7 февраля: был ли шанс у Колчака?
В ночь на 7 февраля 1920 года бывший верховный правитель России, бывший верховный главнокомандующий белых войск и действующий ветеран трёх войн (ибо ветераны не бывают бывшими) А.В. Колчак был расстрелян большевиками. А незадолго до этого - предательски выдан им на расправу западными союзниками - чехами и французским генералом Жаненом. Очередная годовщина этой скорбной даты заставляет задуматься: а был ли хоть какой-то шанс у верховного правителя Колчака в условиях военного поражения сохранить свою жизнь?
Его согласие генералу Жанену на передачу "золотого запаса" под охрану (а фактически - в руки) западных "союзников" или же выраженное двумя годами ранее согласие японцам на территориальные уступки, если и давало надежду на спасение, то уж больно призрачную. Конечно, антибольшевистское сопротивление продолжалось, и на Дальнем Востоке последние очаги Белого Движения были раздавлены только в 1923 году. Конечно, Антанта была не заинтересована в укреплении большевистского режима. Конечно, в условиях продолжающейся борьбы "союзникам" нужны были какие-то национальные, русские лидеры, на которых можно было бы опираться (хотя бы для того, чтобы не выглядеть совсем уж оккупантами, чтобы не дать Гражданской войне превратиться в Отечественную под знамёнами большевиков, как оно получилось в 1941 году). Но не будем забывать, что восстание, вспыхнувшее в Иркутске, и партизанское движение, охватившее Сибирь, направлены были в первую очередь персонально против Колчака. Сделавшись военным диктатором, адмирал создал единственно возможную в условиях Гражданской войны власть - но тем же самым он невольно замкнул на себе и всё недовольство действиями этой власти. А недовольство неизбежно должно было вспыхнуть - когда на смену революционной анархии попытались водворить законность и порядок. Сибирские мужики и в царские-то времена не особо привыкли считаться с властью, а почувствовать на своей шкуре прелести правления красных ещё не успели. Колчак, облагающий их налогами и мобилизующий в свою армию, неизбежно становился для них врагом. Чехи же, вместе с Жаненом, стремились в первую очередь вытащить из охваченной войной Сибири собственные шкуры. Что делало выдачу Колчака тем или иным красным формированиям лишь вопросом времени. Кроме того, согласись Колчак на передачу союзникам золотого запаса - он был бы уже совсем другим человеком. Не тем Адмиралом с большой буквы, которого мы сегодня знаем и которым заслуженно восхищаемся как бескомпромиссным патриотом России. А кем-то вроде Краснова, Шкуро или Смысловского, таким же, как они, олицетворением национальной измены.
Но были ещё два момента, когда ход истории мог бы вполне повернуться иначе. Покидая Омск по железной дороге, Колчак неизбежно становился заложником чехов и Жанена (которым как раз и была поручена охрана дороги и которые весьма своеобразно поняли эту задачу). Однако, Колчак мог бы и не ехать в эшелоне, а просто присоединиться, на правах главнокомандующего, к отступающим войскам генерала Каппеля, проделать вместе с ними Великий Сибирский Ледяной Поход, выйти вместе с ними к мятежному Иркутску. Военное счастье переменчиво. Как знать - имея с собой Колчака, не овладели бы каппелевцы городом?
В.О. Каппель
Как известно, Владимир Оскарович Каппель предлагал Колчаку следовать с армией походным порядком. Обычно отказ адмирала мотивируют его нежеланием расстаться с Анной Тимирёвой (и делают вывод, что адмирал променял Россию на смазливую любовницу). Конечно, одобрить внебрачную связь с замужней женщиной невозможно, но давайте всё-таки задумаемся о том, что эта женщина прибыла к Колчаку за многие тысячи километров и вверила ему свою судьбу. Какой была бы эта судьба, попади она в руки большевиков или чехов - гадать не нужно. Под большевиками она прожила более полувека после смерти адмирала, мыкаясь по тюрьмам. Чехи же на всём пути следования своих эшелонов оставляли после себя страшный след - мешки с телами изнасилованных и убитых (зачастую - зверски) русских девушек, имевших неосторожность разделить с ними путешествие. Как мужчина и как офицер, Колчак не мог поступить с Тимирёвой иначе, чем он поступил в реальности.
Конечно, он мог бы взять её с собой - в обозе армии Каппеля ехало множество мирных жителей - женщин и детей - спасавшихся от большевистского террора. Одной дамой больше, одной меньше. Но, помимо Тимирёвой, у Колчака наверняка было и ещё одно соображение, заставлявшее его отказаться от предложения Каппеля. Золотой запас. Перегрузить его на сани и подводы каппелевского обоза, если и было возможно, означало бы существенно затруднить передвижение армии. Золотой запас - вещь не маленькая и не лёгкая. А плюс к тому - и существенно повысить привлекательность этого самого обоза для красных партизан (многие из которых мало чем отличались от обычных разбойников). Так что следование вместе с армией Каппеля Колчака не только с Тимирёвой, но и с золотым запасом сделало бы перспективу выхода этой армии к Иркутску весьма призрачной. А уж на льду Байкала, если бы до него удалось каким-то чудом дойти, остатки золотого запаса были бы окончательно погребены под водой - лёд ломался даже под людьми.
Знал ли Колчак, что "союзники" выдадут его красным? Вероятно, надеялся на их порядочность, но исключить такого исхода не мог. Но, отказываясь следовать с Каппелем, Колчак существенно облегчал задачу последнему - что в перспективе давало шанс повернуть военное счастье в противоположную сторону. Дойди Каппель живым до Иркутска, доберись он туда раньше чехословацкого эшелона с пленным адмиралом - ситуация поворачивалась бы совсем иным боком: "Союзникам" уже не надо было бы покупать себе беспрепятственный проезд к Тихому океану ценой жизни Колчака, и адмирал спокойно воцарялся бы в Иркутске, как и планировал, под охраной штыков Каппеля. Так что выбранное Колчаком решение стратегически сулило ему больше шансов на успех.
Второй момент связан с эпизодом Нижнеудинского сидения. Тогда связь с армией Каппеля была уже потеряна, как потеряна и надежда сохранить золотой запас. "Союзники" соглашались вывезти Колчака только в одном вагоне, в противном случае отказываясь вообще пропускать его дальше. Но в распоряжении Колчака оставались 500 штыков личного конвоя. И Колчак загорелся идеей пробиться вместе с конвоем на юг - на соединение с Анненковым (который звал его к себе в Семиречье) или в Монголию - откуда можно было бы двигаться на соединение с другим атаманом, Семёновым.
Павел Зырянов пишет в своей книге о Колчаке: "К границе Монголии от Нижнеудинска шёл старый, почти заброшенный тракт длиной в 250 вёрст. Перевалы в Восточных Саянах, высотой до 2,5 тысячи метров, зимой были почти непроходимы. Перейдя границу, следовало идти в Ургу (ныне Улан-Батор) - тоже по гористой местности. Ближе Урги никаких городов и селений не было. Могли встретиться только монгольские кочевья. Конечно, отступающего в Монголию адмирала должны были преследовать - по крайней мере до перевалов. Но отряду численностью около 600 человек можно было не бояться. Чехи не только не собирались чинить препятствия, но и поделились своими сведениями о силах партизан в районе тракта". Некоторые исследователи ставят Колчаку в вину то, что он предоставил своим конвойцам свободу выбора - следовать за ним или же просто разойтись. Из 500 человек конвоя с адмиралом осталось не более десятка. Теперь уйти в Монголию или в Семиречье возможным не представлялось: столь малочисленный отряд легко мог быть окружён и уничтожен гораздо более многочисленными партизанскими бандами. Однако, как справедливо указывает Зырянов, в условиях Гражданской войны, особенно в 1920-м, в условиях развала фронта, случалось всякое - в том числе и переходы к противнику, и выдача на расправу своих офицеров. Колчак хотел быть полностью уверен в тех людях с которыми идёт. Они наглядно продемонстрировали ему, в какой мере он мог на них полагаться...
Таким образом, отъезд Колчака по железной дороге из Омска, последующее пленение чехами и Жаненом и подлая выдача красным представляются неизбежным следствием нежелания Колчака передать золотой запас "союзникам". Колчак заплатил своей жизнью за верность национальным интересам России. Спасти его мог бы только успех Каппеля - но Господь судил иначе, призвав Владимира Оскаровича к себе 26 января.
Его согласие генералу Жанену на передачу "золотого запаса" под охрану (а фактически - в руки) западных "союзников" или же выраженное двумя годами ранее согласие японцам на территориальные уступки, если и давало надежду на спасение, то уж больно призрачную. Конечно, антибольшевистское сопротивление продолжалось, и на Дальнем Востоке последние очаги Белого Движения были раздавлены только в 1923 году. Конечно, Антанта была не заинтересована в укреплении большевистского режима. Конечно, в условиях продолжающейся борьбы "союзникам" нужны были какие-то национальные, русские лидеры, на которых можно было бы опираться (хотя бы для того, чтобы не выглядеть совсем уж оккупантами, чтобы не дать Гражданской войне превратиться в Отечественную под знамёнами большевиков, как оно получилось в 1941 году). Но не будем забывать, что восстание, вспыхнувшее в Иркутске, и партизанское движение, охватившее Сибирь, направлены были в первую очередь персонально против Колчака. Сделавшись военным диктатором, адмирал создал единственно возможную в условиях Гражданской войны власть - но тем же самым он невольно замкнул на себе и всё недовольство действиями этой власти. А недовольство неизбежно должно было вспыхнуть - когда на смену революционной анархии попытались водворить законность и порядок. Сибирские мужики и в царские-то времена не особо привыкли считаться с властью, а почувствовать на своей шкуре прелести правления красных ещё не успели. Колчак, облагающий их налогами и мобилизующий в свою армию, неизбежно становился для них врагом. Чехи же, вместе с Жаненом, стремились в первую очередь вытащить из охваченной войной Сибири собственные шкуры. Что делало выдачу Колчака тем или иным красным формированиям лишь вопросом времени. Кроме того, согласись Колчак на передачу союзникам золотого запаса - он был бы уже совсем другим человеком. Не тем Адмиралом с большой буквы, которого мы сегодня знаем и которым заслуженно восхищаемся как бескомпромиссным патриотом России. А кем-то вроде Краснова, Шкуро или Смысловского, таким же, как они, олицетворением национальной измены.
Но были ещё два момента, когда ход истории мог бы вполне повернуться иначе. Покидая Омск по железной дороге, Колчак неизбежно становился заложником чехов и Жанена (которым как раз и была поручена охрана дороги и которые весьма своеобразно поняли эту задачу). Однако, Колчак мог бы и не ехать в эшелоне, а просто присоединиться, на правах главнокомандующего, к отступающим войскам генерала Каппеля, проделать вместе с ними Великий Сибирский Ледяной Поход, выйти вместе с ними к мятежному Иркутску. Военное счастье переменчиво. Как знать - имея с собой Колчака, не овладели бы каппелевцы городом?
В.О. Каппель
Как известно, Владимир Оскарович Каппель предлагал Колчаку следовать с армией походным порядком. Обычно отказ адмирала мотивируют его нежеланием расстаться с Анной Тимирёвой (и делают вывод, что адмирал променял Россию на смазливую любовницу). Конечно, одобрить внебрачную связь с замужней женщиной невозможно, но давайте всё-таки задумаемся о том, что эта женщина прибыла к Колчаку за многие тысячи километров и вверила ему свою судьбу. Какой была бы эта судьба, попади она в руки большевиков или чехов - гадать не нужно. Под большевиками она прожила более полувека после смерти адмирала, мыкаясь по тюрьмам. Чехи же на всём пути следования своих эшелонов оставляли после себя страшный след - мешки с телами изнасилованных и убитых (зачастую - зверски) русских девушек, имевших неосторожность разделить с ними путешествие. Как мужчина и как офицер, Колчак не мог поступить с Тимирёвой иначе, чем он поступил в реальности.
Конечно, он мог бы взять её с собой - в обозе армии Каппеля ехало множество мирных жителей - женщин и детей - спасавшихся от большевистского террора. Одной дамой больше, одной меньше. Но, помимо Тимирёвой, у Колчака наверняка было и ещё одно соображение, заставлявшее его отказаться от предложения Каппеля. Золотой запас. Перегрузить его на сани и подводы каппелевского обоза, если и было возможно, означало бы существенно затруднить передвижение армии. Золотой запас - вещь не маленькая и не лёгкая. А плюс к тому - и существенно повысить привлекательность этого самого обоза для красных партизан (многие из которых мало чем отличались от обычных разбойников). Так что следование вместе с армией Каппеля Колчака не только с Тимирёвой, но и с золотым запасом сделало бы перспективу выхода этой армии к Иркутску весьма призрачной. А уж на льду Байкала, если бы до него удалось каким-то чудом дойти, остатки золотого запаса были бы окончательно погребены под водой - лёд ломался даже под людьми.
Знал ли Колчак, что "союзники" выдадут его красным? Вероятно, надеялся на их порядочность, но исключить такого исхода не мог. Но, отказываясь следовать с Каппелем, Колчак существенно облегчал задачу последнему - что в перспективе давало шанс повернуть военное счастье в противоположную сторону. Дойди Каппель живым до Иркутска, доберись он туда раньше чехословацкого эшелона с пленным адмиралом - ситуация поворачивалась бы совсем иным боком: "Союзникам" уже не надо было бы покупать себе беспрепятственный проезд к Тихому океану ценой жизни Колчака, и адмирал спокойно воцарялся бы в Иркутске, как и планировал, под охраной штыков Каппеля. Так что выбранное Колчаком решение стратегически сулило ему больше шансов на успех.
Второй момент связан с эпизодом Нижнеудинского сидения. Тогда связь с армией Каппеля была уже потеряна, как потеряна и надежда сохранить золотой запас. "Союзники" соглашались вывезти Колчака только в одном вагоне, в противном случае отказываясь вообще пропускать его дальше. Но в распоряжении Колчака оставались 500 штыков личного конвоя. И Колчак загорелся идеей пробиться вместе с конвоем на юг - на соединение с Анненковым (который звал его к себе в Семиречье) или в Монголию - откуда можно было бы двигаться на соединение с другим атаманом, Семёновым.
Павел Зырянов пишет в своей книге о Колчаке: "К границе Монголии от Нижнеудинска шёл старый, почти заброшенный тракт длиной в 250 вёрст. Перевалы в Восточных Саянах, высотой до 2,5 тысячи метров, зимой были почти непроходимы. Перейдя границу, следовало идти в Ургу (ныне Улан-Батор) - тоже по гористой местности. Ближе Урги никаких городов и селений не было. Могли встретиться только монгольские кочевья. Конечно, отступающего в Монголию адмирала должны были преследовать - по крайней мере до перевалов. Но отряду численностью около 600 человек можно было не бояться. Чехи не только не собирались чинить препятствия, но и поделились своими сведениями о силах партизан в районе тракта". Некоторые исследователи ставят Колчаку в вину то, что он предоставил своим конвойцам свободу выбора - следовать за ним или же просто разойтись. Из 500 человек конвоя с адмиралом осталось не более десятка. Теперь уйти в Монголию или в Семиречье возможным не представлялось: столь малочисленный отряд легко мог быть окружён и уничтожен гораздо более многочисленными партизанскими бандами. Однако, как справедливо указывает Зырянов, в условиях Гражданской войны, особенно в 1920-м, в условиях развала фронта, случалось всякое - в том числе и переходы к противнику, и выдача на расправу своих офицеров. Колчак хотел быть полностью уверен в тех людях с которыми идёт. Они наглядно продемонстрировали ему, в какой мере он мог на них полагаться...
Таким образом, отъезд Колчака по железной дороге из Омска, последующее пленение чехами и Жаненом и подлая выдача красным представляются неизбежным следствием нежелания Колчака передать золотой запас "союзникам". Колчак заплатил своей жизнью за верность национальным интересам России. Спасти его мог бы только успех Каппеля - но Господь судил иначе, призвав Владимира Оскаровича к себе 26 января.