о нас наискосок
Иногда я говорю "мы", подразумевая людей своего поколения, да еще и "социально близких". Редко, но случается. А что я могу сказать про этих "нас"? Хронологически - это те, кто 76_82. Но возраст не определяет почти ничего. А если уточнять, то всплывет вот что:
мы выросли в бетонных коробках окраин крупных городов или ближайших пригородов. Это сильно отличает нас от жителей центральных коммуналок, в которых витают духи времен - или тень усатого человека, или французский язык как средство повседневного общения, или милая профессорская рассеянность
мы не имеем особых талантов, а потому обречены склонять штампованные истины и стандартные психологизмы
поэтому мы обречены на немоту - у нас нет своих слов. Наши эмоции высушены рекламной радиацией, наша речь мутировала и перестала что-то значить, а потому мы неспособны даже на фиглярство, даже на пародию или мизантропию - мы состоим из хрустящего целлофана и стерильного пластика, который можно без сожаления выбросить в мусорпровод. Лучшее, что мы умеем, - штамповка постмодернистских изделий, однообразных и уныло-плоских в своей примитивной парадоксальности.
мы относимся к своей стране как к мачехе - с холодным равнодушием и опаской - только бы не лезла, Госссподи. Лучше отрезать себе язык, чем попросить ее о чем-нибудь - разве что потребовать полагающееся, с угрозой истерики голося о своих правах по закону
мы пытаемся держать хорошую мину при плохой конкурентной игре, потому что конкурируем друг с другом, с теми, кто старше и кто успел, и с теми, кто молод и органичен в этом времени
у нас почти ничего нет за душой - ни особых способностей, ни собственности, ни воли. Мы нищие духом, но Царствие небесное не наше, потому что наш дух слишком нищ и не рассчитывает на воздаяние. Мы не можем позволить себе излишние надежды
кажется, мы все видели. Поэтому чаще всего думаем про себя "как это все надоело"
наши друзья такие же как мы, поэтому собираясь вместе мы сосем пиво под гул никчемных воспоминаний, не имеющих никакой ценности
мы хотели бы дождаться холодного смерча, урагана, вселенского пожара, в котором сгорел бы дотла весь хлам, бетон и несгораемые шкафы с личными делами, потому что все равно надо начинать сначала. В тридцать лет все надо начинать сначала - так уж лучше на полном пепелище
при этом мы думаем о себе в духе стандартных требований при приеме на работу, не осознавая, как же это срамно - продаваться самому себе. Мы не можем признаться себе, что давно уже все продали и разменяли по пятаку, весь свой никчемный человеческий капитал
а потому мы одиноки, как одиноки в своей судьбе кефирные бутылки, спрыгивающие с конвейерных лент.
мы выросли в бетонных коробках окраин крупных городов или ближайших пригородов. Это сильно отличает нас от жителей центральных коммуналок, в которых витают духи времен - или тень усатого человека, или французский язык как средство повседневного общения, или милая профессорская рассеянность
мы не имеем особых талантов, а потому обречены склонять штампованные истины и стандартные психологизмы
поэтому мы обречены на немоту - у нас нет своих слов. Наши эмоции высушены рекламной радиацией, наша речь мутировала и перестала что-то значить, а потому мы неспособны даже на фиглярство, даже на пародию или мизантропию - мы состоим из хрустящего целлофана и стерильного пластика, который можно без сожаления выбросить в мусорпровод. Лучшее, что мы умеем, - штамповка постмодернистских изделий, однообразных и уныло-плоских в своей примитивной парадоксальности.
мы относимся к своей стране как к мачехе - с холодным равнодушием и опаской - только бы не лезла, Госссподи. Лучше отрезать себе язык, чем попросить ее о чем-нибудь - разве что потребовать полагающееся, с угрозой истерики голося о своих правах по закону
мы пытаемся держать хорошую мину при плохой конкурентной игре, потому что конкурируем друг с другом, с теми, кто старше и кто успел, и с теми, кто молод и органичен в этом времени
у нас почти ничего нет за душой - ни особых способностей, ни собственности, ни воли. Мы нищие духом, но Царствие небесное не наше, потому что наш дух слишком нищ и не рассчитывает на воздаяние. Мы не можем позволить себе излишние надежды
кажется, мы все видели. Поэтому чаще всего думаем про себя "как это все надоело"
наши друзья такие же как мы, поэтому собираясь вместе мы сосем пиво под гул никчемных воспоминаний, не имеющих никакой ценности
мы хотели бы дождаться холодного смерча, урагана, вселенского пожара, в котором сгорел бы дотла весь хлам, бетон и несгораемые шкафы с личными делами, потому что все равно надо начинать сначала. В тридцать лет все надо начинать сначала - так уж лучше на полном пепелище
при этом мы думаем о себе в духе стандартных требований при приеме на работу, не осознавая, как же это срамно - продаваться самому себе. Мы не можем признаться себе, что давно уже все продали и разменяли по пятаку, весь свой никчемный человеческий капитал
а потому мы одиноки, как одиноки в своей судьбе кефирные бутылки, спрыгивающие с конвейерных лент.