ПОМРАЧЕНИЕ.
Originally posted by gazeta_pkrest at ПОМРАЧЕНИЕ
Нелицеприятный рассказ
о главнокомандующем князе Меньшикове,
костромской крестьянке и обо всех нас
Посему сказано:
«Встань, спящий, и воскресни из мертвых,
и осветит тебя Христос».
(Еф. 5, 14)
I
Когда наступают особенно трудные времена и нам грозит скорая погибель, когда испробованы все человеческие возможности и выплаканы все слезы, когда в сердце поселяется страх и подгибаются колени, мы поднимаем глаза к небу и призываем имя Божией Матери - Единственной нашей Заступницы и Помощницы, Верной нашей Ходатаицы и Утешительницы. И Она незамедлительно приходит к нам и избавляет от беды.
В 1395 году на Русь обрушился со своими дикими полчищами татарский хан Тамерлан. Предавая все на своем пути огню и мечу, он дошел до Коломны. Москве грозила скорая гибель. Русские люди, не надеясь на свои слабые силы, призвали на помощь Божию Матерь. Она устрашила Тамерлана, и тот спешно увел свои войска обратно.
А вот другой дивный пример. В начале XVII века шведская армия под руководством военачальника Делагарди окружила Тихвинский монастырь, что близ Новгорода. Силы были слишком неравны: многочисленная хорошо вооруженная рать и горстка монахов. Последние день и ночь молились Царице Небесной. Взяв Ее чудотворную икону, они совершили по стенам обители Крестный ход. На шведов напал необъяснимый страх, и они, давя и топча друг друга, в панике бежали.
II
Случались, однако, в русской истории и иные страницы.
Когда началась Крымская война, Николай Александрович Мотовилов, cимбирский совестный судья, служка, как он сам выражался, Божией Матери и преподобного Серафима, послал Государю Императору копию иконы Пресвятой Девы «Умиление» - на помощь нашим воинам. Перед этой иконой всю жизнь молился и в молитвенном подвиге скончался Саровский чудотворец.
О дальнейшей судьбе святыни рассказывает церковный писатель Сергей Нилус в своей известной книге «Великое в малом». После окончания Крымской войны Н. Мотовилов прибыл в Москву на коронацию Государя Императора Александра II. В доме князя Звенигородского он встретился с одним из героев Севастопольской обороны адмиралом Петром Ивановичем Кислинским. Мотовилов спросил его об иконе. «Святыня прибыла в Севастополь, но главнокомандующий князь Меньшиков не придал ей никакого значения, - сказал адмирал. - Она долго хранилась в пыльном чулане, пока не последовал о ней запрос самого Государя. Только тогда икону извлекли на свет и поставили на северной стороне оборонительных сооружений. Как известно, только эта сторона и не была взята неприятелем. Да чему Вы удивляетесь? У нас еще и не такое было.
Как-то раз я зашел к Меньшикову, и мы сели играть в шахматы. Вдруг входит адъютант и докладывает, что прибыл гонец от архиепископа Херсонского Иннокентия и хочет видеть главнокомандующего.
- Спросите у него о цели визита, - не отрываясь от игры, сказал князь.
- Гонец говорит, что ему нужно лично видеть Вашу светлость.
- Ну ладно, зовите.
Вошел гонец.
- Что тебе нужно? - спросил Меньшиков.
- Владыка прислал меня доложить вашей светлости, что он прибыл к городу с чудотворной иконой Божией Матери „Касперовской“ и хочет, чтобы ее, как и подобает, торжественно встретили у врат Севастопольских. Владыка велел сказать: „Се, Царица Небесная грядет спасти Севастополь!“
- Что-что? Как ты сказал? Повтори!
- „Се, Царица Небесная грядет спасти Севастополь!“
- А, вон как! Спасти, значит, Севастополь! Передай, пожалуйста, архиепископу, что он напрасно безпокоил Царицу Небесную - мы и без Нее обойдемся!
Узнав об этом, Владыка сказал:
- Нас не принимают, так мы сами пойдем!
И велел везти чудотворную икону на бастионы. Однако лошади, сделав несколько шагов, стали.
- Понесем икону на руках! - решил архиепископ.
Но ни ему самому, ни кому-либо из сопровождавших его лиц не удалось сдвинуть ее с места.
Видя это чудо, изумленный иерарх отслужил Царице Небесной молебен и отбыл в свою епархию».
III
Ровно через полвека, в декабре 1903 года, в Киеве, одному старцу, участнику Севастопольской обороны, было видение. Ему явилась Пресвятая Дева.
- В следующем году начнется Русско-японская война, - сказала Она. - Повели мастерам написать Мою икону в благословение и знамение торжества христолюбивому воинству Дальней России. Она так и будет называться - «Торжество Пресвятой Богородицы», или «Порт-Артурская». Икона должна быть доставлена в Порт-Артур. Если это условие будет выполнено, русское оружие одержит славную победу.
Старец сообщил о видении Киевскому иерарху. Тот благословил богоугодное дело, поставив, однако, одно непременное условие: икона должна быть написана на народные деньги.
Нужная сумма была собрана очень быстро, и мастер-иконописец, наложив на себя строгий пост, приступил к работе. И вот, наконец, икона готова и освящена. На Страстной Седмице Великого поста 1904 года она прибыла в Санкт-Петербург, а в мае находилась уже во Владивостоке (сюда ее доставил адмирал Н.И. Скрыдлов).
С этого момента начались «мытарства» святыни. Порт-Артур был блокирован японскими кораблями, поэтому чудотворную икону отправлять туда просто-напросто… боялись (!). Она, мол, может или погибнуть, или попасть в руки врага (!).
Так могли рассуждать только явно неверующие люди. Какая может быть боязнь, какие могут быть колебания и сомнения, когда Сама Царица Небесная берется за дело! Любое судно (будь то военное или торговое, вооруженное или без единой пушки) именно потому благополучно достигло бы Порт-Артура, что на нем находилась чудотворная икона Божией Матери!
Были сделаны две попытки переправить в осажденный русский порт лишь… копии (!) святыни. Однако обе они закончились неудачей: первый транспорт с боеприпасами и провиантом не попал в Порт-Артур из-за бури, а второй таинственным образом куда-то исчез.
Чем же еще могла закончиться такая насмешка над Пресвятой Девой?!
Неизвестно, на какой срок затянулось бы вынужденное пребывание иконы Божией Матери во Владивостоке, если бы на другом конце России, в Санкт-Петербурге, не нашелся благочестивый человек, истинный патриот Отчизны, который вызвался на свой страх и риск доставить святыню по назначению. Им оказался участник Русско-турецкой войны 1877-1878 годов, отставной ротмистр лейб-гвардии уланского полка, христианин не на словах, а на деле - Н. Федоров. Он прибыл во Владивосток седьмого ноября и уже через две недели отправился со святыней на норвежском судне в Шанхай, надеясь с первой же оказией попасть оттуда в Порт-Артур.
Миновал месяц. Во Владивосток пришла весть о падении Порт-Артура, о Федорове же никто ничего не знал. Наконец от него прибыло письмо, оно было написано в китайском порту Чифу.
«Милостивые государи! - сообщал старый воин. - Злоключения мои были, во-первых, многочисленны, а во-вторых, малоуспешны. С большим трудом добрался лишь до Чифу (часть пути проделал с немалым риском для жизни на утлой лодке).
Двадцатого декабря, утром, в гавань вошли четыре русских миноносца. Я обрадовался, рассчитывая, что на одном из них отправлюсь по назначению. Какова же была моя скорбь, когда командир миноносца «Сердитый» сказал, что корабли в Порт-Артур не пойдут - крепость сдается.
Неисповедимы пути Господни. Попутный ветер от Бога, и если чудотворная икона и я не попали в Порт-Артур, то ясно, что на это не было воли Божией».
IV
Через десять лет после описанных событий началась Первая мировая война. Это было еще одно тяжкое испытание для русского народа.
Товарищ обер-прокурора Святейшего Синода князь Николай Жевахов писал в своих воспоминаниях:
«Четвертого сентября 1915 года (по старому стилю), в годовщину прославления святого Иоасафа, чудотворца Белгородского, состоялось общее собрание членов братства святителя Иоасафа. На собрании слово взял никому не знакомый офицер и сказал, что у него есть доклад чрезвычайной важности «и малейшее промедление будет грозить небывалыми потрясениями для всей России… Я не могу молчать… потому что получил от угодника Иоасафа прямое повеление объявить людям волю Бога.
Года за два до войны… явился мне в сновидении святитель Иоасаф и, взяв меня за руку, вывел на высокую гору, откуда нашему взору открывалась вся Россия, залитая кровью. Я содрогнулся от ужаса. Не было ни одного города, ни одного села, ни одного клочка земли, не покрытого кровью. Я слышал отдаленные вопли и стоны людей, зловещий гул орудий и свист летающих пуль, зигзагами пересекающих воздух; я видел, как переполненные кровью реки выходили из берегов и грозными потоками заливали землю.
Картина была так ужасна, что я бросился к ногам Святителя, чтобы молить его о пощаде. Но от трепетания сердечного я только судорожно хватался за одежды Святителя и, смотря на угодника глазами, полными ужаса, не мог выговорить ни одного слова.
Между тем Святитель стоял неподвижно и точно всматривался в кровавые дали, а затем изрек мне: «Покайтесь! Этого еще нет, но скоро будет!» После этого дивный облик Святителя, лучезарный и светлый, стал медленно удаляться от меня и растворился в синеватой дымке горизонта.
Я проснулся. Сон был до того грозен, а голос Святителя так явственно звучал, точно наяву, что я везде, где только мог кричал о грядущей беде, но меня никто не слушал. Наоборот, чем громче я кричал о своем сне, тем громче надо мной смеялись, тем откровеннее называли меня сумасшедшим. Но вот подошел июль 1914 года. Война была объявлена. Такого ожесточения, какое наблюдалось с обеих сторон, еще не видела история. Кровь лилась потоками, заливая всё большие пространства.
Грозные слова Святителя «скоро будет» исполнились буквально и обличили неверовавших. И, однако, все по-прежнему были слепы и глухи. В штабе разговаривали о политике, обсуждали военные планы, размеряли, вычисляли, соображали, точно и в самом деле война и способы ее ликвидации зависели от людей, а не от Бога. Слепые, темные люди…
Я трепетал при встрече с таким дерзновенным неверием и попранием заповедей Божиих, и мне хотелось крикнуть обеим враждующим сторонам: «Довольно, очнитесь, вы христиане; не истребляйте друг друга в угоду ненавистникам и врагам христианства; опомнитесь, творите волю Божию, начните жить по правде, возложите на Бога упование ваше: Господь силен и без вашей помощи, без войны, помирить вас».
И в изнеможении я опускался на колени, и звал на помощь святителя Иоасафа, и горячо ему молился. И вера моя меня не посрамила. Я почувствовал, что в мою комнату вошел кто-то, и она озарилась светом, и этот свет проник в мою душу. Вместо прежнего страха, вместо той тяжести душевной, какая доводит неверующих до самоубийства, когда кажется, что отрезаны все пути к выходу из положения, я почувствовал внезапно такое умиление, такое небесное состояние духа, такую радость и уверенное спокойствие, что безбоязненно открыл глаза, хотя и знал, что в комнату вошел некто, озаривший ее своим сиянием. Передо мной стоял святитель Иоасаф. Лик его был скорбен.
«Поздно, - сказал он. - Теперь только одна Матерь Божия может спасти Россию. Ее Песчанский образ, что в селе Песках, подле города Изюма, обретенный мною в бытность мою епископом Белгородским, нужно немедленно доставить на фронт, и пока она там будет находиться, до тех пор милость Господня не оставит Россию. Матери Божией угодно пройти по линии фронта и покрыть его Своим омофором от нападений вражеских. В иконе сей источник благодати, и тогда смилуется Господь по молитвам Матери Своей».
Сказав это, Святитель стал невидим, и я очнулся. Второе видение угодника Божия было еще явственнее первого, и я не знаю, было ли оно наяву или во сне.
Я с удвоенной настойчивостью принялся выполнять это прямое повеление Божие, но в результате меня уволили со службы… Я бросался то к дворцовому коменданту, то к А. Вырубовой, то к архиереям и митрополитам; везде, где мог, искал приближенных Царя; но меня отовсюду гнали и ни до кого не допускали; меня или вовсе не слушали или, слушая, делали вид, что мне верят, тогда как на самом деле мне никто не верил, и все считали меня душевнобольным.
Наконец только сегодня я случайно узнал, что в Петербурге есть братство святителя Иоасафа. Я забыл все перенесенные страдания и, измученный, истерзанный, бросился к вам».
Стараниями князя Жевахова Песчанская икона Божией Матери в разгар войны была доставлена в Ставку. Она пробыла здесь с четвертого октября до пятнадцатого декабря 1915 года. «За это время, - вспоминает князь Жевахов, - на фронте не только не было поражений, а, наоборот, были только победы».
К большому сожалению, Крестный ход по линии фронта так и не состоялся. Воля святителя Иоасафа не была исполнена - безумное ослепление нашло на тех, кто решал судьбы Родины.
Как деревянная бочка рассыхается и приходит в полную негодность, если в нее не налить воды, так и страна, будь она самая большая и самая могучая, теряет свою крепость и жизнестойкость, если ее народ впадает в неверие.
V
Несколько лет назад, путешествуя с моими друзьями по Костромской земле, я оказался в небольшом селе. Бывает так: деревушка или село при первом, даже мимолетном, знакомстве понравится сразу и безповоротно. А бывает и наоборот. Так вот, село, о котором идет речь, понравилось сразу не только мне, но и всем моим друзьям. Неповторимость ему придавала красивая беленькая церковь; она стояла посреди села, а дома расположились в форме правильного четырехугольника вокруг нее. Одного, даже беглого взгляда было достаточно, чтобы определить - церковь заброшена. И давно. Ни рам, ни тем более стекол в окнах не было; виднелись только заржавевшие, кое-где погнутые железные решетки; двери (и со стороны колокольни, и боковые) открыты настежь - заходи, кому не лень; крыша представляла из себя… зеленую рощу: и березки, и осинки, и ольха вымахали выше человеческого роста; тропинок, ведущих к храму, не было и в помине.
Мы зашли внутрь. То, что мы здесь увидели, я описывать не стану - это укладывается в два знакомых, ставших уже привычными слова - мерзость запустения (Мф. 24, 15).
Через несколько минут мы подошли к пожилой крестьянке, которая стояла у одного из домов и с интересом наблюдала за нами.
- Собираетесь открывать храм? - спросил я у нее после того, как мы обменялись приветствиями.
- А зачем он нам?
Наверно, мое лицо выразило крайнюю степень недоумения, потому что женщина повторила:
- Ну зачем, скажите на милость, он нам?
- Как зачем? Ходить в него!
- Ну, а ходить-то зачем?
- На богослужение.
- На служение! А кто будет ходить за скотиной? Кто будет картошку сажать? Сено косить? Ишь, чего выдумали - «на служение»! Не нужен он нам, этот храм, вот и весь сказ!
- И Божия Матерь вам не нужна?
- И Божия Матерь нам не нужна! - уверенно, как о давно решенном деле, заявила женщина.
С тяжелыми, гнетущими чувствами покидали мы это село - теперь оно не казалось нам ни хорошим, ни приветливым.
VI
Нет, ничего не изменилось в России со времен холеного и надменного князя Меньшикова и прочих безбожников. А если и изменилось, то только в худшую сторону. Русский народ продолжает спать - сном глубоким, сном нездоровым, сном греховным. Он спит так крепко и громко, что храп его слышен как по ту сторону Атлантики, так и по ту сторону Тихого океана. Суровые и сильные вразумления прошлого века, огненные, вулканические потрясения века нынешнего нисколько не изменили нас. <…>
Так стоит ли удивляться тому, что происходит с нами сегодня?! Мы потеряли множество прекрасных территорий, окунулись в хаос разложения и порчи, пожали тление и войну.
Представим себе на секунду, будто сейчас, в наши дни, к нам явилась Божия Матерь и сказала:
- Возлюбленные мои! Я вижу, как вы сильно страдаете и льете горючие слезы. Мне вас очень жаль, потому что вы Мои дети. Вы дети очень неразумные, а потому вы Мне еще более дороги. Я не хочу, чтобы вы стали добычей ада, Я хочу, чтобы вы все спаслись. Возьмите Мою чудотворную икону «Державную» и пройдите с ней Крестным ходом по улицам Москвы, а затем по всей России. Затеплите все лампады в ваших домах и храмах и воззовите ко Мне от всего сердца - и стар, и млад, и богатый, и бедный, и сытый, и голодный. И Я приду к вам, и у вас сразу все изменится к лучшему. Слезы на ваших глазах высохнут, и горе исчезнет.
Какой ответ услышит Царица Небесная? Думаю, он мало чем будет отличаться от ответа князя Меньшикова и костромской крестьянки. Для обращения к Пресвятой Деве за помощью русский народ еще не готов: еще не все слезы выплаканы, а колени наши, хоть и подогнулись, но еще способны какое-то краткое время держать нас.
Царство Небесное подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все (Мф. 13, 33). Закваска - это наши скорби и страдания, наши муки и печали, наши слезы и рыдания. С их помощью созревает «тесто» нашей веры. И как только оно «дойдет» (это время уже близко, даже очень близко!), все мы, оставив нашу сатанинскую гордость и безсмысленный ропот друг на друга, призовем имя Царицы Небесной. И Она, в сиянии Своей славы, окруженная сонмом Ангелов и Архангелов, Серафимов и Херувимов, в сопровождении великих угодников Божиих, явится к нам, в нашу земную юдоль, и, как это уже не раз бывало, претворит нашу печаль в радость.
Николай Петрович КОКУХИН,
член Союза писателей России
Нелицеприятный рассказ
о главнокомандующем князе Меньшикове,
костромской крестьянке и обо всех нас
Посему сказано:
«Встань, спящий, и воскресни из мертвых,
и осветит тебя Христос».
(Еф. 5, 14)
I
Когда наступают особенно трудные времена и нам грозит скорая погибель, когда испробованы все человеческие возможности и выплаканы все слезы, когда в сердце поселяется страх и подгибаются колени, мы поднимаем глаза к небу и призываем имя Божией Матери - Единственной нашей Заступницы и Помощницы, Верной нашей Ходатаицы и Утешительницы. И Она незамедлительно приходит к нам и избавляет от беды.
В 1395 году на Русь обрушился со своими дикими полчищами татарский хан Тамерлан. Предавая все на своем пути огню и мечу, он дошел до Коломны. Москве грозила скорая гибель. Русские люди, не надеясь на свои слабые силы, призвали на помощь Божию Матерь. Она устрашила Тамерлана, и тот спешно увел свои войска обратно.
А вот другой дивный пример. В начале XVII века шведская армия под руководством военачальника Делагарди окружила Тихвинский монастырь, что близ Новгорода. Силы были слишком неравны: многочисленная хорошо вооруженная рать и горстка монахов. Последние день и ночь молились Царице Небесной. Взяв Ее чудотворную икону, они совершили по стенам обители Крестный ход. На шведов напал необъяснимый страх, и они, давя и топча друг друга, в панике бежали.
II
Случались, однако, в русской истории и иные страницы.
Когда началась Крымская война, Николай Александрович Мотовилов, cимбирский совестный судья, служка, как он сам выражался, Божией Матери и преподобного Серафима, послал Государю Императору копию иконы Пресвятой Девы «Умиление» - на помощь нашим воинам. Перед этой иконой всю жизнь молился и в молитвенном подвиге скончался Саровский чудотворец.
О дальнейшей судьбе святыни рассказывает церковный писатель Сергей Нилус в своей известной книге «Великое в малом». После окончания Крымской войны Н. Мотовилов прибыл в Москву на коронацию Государя Императора Александра II. В доме князя Звенигородского он встретился с одним из героев Севастопольской обороны адмиралом Петром Ивановичем Кислинским. Мотовилов спросил его об иконе. «Святыня прибыла в Севастополь, но главнокомандующий князь Меньшиков не придал ей никакого значения, - сказал адмирал. - Она долго хранилась в пыльном чулане, пока не последовал о ней запрос самого Государя. Только тогда икону извлекли на свет и поставили на северной стороне оборонительных сооружений. Как известно, только эта сторона и не была взята неприятелем. Да чему Вы удивляетесь? У нас еще и не такое было.
Как-то раз я зашел к Меньшикову, и мы сели играть в шахматы. Вдруг входит адъютант и докладывает, что прибыл гонец от архиепископа Херсонского Иннокентия и хочет видеть главнокомандующего.
- Спросите у него о цели визита, - не отрываясь от игры, сказал князь.
- Гонец говорит, что ему нужно лично видеть Вашу светлость.
- Ну ладно, зовите.
Вошел гонец.
- Что тебе нужно? - спросил Меньшиков.
- Владыка прислал меня доложить вашей светлости, что он прибыл к городу с чудотворной иконой Божией Матери „Касперовской“ и хочет, чтобы ее, как и подобает, торжественно встретили у врат Севастопольских. Владыка велел сказать: „Се, Царица Небесная грядет спасти Севастополь!“
- Что-что? Как ты сказал? Повтори!
- „Се, Царица Небесная грядет спасти Севастополь!“
- А, вон как! Спасти, значит, Севастополь! Передай, пожалуйста, архиепископу, что он напрасно безпокоил Царицу Небесную - мы и без Нее обойдемся!
Узнав об этом, Владыка сказал:
- Нас не принимают, так мы сами пойдем!
И велел везти чудотворную икону на бастионы. Однако лошади, сделав несколько шагов, стали.
- Понесем икону на руках! - решил архиепископ.
Но ни ему самому, ни кому-либо из сопровождавших его лиц не удалось сдвинуть ее с места.
Видя это чудо, изумленный иерарх отслужил Царице Небесной молебен и отбыл в свою епархию».
III
Ровно через полвека, в декабре 1903 года, в Киеве, одному старцу, участнику Севастопольской обороны, было видение. Ему явилась Пресвятая Дева.
- В следующем году начнется Русско-японская война, - сказала Она. - Повели мастерам написать Мою икону в благословение и знамение торжества христолюбивому воинству Дальней России. Она так и будет называться - «Торжество Пресвятой Богородицы», или «Порт-Артурская». Икона должна быть доставлена в Порт-Артур. Если это условие будет выполнено, русское оружие одержит славную победу.
Старец сообщил о видении Киевскому иерарху. Тот благословил богоугодное дело, поставив, однако, одно непременное условие: икона должна быть написана на народные деньги.
Нужная сумма была собрана очень быстро, и мастер-иконописец, наложив на себя строгий пост, приступил к работе. И вот, наконец, икона готова и освящена. На Страстной Седмице Великого поста 1904 года она прибыла в Санкт-Петербург, а в мае находилась уже во Владивостоке (сюда ее доставил адмирал Н.И. Скрыдлов).
С этого момента начались «мытарства» святыни. Порт-Артур был блокирован японскими кораблями, поэтому чудотворную икону отправлять туда просто-напросто… боялись (!). Она, мол, может или погибнуть, или попасть в руки врага (!).
Так могли рассуждать только явно неверующие люди. Какая может быть боязнь, какие могут быть колебания и сомнения, когда Сама Царица Небесная берется за дело! Любое судно (будь то военное или торговое, вооруженное или без единой пушки) именно потому благополучно достигло бы Порт-Артура, что на нем находилась чудотворная икона Божией Матери!
Были сделаны две попытки переправить в осажденный русский порт лишь… копии (!) святыни. Однако обе они закончились неудачей: первый транспорт с боеприпасами и провиантом не попал в Порт-Артур из-за бури, а второй таинственным образом куда-то исчез.
Чем же еще могла закончиться такая насмешка над Пресвятой Девой?!
Неизвестно, на какой срок затянулось бы вынужденное пребывание иконы Божией Матери во Владивостоке, если бы на другом конце России, в Санкт-Петербурге, не нашелся благочестивый человек, истинный патриот Отчизны, который вызвался на свой страх и риск доставить святыню по назначению. Им оказался участник Русско-турецкой войны 1877-1878 годов, отставной ротмистр лейб-гвардии уланского полка, христианин не на словах, а на деле - Н. Федоров. Он прибыл во Владивосток седьмого ноября и уже через две недели отправился со святыней на норвежском судне в Шанхай, надеясь с первой же оказией попасть оттуда в Порт-Артур.
Миновал месяц. Во Владивосток пришла весть о падении Порт-Артура, о Федорове же никто ничего не знал. Наконец от него прибыло письмо, оно было написано в китайском порту Чифу.
«Милостивые государи! - сообщал старый воин. - Злоключения мои были, во-первых, многочисленны, а во-вторых, малоуспешны. С большим трудом добрался лишь до Чифу (часть пути проделал с немалым риском для жизни на утлой лодке).
Двадцатого декабря, утром, в гавань вошли четыре русских миноносца. Я обрадовался, рассчитывая, что на одном из них отправлюсь по назначению. Какова же была моя скорбь, когда командир миноносца «Сердитый» сказал, что корабли в Порт-Артур не пойдут - крепость сдается.
Неисповедимы пути Господни. Попутный ветер от Бога, и если чудотворная икона и я не попали в Порт-Артур, то ясно, что на это не было воли Божией».
IV
Через десять лет после описанных событий началась Первая мировая война. Это было еще одно тяжкое испытание для русского народа.
Товарищ обер-прокурора Святейшего Синода князь Николай Жевахов писал в своих воспоминаниях:
«Четвертого сентября 1915 года (по старому стилю), в годовщину прославления святого Иоасафа, чудотворца Белгородского, состоялось общее собрание членов братства святителя Иоасафа. На собрании слово взял никому не знакомый офицер и сказал, что у него есть доклад чрезвычайной важности «и малейшее промедление будет грозить небывалыми потрясениями для всей России… Я не могу молчать… потому что получил от угодника Иоасафа прямое повеление объявить людям волю Бога.
Года за два до войны… явился мне в сновидении святитель Иоасаф и, взяв меня за руку, вывел на высокую гору, откуда нашему взору открывалась вся Россия, залитая кровью. Я содрогнулся от ужаса. Не было ни одного города, ни одного села, ни одного клочка земли, не покрытого кровью. Я слышал отдаленные вопли и стоны людей, зловещий гул орудий и свист летающих пуль, зигзагами пересекающих воздух; я видел, как переполненные кровью реки выходили из берегов и грозными потоками заливали землю.
Картина была так ужасна, что я бросился к ногам Святителя, чтобы молить его о пощаде. Но от трепетания сердечного я только судорожно хватался за одежды Святителя и, смотря на угодника глазами, полными ужаса, не мог выговорить ни одного слова.
Между тем Святитель стоял неподвижно и точно всматривался в кровавые дали, а затем изрек мне: «Покайтесь! Этого еще нет, но скоро будет!» После этого дивный облик Святителя, лучезарный и светлый, стал медленно удаляться от меня и растворился в синеватой дымке горизонта.
Я проснулся. Сон был до того грозен, а голос Святителя так явственно звучал, точно наяву, что я везде, где только мог кричал о грядущей беде, но меня никто не слушал. Наоборот, чем громче я кричал о своем сне, тем громче надо мной смеялись, тем откровеннее называли меня сумасшедшим. Но вот подошел июль 1914 года. Война была объявлена. Такого ожесточения, какое наблюдалось с обеих сторон, еще не видела история. Кровь лилась потоками, заливая всё большие пространства.
Грозные слова Святителя «скоро будет» исполнились буквально и обличили неверовавших. И, однако, все по-прежнему были слепы и глухи. В штабе разговаривали о политике, обсуждали военные планы, размеряли, вычисляли, соображали, точно и в самом деле война и способы ее ликвидации зависели от людей, а не от Бога. Слепые, темные люди…
Я трепетал при встрече с таким дерзновенным неверием и попранием заповедей Божиих, и мне хотелось крикнуть обеим враждующим сторонам: «Довольно, очнитесь, вы христиане; не истребляйте друг друга в угоду ненавистникам и врагам христианства; опомнитесь, творите волю Божию, начните жить по правде, возложите на Бога упование ваше: Господь силен и без вашей помощи, без войны, помирить вас».
И в изнеможении я опускался на колени, и звал на помощь святителя Иоасафа, и горячо ему молился. И вера моя меня не посрамила. Я почувствовал, что в мою комнату вошел кто-то, и она озарилась светом, и этот свет проник в мою душу. Вместо прежнего страха, вместо той тяжести душевной, какая доводит неверующих до самоубийства, когда кажется, что отрезаны все пути к выходу из положения, я почувствовал внезапно такое умиление, такое небесное состояние духа, такую радость и уверенное спокойствие, что безбоязненно открыл глаза, хотя и знал, что в комнату вошел некто, озаривший ее своим сиянием. Передо мной стоял святитель Иоасаф. Лик его был скорбен.
«Поздно, - сказал он. - Теперь только одна Матерь Божия может спасти Россию. Ее Песчанский образ, что в селе Песках, подле города Изюма, обретенный мною в бытность мою епископом Белгородским, нужно немедленно доставить на фронт, и пока она там будет находиться, до тех пор милость Господня не оставит Россию. Матери Божией угодно пройти по линии фронта и покрыть его Своим омофором от нападений вражеских. В иконе сей источник благодати, и тогда смилуется Господь по молитвам Матери Своей».
Сказав это, Святитель стал невидим, и я очнулся. Второе видение угодника Божия было еще явственнее первого, и я не знаю, было ли оно наяву или во сне.
Я с удвоенной настойчивостью принялся выполнять это прямое повеление Божие, но в результате меня уволили со службы… Я бросался то к дворцовому коменданту, то к А. Вырубовой, то к архиереям и митрополитам; везде, где мог, искал приближенных Царя; но меня отовсюду гнали и ни до кого не допускали; меня или вовсе не слушали или, слушая, делали вид, что мне верят, тогда как на самом деле мне никто не верил, и все считали меня душевнобольным.
Наконец только сегодня я случайно узнал, что в Петербурге есть братство святителя Иоасафа. Я забыл все перенесенные страдания и, измученный, истерзанный, бросился к вам».
Стараниями князя Жевахова Песчанская икона Божией Матери в разгар войны была доставлена в Ставку. Она пробыла здесь с четвертого октября до пятнадцатого декабря 1915 года. «За это время, - вспоминает князь Жевахов, - на фронте не только не было поражений, а, наоборот, были только победы».
К большому сожалению, Крестный ход по линии фронта так и не состоялся. Воля святителя Иоасафа не была исполнена - безумное ослепление нашло на тех, кто решал судьбы Родины.
Как деревянная бочка рассыхается и приходит в полную негодность, если в нее не налить воды, так и страна, будь она самая большая и самая могучая, теряет свою крепость и жизнестойкость, если ее народ впадает в неверие.
V
Несколько лет назад, путешествуя с моими друзьями по Костромской земле, я оказался в небольшом селе. Бывает так: деревушка или село при первом, даже мимолетном, знакомстве понравится сразу и безповоротно. А бывает и наоборот. Так вот, село, о котором идет речь, понравилось сразу не только мне, но и всем моим друзьям. Неповторимость ему придавала красивая беленькая церковь; она стояла посреди села, а дома расположились в форме правильного четырехугольника вокруг нее. Одного, даже беглого взгляда было достаточно, чтобы определить - церковь заброшена. И давно. Ни рам, ни тем более стекол в окнах не было; виднелись только заржавевшие, кое-где погнутые железные решетки; двери (и со стороны колокольни, и боковые) открыты настежь - заходи, кому не лень; крыша представляла из себя… зеленую рощу: и березки, и осинки, и ольха вымахали выше человеческого роста; тропинок, ведущих к храму, не было и в помине.
Мы зашли внутрь. То, что мы здесь увидели, я описывать не стану - это укладывается в два знакомых, ставших уже привычными слова - мерзость запустения (Мф. 24, 15).
Через несколько минут мы подошли к пожилой крестьянке, которая стояла у одного из домов и с интересом наблюдала за нами.
- Собираетесь открывать храм? - спросил я у нее после того, как мы обменялись приветствиями.
- А зачем он нам?
Наверно, мое лицо выразило крайнюю степень недоумения, потому что женщина повторила:
- Ну зачем, скажите на милость, он нам?
- Как зачем? Ходить в него!
- Ну, а ходить-то зачем?
- На богослужение.
- На служение! А кто будет ходить за скотиной? Кто будет картошку сажать? Сено косить? Ишь, чего выдумали - «на служение»! Не нужен он нам, этот храм, вот и весь сказ!
- И Божия Матерь вам не нужна?
- И Божия Матерь нам не нужна! - уверенно, как о давно решенном деле, заявила женщина.
С тяжелыми, гнетущими чувствами покидали мы это село - теперь оно не казалось нам ни хорошим, ни приветливым.
VI
Нет, ничего не изменилось в России со времен холеного и надменного князя Меньшикова и прочих безбожников. А если и изменилось, то только в худшую сторону. Русский народ продолжает спать - сном глубоким, сном нездоровым, сном греховным. Он спит так крепко и громко, что храп его слышен как по ту сторону Атлантики, так и по ту сторону Тихого океана. Суровые и сильные вразумления прошлого века, огненные, вулканические потрясения века нынешнего нисколько не изменили нас. <…>
Так стоит ли удивляться тому, что происходит с нами сегодня?! Мы потеряли множество прекрасных территорий, окунулись в хаос разложения и порчи, пожали тление и войну.
Представим себе на секунду, будто сейчас, в наши дни, к нам явилась Божия Матерь и сказала:
- Возлюбленные мои! Я вижу, как вы сильно страдаете и льете горючие слезы. Мне вас очень жаль, потому что вы Мои дети. Вы дети очень неразумные, а потому вы Мне еще более дороги. Я не хочу, чтобы вы стали добычей ада, Я хочу, чтобы вы все спаслись. Возьмите Мою чудотворную икону «Державную» и пройдите с ней Крестным ходом по улицам Москвы, а затем по всей России. Затеплите все лампады в ваших домах и храмах и воззовите ко Мне от всего сердца - и стар, и млад, и богатый, и бедный, и сытый, и голодный. И Я приду к вам, и у вас сразу все изменится к лучшему. Слезы на ваших глазах высохнут, и горе исчезнет.
Какой ответ услышит Царица Небесная? Думаю, он мало чем будет отличаться от ответа князя Меньшикова и костромской крестьянки. Для обращения к Пресвятой Деве за помощью русский народ еще не готов: еще не все слезы выплаканы, а колени наши, хоть и подогнулись, но еще способны какое-то краткое время держать нас.
Царство Небесное подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все (Мф. 13, 33). Закваска - это наши скорби и страдания, наши муки и печали, наши слезы и рыдания. С их помощью созревает «тесто» нашей веры. И как только оно «дойдет» (это время уже близко, даже очень близко!), все мы, оставив нашу сатанинскую гордость и безсмысленный ропот друг на друга, призовем имя Царицы Небесной. И Она, в сиянии Своей славы, окруженная сонмом Ангелов и Архангелов, Серафимов и Херувимов, в сопровождении великих угодников Божиих, явится к нам, в нашу земную юдоль, и, как это уже не раз бывало, претворит нашу печаль в радость.
Николай Петрович КОКУХИН,
член Союза писателей России