*
Дима недавно дал самое точное описание меня в последнее время - "грустная, но живая".
Второе я даже считаю своим большим личным достижением.
А первое - это лучший подарок, который я смогла придумать себе на день рожденья. Серьезно, для меня стало большим открытием, что если ты на протяжении очень долгого времени грустный - рано или поздно тебе надоест держать лицо и ты поймешь, что можешь позволить себе - просто быть грустным.
Это приходит одновременно и как срыв, и как откровение. Как будто с окна с треском падают шторы, но за ними оказывается что-то неожиданно любопытное.
*
Еще я узнала, что быть грустным на людях - это необязательно быть невежливым. Ну потому что манипулировать человеческим вниманием или пытаться получить чью-то помощь не просьбой, а мокрыми глазками, смертельно усталым тоном или драматическими бровями - невежливо. А если тебе не нужно ни внимание, ни помощь, ни даже разговаривать о чем-либо подобном - тогда ни тебе, ни окружающим по-прежнему ничего не угрожает. Это просто новый уровень честности с самим собой - не улыбаться, если не хочется, не стараться всем помочь, если у тебя не хватает сил, не пытаться быть удобным для тех, кто игнорирует твою необходимость не только пережить, но и - прожить свое состояние.
При этом на формальные вопросы, типа "у тебя все хорошо?" - можно по-прежнему отвечать положительно. Но не потому, что неловко ответить "нет, черт побери, нет!" - просто когда ты успокаиваешься, то понимаешь, что это не диалог, который ты был бы готов вести, будучи грустным. И это никогда не было диалогом. Если кто-то почувствует, как с тобой сейчас нужно - спросит иначе. И ты тоже почувствуешь, когда будешь готов сказать правду.
А когда ты не вызывающе грустный, а просто грустный сам с собой, удивительное дело - многие могут вообще ничего не заметить. Потому что большинство людей реагирует только на раздражители. Другой вопрос, что если тебе все-таки понадобится помощь, но чтобы она пришла, придется в открытую раздрыдаться на центральной площади или с брызгами разбить об голову любимый бабулин салатник - тогда дела не очень хороши. Но как окружить себя такими волшебными людьми, которые не только с одного кряка поймут, что надо бежать и вытаскивать тебя из петли, но и будут знать, как вытаскивать - тоже не знаю.
Отмечу это как большое поле для новых исследований.
*
Как-то, когда я была совсем юной поэтессой и показала Пете один из своих ранних трогательных опусов, он сказал - это здорово, но в твоем тексте очень много "я". Надо, чтобы его было меньше. Надо, чтобы было и про тебя, и про читателя, и про его троюродного деверя. Ты мало кому можешь быть интересна в собственном соку, без контекстов и переносов. И во многом Петя был прав - шуба поэзии дороже, если ее могут примерять разные люди. Но я слишком долго и слишком прилежно следовала этому правилу - причем, далеко не только в поэзии. И если то, что мы сами по себе мало кого интересуем - правда, но то, что мы не должны переставать интересовать сами себя - правда не меньшая.
Еще был случай, когда мы с мамой ехали на день рожденья ее сестры - и это был трамвай - а мне позвонил с прощальной речью тогдашний любимый юноша. Спасибо тебе за все и все такое, - говорил он (и вокруг дребезжал трамвай). - Ты замечательная, и все такое, но в моей голове черте что и я уезжаю на поиски трюфелей туда, где мой насморк станет хроническим, а пятничное пьянство - неприрывным. Так что селява, адью, мерси, ква-ква (и вокруг дребезжал трамвай). Я тогда, естественно, категорически захотела выпрыгнуть из трамвая прямо в реку и мало себе представляла, как смогу вручать подарок тете, когда прямо у меня из спины торчит огромная сабля. Мама, - говорю. - Мне нужно выйти на пару остановок попозже, у кладбища. На что мама ответила коротко и безаппеляционно - возьми себя в руки и терпи. Мы идем на праздник. Поплачешь в свободное время, например, лет через пятьдесят.
... это, конечно, меня встряхнуло, и в последствии более чем научило быстро переключаться от любой собственной фигни на чей угодно праздник. Но когда слишком часто переключаешься таким образом - начинает казаться, что все твои переживания - фигня, не заслуживающая внимания. О людях нужно думать, людям нужно помогать, людям нужно быть удобным, а свою книжечку с причитаниями я открою попозже, всего же лет сорок подождать осталось.
Однако сердцу нужно давать возможность подержать внутри самого себя. Что-то вроде выходных, когда все твои любимые и близкие отправляются из него погулять в сад, а ты - остаешься. Сам в своем сердце. Как в пустой квартире, с большим запасом скрабиков, зефира и сериалов про зомби (нужное добавить, ненужное зачеркнуть). Чтобы лежать, жевать и думать - мне хорошо? мне плохо? мне нравится? мне хочется? Я вот это и вот то.
... потом можно всех запустить обратно и любить, и терпеть, и заниматься прочим альтруизмом. Но у нашего "я" - должно быть свое личное время и пространство. Для меня, например, это время - сейчас. Прямо здесь, в этом тексте.
*
Когда я сказала, что на свой день рожденья поеду жить к морю - многие ответили, что это вообще мечта. Но в день моего приезда началась зима. Я мало гуляла, болела и много плакала в неудобную подушку. Зато наплакалась, и даже один раз, уговорив полбутылки вина напару с плюшевым Григорием, сходила в курортный кинотеатр в здании зеленоградского Дома культуры. В зале было пять человек, мне понравилось. И в последствии я перестала бояться ходить в кино одна, это даже по-своему уютно.
... потом вспомнила, что в этом году у меня даже не было деньрожденческого тортика. И еще много чего не было, не случилось и не произошло. Однако с этим тоже можно жить.
*
Вообще не знаю, почему я так долго несла за собой иллюзию, что этот день - какой-то особенный, и хотя бы в этот день что-нибудь хорошее может произойти само собой, просто так. Просто так ничего не бывает, а сами собой случаются только неприятности. Хорошее же - всегда нужно самостоятельно придумывать и организовывать. А если ты пожухлый листик и не шевелишься - как бы тебе ни хотелось чего-нибудь хорошего, оно не придет. В состоянии полного эмоционального обморожения никакие номинальные праздники - не панацея, скорее - яд. Однако вместе с осознанием всего этого - находится и противоядие.
Как бы забавно ни прозвучало, но единственный день, когда за тебя что-то будут решать другие - не день рожденья, а день смерти. Порой мне кажется, что если бы мы могли что-то чувствовать в этот период - это было бы нечто воистину катарсическое. Больше никаких забот, никакого давления, никаких усилий и решений, а нескончаемый фыр-фыр-фыр.
... но поскольку мы не знаем наверняка, и весь отпущенный нам срок (хоть и неведомо какой) мало кому захочется провести целиком никак - мы продолжаем барахтаться. Мое противоядие - это мысли, идущие от противного: если ты не готов в данный момент времени остаться лежать, надо вставать. Если ты встал - надо идти. А если идешь - надо идти куда-то, зачем-то и не забыть надеть пальто.
*
И еще. Не нужно сравнивать свои ощущения с катаклизмами, птичьим гриппом, вирусом эбола или умирающим солнцем. Ни в коем случае нельзя сравнивать их и с чужими проблемами, которые больше или меньше твоих. И хотя мы все песчинки на просторах Вселенной, у каждой конкретной песчинки - своя протяженность и траектория полета по эмоциональной параболе. Ты можешь быть грустным и с крышей над головой, и с работой, и с палкой колбасы в холодильнике. И еще во множестве других кажущихся благоприятными обстоятельств, быть грустным - не стыдно.
Я очень долго себя в этом плане одергивала, а когда перестала - поняла, что никто не привык видеть меня такой и мало кто представляет себе, что с этим делать. Что в очередной раз напомнило, насколько важно быть в ладу с собой, потому что в критический момент - только ты у себя и есть.
Большую часть времени - только ты у себя и есть. Только ты можешь себя по-настоящему обрадовать или вытащить за волосы из болота. То, что нам кажется подзарядкой извне - очень обманчивое явление, потому что сегодня в магазине есть батарейки, а завтра нет, а послезавтра вообще окажется, что у устройства сменился разъем. Поэтому логичнее построить внутри себя маленький ядерный реактор и стараться его регулярно обслуживать так, чтобы не рвануло.
*
Эта запись пилилась почти полмесяца и, как во множестве других случаев, я едва не забросила все в миллионной попытке описать все правильно. Сейчас мне уже не так важно, что правильно. Важно, что я просто оставлю это здесь.
Второе я даже считаю своим большим личным достижением.
А первое - это лучший подарок, который я смогла придумать себе на день рожденья. Серьезно, для меня стало большим открытием, что если ты на протяжении очень долгого времени грустный - рано или поздно тебе надоест держать лицо и ты поймешь, что можешь позволить себе - просто быть грустным.
Это приходит одновременно и как срыв, и как откровение. Как будто с окна с треском падают шторы, но за ними оказывается что-то неожиданно любопытное.
*
Еще я узнала, что быть грустным на людях - это необязательно быть невежливым. Ну потому что манипулировать человеческим вниманием или пытаться получить чью-то помощь не просьбой, а мокрыми глазками, смертельно усталым тоном или драматическими бровями - невежливо. А если тебе не нужно ни внимание, ни помощь, ни даже разговаривать о чем-либо подобном - тогда ни тебе, ни окружающим по-прежнему ничего не угрожает. Это просто новый уровень честности с самим собой - не улыбаться, если не хочется, не стараться всем помочь, если у тебя не хватает сил, не пытаться быть удобным для тех, кто игнорирует твою необходимость не только пережить, но и - прожить свое состояние.
При этом на формальные вопросы, типа "у тебя все хорошо?" - можно по-прежнему отвечать положительно. Но не потому, что неловко ответить "нет, черт побери, нет!" - просто когда ты успокаиваешься, то понимаешь, что это не диалог, который ты был бы готов вести, будучи грустным. И это никогда не было диалогом. Если кто-то почувствует, как с тобой сейчас нужно - спросит иначе. И ты тоже почувствуешь, когда будешь готов сказать правду.
А когда ты не вызывающе грустный, а просто грустный сам с собой, удивительное дело - многие могут вообще ничего не заметить. Потому что большинство людей реагирует только на раздражители. Другой вопрос, что если тебе все-таки понадобится помощь, но чтобы она пришла, придется в открытую раздрыдаться на центральной площади или с брызгами разбить об голову любимый бабулин салатник - тогда дела не очень хороши. Но как окружить себя такими волшебными людьми, которые не только с одного кряка поймут, что надо бежать и вытаскивать тебя из петли, но и будут знать, как вытаскивать - тоже не знаю.
Отмечу это как большое поле для новых исследований.
*
Как-то, когда я была совсем юной поэтессой и показала Пете один из своих ранних трогательных опусов, он сказал - это здорово, но в твоем тексте очень много "я". Надо, чтобы его было меньше. Надо, чтобы было и про тебя, и про читателя, и про его троюродного деверя. Ты мало кому можешь быть интересна в собственном соку, без контекстов и переносов. И во многом Петя был прав - шуба поэзии дороже, если ее могут примерять разные люди. Но я слишком долго и слишком прилежно следовала этому правилу - причем, далеко не только в поэзии. И если то, что мы сами по себе мало кого интересуем - правда, но то, что мы не должны переставать интересовать сами себя - правда не меньшая.
Еще был случай, когда мы с мамой ехали на день рожденья ее сестры - и это был трамвай - а мне позвонил с прощальной речью тогдашний любимый юноша. Спасибо тебе за все и все такое, - говорил он (и вокруг дребезжал трамвай). - Ты замечательная, и все такое, но в моей голове черте что и я уезжаю на поиски трюфелей туда, где мой насморк станет хроническим, а пятничное пьянство - неприрывным. Так что селява, адью, мерси, ква-ква (и вокруг дребезжал трамвай). Я тогда, естественно, категорически захотела выпрыгнуть из трамвая прямо в реку и мало себе представляла, как смогу вручать подарок тете, когда прямо у меня из спины торчит огромная сабля. Мама, - говорю. - Мне нужно выйти на пару остановок попозже, у кладбища. На что мама ответила коротко и безаппеляционно - возьми себя в руки и терпи. Мы идем на праздник. Поплачешь в свободное время, например, лет через пятьдесят.
... это, конечно, меня встряхнуло, и в последствии более чем научило быстро переключаться от любой собственной фигни на чей угодно праздник. Но когда слишком часто переключаешься таким образом - начинает казаться, что все твои переживания - фигня, не заслуживающая внимания. О людях нужно думать, людям нужно помогать, людям нужно быть удобным, а свою книжечку с причитаниями я открою попозже, всего же лет сорок подождать осталось.
Однако сердцу нужно давать возможность подержать внутри самого себя. Что-то вроде выходных, когда все твои любимые и близкие отправляются из него погулять в сад, а ты - остаешься. Сам в своем сердце. Как в пустой квартире, с большим запасом скрабиков, зефира и сериалов про зомби (нужное добавить, ненужное зачеркнуть). Чтобы лежать, жевать и думать - мне хорошо? мне плохо? мне нравится? мне хочется? Я вот это и вот то.
... потом можно всех запустить обратно и любить, и терпеть, и заниматься прочим альтруизмом. Но у нашего "я" - должно быть свое личное время и пространство. Для меня, например, это время - сейчас. Прямо здесь, в этом тексте.
*
Когда я сказала, что на свой день рожденья поеду жить к морю - многие ответили, что это вообще мечта. Но в день моего приезда началась зима. Я мало гуляла, болела и много плакала в неудобную подушку. Зато наплакалась, и даже один раз, уговорив полбутылки вина напару с плюшевым Григорием, сходила в курортный кинотеатр в здании зеленоградского Дома культуры. В зале было пять человек, мне понравилось. И в последствии я перестала бояться ходить в кино одна, это даже по-своему уютно.
... потом вспомнила, что в этом году у меня даже не было деньрожденческого тортика. И еще много чего не было, не случилось и не произошло. Однако с этим тоже можно жить.
*
Вообще не знаю, почему я так долго несла за собой иллюзию, что этот день - какой-то особенный, и хотя бы в этот день что-нибудь хорошее может произойти само собой, просто так. Просто так ничего не бывает, а сами собой случаются только неприятности. Хорошее же - всегда нужно самостоятельно придумывать и организовывать. А если ты пожухлый листик и не шевелишься - как бы тебе ни хотелось чего-нибудь хорошего, оно не придет. В состоянии полного эмоционального обморожения никакие номинальные праздники - не панацея, скорее - яд. Однако вместе с осознанием всего этого - находится и противоядие.
Как бы забавно ни прозвучало, но единственный день, когда за тебя что-то будут решать другие - не день рожденья, а день смерти. Порой мне кажется, что если бы мы могли что-то чувствовать в этот период - это было бы нечто воистину катарсическое. Больше никаких забот, никакого давления, никаких усилий и решений, а нескончаемый фыр-фыр-фыр.
... но поскольку мы не знаем наверняка, и весь отпущенный нам срок (хоть и неведомо какой) мало кому захочется провести целиком никак - мы продолжаем барахтаться. Мое противоядие - это мысли, идущие от противного: если ты не готов в данный момент времени остаться лежать, надо вставать. Если ты встал - надо идти. А если идешь - надо идти куда-то, зачем-то и не забыть надеть пальто.
*
И еще. Не нужно сравнивать свои ощущения с катаклизмами, птичьим гриппом, вирусом эбола или умирающим солнцем. Ни в коем случае нельзя сравнивать их и с чужими проблемами, которые больше или меньше твоих. И хотя мы все песчинки на просторах Вселенной, у каждой конкретной песчинки - своя протяженность и траектория полета по эмоциональной параболе. Ты можешь быть грустным и с крышей над головой, и с работой, и с палкой колбасы в холодильнике. И еще во множестве других кажущихся благоприятными обстоятельств, быть грустным - не стыдно.
Я очень долго себя в этом плане одергивала, а когда перестала - поняла, что никто не привык видеть меня такой и мало кто представляет себе, что с этим делать. Что в очередной раз напомнило, насколько важно быть в ладу с собой, потому что в критический момент - только ты у себя и есть.
Большую часть времени - только ты у себя и есть. Только ты можешь себя по-настоящему обрадовать или вытащить за волосы из болота. То, что нам кажется подзарядкой извне - очень обманчивое явление, потому что сегодня в магазине есть батарейки, а завтра нет, а послезавтра вообще окажется, что у устройства сменился разъем. Поэтому логичнее построить внутри себя маленький ядерный реактор и стараться его регулярно обслуживать так, чтобы не рвануло.
*
Эта запись пилилась почти полмесяца и, как во множестве других случаев, я едва не забросила все в миллионной попытке описать все правильно. Сейчас мне уже не так важно, что правильно. Важно, что я просто оставлю это здесь.