БЛАЖЕННЫЕ ДНИ
На глазах волна лета вкатывает в осеннюю вроде бы не заметив даты своего окончания, проскользнув мимо и не собираясь сходить на нет.
Она и вправду не гаснет, не умирает. Приостановившись, она встречает осеннюю и, не сопротивляясь ей, откатывается чуть назад.
Вот они сливаются вместе и так замирают... Блаженные дни. Так уютно быть запеленутым в их свитость, впитывать их нескончаемость, попадать в унисон с их дыханием. Волна этого общего дыхания тоже никуда не уходит; мягко перетекает в себе, совпадает самим этим перетеканием с другими. Слитые им воедино они не столько уходят в бесконечность, сколько ее собой сейчас представляют. Нестрашную, поскольку не имеющую никакого отношения к протяженности - бросишь вдруг взгляд на цифры часов и, не веря глазам, почувствуешь, что, похоже, единственно, чем не сможешь сейчас стать, так это - протяженностью, особенно такой абстрактной протяженностью, как временнАя.
Брызгами, бликами, токами над землей, покачиванием зелени, взмывающим приближением голубизны, расступанием горных контуров, несущейся навстречу млечностью - да самой млечностью, укрупняющейся по мере распахивания Пути - всем этим становишься легче легкого, а вот цифровым временем - нет.
Это настоящий переворот - если раньше надо было прикладывать усилия, чтобы из частной и грубой чувствительности перейти на более общую и куда более тонкую, чтобы стало возможно вместо отдельных чувств жить всем своим телом, то теперь, похоже, этих усилий нужно не меньше, чтобы как-то вписать свое тело, такое мягкое и текучее, обратно.
Раньше, чтобы расслышать тихие голоса и как-то просочиться в зыбкую, как сон, моментальность, надо было пользоваться любой возможностью.Теперь же уже с необходимостью становишься всем, чем вообще стать способен. И все идет навстречу тебе ровно настолько, насколько ты можешь это впустить. Не готовность впустить равна не готовности войти.
Сможешь не столько дышать, сколько впустить, подхватить дыхание или нет. А смог, значит передаешь дальше. Точно так же не просто смотришь, а будто оказываешься в луче, наведенном и на тебя тоже, в котором, если не задрожишь, не зашатаешься, не отвлечешься ни на какой блик, сможешь наконец стать видимым тому, на что смотришь и в тот же момент в свою очередь начнешь его тоже видеть, незаметно для себя становясь им, как когда-то становился бабочкой Чжуан-Цзы, но, в отличие от него, будешь ловить себя на том, что неважно уже по какую сторону и кем именно просыпаешься, что, собственно, нет уже ни той стороны и ни этой, что есть сама только проснувшесть и в этой проснувшести, собственно, никакого выбора нет, как нет и препятствий.
В блаженном своем состоянии, однако, неизбежно себя спрашиваешь, стоит ли его брать и дробить под шкалу, где все последовательно и линейно? Может, эти дни учат, что надо все-таки быть где-то между? Да, тело такое сейчас невесомое, мягкое и пластичное, но, поскольку оно все-таки есть, не лучше ли ему стать мостом, похожим на подвесной? Который на том масштабе прикреплен к чему-то пока не исчерпанному.
Да, все, что надо будет сделать сейчас, чтобы вернуться к фрагментарной реальности, это сделать тот временной стержень, что на часах, флагштоком, и - постараться не обвисать на нем...