Я так никогда не сомневался в том, что заговор был, по двум причинам:
1. То, что Иванов рассказывает в связи с этим сюжетом о Гумилеве, никак не могло быть им выдумано: там детали настолько гумилевские по характеру, а сам Иванов этому характеру был до того чужд, что если бы он взялся выдумывать эту историю славы ради Гумилева, то получилось бы у него нечто совсем иное - нечто в стиле Юрия Германа в его же описании. Кроме того, в этом случае и роль Гумилеву в составе заговора он приписал бы куда более существенную и реальную, чем он это сделал. Кроме того, вот уж про Гумилева он выдумывать бы ничего не стал... а самое замечательное, что распускавшаяся им самим легенда о том, что его мемуарных очерках много вымысла, по-видимому, неверна: вымысла до сих пор в них не обнаружили. Есть ошибки (добросовестные), есть передача слухов, есть сбои памяти, а вымыслов от себя так и не выявлено. Что, скорее всего, означает, что их и не было. Любопытно, что те, кто его, плюясь, обвинял во вранье, - хоть та же ААА - конкретных примеров вранья никогда не приводили.
2. В 20-21-м крупные ЧК не выдумывали заговоров. Они могли замешать в раскрытые ими заговоры по подозрению или из ненависти, но выдумывать сами заговоры не выдумывали. Об этом не знали интеллигенты 70-х, но об этом знают все, кто исследовал деятельность ЧК в 90-е.
Касательно Надежды Мандельштам - мне кажетя, можно уточнить. Тот Мандельштам, который де-факто предстает из того, что она о нем сообщает, читателю - он настоящий. Но она сама видит его существенно иным, и эти оценки и констатации тоже вносит от себя при описании. Это как если бы кто-то описывал (фактического) тигра, принимая его при этом за льва, в таких выражениях: "черно-красная полосатая шкура этого льва, не имеющего гривы..."
"в другой еще 15 лет продолжал себя и других уверять, что оно не зло, а добро" - мне все же так не кажется. Какие там 15 лет..."
Неизвестный Солдат - 1937. И это не самонакрученное затмение с крутым-сложным-лепным веком Сталина, это-то от себя целиком. А там обо всем этом Великом Перемоле 1917 слл. сказано "я не битва народов, я новое, от меня будет миру светло" и аналогичное. Конечно, там достаточно и ужаса выражено по отношению к этому "новому", но ужас этот в осуждение не переходит - скорее в заворожение. Стокгольмский синдром, достигший градуса обожествления Явления, представленного данными террористами.
***Я так никогда не сомневался в том, что заговор был, по двум причинам: У меня как раз сомнения были до публикации документов, потому что там было как раз несколько не столько несуществующих, сколько _раздутых_ историй. Ну см. тот же эпизод, который Шкловский в СП без крепких выражений не поминает. То есть, что-то где-то было на уровне разговоров, а потом под это подмели весь круг и тех, кто рядом стоял. Вот такая история могла произойти и по ней могли погореть и люди сторонние. Против этого соображения работало другое - инцидент с засунутым неизвестно куда текстом придумать сложно. :)
***Но она сама видит его существенно иным, и эти оценки и констатации тоже вносит от себя при описании.*** Да, соглашусь.
***Неизвестный Солдат - 1937. Ээээ... тут не так все просто. Трактовка такая есть - но есть и множество иных. Например, то, что упомянутая "чертовщина" сопрягается с вот этим: "Может быть, это точка безумия, Может быть, это совесть твоя - Узел жизни, в котором мы узнаны И развязаны для бытия.
Так соборы кристаллов сверхжизненных Добросовестный свет-паучок, Распуская на ребра, их сызнова Собирает в единый пучок.
Чистых линий пучки благодарные, Направляемы тихим лучом, Соберутся, сойдутся когда-нибудь, Словно гости с открытым челом, -
Только здесь, на земле, а не на небе, Как в наполненный музыкой дом, - Только их не спугнуть, не изранить бы - Хорошо, если мы доживем...
То, что я говорю, мне прости... Тихо, тихо его мне прочти..."
А что здесь противоречащего тому, что я писал? Это все та же вечная идея финала Зазубринской "Щепки" - через моря крови в рай, где крови не будет (а иного пути в рай не то что _в принципе нет_, как говорят большевики, а просто _в реальности не дано_, по фактическому раскладу), "Аще не умре то не оживе" (которым Ходасевич оправдывал большевизм) и т.д. Милосердие и справедливость должны быть временно "распущены", упразднены - но только для того, чтобы потом снова их воссоздать в еще лучшем, окончательном виде - сызнова собрать в единый пучок; осуществляет всю эту операцию хоть и нелюдской, но свет - и свет созидательный, соплетающий (паучок). "Много еще надо похоронить морали и родины, чтобы музыка согласилась примириться с миром (и родились новые, уже очищенные мораль и родина" - как (в кратком пересказе) писал Блок. Это "безумие" (на взгляд приземленный), но разом и требование "совести". Когда-нибудь вся чистота добра снова воссияет - в виде плода всех имеющихся гекатомб, которые этим не то что оправданы сами, а просто прохождение через них во имя этого грядущего добра оправданно и долдно принять как необходимую миссию. Подчеркивается, что по-другому и нельзя - "небесное" добро человеку просто так не взять, его надо строить "только здесь, на земле", зато именно "здесь на земле" и будут пожаты плоды - хорошо бы до них дожить...
То же самое, что в "Неизв. Солдате". Он мог ужасаться жестокостям Революции , но его легендариум со всеми этими присягами 4-му сословью и эсеровскими стихами никак не давал ему возмодности осудить Революцию из-за ее жестокостей - ему оставалось благоговеть перед Революцией, несмотря ни на какие ее жестокости.
Эмоциональные противоречия, связанные с этим, Мандельштам признавал лично для себя неразрешимыми (Заблудился я в небе, - что делать? Тот, кому оно близко, ответь!), но со всеми этими противоречиями считал себя обязанным присягать строго одной стороне этого противоречия - хотя бы и ужасаясь и ей, и этой присяге. Он спрашивает совета у того, кто близок к этому небу, то есть кто верен Революции, не терзаясь теми на-разрыв-противоречиями, которыми терзается он сам, кто уже "вместил"; и в этом же тексте жизнь свою он приносит именно этому "небу" - И когда я умру, отслуживши, Всех живущих прижизненный друг, Чтоб раздался и глубже и выше Отклик неба - в остывшую грудь!". Он не понимает своего Бога, он не вмещает Его решений, он ужасается Его воле - но продолжает считать его Богом и сохранять ему лояльность как Богу. в 1917-1918 Бог-Революция имел для него отчетливо эсеровский облик, с 1922 - советский - не большевистский, а именно советски-социалистический, а большевистский - постольку, поскольку большевики были вплавлены в советский социализм - чему М. нисколько не радовался...
***Милосердие и справедливость должны быть временно "распущены", упразднены **** Это где же такое сказано? Понимаешь, ты _уже_ подходишь к тексту с готовой трактовкой. Ты уже знаешь, что там что обозначает и складываешь тот самый пулемет.
При том что "Наглей комсомольской ячейки..." 33 год, между прочим.
Там же присутсвует "роспуск добра _сейчас_ и сбор его заново _потом_ одним и тем же добросовестным светом". Что же это еще, как не тот самый пулемет? Стихотворения 37-го ни во что, кроме как в такой пулемет, не складываются - я о них сужу не по наведению от его позиции в начале 20-х, а исключительно по их собственной образной системе (о каждом - по его образной системе, но учитывая, конечно, и прочие - иначе вообще будет непонятно, что это за паучок такой, и почему соборы надо распускать и собирать заново, и почему они сверхжизненны).
А вот 33-й год - это совсем другое. С 30-31 по 33-34 Мандельштам очень часто по нарастающей не приемлет происходящее - текст про кремлевского горца относится к тому же времени. Голод 33 года был, видимо, главным фактором в этом деле. Так тогда и Бухарин плакал... Во всяком случае после потрясений 34-35 это отношение сменлось новым, в стихах 37-го ясным.
Поскоьку сборка этих соборов заново явно воспринимается как положительное явление и разрешается в том самом тихом торжестве гармонии, до которого М. хочет дожить, то выходит, что соборы, распускаемые и собираемые - добро. По-моему, тут явно выражено то утешение, что распускать-то их распускают (к несчастью), но та самая сила, что распускает - она же их непременно и соберет, и тут-то "настанет день".
А как ты толкуешь этот добросовестный свет? Ведь образы, связанные с гранями, кристаллическим схождением граней и светом, в этом тексте положительные, что доказывается бесспорной строфой:
"Чистых линий пучки благодарные, Направляемы тихим лучом, Соберутся, сойдутся когда-нибудь, Словно гости с открытым челом" - и именно до этого он хочет дожить.
А в предшествующей строфе стояло:
"Так соборы кристаллов сверхжизненных Добросовестный свет-паучок, Распуская на ребра, их сызнова Собирает в единый пучок"
причем предыдущая строчка устанавливает, что паучок этот и его деятельность уподобляется _развязыванию людей для бытия_- образ бесспорно положительный (если только автор не буддист : ) ).
Но и независимо от этого развязывания, образы в этой строфе те же, что в следующей: сходящиеся воедино грани кристалла (собирающиеся в единый пучок ребра кристалла : сходящиеся в одном месте пучки чистых линий) и организующий это схождение свет (добросовестный свет-паучок : тихий луч) . Неужели эти образы в первой строфе имели ультранегативную семантику, а в следующей стали обозначать рай?
да ты ниже посмотри. Они _хороши_ - но они не аналог добра или милосердияю
что я думаю? я думаю, что это очередная попытка построить благую вселенную. что, мол, то же самое время, которое убивает нас, распускает нас по частицам, одновременно сохраняет нас - и когда-нибудь соберет снова. Мы - текст, пока свет летит, из этого мира _ничего_ не исчезло ( у Фламмариона это - ключевая идея), все может вернуться, все может быть восстановлено, здесь, в материи.
А - я ниже по треду как раз про такую возможность интерпретации и написал - что это все можо читать как текст об онтологии материи и человека как ее части. Но тогда этот текст не имеет никакого отношения к позиции М. относительно Соввласти вообще и не может использоваться как противовес Неизв. солдату в этом смысле. Или ты считаешь, что и Неизв. Солдат - тоже об онтологии человека как части материи, и паучка привела как раз в араллель такому прочтению его? По-моему, Неизв. Солдата так читать невозможно во всяком случае - он слишком обременен конкретными историческими привязками. Это жестко закреплено хотя бы финалом:
"Наливаются кровью аорты, И звучит по рядам шепотком: - Я рожден в девяносто четвертом, Я рожден в девяносто втором... И,в кулак зажимая истертый Год рожденья с гурьбой и гуртом, Я шепчу обескровленным ртом: - Я рожден в ночь с второго на третье Января в девяносто одном. Ненадежном году, и столетья Окружают меня огнем".
С точки зрения проблематики судьбы-человека-в-бытии-мира год рождения не имеет никакого значения, и равно окружены огнем все рожденные, и любой год одинаково "ненадежен". А вот если речь идет о социальных вещах и о человеке перед событиями истории первой трети 20 века - то все становится понятным и осмысленным.
Просто мне кажется (и не только мне), что те строфы из СНС, которые сам Мандельштам называл "чертовщиной" - они пересекаются вот с этим представлением о мире и материи.
"Сквозь эфир, десятично-означенный Свет размолотых в луч скоростей - Начинает число, опрозрачненный Светлой болью и молью нулей.
И за полем полей поле новое Треугольным летит журавлем, Весть летит светопыльной обновою, И от битвы давнишней светло.
Весть летит светопыльной обновою: - Я не Лейпциг, я не Ватерлоо, Я не Битва Народов, я новое, От меня будет свету светло."
"Весть летит светопыльной обновою: - Я не Лейпциг, я не Ватерлоо, Я не Битва Народов, я новое, От меня будет свету светло."
Так уж это-то - точно о том, что революционное гос.насилие и война не чета прежним госнасилиям и войнам, что те были просто перемежающимися кровавыми драками за кусок, а это - кровавая драка за прекращение всякого кровопролития. Здесь всюду лексика используется связанная с миром и материей, но предмет разговора, по-моему, ничего общего с историей галактик не имеет.
Если этот свет размолотых в луч скоростей, который начинает некое новое число, при этом окутанный в боль, не трактовать как это самое Мучительное Революционное Преображение мира (человеческого) - то что оно еще такое? В физической Вселенной разве бывают старые битвы, от которых светло миру не было, и битвы нового типа, тоже с кровью и болью,но принципиально отличающиеся от прежних те, что вот от этих станет светло? К каким космическим процессам все это применимо?
Я этого "и" с порога и не стал бы отрицать. Просто в СНС я не вижу, к чему в космическом плане можно приспособить эти образы, чтобы они при этом имели смысл, который им приписал автор. Какие в космосе бывают битвы двух заявленных М. типов, чтоб одни были просто разрушительными и переделяющими распрями, а от других было светло всему миру? Что в допплеровском смещении могло бы М. возмущать и побуждать его спрашивать: "неужели все - для того, чтобы белые звезды обратно чуть-чуть красные мчались в свой дом?" Какого постепенного возвращения в простейшие требует от человека природа? Мне кажется, все эти образы не выдерживают попытки приложить их к их дословным денотатам.
Когда же эти образы могут нести и свой дословный природный /физический / вселенский смысл, то тогда, конечно, будет "и". Скажем, мачеха звездного табора, ночь, что будет сейчас и потом - это и вселенная в целом, точнее, оковывающие, но разом тем самым и задающие ее рамки космической несвободы и текущего - а стало быть, и обрекающего на смерть и распад все объекты - времени (потому и мачеха, и ночь, а не свет), и как прямое ее образное продолжение - объективный ход и сила вещей уже в человеческом мире, в пределах истории, а не что-то одно из этого. Причем в первую голову, скорее, вселенские объективные рамочные законы в целом, частным случаем проявления которых воспринимается сила вещей в истории.
В случае же с паучком мне физический/космический компонент кажется невероятным, так как при его принятии получится, что для поэзии и внутреннего мира М. была очень актуальна идея того, что смерть обратима, что он вообще в этом направлении напряженно чувствовал и думал. "Все вернется, у Бога / Мира ничто не пропадает". Но решительно непохоже, что его эта проблематика вообще как-то волновала, тем более, что он хотел бы воплотить в стихотворении положительный ответ на вопрос о смертности и возможности возвращения. Конечную смерть он, кажется, всегда признавал, и сам факт этой перпективы нисколько его не омрачал, ему просто было не до того. Для него в смертности всего живого не было какого-то мешабющегло дышать ужаса и несправедливости - почему бы он стал писать стихотворение, в котором выражал бы робкую надежду на то, что все бытие спасется, с его живм и неживым, и внидет во вневременной рай? Он, насколько можно судить, вообще был человеком в этом смысле непрошибаемым для того, чтобы даже и смотреть в сторону таких надежд и страхов. Что ИНФОРМАЦИЯ не пропадает, что пока летит свет, обо всем, что прошло, в принципе можно узнать, - это его могло и должно было восхитить. Но переводить все это в план мыслей о личном (и обшемировом) рае, бессмертии или воскрешении - по-моему, этого он бы не стал никогда. Одно дело - восхищаться мыслью, что во вселенной смертности от всего умершего остается вечный след, другое - надеяться на то, что оно оживет. М. - поэт, вообще принципиально чуждый всякому мотиву Надежды с большой буквы, знаменитого Эстеля. Надеяться он мог бы на гуманизацию наказаний, установление социальной гармонии,реализацию. эсеровской программы, прогресс в рамках и под властью вечной ночи - но на спасение и оправдание всего бытия?! Да ведь и в СНС все звезды и светы, настоящие и чаемые - это сгустки света, летающие в рамках неколебимой общей внешней ночи, и вот ее с ее верховного положения мачехи звездного табора никто никогда не собьет. Система ценностей М. в поэзии, как кажется, держится на мужестве, благоговении перед жизнью и свободе, и совершенно противоположна Надежде-на-Всё-и-Целиком.
Ну вот и до него добралось, что _мы_ - тоже информация. А его, как мне кажется, очень допекала не _смертность_, нет, а вот этот ужас и несправедливость. Эстель тут не ночевала - это... с моей точки зрения, такой вариант амдир получается.
Фламмарион считал, что с окончанимем жизни душа отделяется от тела и существует независимо от него. Некоторые души существуют после этого в виде призраков (и могут являться дюдям и воздействовать на них), некоторые вселяются в иные тела - в будущем, настоящем или прошлом, на своей планете или на иных планетах.
Неужели О.Э. верил вот в это? Но даже если верил - в концепции Фламмариона нет соединения всех душ в гармонии и воскрешения людей и бытия временнем в какое-то вневременное вечное блаженство (написалось сначала "увечное" - первоклассная опечатка!). Вообще нет рая и спасения. У Мандельштама же говорится именно о том, как все "сходятся в одном месте" и пребывают там в гармонии.
А что именно у него совпадает с цитатой из Фламмариона?
На почту постучу сызнова, но меня, похоже, какие-то сервера определили как спамера - жду, пока сетевик разберется
Нет, просто у Фламмариона в "Люмен" была идея, что поскольку свет, фактически, несет информацию _о прошлом_ - то она никуда не исчезает. И ее можно отловить.
1. То, что Иванов рассказывает в связи с этим сюжетом о Гумилеве, никак не могло быть им выдумано: там детали настолько гумилевские по характеру, а сам Иванов этому характеру был до того чужд, что если бы он взялся выдумывать эту историю славы ради Гумилева, то получилось бы у него нечто совсем иное - нечто в стиле Юрия Германа в его же описании. Кроме того, в этом случае и роль Гумилеву в составе заговора он приписал бы куда более существенную и реальную, чем он это сделал.
Кроме того, вот уж про Гумилева он выдумывать бы ничего не стал... а самое замечательное, что распускавшаяся им самим легенда о том, что его мемуарных очерках много вымысла, по-видимому, неверна: вымысла до сих пор в них не обнаружили. Есть ошибки (добросовестные), есть передача слухов, есть сбои памяти, а вымыслов от себя так и не выявлено. Что, скорее всего, означает, что их и не было. Любопытно, что те, кто его, плюясь, обвинял во вранье, - хоть та же ААА - конкретных примеров вранья никогда не приводили.
2. В 20-21-м крупные ЧК не выдумывали заговоров. Они могли замешать в раскрытые ими заговоры по подозрению или из ненависти, но выдумывать сами заговоры не выдумывали. Об этом не знали интеллигенты 70-х, но об этом знают все, кто исследовал деятельность ЧК в 90-е.
Касательно Надежды Мандельштам - мне кажетя, можно уточнить. Тот Мандельштам, который де-факто предстает из того, что она о нем сообщает, читателю - он настоящий. Но она сама видит его существенно иным, и эти оценки и констатации тоже вносит от себя при описании. Это как если бы кто-то описывал (фактического) тигра, принимая его при этом за льва, в таких выражениях: "черно-красная полосатая шкура этого льва, не имеющего гривы..."
"в другой еще 15 лет продолжал себя и других уверять, что оно не зло, а добро" - мне все же так не кажется. Какие там 15 лет..."
Неизвестный Солдат - 1937. И это не самонакрученное затмение с крутым-сложным-лепным веком Сталина, это-то от себя целиком. А там обо всем этом Великом Перемоле 1917 слл. сказано "я не битва народов, я новое, от меня будет миру светло" и аналогичное. Конечно, там достаточно и ужаса выражено по отношению к этому "новому", но ужас этот в осуждение не переходит - скорее в заворожение. Стокгольмский синдром, достигший градуса обожествления Явления, представленного данными террористами.
Reply
У меня как раз сомнения были до публикации документов, потому что там было как раз несколько не столько несуществующих, сколько _раздутых_ историй. Ну см. тот же эпизод, который Шкловский в СП без крепких выражений не поминает. То есть, что-то где-то было на уровне разговоров, а потом под это подмели весь круг и тех, кто рядом стоял. Вот такая история могла произойти и по ней могли погореть и люди сторонние.
Против этого соображения работало другое - инцидент с засунутым неизвестно куда текстом придумать сложно. :)
***Но она сама видит его существенно иным, и эти оценки и констатации тоже вносит от себя при описании.***
Да, соглашусь.
***Неизвестный Солдат - 1937.
Ээээ... тут не так все просто. Трактовка такая есть - но есть и множество иных. Например, то, что упомянутая "чертовщина" сопрягается с вот этим:
"Может быть, это точка безумия,
Может быть, это совесть твоя -
Узел жизни, в котором мы узнаны
И развязаны для бытия.
Так соборы кристаллов сверхжизненных
Добросовестный свет-паучок,
Распуская на ребра, их сызнова
Собирает в единый пучок.
Чистых линий пучки благодарные,
Направляемы тихим лучом,
Соберутся, сойдутся когда-нибудь,
Словно гости с открытым челом, -
Только здесь, на земле, а не на небе,
Как в наполненный музыкой дом, -
Только их не спугнуть, не изранить бы -
Хорошо, если мы доживем...
То, что я говорю, мне прости...
Тихо, тихо его мне прочти..."
С уважением,
Антрекот
Reply
То же самое, что в "Неизв. Солдате". Он мог ужасаться жестокостям Революции , но его легендариум со всеми этими присягами 4-му сословью и эсеровскими стихами никак не давал ему возмодности осудить Революцию из-за ее жестокостей - ему оставалось благоговеть перед Революцией, несмотря ни на какие ее жестокости.
Эмоциональные противоречия, связанные с этим, Мандельштам признавал лично для себя неразрешимыми (Заблудился я в небе, - что делать? Тот, кому оно близко, ответь!), но со всеми этими противоречиями считал себя обязанным присягать строго одной стороне этого противоречия - хотя бы и ужасаясь и ей, и этой присяге. Он спрашивает совета у того, кто близок к этому небу, то есть кто верен Революции, не терзаясь теми на-разрыв-противоречиями, которыми терзается он сам, кто уже "вместил"; и в этом же тексте жизнь свою он приносит именно этому "небу" - И когда я умру, отслуживши, Всех живущих прижизненный друг, Чтоб раздался и глубже и выше
Отклик неба - в остывшую грудь!".
Он не понимает своего Бога, он не вмещает Его решений, он ужасается Его воле - но продолжает считать его Богом и сохранять ему лояльность как Богу. в 1917-1918 Бог-Революция имел для него отчетливо эсеровский облик, с 1922 - советский - не большевистский, а именно советски-социалистический, а большевистский - постольку, поскольку большевики были вплавлены в советский социализм - чему М. нисколько не радовался...
Reply
Это где же такое сказано?
Понимаешь, ты _уже_ подходишь к тексту с готовой трактовкой. Ты уже знаешь, что там что обозначает и складываешь тот самый пулемет.
При том что "Наглей комсомольской ячейки..." 33 год, между прочим.
С уважением,
Антрекот
Reply
А вот 33-й год - это совсем другое. С 30-31 по 33-34 Мандельштам очень часто по нарастающей не приемлет происходящее - текст про кремлевского горца относится к тому же времени. Голод 33 года был, видимо, главным фактором в этом деле. Так тогда и Бухарин плакал... Во всяком случае после потрясений 34-35 это отношение сменлось новым, в стихах 37-го ясным.
Reply
С уважением,
Антрекот
Reply
А как ты толкуешь этот добросовестный свет? Ведь образы, связанные с гранями, кристаллическим схождением граней и светом, в этом тексте положительные, что доказывается бесспорной строфой:
"Чистых линий пучки благодарные,
Направляемы тихим лучом,
Соберутся, сойдутся когда-нибудь,
Словно гости с открытым челом" - и именно до этого он хочет дожить.
А в предшествующей строфе стояло:
"Так соборы кристаллов сверхжизненных
Добросовестный свет-паучок,
Распуская на ребра, их сызнова
Собирает в единый пучок"
причем предыдущая строчка устанавливает, что паучок этот и его деятельность уподобляется _развязыванию людей для бытия_- образ бесспорно положительный (если только автор не буддист : ) ).
Но и независимо от этого развязывания, образы в этой строфе те же, что в следующей: сходящиеся воедино грани кристалла (собирающиеся в единый пучок ребра кристалла : сходящиеся в одном месте пучки чистых линий) и организующий это схождение свет (добросовестный свет-паучок : тихий луч) . Неужели эти образы в первой строфе имели ультранегативную семантику, а в следующей стали обозначать рай?
Reply
что я думаю? я думаю, что это очередная попытка построить благую вселенную. что, мол, то же самое время, которое убивает нас, распускает нас по частицам, одновременно сохраняет нас - и когда-нибудь соберет снова. Мы - текст, пока свет летит, из этого мира _ничего_ не исчезло ( у Фламмариона это - ключевая идея), все может вернуться, все может быть восстановлено, здесь, в материи.
С уважением,
Антрекот
Reply
"Наливаются кровью аорты,
И звучит по рядам шепотком:
- Я рожден в девяносто четвертом,
Я рожден в девяносто втором...
И,в кулак зажимая истертый
Год рожденья с гурьбой и гуртом,
Я шепчу обескровленным ртом:
- Я рожден в ночь с второго на третье
Января в девяносто одном.
Ненадежном году, и столетья
Окружают меня огнем".
С точки зрения проблематики судьбы-человека-в-бытии-мира год рождения не имеет никакого значения, и равно окружены огнем все рожденные, и любой год одинаково "ненадежен". А вот если речь идет о социальных вещах и о человеке перед событиями истории первой трети 20 века - то все становится понятным и осмысленным.
Reply
"Сквозь эфир, десятично-означенный
Свет размолотых в луч скоростей -
Начинает число, опрозрачненный
Светлой болью и молью нулей.
И за полем полей поле новое
Треугольным летит журавлем,
Весть летит светопыльной обновою,
И от битвы давнишней светло.
Весть летит светопыльной обновою:
- Я не Лейпциг, я не Ватерлоо,
Я не Битва Народов, я новое,
От меня будет свету светло."
С уважением,
Антрекот
Reply
- Я не Лейпциг, я не Ватерлоо,
Я не Битва Народов, я новое,
От меня будет свету светло."
Так уж это-то - точно о том, что революционное гос.насилие и война не чета прежним госнасилиям и войнам, что те были просто перемежающимися кровавыми драками за кусок, а это - кровавая драка за прекращение всякого кровопролития.
Здесь всюду лексика используется связанная с миром и материей, но предмет разговора, по-моему, ничего общего с историей галактик не имеет.
Если этот свет размолотых в луч скоростей, который начинает некое новое число, при этом окутанный в боль, не трактовать как это самое Мучительное Революционное Преображение мира (человеческого) - то что оно еще такое? В физической Вселенной разве бывают старые битвы, от которых светло миру не было, и битвы нового типа, тоже с кровью и болью,но принципиально отличающиеся от прежних те, что вот от этих станет светло? К каким космическим процессам все это применимо?
Reply
С уважением,
Антрекот
Reply
Когда же эти образы могут нести и свой дословный природный /физический / вселенский смысл, то тогда, конечно, будет "и". Скажем, мачеха звездного табора, ночь, что будет сейчас и потом - это и вселенная в целом, точнее, оковывающие, но разом тем самым и задающие ее рамки космической несвободы и текущего - а стало быть, и обрекающего на смерть и распад все объекты - времени (потому и мачеха, и ночь, а не свет), и как прямое ее образное продолжение - объективный ход и сила вещей уже в человеческом мире, в пределах истории, а не что-то одно из этого. Причем в первую голову, скорее, вселенские объективные рамочные законы в целом, частным случаем проявления которых воспринимается сила вещей в истории.
В случае же с паучком мне физический/космический компонент кажется невероятным, так как при его принятии получится, что для поэзии и внутреннего мира М. была очень актуальна идея того, что смерть обратима, что он вообще в этом направлении напряженно чувствовал и думал. "Все вернется, у Бога / Мира ничто не пропадает". Но решительно непохоже, что его эта проблематика вообще как-то волновала, тем более, что он хотел бы воплотить в стихотворении положительный ответ на вопрос о смертности и возможности возвращения. Конечную смерть он, кажется, всегда признавал, и сам факт этой перпективы нисколько его не омрачал, ему просто было не до того. Для него в смертности всего живого не было какого-то мешабющегло дышать ужаса и несправедливости - почему бы он стал писать стихотворение, в котором выражал бы робкую надежду на то, что все бытие спасется, с его живм и неживым, и внидет во вневременной рай? Он, насколько можно судить, вообще был человеком в этом смысле непрошибаемым для того, чтобы даже и смотреть в сторону таких надежд и страхов. Что ИНФОРМАЦИЯ не пропадает, что пока летит свет, обо всем, что прошло, в принципе можно узнать, - это его могло и должно было восхитить. Но переводить все это в план мыслей о личном (и обшемировом) рае, бессмертии или воскрешении - по-моему, этого он бы не стал никогда. Одно дело - восхищаться мыслью, что во вселенной смертности от всего умершего остается вечный след, другое - надеяться на то, что оно оживет. М. - поэт, вообще принципиально чуждый всякому мотиву Надежды с большой буквы, знаменитого Эстеля. Надеяться он мог бы на гуманизацию наказаний, установление социальной гармонии,реализацию. эсеровской программы, прогресс в рамках и под властью вечной ночи - но на спасение и оправдание всего бытия?! Да ведь и в СНС все звезды и светы, настоящие и чаемые - это сгустки света, летающие в рамках неколебимой общей внешней ночи, и вот ее с ее верховного положения мачехи звездного табора никто никогда не собьет. Система ценностей М. в поэзии, как кажется, держится на мужестве, благоговении перед жизнью и свободе, и совершенно противоположна Надежде-на-Всё-и-Целиком.
Reply
А его, как мне кажется, очень допекала не _смертность_, нет, а вот этот ужас и несправедливость. Эстель тут не ночевала - это... с моей точки зрения, такой вариант амдир получается.
офтопик. не постучишь ли в почту?
С уважением,
Антрекот
Reply
Неужели О.Э. верил вот в это? Но даже если верил - в концепции Фламмариона нет соединения всех душ в гармонии и воскрешения людей и бытия временнем в какое-то вневременное вечное блаженство (написалось сначала "увечное" - первоклассная опечатка!). Вообще нет рая и спасения. У Мандельштама же говорится именно о том, как все "сходятся в одном месте" и пребывают там в гармонии.
А что именно у него совпадает с цитатой из Фламмариона?
На почту постучу сызнова, но меня, похоже, какие-то сервера определили как спамера - жду, пока сетевик разберется
Reply
С уважением,
Антрекот
Reply
Leave a comment