудь более идущем к делу, или имеет что заявить, то я предлагаю приступить, не теряя времени.
-- Осмелюсь сделать один вопрос, -- мягко проговорил доселе молчавший и особенно чинно сидевший хромой учитель: -- я желал бы знать, составляем ли мы здесь, теперь, какое-нибудь заседание, или, просто, мы собрание обыкновенных смертных, пришедших в гости? Спрашиваю более для порядку и чтобы не находиться в неведении.
"Хитрый" вопрос произвел впечатление; все переглянулись, каждый как бы ожидая один от другого ответа, и вдруг все как по команде обратили взгляды на Верховенского и Ставрогина.
-- Я просто предлагаю вотировать ответ на вопрос: "заседание мы или нет?" -- проговорила m-me Виргинская.
-- Совершенно присоединяюсь к предложению, -- отозвался Липутин, -- хотя оно и несколько неопределенно.
-- И я присоединяюсь, и я, -- послышались голоса.
-- И мне кажется действительно будет более порядку, -- скрепил Виргинский.
-- Итак на голоса! -- объявила хозяйка. -- Лямшин, прошу вас, сядьте за фортепьяно: вы и оттуда можете подать ваш голос, когда начнут вотировать.
-- Опять! -- крикнул Лямшин; -- довольно я вам барабанил.
-- Я вас прошу настойчиво, сядьте играть; вы не хотите быть полезным делу?
-- Да уверяю же вас, Арина Прохоровна, что никто не подслушивает. Одна ваша фантазия. Да и окна высоки, да и кто тут поймет что-нибудь, если б и подслушивал.
-- Мы и сами-то не понимаем в чем дело, -- проворчал чей-то голос.
-- А я вам говорю, что предосторожность всегда необходима. Я на случай, если бы шпионы, -- обратилась она с толкованием к Верховенскому, -- пусть услышат с улицы, что у нас именины и музыка.
-- Э, чорт! -- выругался Лямшин, сел за фортепиано и начал барабанить вальс, зря и чуть не кулаками стуча по клавишам.
-- Тем, кто желает, чтобы было заседание, я предлагаю поднять правую руку вверх, -- предложила m-me Виргинская.
Одни подняли, другие нет. Были и такие, что подняли и опять взяли назад. Взяли назад и опять подняли.
-- Фу, чорт! я ничего не понял, -- крикнул один офицер.
-- И я не понимаю, -- крикнул другой.
-- Нет, я понимаю, -- крикнул третий, -- если да, то руку вверх.
-- Да что да-то значит?
-- Значит, заседание.
-- Нет, не заседание.
-- Я вотировал заседание, -- крикнул гимназист, обращаясь к m-me Виргинской.
-- Так зачем же вы руку не подняли?
-- Я все на вас смотрел, вы не подняли, так и я не поднял.
-- Как глупо, я потому, что я предлагала, потому и не подняла. Господа, предлагаю вновь обратно: кто хочет заседание, пусть сидит и не подымает руки, а кто не хочет, тот пусть подымет правую руку.
-- Кто не хочет? -- переспросил гимназист.
-- Да вы это нарочно, что ли? -- крикнула в гневе m-me Виргинская.
-- Нет-с, позвольте, кто хочет или кто не хочет, потому что это надо точнее определить? -- раздались два-три голоса.
-- Кто не хочет, не хочет.
-- Ну да, но что надо делать, подымать или не подымать, если не хочет? -- крикнул офицер.
-- Эх, к конституции-то мы еще не привыкли! -- заметил майор.
-- Господин Лямшин, сделайте одолжение, вы так стучите, никто не может расслышать, -- заметил хромой учитель.
-- Да ей богу же, Арина Прохоровна, никто не подслушивает, -- вскочил Лямшин. -- Да не хочу же играть! Я к вам в гости пришел, а не барабанить!
-- Господа, -- предложил Виргинский, -- отвечайте все голосом: заседание мы или нет?
-- Заседание, заседание! -- раздалось со всех сторон.
-- А если так, то нечего и вотировать, довольно. Довольны ли вы, господа, надо ли еще вотировать?
-- Не надо, не надо, поняли!
-- Может быть, кто не хочет заседания?
-- Нет, нет, все хотим.
-- Да что такое заседание? -- крикнул голос. Ему не ответили.
-- Надо выбрать президента, -- крикнули с разных сторон.
-- Хозяина, разумеется, хозяина!
-- Господа, коли так, -- начал выбранный Виргинский, -- то я предлагаю давешнее первоначальное мое предложение: если бы кто пожелал начать о чем-нибудь более идущем к делу, или имеет что заявить, то пусть приступит, не теряя времени.
Общее молчание. Взгляды всех вновь обратились на Ставрогина и Верховенского.
-- Верховенский, вы не имеете ничего заявить? -- прямо спросила хозяйка.
-- Ровно ничего, -- потянулся он зевая на стуле. -- Я, впрочем, желал бы рюмку коньяку.
-- Ставрогин, вы не желаете?
-- Благодарю, я не пью.
-- Я говорю, желаете вы говорить или нет, а не про коньяк.
-- Говорить, об чем? Нет, не желаю.
-- Вам принесут коньяку, -- ответила она Верховенскому. Поднялась студентка. Она уже несколько раз подвскакивала.
-- Я приехала заявить о страданиях несчастных студентов и о возбуждении их повсеместно к протесту...
http://az.lib.ru/d/dostoewskij_f_m/text_0080.shtml
-- Я хотела заявить собранию о страдании и о протесте студентов, а так как время тратится в безнравственных разговорах...
-- Ничего нет ни нравственного, ни безнравственного! -- тотчас же не вытерпел гимназист, как только начала студентка.
-- Это я знала, господин гимназист, гораздо прежде, чем вас тому научили.
-- А я утверждаю, -- остервенился тот, -- что вы приехавший из Петербурга ребенок с тем, чтобы нас всех просветить, тогда как мы и сами знаем. О заповеди: "Чти отца твоего и матерь твою", которую вы не умели прочесть, и что она безнравственна -- уже с Белинского всем в России известно.
-- Кончится ли это когда-нибудь? -- решительно проговорила m-me Виргинская мужу. Как хозяйка, она краснела за ничтожество разговоров, особенно заметив несколько улыбок и даже недоумение между новопозванными гостями.
-- Господа, -- возвысил вдруг голос Виргинский, -- если бы кто пожелал начать о чем-нибудь более идущем к делу, или имеет что заявить, то я предлагаю приступить, не теряя времени.
-- Осмелюсь сделать один вопрос, -- мягко проговорил доселе молчавший и особенно чинно сидевший хромой учитель: -- я желал бы знать, составляем ли мы здесь, теперь, какое-нибудь заседание, или, просто, мы собрание обыкновенных смертных, пришедших в гости? Спрашиваю более для порядку и чтобы не находиться в неведении.
"Хитрый" вопрос произвел впечатление; все переглянулись, каждый как бы ожидая один от другого ответа, и вдруг все как по команде обратили взгляды на Верховенского и Ставрогина.
-- Я просто предлагаю вотировать ответ на вопрос: "заседание мы или нет?" -- проговорила m-me Виргинская.
-- Совершенно присоединяюсь к предложению, -- отозвался Липутин, -- хотя оно и несколько неопределенно.
-- И я присоединяюсь, и я, -- послышались голоса.
-- И мне кажется действительно будет более порядку, -- скрепил Виргинский.
-- Итак на голоса! -- объявила хозяйка. -- Лямшин, прошу вас, сядьте за фортепьяно: вы и оттуда можете подать ваш голос, когда начнут вотировать.
-- Опять! -- крикнул Лямшин; -- довольно я вам барабанил.
-- Я вас прошу настойчиво, сядьте играть; вы не хотите быть полезным делу?
-- Да уверяю же вас, Арина Прохоровна, что никто не подслушивает. Одна ваша фантазия. Да и окна высоки, да и кто тут поймет что-нибудь, если б и подслушивал.
-- Мы и сами-то не понимаем в чем дело, -- проворчал чей-то голос.
-- А я вам говорю, что предосторожность всегда необходима. Я на случай, если бы шпионы, -- обратилась она с толкованием к Верховенскому, -- пусть услышат с улицы, что у нас именины и музыка.
-- Э, чорт! -- выругался Лямшин, сел за фортепиано и начал барабанить вальс, зря и чуть не кулаками стуча по клавишам.
-- Тем, кто желает, чтобы было заседание, я предлагаю поднять правую руку вверх, -- предложила m-me Виргинская.
Одни подняли, другие нет. Были и такие, что подняли и опять взяли назад. Взяли назад и опять подняли.
-- Фу, чорт! я ничего не понял, -- крикнул один офицер.
-- И я не понимаю, -- крикнул другой.
-- Нет, я понимаю, -- крикнул третий, -- если да, то руку вверх.
-- Да что да-то значит?
-- Значит, заседание.
-- Нет, не заседание.
-- Я вотировал заседание, -- крикнул гимназист, обращаясь к m-me Виргинской.
-- Так зачем же вы руку не подняли?
-- Я все на вас смотрел, вы не подняли, так и я не поднял.
-- Как глупо, я потому, что я предлагала, потому и не подняла. Господа, предлагаю вновь обратно: кто хочет заседание, пусть сидит и не подымает руки, а кто не хочет, тот пусть подымет правую руку.
-- Кто не хочет? -- переспросил гимназист.
-- Да вы это нарочно, что ли? -- крикнула в гневе m-me Виргинская.
-- Нет-с, позвольте, кто хочет или кто не хочет, потому что это надо точнее определить? -- раздались два-три голоса.
-- Кто не хочет, не хочет.
-- Ну да, но что надо делать, подымать или не подымать, если не хочет? -- крикнул офицер.
-- Эх, к конституции-то мы еще не привыкли! -- заметил майор.
-- Господин Лямшин, сделайте одолжение, вы так стучите, никто не может расслышать, -- заметил хромой учитель.
-- Да ей богу же, Арина Прохоровна, никто не подслушивает, -- вскочил Лямшин. -- Да не хочу же играть! Я к вам в гости пришел, а не барабанить!
-- Господа, -- предложил Виргинский, -- отвечайте все голосом: заседание мы или нет?
-- Заседание, заседание! -- раздалось со всех сторон.
-- А если так, то нечего и вотировать, довольно. Довольны ли вы, господа, надо ли еще вотировать?
-- Не надо, не надо, поняли!
-- Может быть, кто не хочет заседания?
-- Нет, нет, все хотим.
-- Да что такое заседание? -- крикнул голос. Ему не ответили.
-- Надо выбрать президента, -- крикнули с разных сторон.
-- Хозяина, разумеется, хозяина!
-- Господа, коли так, -- начал выбранный Виргинский, -- то я предлагаю давешнее первоначальное мое предложение: если бы кто пожелал начать о чем-нибудь более идущем к делу, или имеет что заявить, то пусть приступит, не теряя времени.
Общее молчание. Взгляды всех вновь обратились на Ставрогина и Верховенского.
-- Верховенский, вы не имеете ничего заявить? -- прямо спросила хозяйка.
-- Ровно ничего, -- потянулся он зевая на стуле. -- Я, впрочем, желал бы рюмку коньяку.
-- Ставрогин, вы не желаете?
-- Благодарю, я не пью.
-- Я говорю, желаете вы говорить или нет, а не про коньяк.
-- Говорить, об чем? Нет, не желаю.
-- Вам принесут коньяку, -- ответила она Верховенскому. Поднялась студентка. Она уже несколько раз подвскакивала.
-- Я приехала заявить о страданиях несчастных студентов и о возбуждении их повсеместно к протесту...
http://az.lib.ru/d/dostoewskij_f_m/text_0080.shtml