Рассказ....
- И вообще, - сказал папа после ужина. - Димкин папаша-люмпен мало того что не работает, он, уверен, и на выборы не ходит! А если и ходит, голосует, поди, за коммунистов…
Добрая милая мама кивала, глядя на папу с любовью. Ведь им оставалось всего два года выплачивать ипотеку. Всего каких-то два года отдавать всего каких-то две трети зарплаты. Сущая ерунда по сравнению с прошедшими восемнадцатью годами. Как долго пришлось ждать, чтобы завести детей! Но ведь какое это счастье!
- И конечно же этот трус и люмпен, голосующий за коммунистов, никогда бы не рискнул взять ипотеку! - все больше распалялся папа. - Нелюдь, пролетарий и рабочий!
Мама прикрыла рот рукой и покачала головой, неодобрительно глядя на папу - обычно он не позволял себе при детях таких грязных ругательств.
Зазвенел дверной звонок. Долго, требовательно, нахально. Холодная осенняя тьма тревожно скреблась в окна.
Семья примолкла. Звонок продолжал звенеть.
- Посмотрю, - сказал папа.
Он подошел к двери, заглянул в глазок. Его ноги онемели, а мочевой пузырь едва не опорожнился. Звонок залился непрерывной трелью.
Папа дрожащими пальцами нащупал замок, словно рубильник своего электрического стула.
- Кто там, кто это? - забеспокоилась мама.
У папы не было голоса, чтобы ответить.
- Добрый таки вечер, уважаемый гражданин, - поприветствовали из открытой двери.
За ней стояли четверо:
1) Улыбающийся инспектор, лысый и в пенсне, в глухом кожаном плаще, с дипломатом. Его глаза были дружелюбны, словно у маньяка-расчленителя;
2) Бородатый офицер в камуфляже и повязке, словно живое напоминание о фанатиках и сепаратистах. У него был автомат, дубинка, наручники, шокер;
3) Бритая обезьяна двухметрового роста в черном халате и перчатках;
3б) Бритая обезьяна двухметрового роста в черном халате и перчатках (2);
4) Большой и черный страшный ящик с разъемами, клапанами, индикаторами, и приборами вроде барометров.
- Вы позволите зайти, дорогой мой налогоплательщик? - улыбался инспектор.
Бородатый офицер тоже улыбался, блестя золотым зубом. Бритые обезьяны бесстрастно молчали, ящик - тоже.
- Д-да, п-прошу вас, - ответил папа. - Ч-что… что случилось? Что такое?
Дети стояли в коридоре, мама стояла за ними, приобняв за плечи. Бородатый офицер масляно и нехорошо улыбнулся, разглядывая светловолосую голубоглазую Машеньку.
- У вас проблема, мой дорогой, - заявил инспектор, улыбаясь во всю свою палаческую физиономию.
Он поправил пенсне.
- У вас задолженность перед ипотечным банком, вот смотрите.
Он, растягивая губы в ухмылке, протянул бумаги.
- Н-но, но… это не может быть, не может быть! - воскликнул папа. - Я все годы регулярно платил, и сейчас…
- Я вас умоляю, не надо сцен! - сказал инспектор, картинно выставив ладони вперед. - С прошлого месяца банк поднял ставку с шестидесяти до семидесяти пяти процентов! Теперь вы таки понимаете? Понимаете, нет?
За спиной вскрикнула мама, словно ожегшись.
Папа затрясся, в глазах стало темно, он едва удержался на ногах. Это был конец.
- Но я… не знал… - тихо выдохнул он.
Показное добродушие вмиг покинуло инспектора. Он заорал, надсаживаясь, пенсне перекосилось, глаза его страшно выпучились:
- Да ты охерел, быдло поганое! Не знал он, блядь! Тебе, сука тупорылая, персонального, ебать, курьера надо? Не знал он, сволочина. Что, гниль, думал всю жизнь на шее у государства просидеть? Ты хотел всю жизнь свою говенную на халяву, блядь, прожить?! Ты, мразь никчемная, лучше заткнись, не доводи меня до беспредела.
Он замолчал, приходя в себя. Папа ощутил, как теплое и мокрое расплывается по штанам.
- Это ваш, блядь, гражданин, священный долг - два раза в месяц приходить в ипотечный банк и узнавать об изменениях ставок и процентов. И вы нарушили закон, наплевали на волю президента! Вы знаете, чем это, блядь, грозит?
Папа знал - как минимум, переездом в шиферные поселения на вечной мерзлоте. Квартиры в столице были до сих пор в дефиците, ими обеспечивали мигрантов.
- Н-но вот уже д-два года не было изменений, - проблеял папа. - Не менялись п-проценты…
- Вот я и говорю, гражданин, вы вконец охамели, уверились, что все теперь на халяву и можно не платить. Но вы заплатите, за все заплатите.
Мама беззвучно палкала, прикрыв рот рукой. Она впилась в Мишкино плечо. Сын заерзал от боли. А Машенька смотрела на страшного лысого дядьку. А страшный бородач с золотым зубом смотрел на нее, ухмыляясь и поглаживая ствол.
- Да-да-да, я з-заплачу, - поддакнул папа. - Только понадобится небольшая рассрочка…
- Вы совсем таки зазнались, дорогой гражданин, - рассмеялся инспектор. - Родине некогда ждать, пока вы решите свои гномьи проблемы и наскребете штраф. Увы, так всегда, когда имеешь дело с нищебродами и никчемной мразью…
Он обвел взглядом прихожую, комнату, кухню. Брезгливо скривился.
- И чего наш гарант вообще вас всех не изведет, - проворчал он. - Вы же не более чем поганое мясо, хуже крыс. Только ресурсы жрете и место занимаете. И сколько места! Сюда целый кишлак поселить можно. Нет же, цацкаются с вами, блядвой поганой…
Он раскрыл дипломат, достал оттуда переливающийся всеми цветами радуги лист - бланк особого ордера, выполненный с применением нанотехнологий. Его невозможно подделать. Всего одна фактория способна производить это.
Папа закрыл лицо руками. Он понял, что их выселяют.
- Мой никчемный, неудачливый и недалекий друг, - с улыбочкой сказал инспектор. - Вы рано впадаете в панику. Я же говорю, что с вами пока что цацкаются. На первый раз вам оставляют квартиру…
Папа открыл глаза, он едва сдержал порыв обнять этого милого, прекрасного человека.
- На ваше счастье пришла заявка из банка детских органов… - говорил инспектор, разглядывая ордер. - А по картотеке у вас есть подходящий ребенок, мальчик двенадцати лет. От него потребуются сердце, легкие, печень и вся кровь.
Он поглядел за спину папы.
- Привет, парень, - улыбнулся он Мишке и взмахнул рукой. - Мы с тобой станем друзьями!
- Нет! - дико вскрикнула мама. - Нет! Нет! Нет!
Папа, собрав все мужество и убедительность, заговорил в лицо инспектору:
- Вы же человек, поймите нас! Выселяйте, направьте на принудительные работы, но не трогайте сына, не трогайте его! Оставьте его нам, услышьте же нас! Мы честные граждане, налогоплательщики, и мы…
Инспектор рассмеялся ему в лицо. Он снял пенсне, протер его, не переставая смеяться.
- Вот уж смех так смех, умоляю вас, дорогой гражданин! Я, конечно же, человек. А вот вы - нет. Вы удобрение, вы пища. Но все по закону. Вот смотрите: раз вы не заплатили банку, вы признаны неплатежеспособными и, следовательно, не можете достойно содержать ребенка. Вот решение Органа надзора за семейным климатом. Вы лишены родительских прав, и мы пришли исполнить решение. Забрать у вас, чудовищ, алкашей и нищебродов несчастного мальчика. Достаточной для меня взятки у вас все равно не найдется, так что… Давай! - сказал он бородатому.
Тот неуловимым движением ударил папу шокером. Папа упал, повалившись боком. Ему оставалось только смотреть и мучиться от боли и бессилия. Машенька вскрикнула, Мишка сжал кулаки. Мать держала их. Она кричала не замолкая.
- Слюшай, - сказал бородатый, - Пока вы свынэныша будэтэ раздэлыват, я с дэвачкой наедынэ пагаварю. Можэт здэсь протыв цэлостнасти территории и протыв рэспублык что-нибуд гаварят, а?
Инспектор кивнул.
Мама закричала:
- Не трогайте их! Не троньте дочь! Возьмите меня, я все вам сделаю!
- Сгынь, вобла, - усмехнулся бородатый. Он подошел и ударил женщину шокером.
Огромные бритые обезьяны протиснулись в коридор, на кухню, где и отловили Мишку. Он кусался и отбивался.
- Пойдэм, малэнькая моя красавыца. Нэ бойся, я тэбя канфэткой угащать буду, - говорил бородатый офицер, уводя плачущую Машу в комнату и закрывая дверь.
Мишку подтащили к железному черному ящику, он упирался, извивался. Инспектор достал вороненый металлический стержень, слегка изогнутый на конце и напоминающий монтировку. Инспектор схватил Мишку за волосы, и нанес ему резкий сильный удар в основание черепа.
Раздался короткий хруст и тело мальчика обмякло.
Папа не ощущал своих мышц, чтобы вскочить, прекратить, прекратить это безумие. Он не мог даже отвернуться, не мог даже закрыть глаза. За закрытой перед глазами мамы дверью Машенька была наедине с бородатым. Это происходило будто не с ними.
- Давайте быстрее, - сказал инспектор санитарам.
Тело Мишки, словно тяжелую обвисшую куклу засунули в ящик. Загорелись лампочки, ожили индикаторы.
- Сердце, легкие, печень, кровь, - проговорил инспектор.
Санитар вводил программу. Ящик загудел, делая привычную работу. Через пять минут санитар достал из стальной мясорубки большой прозрачный пакет с останками - что вроде скомканного горячего белья бледного цвета, словно обескровленная свинина.
- Хорошо.
- Три литра получили, - похвастался санитар. - Много.
- Много. - Кивнул инспектор. - Будет премия.
Из комнаты вышел бородатый, ухмыляясь и почесываясь.
- Слюшай, а давай ее забэрем, а?
- Мне-то что с того? - ответил инспектор. - Никакой выгоды. А без выгоды закон не нарушаем. Когда станешь инспектором, тогда будешь беспредельничать. Все, пошли.
Санитары взяли ящик и понесли в лифтовой холл. Бородатый прищелкнул языком и двинулся следом.
Инспектор присел над папой.
- Видите, дорогой гражданин, все закончилось, у государства больше нет к вам претензий. Теперь вы сможете жить как и прежде. Выплатить наконец-то кредит, вам же немного осталось. Каждый вечер - телевизор, пиво, юмор-шоу, футбол, наконец. Жена опять же. И впредь будьте внимательнее к своим обязательствам. Не поминайте лихом!
Инспектор хлопнул папу по плечу, поднялся, и пошел на выход.
У папы текли слезы, по телу пробегали судороги. Послышался тихий, но все нарастающий вой. Это завывала мама, глядя на пакет с сыном. С тем, что от него осталось.
А в маленькой комнатке Машенька шептала, глотая слезки:
- Ну где же этот кусочек? Ну где же? Почему не подходит? Может Мишка поможет?
И ползала по полу, трясущимися ручонками пытаясь собирать паззл с президентом, самым мудрым, добрым и красивым.