Театр жжет (часть 2)
Стёб
- Мне сегодня… так больнооо… - мимика поющего одухотворенно приторна: взор высоко блуждает, брови умиленно сдвинуты. - Слезы взор мой… туманяяяят… - голова слегка наклонилась - Эти слеооозы невольнооооо… я роняю в тишииииии… - взгляд потупился.
В толпе прокатывается смешок. Человек в черном капюшоне с поднятыми на лоб очками сварщика возвышается над зрителями на железной стремянке. Озаряя лицо, он держит перед собой фонарик. И поет, дирижируя свободной рукою:
- Все вокруг встрепенулооооось… сердце чащеее забииилось… - ладонь свободной руки затрепетала. - Все былое проСНУЛОСЬ…. - Сжалась в кулак. И дальше басом. - ЕСЛИ МОЖЕШЬ ПРОСТИ! - человек надвигает на глаза сварочные очки.
Из невидимых динамиков оглушающе раздается бойкий аккордеонный проигрыш, пианинный перелив аккордов. Запись старинная, трескучая - хит 30-х годов, в исполнении Изабеллы Юрьевы. И едва ли можно уловить визг заработавшей пилы - болгарки.
Секунда, и визг от соприкосновения полотна пилы с металлом вмиг усиливается. И с первых задушевных: «Я жду тебя, как прежде», - сноп искр осыпается на человека: «Ну не будь таким жестоким», - отчаянные жестикуляции под раскаленным градом: «Мой нежный друг, если можешь - прости!» - резкий взмах руками, огненный поток иссякает. Вновь - мрак…
Click to view* * *
- Вот, Александр Викторович Збруев все хочет прийти, посмотреть, - заговорил, до этого молчавший Андрей Смирнов (герой вышеописанной сцены), выпускник ГИТИСа, мастерская Александра Збруева. Работает техническим директором Актового зала «ПRОЕКТ_FАБRИКА», а также состоит в команде «Огненных людей». Взгляд напряженный, как будто чем-то недовольный:
- Но при всем моем глубочайшем уважении (это человек очень многое для меня сделал!), мне кажется это излишним. Ведь, после спектакля Александру Викторовичу нужно будет мне что-то сказать, и сказать так, чтобы не обидеть. А мне ему как-то ответить. Но что можно сказать про спектакль «LIQUIDация», - пожимает плечами, - это задача!
Ксения Петренко развивает тему:
- Помню, один московский критик написал: «Все было ужасно: идти до фабрики запутанно и долго, спектакль не начинался тоже очень долго, посидеть негде, темно и холодно («И страшно!», - округлив глаза, добавляет Алексей Жеребцов). И критик прав - так оно и есть, если исходить из позиции противопоставления обычному театру, который все привыкли видеть: зрительный зал, мягкие кресла, сцена перед глазами. Вот тогда появляется мысль, что это - дилетантство какое-то. Но мы занимаемся театром не совсем обычным. Как это принято сейчас называть?.. Ах, да - «современное искусство».
Хотя, с другой стороны, у нас нет таких амбиций: «Ох, как мы прекрасно танцуем!». Мы стараемся довольно иронически к этому относиться. Более того, если мы обнаруживаем у себя слишком «прекрасные» движения, мы срочно же от них избавляемся.
- Кстати, вы где-нибудь смешное «современное искусство» видели? - вновь очнувшись от размышлений, задал всем окружающим вопрос Денис Семенов. - Спектакль или танец? Нет? Обычно все всегда очень серьезно - все умирают. Сам я много «современного искусства» повидал. С желанием и без - оно же само перед глазами встает. И мне кажется, в нем чересчур много от мозгов идет: мозг принял информацию, переработал, выпустил. А другой составляющей, человеческой, не хватает.
- А для меня лично «современное искусство» - термин очень туманный, - морщится Андрей Смирнов. - Искусство, которое создается сегодня?.. А спектакли сегодняшнего дня, идущие в Малом театре?
Или вот, говорят, «актуальное искусство»… ну что такое «актуальное»? Актуальный - это утром в газете, вечером в куплете.
И вообще термин «современное искусство» - приобретает какой-то ругательный смысл. Ну а мы… мы просто рассказываем историю нетрадиционными способами. Вот и все.
- А помните у нас были в LIQUIDации элементы «современного искусства?», - улыбается Ксения.
- Ага, мы их называли «лажа лажовая», - поясняет Алексей Жеребцов. Ксения продолжает:
- Перед спектаклем, когда все, свисающие с потолка лампочки еще горят, мы под ними раскладывали всякие камушки, перышки, тряпочки. И что вы думаете - многие это дело фотографировали, выкладывали у себя в жж, мол, какой «концептуальный» спектакль LIQUIDация… А что поделаешь, народ приучен к «современному искусству».
Бытовая тема
Две лампочки вспыхнули одновременно. Две девушки зажгли их над собою. Свет ниспадает на лица, плечи, руки. Ладонями они упираются в гладкую поверхность стола, каждая своего. Внимательно всматриваются в пространство впереди себя, не замечая зрителей. Стеклянная трехлитровая банка с цветами, горка соли, выключенный фонарик, жестяная крышка и закаточный ключ (прибор для консервации. - прим. WithinRU) - лежат на столах пред девушками. Одновременно, не спеша они достают еще по одной едва наполненной водою банке. Движениями размеренными, аккуратными они проводят ладонями по лепесткам цветов (в прошедшей сцене очень душевно подаренные им двумя молодыми людьми). Перебирают листья, стебли. Трогательная фортепьянная тема сглаживает угловатость движений. Одна из девушек запускает руку глубоко в букет. «Раз!», - и тем же неспешным движением она вырывает зеленый клок, опускает его в банку. Вторая уже крошит лепестки желтой хризантемы.
Теплый свет от лампочек до мелочей вырисовывает черты лица, мимику девушек. Одна, явно, кроткая, доверчивая. Другая - жеманная, кокетливая.
Измельчив, утрамбовав ладонью цветы, они одновременно достают из-под столов по оцинкованному ведру, и медленно заливают банки по горлышко. Синхронно накрывают крышкой, синхронно прокручивают ручку закаточного ключа.
Переворачивают банку вверх дном. Заносят вверх левую руку, прихватив в пригоршню соли. И медленно-медленно посыпают ею банку, вновь пристально всматриваясь в темноту перед собою, мимо зрителей, ища там каждая что-то свое. Зажигают фонарики в режиме периодического мигания, кладут их под банки. Музыка меняется: фортепиано заглушает скрежет цепей, металлическое звяканье. Девушки тянуться к лампочкам. Выкл! - и пропадают из вида. Только две банки «соленья» из чувств и надежд, присыпанных «песком» - временами еще теплятся всполохами света - воспоминаний. Но вскоре и они гаснут…
* * *
- Если спектакль уходит в ноль - это еще хороший результат, - разговор перешел на бытовые темы - слово продюсеру, Ольге Коршаковой. - Да, иногда бывает небольшой плюс, почти не заметный. А так, все выручка от билетов идет на оплату билетов для актеров из Челябинска и Питера (Ксения Петренко теперь живет в Санкт-Петербурге), аренду помещения, реквизит и рекламу. На жизнь мы зарабатываем в других местах. Но своим делом: кто-то работает в театре, кто-то в цирке. Все это пригождается в спектаклях, на которые мы тратим почти все внерабочее время. Но играем мы редко. Всего нас человек 30, вместе с актерами, музыкантами и просто друзьями, без которых ничего у нас не вышло бы, все они нам очень помогают, а вот собраться всем вместе в одно время в одном месте не так-то просто.
Нас время от времени зовут на частные мероприятия. Это тоже кусок хлеба. Но мы отказываемся играть, если нас просят, например, чтобы вместо банок с законсервированными цветами, были голые женщины. И организаторы мероприятий постепенно привыкают к тому, что LIQUID Theatre работает в своей эстетике, и что есть границы, которые мы не нарушаем.
- Конечно, хочется быть свободнее, чтобы больше делать для театра, - продолжает Ольга. - Но на что жить тогда? Искать поддержку у государства - для нас пока не вариант. Я пять лет работала в Агентстве театров танца ЦЕХ - это единственная организация, которую заботит развитие жанра театра танца в России. И для того, чтобы получить первые деньги от государства, нам потребовалось - пять лет! А за это время было проведено пять фестивалей и пять летних школ, куда съезжались студенты, профессиональные педагоги, танцовщики, хореографы со всей страны и из-за рубежа тоже, и все это время «Цех» жил на деньги американского Фонда Форда.
Единственные деньги, которые LIQUID Theatre получил от государства - премия «Акция» по поддержке российских театральных инициатив - 2008 («Золотая маска» - не денежная премия, а статусная). Экспертный совет фонда - Кирилл Серебренников, Роман Должанский, Евгений Миронов, Чулпан Хаматова. Премия составила - 185 тысяч рублей разово… В целом, у нас в стране нет нормальной системы поддержки искусства, как например, на Западе, где множество различных фондов: пишешь заявку, выигрываешь (или не выигрываешь) финансирование, через какое-то время отчитываешься о «проделанной работе». У нас же все через взятки и откаты. Поддерживать эту систему мы не будем.
- Остается - искать частных спонсоров: людей с деньгами и схожими интересами. Если десятки талантливых людей пишут для нас музыку, делают декорации, фотографии, плакаты, фильмы, неужели не найдется один, который захочет оказать финансовую поддержку? Главное его дождаться...
Прошлой весной мы работали в Центре современной культуры Дарьи Жуковой «Гараж». Устраивали пластическо-звуковой перформанс в инсталляции китайского художника Чень Женя: изысканное нагромождение обтянутых кожей кроватей и стульев, в которые можно барабанить, извлекая гулкие, завораживающие звуки.
И один из потенциальных инвесторов был там (имеется в виду Роман Абрамович - прим. WithinRU). И очень интересно было наблюдать: он подходил к нам несколько раз в разные дни, подолгу смотрел, слушал. И был шанс убедиться, люди с большими деньгами - они, по-видимому, адекватные. Просто, наверное, нужно еще немного подождать.
Работа над эмоцией
- Хм… Смысл всего этого? - Денис Семенов чешет затылок. - Вот, есть спектакль. Играешь его раз, два, три… тебе нравится, но это такое смутное, интуитивное чувство. А потом - бабах! - на пятнадцатом спектакле - прошибает! Вдруг осознаешь, что у спектакля есть особенная, глубокая идея. И самое интересное - что эта идея рождается не прям сразу. А она, как… ну, вот, ниточку в соляной раствор опускаешь, и на нее с течением времени соль оседает, кристаллизуется. Потом вытягиваешь, уже с какой-то конструкцией. Так и здесь со смыслом.
…Откуда они появились, никто не успел сообразить. Люди в темных пожарных комбинезонах и противогазах; за спиной баллоны, в руках: канистры, дышащие огнем паяльные лампы и огнеметы - швабры, начищающие пламенем пол. Они жонглируют огненными струями, плещут из канистр на пол, поджигают огненные лужи. Толпа пятится. До этого неприметно прикрепленные к колоннам хлопушки, теперь взрываются и осыпаются каскадами искр. Пылающий огромный шар на длинной железной цепи колеблется в половину ширины цеха. Над ним в черной, облегающей одежде извивается на трапеции девушка. Музыка оглушительна. Толпа пятится быстрее. Вдруг каждый вздрагивает и оборачивается. И тут же бросается врассыпную, к стенам - сзади в толпу врезается трех ярусная строительная тура, фонтанами искр брызжущая во все стороны. Женщины в противогазах толкают ее, согнувшись от напряжения. На верхнем, среднем ярусах, все те же - в противогазах: палят холостыми из пистолетов, выдувают клубы белого дыма из огнеметов, орут в рупора, предупреждая об опасности, на непонятном коверканном немецко-английском языке.
Зрители жмутся к стенам. Истерический смех, взвизгивания то ли от страха, то ли от восторга, затаенное дыхание. Но у каждого в глазах - пламя…
* * *
- Мы работаем не со смыслом. Мы работаем с эмоцией, - в один голос говорят Гера Спичкин и Дмитрий Мелкин, лидеры уличного театра «Огненные люди». Оба ученики легендарного Славы Полунина. Гера сошел с знаменитого «Корабля дураков», вдогонку названый Полуниним - лучшим огненным артистом. А Дима, закончив МГУшный журфак, вместо аспирантуры подался в ШУТ - полунинскую Школу уличного театра. Именно этим людям столица обязана организацией фестиваля уличного искусства «Открытое небо».
- Понимаете, есть определенная зависимость у людей от смысла, - горячо начинает Гера Спичкин, - Они хотят смысла! Им нравится ощущение: «Ооо! Я понял!..». Но это, на самом деле, не всегда обязательно. Бывает, с тобой что-то такое происходит приятное, но ты не можешь выразить это словами. Одни только эмоции.
Мы создаем действие, которое эти эмоции порождает. И порой оно настолько интенсивно, что мы сами едва за ним поспеваем: чтобы все правильно загорелось, правильно рвануло, стремянка правильно упала… Это как игра, в которой ты водишь и приглашаешь играть зрителя. А потом к тебе этот зритель подходит и говорит: «Спасибо огромное, я столько эмоций с детского сада не испытывал!».
- Да вы пройдитесь по городу, посмотрите на прохожих - налицо всеобщий кризис эмоций! - поддерживает товарища Дмитрий. - Крайний дефицит естественной психической энергии и нормальной ее циркуляции! Людей подсадили на это телевидение, на интернет, на виртуальную реальность…
А они тем временем разучились гулять по своему городу, разучились видеть свой город. Вроде бы кругом давно знакомые мостовые, стены, памятники. Но если каждый день его наблюдать, шагая после работы, понурив голову, к метро, или маясь в пробках в час пик - взгляд замыливается. И на поверку получается - большинство годами не видит своего города. И вдруг шумное, яркое действие, там, где это совершенно не ожидает никто увидеть. И люди, словно очнувшись, наблюдают все кругом в совершенно новом свете! Возникает новое или давно забытое, такое социальное, гражданское чувство: «Это же мой город: я здесь живу, я здесь гуляю. И он действительно красивый!».
Этим и занимаются артисты уличных театров. Они проявляют пространство для жителей города. Любое: улицу, бульвар, проспект, заводской цех.
Опять в подвалы!
Догорает цех бумажной фабрики. Канавки разлитого ацетона едва волнуются огнем. Тлеет шар на цепи; затихли его колебания. Осмелевшие зрители вновь сбились в кучу. Запах гари, звуки приятной, воодушевляющей музыки. Команда актеров LIQUIDации выстраивается вряд. Налобные фонарики у всех зажжены. Еще не успевших поклониться, их осыпают рукоплесканиями, веселыми выкриками, радушным свистом. Выпрямляясь, они вскидывают правую руку в сторону режиссеров по свету и звуку, музыкантов. Рукоплескания превращаются в овации. Еще раз кланяются.
И вдруг, сорвавшись, все разом бегут в дальний угол цеха, карабкаются по нагромождению театрального реквизита, заводского хлама - вверх, к широкому окну; сбивают молотком крепления, распахивают настежь ставни - выпрыгивают вон!
Сквозь открытое окно зал наполняется сладкой прохладой весеннего дождливого вечера…
* * *
- Когда еще мы будем играть LIQUIDацию?.. - пожимает плечами продюсер Ольга Коршакова. - Может, в сентябре доедем до ГОГОЛЬФЕСТа в Киеве… А на территории Российской федерации с огнем ничего сейчас не сыграешь. После недавних постановлений пиротехнику даже на митингах применять нельзя. Ищем альтернативные выразительные средства. А заодно играем другие спектакли, наш «ANTIDOT» (в пер. с греч. - «противоядие». - прим. WithinRU.), к слову, включен во внеконкурсную программу Золотой маски-2010 «Russian Case». Но… это уже совсем другая история.
Фото: Виталий Потапов
Видео: LIQUID Theatr
