Погибшие космонавты ч.1
"Семья старшего лейтенанта Бондаренко должна быть обеспечена всем необходимым, как положено семье космонавта" - особое распоряжение, подписанное Министром обороны П.Д.Малиновским 16 апреля 1961 года, имеет гриф "Секретно". Обратите внимание: до 1986 года ни одна советская книга или журнал никогда не упоминала о существовании космонавта по имени Валентин Бондаренко.
В 1982 году, спустя год после публикации моей первой книги, "Красная звезда на орбите" (Red Star in Orbit), я получил от своего коллеги, который только что вернулся из Москвы [от Артура Кларка (Arthur Clarke)] замечательную фотографию. На фотографии изображен герой Советского Союза космонавт Алексей Леонов, который нахмурился, глядя на мою книгу.
Леонов смотрел на фотографию, которую я назвал "сочинская шестерка" - по аналогии с нашей группой астронавтов программы Меркурий - "Первая семерка" (Оriginal seven). Эти шестеро были лучшими из первого отряда космонавтов, состоящего из двадцати человек, самых отважных представителей нации, отобранных для выполнения первых космических полетов. Фотография была сделана на черноморском курорте Сочи в мае 1961 года, спустя несколько недель после исторического полета Юрия Гагарина. Ниже этой фотографии в моей книге была приведена её копия, на которой лицо одного из шести космонавтов было заретушировано. Один из шести космонавтов был предан забвению, и два варианта одной и той же фотографии подтверждали это.
Советские должностные лица, включая Леонова, предприняли много усилий, чтобы скрыть некоторые эпизоды космической истории, касающиеся человека, чьё лицо было стерто. Теперь у Леонова были серьезные основания, чтобы хмуриться. Обман был раскрыт, и призрак поднялся из мертвых, из официального советского забвения.
В течение десятилетий никто, кроме работающих по программе пилотируемых полетов, не знал ничего о Григорие Нелюбове. Он был молодым, эгоистичным летчиком-истребителем. Несмотря на эту черту характера, его летные навыки были столь впечатляющи, что он был любимым кандидатом нескольких высокопоставленных должностных лиц для осуществления первого полета человека в космос. После того, как это не удалось, он должен был совершить в 1961 году один из следующих полетов после полета Юрии Гагарина.
Но позже, в том же году, когда Нелюбов и два других стажера космонавта возвращались с увольнительной, они вступили в препирательства с армейским патрулем на станции. Возможно, они даже успели обменяться несколькими ударами, когда их попытались остановить. Все трое, возможно, пьяные, были задержаны и посажены под охрану в кабинете начальника станции. Когда было установлено, что они действительного являются космонавтами, офицеры патруля были готовы предать забвению этот инцидент. Но один из офицеров потребовал, чтобы перед этим Нелюбов с друзьями извинились перед членами патруля, (что наводит на мысль о том, что космонавты вышли победителями из первой стычки, до того как их все же смогли задержать). Два товарища Нелюбова с готовностью согласились на это.
Нелюбов, однако, отказался приносить извинения. Он должен был в скором времени стать третьим или четвертым человеком на орбите, и он потребовал уважительного отношения от задержавших его.
Так как соглашение не было достигнуто, дежурный офицер зарегистрировал это происшествие. Сообщение об этом быстро достигло командующего отрядом космонавтов, старого ветерана военно-воздушных сил Николая Каманина, который был очень рассержен безответственностью Нелюбова. В качестве наказания Каманин отчислил всех троих из отряда космонавтов. Их космическая карьера была окончена, они возвратились к полетам на реактивных самолетах в Сибири.
Остальные космонавты были столь же ошеломлены серьезностью наказания, как были возмущены самовлюбленной непримиримостью Нелюбова. Особенно жалели двух спутников Нелюбова, космонавтов-стажеров второй очереди Ивана Аникеева и Валентина Филатьева, которых очень любили в отряде.
Нелюбов был переведен в эскадрилью ПВО, расположенную около Владивостока, где он всем рассказывал, что был космонавтом. Он очень сердился, что ему верили лишь немногие. Он наблюдал со стороны за полетами его коллег, один за другим уходящими на орбиту, к известности и славе.
Все глубже погружаясь в депрессию и алкоголизм, он испытывал сильный душевный кризис. Рано утром 18 февраля 1966 года, находясь в нетрезвом состоянии, он попал под поезд на станции Ипполитовка, к северо-западу от Владивостока. Был это несчастный случай или самоубийство, теперь уже не известно.
Ни один из этих фактов не был известен в то время, когда я издал свою книгу "Красная Звезда на орбите" и опубликовал в ней его фотографию. Эта трагическая история была рассказана только в апреле 1986 года в газете "Известия", в серии статей, посвященных двадцатипятилетию полета Юрия Гагарина. Их автор, ведущий космический журналист Ярослав Голованов вероятно знал это и ранее, но был лишен возможности опубликовать правду, пока стратегия гласности и непрерывного давления со стороны западных исследователей (и меня в том числе) не сделала это возможными.
Необычная искренность этих публикаций резко контрастирует с лживыми заявлениями предыдущих десятилетий, когда космонавты в своих интервью всячески старались обойти тему "пропавших" космонавтов. Так, давая объяснения датскому корреспонденту по поводу изображенного на фотографии "сочинской шестерки" космонавта (Нелюбова), Алексей Леонов заявил следующее: "В 1962 или 1963 году, я точно не помню, он покинул наши ряды, так как после тренировок на центрифуге и него начались желудочные спазмы. Что касается приведенной в моей книге фотографии молодого светловолосого пилота (это оказался Иван Аникеев, очисленный вместе с Нелюбовом), то Леонов дал такое описание его исчезновения: "Он был выведен из отряда космонавтов из-за слабой физической формы, это было, кажется, в 1963 году". Трудно поверить, чтобы Леонов мог настолько забыть случившееся с Нелюбовым и Аникеевым. Скорее всего, он просто придумал эти объяснения в надежде, что правда никогда не выйдет наружу.
Русские всегда представляли свою дорогу в космос как гладкую дорогу к славе, как часть их системы планирования и полной поддержки. Традиционная советская практика хвастовства, замалчивания неудач и ретуширования собственной истории, заставила многих западных аналитиков сомневаться относительно этой идиллической картины.
Противоречивая информация, попадавшая на запад по частям и не полностью, иногда заставляла предполагать даже худший сценарий, чем он был на самом деле. Статьи Голованова, вышедшие в 1986 году, пятью годами после моей книги "Красная звезда на орбите", были первой попыткой восстановить эту сторону советской космической истории. И было много, что требовало исправления.
Даже до того, как в 1961 году полетел первый официально объявленный советский космонавт, Запад достигли слухи относительно существования секретных могил неизвестных космонавтов, погибших на секретных заданиях. Москва энергично отрицала само существование такой возможности, но это не давало никакого эффекта. Множество списков мертвых космонавтов циркулировали в западной печати много лет. СССР осудили публикаторов такого рода материалов как "врагов".
Но в 1986 году Голованов в своих статьях в "Известии" признал, что действительно имело место трагическое происшествие с космонавтом, и что оно хранилось в тайне. В его статье была даже приведена фамилия погибшего космонавта, Валентина Бондаренко, и дата его смерти, 23 марта 1961 года. Голованов писал: "Валентин был самый молодой из первого отряда космонавтов (ему было всего 24 года). Маленькая, зернистая фотография с документа сопровождала статью. На фотографии был изображен очень молодой человек, пытающейся выглядеть строгим и важным. Фотография была сделана всего за несколько дней до его гибели.
Бондаренко проходил тренировку в барокамере, которая была частью 10-и дневного испытания в полной изоляции. Уже в самом конце своего пребывания в барокамере он допустил фатальную для него ошибку. "После проведения медицинских тестов, - пишет Голованов, - Бондаренко, сняв прикрепленные к телу датчики и протерев кожу смоченной в спирте ватой, отбросил её, случайно попав на спираль нагревателя". В насыщенной кислородом атмосфере пламя быстро охватило все маленькое пространство барокамеры.
При наличии высокой концентрации кислорода, даже обычно невоспламеняющиеся вещества могут гореть с большой скоростью. Загорелся тренировочный костюм космонавта. Непривычный к сильным пожарам в атмосфере с высокими содержанием кислорода, Бондаренко, делая попытки потушить огонь, только способствовал быстрому распространению пламени. Когда дежурный врач через иллюминатор заметил пожар, он помчался к люку, который он не смог сразу открыть, потому что внутреннее давление камеры держало его прижатым. Стравливание давления через клапана заняло как минимум несколько минут. И все это время Бондаренко был охвачен пламенем.
Когда Валентина вынесли из барокамеры, продолжает Голованов, он все еще находился в сознании, и продолжал повторять: "Это была моя ошибка, больше никто не виноват". Он умер восемь часов спустя от ожогового шока. Он был похоронен в Харькове, на Украине, где он вырос и где все еще жили его родители. Он оставил молодую вдову, Аню, и пятилетнего сына Александра. Аня осталась работать в центре подготовки космонавтов. Когда Александр вырос, он стал офицером военно-воздушных сил.
Искренняя статья Голованова, в которой он раскрыл смерть Бондаренко, возможно, удивила его соотечественников и вызвала крупные заголовки в западной печати, но она едва ли стала новостью для информированных "космических сыщиков" на Западе. Они уже шли по следу этого инцидента, и советские цензоры знали это. Причина появления такого крупномасштабного (но не полномасштабного) исправления официальной истории очень простая. Много фактов о трагедии Бондаренко уже успели просочиться на Запад через железный занавес.
В 1982 году, эмигрировавший незадолго до того из СССР еврей по фамилии С.Тиктин обсуждал советские космические тайны в русскоязычном ежемесячном журнале, издаваемом эмигрантским обществом в Западной Германии. Он упомянул о существовании подобного инцидента. "Вскоре после полета Гагарина распространились слухи относительно гибели космонавта Бойко (или Бойченко) от пожара в барокамере", - писал он в своей статье.
В 1984 году издательство St. Martin's Press опубликовало книгу с названием "Русский доктор", написанную хирургом, доктором Владимиром Голяховским, эмигрантом из СССР. Он описал смерть стажера космонавта при пожаре в барокамере. Половина главы была посвящена этому инциденту, происшедшему в престижной больнице им. Боткина, где Голяховский (хирург-травматолог) работал в отделении неотложной хирургии и куда был доставлен умирающий космонавт.
Как вспоминает Голяховский, этот очень сильно обожженный человек, зарегистрированный как "Сергеев, 24-летний лейтенант Военно-Воздушных сил", был принесен в носилках. "Я не мог сдержать дрожь, - продолжает Голяховский. - Весь он был обожжен. Тело было полностью лишено кожи, голова волос, не было видно глаз на лице. ... Это был сплошной ожог самой высокой степени. Но пациент был еще жив..."
Голяковский заметил, что человек пытается что-то сказать, и наклонился, чтобы услышать. "Очень больно, пожалуйста, сделайте что-нибудь, чтобы убрать боль", - это были единственные слова, которые он смог разобрать.