Источник:
https://alexander-pavl.livejournal.com/180891.html Посмотрел последний фильм Тодоровского о балеринах
…в фильме «Большой» речь идёт исключительно о «как», полностью игнорируя «зачем». Балеринки тренируются, интригуют, превращают себя в заводные манекены - как это делается, в фильме показано подробно и со знанием дела. Но зачем они это делают? Чтобы добиться успеха. Но почему способность пропрыгать по кругу, переворачиваясь в воздухе на каждом третьем шаге может считаться «успехом»? Тодоровский не только не отвечает на этот вопрос, он его игнорирует и старается, чтобы у зрителя такой вопрос не возник. Именно в вычёркивании «зачем» состоит послание фильма, его сверхзадача. И это не случайность, не промах, не ошибка талантливого режиссёра. Это его кредо - и Валерий Тодоровский с самого своего первого фильма стремится донести своё кредо до максимального количества людей, используя самые разные сюжеты.
Надо сказать, что глубокая, просветлённая убеждённость Валерия Тодоровского в том, что единственный смысл жизни - в социальном успехе, отнюдь не его частное мнение. То же самое непрерывно, как мантру, твердили и твердят все без исключения российские культуртрегеры этого поколения, от Пелевина до Курехина. Но откуда у них эта инфантильная идея? От родителей.
Родители этих золотых мальчиков и девочек были подростками во времена Хрущева. В «порыве к будущему» им поучаствовать не довелось по малолетству, но они видели, как этот порыв уходил в песок, заменяясь разного рода фикциями. К семидесятым годам они, наконец, стали полностью взрослыми и успешными, закрепились на местах, расчищенных для них классическими шестидесятниками (этот тип маркированан Маканиным как «гражданин убегающий»), и с наслаждением принялись играть в бисер. Советская идеология умерла в их холодных пальцах, но Леониду Ильичу Брежневу, любителю мерседесов, бриллиантов и стюардесс, это нравилось - так спокойнее.
Поверхность в культуре советских.семидесятых-восьмидесятых была важнее сути дела, поэтому суть заменяли разными интересными штуками. Гражданскую войну заменили вестерном, Вторую Мировую - круговыми панорамами, социальные проблемы - эстетизмом, психологию - анекдотом. Советское искусство научилось у семидесятников говорить сразу трёх языках: для усталого и равнодушного партийного функционера фильм, книжка или песенка означала одно, для широкой непросвящённой публики - совсем другое, а для внутреннего круга - опять-таки нечто абсолютно третье. Высшим пилотажем считалось создание такого артефакта, чтобы все видели в нём намёк, но этот намёк каждая группа расшифровывала бы по своему.
Ну вот... И у семидесятников зародились постепенно дети, эти дети росли, росли и, как все умные дети, замечали больше, чем родители собирались им показывать. Родители были циничны, но следующее поколение оказалось уже по ту сторону цинизма. Семидесятники притворялись, однако для «дуней смирновых» необходимость притворяться отпала. Они вполне искренне не видели разницы между ложью и правдой.
Советские книги они не читали и фильмы не смотрели. Потому что дядя Серёжа и тётя Галя, сидя на веранде в Переделкино, пили чай и коньяк с их папами и мамами. Ну, зачем читать книгу - ведь и так, заранее, известно, что напишет в ней дядя Витя и что это будет означать для «простых» читателей и читателей «продвинутых». И зачем следить за полемикой «Нового мира» и «Нашего современника», если, всласть отполемизировав, либералы и заединщики жарят шашлычок на одной полянке, пока на импортном магнитофоне крутится кассета Высоцкого.
Они знали, как делается литература, они знали, как делается кино, как пишется музыка. Зачем это делается? Ну, чтобы результат нравился целевой аудитории. Сергей Курёхин расслабленно рассуждал, что сыграть Моцарта или залезть в рояль и похрюкать, это одно и то же. Важен результат, то есть, успех у данной конкретной публики.
Это было полностью внеидеологическое поколение. Мама и папа могли быть диссидентами, генералами КГБ, академиками, секретарями ЦК КПСС, почвенниками, сталинистами, всё это не имело ни малейшего значения. Это были не более чем роли, маски для внешнего пользования. Дети правозащитников и адмиралов флота вместе учились в Праге, вместе ездили в Париж, устраивали квартирники в Москве и Ленинграде, спали друг с другом, и никто не имел права им указывать. Поступить в МГУ, ВГИК или МГИМО? «Здравствуйте, дядя Коля!» «А-а-а, Олежка! Ты что же, поступать пришёл? Ах, как время-то летит (в сторону приёмной комиссии) Это Константина Викентьевича сынок, хороший мальчик» - Вот и всё. Проблемы? Какие проблемы?
В период, предшествующий перестройке, когда советские инсайдеры были уверены, что дело пойдёт по плану Андропова - то есть, вогнать советское общество в социальный коллапс, раскрутить преступность, устроить голод, довести людей до нищеты, а потом явиться спасителями и водрузить «вертикаль стабильности» - так вот, в этот период, ещё до видимого кризиса, все золотые дети уехали. Кто-то срочно вышел замуж за итальянку, кто-то внезапно получил грант в ФРГ, кто-то затеял большой, очень долго подготавливаемый художественный проект в Мадриде... в Париже... А кое-кто просто исчез, вынырнул на секундочку где-то на Манхэттене и снова пропал. Но после 1996 года они вернулись. Все. И как-то так получилось, что вернулись они не на пустое. Их всех ждали хорошие места.
Сейчас они рулят современной российской культурой.