Как хоронили Максима
Оригинал взят у aleksandr_skif в Как хоронили Максима
Максим Мирошниченко родился в Ясиноватой двадцать четыре года назад. Еще неделя бы - было бы с той даты двадцать пять. Он ждал. Мать ждала. Друзья ждали. А больше у него никого и не было.
Но только дожить до своего двацатипятилетия Максиму было не суждено. Разведгруппа вышла на боевое задание и в результате полученного осколочного ранения у границы родной Ясиноватой Максим погиб.
Для украинской армии, которая по нему стреляла, был Максим преступником и врагом. А для родной Ясиноватой героем и защитником. Так должно было быть. А опять не получилось. Потому что после смерти своей оказался Максим родному городу не нужен до такой степени, что не нашлось для него даже двух метров кладбищенской земли.
Никто не думал, что может оно так обернуться. А оно обернулось.
Пришли его товарищи к администрации кладбища, а им говорят:
- Все понимаем, но вот так просто нельзя. Нужно разрешение от городских властей. Порядок такой. Не мы придумали.
Порядок есть порядок. Надо соблюдать. Хоть и война. А может быть, в первую очередь, потому что война.
Отправились товарищи Максима к городским властям Ясиноватой. Постучались в кабинет, где сидели глава городской администрации, начальник городской полиции и еще кто-то. Тоже, наверное, очень важный. Сидели и пили кофе.
- Что надо? - грозно спросили в кабинете. Грозно, потому что городская власть. Не хухры-мухры. Ведет себя подобающе.
- Товарищ у нас погиб, надо похоронить, - отвечают те, кто пришел хлопотать о последнем приюте для ясиноватца Максима Мирошниченко, которому должно было исполниться двадцать пять лет, да так и не исполнилось, потому что погиб он, защищая Ясиноватую от врагов. - Надо похоронить, а для этого нужно ваше разрешение. Порядок такой. Не мы придумали.
- Смотри, - недовольно говорит городская власть, попивая кофе и читая бумаги на захоронение. - Смотри. У меня в городском бюджете есть деньги на похороны бродяг и бездомных. А на солдат у меня нет! Понимаешь?!
Сам у себя спрашивает и продолжает дальше изучать бумаги. Вдруг там что-то интересное написано. А там нет ничего интересного. Кроме того, что не прожил парень и четверти века. Но так хочется верить, что хоть этот срок боженька отвел ему, для того, чтобы не сказали, что прожил зря.
Городская власть дочиталась и просияла озарением.
- А, так это «Восток»!
И с такой брезгливостью сказала это, что у товарищей, которые пришли хоронить Максима, сжались кулаки и побелели скулы от злости. Но надо было вести себя подобающе.
- Вы же, «Восток», могли давно на кладбище Аллею героев сделать.
И непонятно, о чем хочет сказать глава администрации - то ли о том, что много полегло из «Востока», защищая Ясиноватую, то ли, о том, что после смерти должны были они и лежать красиво, эдаким пантеоном. Чтоб было потом, где митинг провести, красивые слова сказать, фотографии с пионерами отщелкать. Городскую власть, ее, ведь, не всегда поймешь.
Товарищи Максима, те, которые с ним не один день в одном окопе просидели, обиду проглотили, потому что решили - надо проводить своего друга в последний путь, достойно и без скандала. А все остальное потом. И загнав боль и возмущение глубоко в себя, туда, куда метят из своих дальнобойных винтовок вражеские снайперы, отвечали:
- Не нужны деньги, а нужно разрешение. Потому что, чтобы похоронить - нужно разрешение от вас. Такой порядок. Вы же его и придумали. Это во-первых. А во-вторых, раз уж слово «Восток» режет вам слух, то не в «Востоке» он уже служил, а в военной части 5002, которая относится к МВД ДНР, вот его «военник».
- А ну, покажи «военник», - встрепенулся главный городской полицейский, который до этого степенно пил кофе. И продолжил.
- «Пятьдесят-ноль два», знаем такую.
Глянул с хитрым прищуром.
- Лазейка для «Востока», - и снова отхлебнул из чашки…
Но бумагу для захоронения все-таки дали. Помурыжили, но дали. Не оставаться же Максиму на земле, раз уж он уже неживой. Хоть не бродяга и не бомж, а всего лишь солдат, но похоронили. И к чести работников кладбища, всю свою работу, грустную, но необходимую, сделали те без лишних слов, может быть, в силу специфики и опыта понимая, что похороны - это всегда горе, горе и только горе. А в горе люди должны друг другу помогать и поддерживать. И это всех касается Даже если ты из высокого кабинета, куда тебя занес ценой своей жизни Максим, Иван, Сергей, да мало ли их осталось лежать в земле навечно, чтобы ты полгода походил начальником. Ну, может больше, а может меньше - иди знай, как оно обернется.
Подумали об этом боевые товарищи погибшего солдата и пошли дальше воевать.
А мать Максима осталась горевать дома одна. Кроме сына у нее никого не было.
А начальник города, главный полицейский и кто-то еще важный в кабинете остались допивать кофе. Такая уж у них работа.
Второй год войны. Можно, наверное, уже и привыкнуть.
А новопреставленного раба Божия Максима помяните, кто может. Сорок дней еще не прошло.
Максим Мирошниченко родился в Ясиноватой двадцать четыре года назад. Еще неделя бы - было бы с той даты двадцать пять. Он ждал. Мать ждала. Друзья ждали. А больше у него никого и не было.
Но только дожить до своего двацатипятилетия Максиму было не суждено. Разведгруппа вышла на боевое задание и в результате полученного осколочного ранения у границы родной Ясиноватой Максим погиб.
Для украинской армии, которая по нему стреляла, был Максим преступником и врагом. А для родной Ясиноватой героем и защитником. Так должно было быть. А опять не получилось. Потому что после смерти своей оказался Максим родному городу не нужен до такой степени, что не нашлось для него даже двух метров кладбищенской земли.
Никто не думал, что может оно так обернуться. А оно обернулось.
Пришли его товарищи к администрации кладбища, а им говорят:
- Все понимаем, но вот так просто нельзя. Нужно разрешение от городских властей. Порядок такой. Не мы придумали.
Порядок есть порядок. Надо соблюдать. Хоть и война. А может быть, в первую очередь, потому что война.
Отправились товарищи Максима к городским властям Ясиноватой. Постучались в кабинет, где сидели глава городской администрации, начальник городской полиции и еще кто-то. Тоже, наверное, очень важный. Сидели и пили кофе.
- Что надо? - грозно спросили в кабинете. Грозно, потому что городская власть. Не хухры-мухры. Ведет себя подобающе.
- Товарищ у нас погиб, надо похоронить, - отвечают те, кто пришел хлопотать о последнем приюте для ясиноватца Максима Мирошниченко, которому должно было исполниться двадцать пять лет, да так и не исполнилось, потому что погиб он, защищая Ясиноватую от врагов. - Надо похоронить, а для этого нужно ваше разрешение. Порядок такой. Не мы придумали.
- Смотри, - недовольно говорит городская власть, попивая кофе и читая бумаги на захоронение. - Смотри. У меня в городском бюджете есть деньги на похороны бродяг и бездомных. А на солдат у меня нет! Понимаешь?!
Сам у себя спрашивает и продолжает дальше изучать бумаги. Вдруг там что-то интересное написано. А там нет ничего интересного. Кроме того, что не прожил парень и четверти века. Но так хочется верить, что хоть этот срок боженька отвел ему, для того, чтобы не сказали, что прожил зря.
Городская власть дочиталась и просияла озарением.
- А, так это «Восток»!
И с такой брезгливостью сказала это, что у товарищей, которые пришли хоронить Максима, сжались кулаки и побелели скулы от злости. Но надо было вести себя подобающе.
- Вы же, «Восток», могли давно на кладбище Аллею героев сделать.
И непонятно, о чем хочет сказать глава администрации - то ли о том, что много полегло из «Востока», защищая Ясиноватую, то ли, о том, что после смерти должны были они и лежать красиво, эдаким пантеоном. Чтоб было потом, где митинг провести, красивые слова сказать, фотографии с пионерами отщелкать. Городскую власть, ее, ведь, не всегда поймешь.
Товарищи Максима, те, которые с ним не один день в одном окопе просидели, обиду проглотили, потому что решили - надо проводить своего друга в последний путь, достойно и без скандала. А все остальное потом. И загнав боль и возмущение глубоко в себя, туда, куда метят из своих дальнобойных винтовок вражеские снайперы, отвечали:
- Не нужны деньги, а нужно разрешение. Потому что, чтобы похоронить - нужно разрешение от вас. Такой порядок. Вы же его и придумали. Это во-первых. А во-вторых, раз уж слово «Восток» режет вам слух, то не в «Востоке» он уже служил, а в военной части 5002, которая относится к МВД ДНР, вот его «военник».
- А ну, покажи «военник», - встрепенулся главный городской полицейский, который до этого степенно пил кофе. И продолжил.
- «Пятьдесят-ноль два», знаем такую.
Глянул с хитрым прищуром.
- Лазейка для «Востока», - и снова отхлебнул из чашки…
Но бумагу для захоронения все-таки дали. Помурыжили, но дали. Не оставаться же Максиму на земле, раз уж он уже неживой. Хоть не бродяга и не бомж, а всего лишь солдат, но похоронили. И к чести работников кладбища, всю свою работу, грустную, но необходимую, сделали те без лишних слов, может быть, в силу специфики и опыта понимая, что похороны - это всегда горе, горе и только горе. А в горе люди должны друг другу помогать и поддерживать. И это всех касается Даже если ты из высокого кабинета, куда тебя занес ценой своей жизни Максим, Иван, Сергей, да мало ли их осталось лежать в земле навечно, чтобы ты полгода походил начальником. Ну, может больше, а может меньше - иди знай, как оно обернется.
Подумали об этом боевые товарищи погибшего солдата и пошли дальше воевать.
А мать Максима осталась горевать дома одна. Кроме сына у нее никого не было.
А начальник города, главный полицейский и кто-то еще важный в кабинете остались допивать кофе. Такая уж у них работа.
Второй год войны. Можно, наверное, уже и привыкнуть.
А новопреставленного раба Божия Максима помяните, кто может. Сорок дней еще не прошло.