Оригинал взят у
aridmoors в
postТы еще не знаешь, подумал Румата. Ты еще тешишь себя мыслью, что обречен на поражение только ты сам. Ты еще не знаешь, как безнадежно само твое дело. Ты еще не знаешь, что враг не столько вне твоих солдат, сколько внутри них. Ты еще, может быть, свалишь Орден, и волна крестьянского бунта забросит тебя на Арканарский трон, ты сравняешь с землей дворянские замки, утопишь баронов в проливе, и восставший народ воздаст тебе все почести, как великому освободителю, и ты будешь добр и мудр - единственный добрый и мудрый человек в твоем королевстве. И по доброте ты станешь раздавать земли своим сподвижникам, а на что сподвижникам земли без крепостных? И завертится колесо в обратную сторону. И хорошо еще будет, если ты успеешь умереть своей смертью и не увидишь появления новых графов и баронов из твоих вчерашних верных бойцов.
(Профессор Нагатани)
В 2002 году, в августе, мне попалась на глаза газетная статья, обнародовавшая так называемый "дневник матери-убийцы". Это был дневник, написанный молодой женщиной (24 года), в котором она описывала свое жестокое обращение с двухлетней дочерью, до того дня, когда дочь умерла от побоев. Я привожу здесь отрывки из него.
2001, 23 декабря
Пока ели, она без конца вертелась. У меня кончилось терпение, и я изо всех сил ударила ее по щеке. Потому что она смотрит так, как будто делает все это мне назло. Она мне сопротивляется.
2001, 24 декабря
Мы играли в соседнем парке. Кажется, она первый раз была на качелях. Когда мы сели на качели вместе, я посадила ее к себе на колени, и она очень обрадовалась.
2001, 25 декабря
На щеке появился огромный синяк. Когда выходили на улицу, прохожие провожали странными взглядами. Надо следить, чтобы мне не сделаться слишком чувствительной.
2001, 30 декабря
Когда я заставляю Манами встать, она стоит как-то по-странному, подняв только левое плечо. Что-то надо с этим делать, иначе ей придется трудно, когда она вырастет.
2002, 18 января
День рождения с опозданием на один день. Я купила ей маленький тортик.
2002, 23 января
Сегодня на нее накричал папа. Причина - потому что она положит в рот и не жует.
2002, 24 января
Сегодня она опять отвратительно себя вела. Когда начинаешь баловаться, то не можешь остановиться. Хотя нужно всего лишь запомнить, когда надо останавливаться.
2002, 25 января
Я ударила ее по голове, и голова у нее стала наклоняться назад, перестала держаться. Может, пройдет? Почему она не понимает с первого раза?
2002, 27 января
Опять не извиняется! Папа и мама хватали за волосы, и задняя часть головы почти облысела.
2002, 28 января
Сегодня, когда Манами проснулась, веки были все синие и опухшие. Почти не могла открыть глаза. Я намазала лекарством и уложила в постель.
2002, 31 января
Манами вообще не слушается! Разозлила отца, оставили без еды! И стоит криво, что из нее будет, когда она вырастет...
2002, 9 февраля
Сегодня мама опять много плакала. Потому что Манами не слушается, даже если бить, все равно не слушается. Папа сказал, "все, хватит, пусть отправляется обратно в учреждение". (Речь идет об учреждении, где Манами провела некоторое время после родов, т.к. мать в то время не была замужем)
2002, 12 февраля
Сколько ей ни объясняли, как стоять, бесполезно. Почему все время сгибает правую ногу? Уже сил никаких нет ни у отца, ни у матери.
2002, 19 февраля
Мама опять злилась и плакала. Стоит как попало, не знаю что с ней делать.
2002, 22 февраля
Измазала все рисом. Съела половину, потом начала паясничать. Положит в рот и не жует.
2002, 23 февраля
Сегодня опять не слушается. Даже сидеть не может, что ли? Посадишь, она сразу на бок.
На последней странице дневника она пишет, что хотела заставить дочку сидеть голышом в правильной позе, но та не могла правильно сидеть, и тогда она в качестве наказания выставила ее на балкон, на улицу. По прошествии одного часа она взяла ее обратно в дом, но девочка без конца плакала, и разозлившаяся мать стала пинать ее ногами в живот (затем к этому присоединился муж). После этого девочка замерла в одной позе и перестала дышать.
Случай стал известным, и часть газет, опубликовавших этот дневник, отозвалась о нем как о сигнале SOS, посылаемом матерью. "Эх, если бы она кому-нибудь показала этот дневник вовремя", сокрушались некоторые, но если задуматься, в самом ли деле ситуацию можно было спасти?
Это не секрет, что для большинства обычных людей жуткие строки этого дневника никак не могут быть восприняты как просьба о помощи. И это вовсе не незначительная деталь. Когда позже этот материал появился в журнале "Синко", он появился там под большим, жирным заголовком "мать-чудовище". Но там, где существует клеймо "чудовище", не может родиться желание помочь и спасти.
В дневнике отражена психология матери, которая, не зная, как растить своего ребенка, не умея проявлять любовь и заботу, вынуждена в одиночку решать, что делать со всеми трудностями, которые ей выпадают.
"я посадила ее к себе на колени, и она очень обрадовалась", "я купила ей маленький тортик" - это чувства матери, которая хочет любить свое дитя, которая пытается заботиться о нем.
"Уже сил никаких нет ни у отца, ни у матери", "Сегодня мама опять много плакала" - в этих фразах видна женщина, доведенная до отчаяния тем, что отношения с ребенком не получается строить так, как хотелось бы. Можно подумать, что это писали два разных человека, настолько различны эти чувства.
"Папа и мама хватали за волосы, и задняя часть головы почти облысела"
"Я ударила ее по голове, и голова у нее стала наклоняться назад, перестала держаться" - мать описывает ситуацию чересчур реалистично, и сразу бросается в глаза нарочитая безэмоциональность, с которой она говорит о происшедшем. Эмоции, которые должны бы сопровождать сцену, странным образом опущены.
"Она мне сопротивляется", "не слушается" - женщина истолковывает поведение двухлетнего ребенка, который еще ничего не понимает, как сознательное, направленное против нее.
У всего этого есть причина.
Мать Манами никогда не знала своего отца - он сбежал в неизвестном направлении еще до ее рождения. Ее мать не имела понятия о том, как растить детей и зачем ей вообще нужен ребенок. Она приносила дитя с собой на работу в секс-шоп, где была продавщицей. К тому же, она никогда не предохранялась и беременела, вынашивая и рожая детей одного за другим. Поэтому в двухлетнем возрасте мать Манами забрали к себе и официально усыновили дедушка с бабушкой.
К несчастью, с новой семьей ей не повезло. Дед и бабка стали бить девочку, а дед оказался любителем выпить, и часто, напившись, попрекал ребенка, "ты всем здесь мне обязана", "пошла вон, знай свое место". Бабушка по малейшему поводу била девочку и гоняла мокрой тряпкой. И эту бабушку ребенок считал своей настоящей матерью, "милой, любимой мамой" - о том, что она была приемышем, ей не сообщали до 12 лет.
Закончив школу, мать Манами сразу пошла работать, без конца меняла профессии, и в конце концов устроилась в секс-шоп. Там ее изнасиловал один из приходящих клиентов, в результате она забеременела Манами. Насильника так и не нашли. После долгих сомнений мать Манами решилась на роды, однако, посоветовавшись с учреждением для грудных детей, оставила новорожденную Манами там на некоторое время, пока не выйдет замуж. Через два года ей удалось найти мужчину, она вышла за него замуж и родила ему сына, и заодно решила забрать Манами домой.
После смерти Манами, когда мать задержали, она, плача, так говорила о своих чувствах к дочери: "Я меньше всего на свете хотела, чтобы у Манами было такое же детство, как у меня. Я хотела любить ее." "Я тысячу раз клялась себе, что больше никогда не подниму руку на ребенка, но это случалось снова и снова, я не могла остановиться." "Я мечтала, что кто-нибудь придет и прекратит все это, что кто-нибудь остановит меня."
Каким человеком она должна была быть, и какие старания она должна была приложить, чтобы разорвать заколдованный круг насилия, доставшийся ей по наследству? И что мы, общество, сделали, чтобы помочь ей?
Невозможно прекратить насилие, пытаясь придумывать все более и более суровые наказания для агрессора. Японские законы, в частности, закон против жестокого обращения с детьми (2000), созданы как попытка защитить детей и снизить количество случаев жестокого обращения, однако они бьют мимо цели. Семейное насилие и не думает исчезать, ибо общество не желает смотреть на причину - на душевное состояние "агрессоров". Я приветствую попытку защитить наших детей. Однако мне не дает покоя тот факт, что, как только ребенок вырастает, он исчезает из поля зрения наших защитников, и когда они встречают его в следующий раз, уже как родителя, он становится для них "агрессором" - как будто это не один и тот же человек! Из жертвы он превращается в преступника в глазах общества, и вместо защиты получает порицание.
И сейчас случается, что подобные родители, собрав всю свою храбрость, приходят за советом в комнаты психологов [государственные], и встречают там жесткую критику вместо поддержки, когда психолог буквально загоняет их в угол, пытаясь защищать ребенка. Можно быть уверенным, что такие родители больше никогда и никому не доверят свои семейные дела и никогда ни к кому не пойдут за советом.
Как показало исследование Министерства Труда Японии, в период с 2004 по 2008 год зафиксировано 248 случаев детских смертей по причине жестокого обращения, из них 168 случаев состояли на учете в местах психологической помощи. Это означает, что практически в 70% случаев обращение за помощью было бесполезным. По японским законам граждане обязаны доносить в полицию в случае, если у них есть подозрение, что кто-то где-то издевается над ребенком. Однако если они, честно выполняя свой долг, видят подобную статистику, говорящую о том, что в большинстве случаев не имеет значения, знает о ситуации кто-то или нет, у них без сомнения возникает ощущение бессилия и чувства недоверия к специалистам. Причина, по которой помощь специалистов не достигает цели, заключается не только в количестве работников и финансировании, которого, без сомнения, мало, однако во многом и в том, что люди не подготовлены должным образом, психология подобных семей недостаточно изучена, а специалисты, работающие с такими семьями, не имеют достаточно опыта.