Как раскрутить гнилой банан? Порочное безумие The Velvet Underground
В Альтамонте на полмиллиона зрителей было примерно десять полицейских, вместо них за порядком следили байкеры - бескомпромиссные «Ангелы ада», построившие перед сценой живую изгородь из своих мотоциклов. Только тронь - и тебя ждет смерть. Именно она и поджидала парня по имени Мередит Хантер, который зачем-то размахивал пистолетом, по одной из версий, желая застрелить Джаггера. Байкеры просто зарезали Мередита Хантера ножом, и концерт продолжился.
Дальше было только хуже. Хиппи захлебнулись собственной свободой, краткий период ощущения легкости и счастья сменился тяжелыми зависимостями и нескончаемой цепочкой рок-смертей, начавшейся в июле 1969-го, когда умер гитарист Stones Брайан Джонс. Придурки из The Turtles умудрились сыграть концерт в Белом доме перед Ричардом Никсоном, их прокуренный фронтмен пять раз упал со сцены, после чего Никсон понял, что пора закручивать гайки.
Чувствуете мощь? А теперь забудьте про всю эту великую, но слишком раздутую требуху, ведь самые интересные события происходили в заплесневелых домах Манхэттена, а наиболее значимый альбом года с трудом докарабкался до второй сотни чарта Billboard. Его заметили только фрики, но именно эти фрики создали потом великие группы и целые направления, а обложку пластинки хотя бы раз в жизни видел даже самый никчемный меломан. Встречайте, The Velvet Underground & Nico, альбом-глыба, изменивший историю музыки и положивший начало эпохе рок-разложения.
Для меня пластинка с гнилым бананом на обложке окончательно обрела статус культовой, когда мы с моим американским другом Лу Джорданом тащили в номер пьяного оператора Митю, лишившегося чувств после церемония открытия Олимпиады в Сочи. К полуночи Митя влил в себя столько бухла, что не мог себя правильно определять. Он всхлипывал и напевал придуманную им на ходу песенку, в которой была только одна фраза «я мальчик пес». Лу спросил меня, что за мантру повторяет этот умалишенный, и я перевел.
- Так он хочет стать нашим псом? - пошутил Лу, обыграв название самой известной песни Игги Попа.
- Типа того. А тебе нравится Игги?
- Шутишь? Он и Лу Рид - самые крутые парни во вселенной. Знаешь, в честь кого меня назвали? Догадайся с одного раза…
Когда родители моего американского приятеля были молодыми, Лу Рид вытворял любые непотребства, приходившие в его воспаленную голову. Например, однажды парень разрешил одной дешевой газетенке обвинить себя в убийстве четырнадцати детей, да еще поместить свое фото на обложку. Что за чушь, спросите вы, ведь он не убийца? Элементарная газетная утка, забава желтой прессы, за которую Лу получил несколько баксов и тут же спустил их, чтобы поторчать. Это случилось еще в те времена, когда Рид и Джон Кейл только мечтали о создании группы, бедствовали и питались исключительно овсянкой. Родители Лу были преуспевающими жителями Нью-Йорка, мать носила роскошные платья, отец - шикарные костюмы, пока их непутевый сын тусовался с какими-то оборванцами и болел гепатитом. Предки использовали любой шанс, чтобы упечь отпрыска в психушку, где уже в детстве к его голове подключали электроды, пытаясь изгнать гомосексуальные желания. Лу становился овощем и совершенно не мог соображать.
Во время их первого публичного выступления на сцене кафе Bizarre Лу нелепо кривлялся и отчаянно орал, что нужно сделать их громче. Громче! Еще и еще! Они пели о бытовом употреблении наркоты и сексуальных садо-мазо приступах, и это было настоящей сенсацией, поскольку до них никто не писал такие жесткие джанки-тексты об обыденности. Публика оказалась совершенно не готова и пока не врубалась в подобное творчество, зато на пользу «вельветов» сыграл их имидж: Кейл сделал себе прическу в духе английской королевы, барабанщик Морин Такер сильно походил на девочку, а Лу выглядел так, как и всегда, то есть человеком с напрочь отшибленными мозгами. Такими этих выпендрежников и заметил в кафе Bizarre самый влиятельный фрик Нью-Йорка Энди Уорхол.
Главный американский город тогда превращался в ненасытного зверя, таксисты приобрели облик злобных хищников, проститутки перевыполняли дневную норму в семь раз, костюмы бизнесменов трещали по швам и теряли пуговицы от прожорливости хозяев. В Бруклине под заброшенными после пожаров зданиями разрастались автомобильные свалки, Бронкс напоминал место боевых действий с его вечными перевернутыми машинами и высохшей рекой, помочиться в которую среди местных жителей считалось хорошим тоном. Манхэттен не был исключением - к Статуе Свободы постепенно подбиралось нефтяное пятно, началось строительство башен-близнецов, новые здания словно съедали старые, догнивавшие свой век.
За простое отсутствие всяческих талантов Уорхол награждал своих фабрикантов званием звезды, а наиболее явных бездарностей, способных взбесить любого порядочного гражданина, Энди величал суперзвездами.
Уорхол ничуть не удивился, когда после концерта в кафе Bizarre нашел Лу в подсобке, сидящем голой жопой на роже у какого-то отвязного джанки. Он спокойно дождался окончания извращенного полового акта, после чего поинтересовался у Рида планами на вечер.
- Хочу посетить вазелиновый бар, - невозмутимо ответил Лу, имея в виду известное в узких кругах заведение, которое держало мужеподобное существо по имени Эрни, где на стойках вместо пивных кружек стояли тюбики с вазелином. Подцепить юную цыпочку было для любого малолетнего торчка-изгоя невыполнимой задачей, вместо этого похотливые юноши массово провозглашали себя гомосексуалами и превращались в плодородные почвы для инфекций.
Уорхол пригласил Лу перекинуться парой фраз, и вместо вазелинового бара в тот вечер «вельветы» провели самые успешные переговоры в жизни. Пол Моррисси - фабричный режиссер и приятель Энди - предложил группе услуги менеджера. Гитарист Стерлинг Моррисон начал вопить, с чего вдруг они должны ложиться под каких-то убогих художников. Рид, казалось, был на его стороне, поскольку никто из присутствующих не считал Уорхола крутой знаменитостью, а Пола Моррисси - достойным продюсером. В итоге Лу промямлил что-то невнятное про нехватку денег и оборудования. Деляги из «Фабрики» пообещали решить этот вопрос и обеспечить группу постоянной работой в клубах. На этом вопрос был закрыт, «вельветы» стали частью фрик-империи, что, к счастью, не испортило их уникальный саунд, зато добавило популярности.
Лу сопротивлялся, ведь у него хотели отнять главную роль в его собственном театре под названием The Velvet Underground, но все-таки написал для вокала Нико несколько песен, которое ближайшее окружение считало поделками. Самые сочные песни вроде легендарной Venus in Furs Лу приберег для себя. После, когда Нико уже не могла продолжать петь с группой, а отношения между ними стали холодными, как ее специфический голос, она прекрасно осознала свою второстепенность, из-за чего постоянно стебалась над Лу. Как-то он предложил ей в очередной раз перепихнуться, но Нико отрезала: «Извини, мне надоело трахаться с евреями». Но все это было уже после того, как они вместе записали самый влиятельный альбом в истории рок-движения.
Лу считал, что до «вельветов» фундаментом рок-н-ролла был алкоголь, они же заложили новую эпоху, построенную на таблетках. Все обитатели «Фабрики» были торчками. Охреневший от самопровозглашенной значимости Пол Моррисси повесил на входе табличку «Наркота категорически запрещена», поэтому все торчали в лестничном пролете, минуя указание этого напыщенного индюка.
Песни Waiting For The Man и Heroin Лу написал еще в 1965 году и пытался играть их один на акустике. Выходило не очень - чтобы выступать одному, Риду действительно не хватало харизмы и вокальной подачи. Ему нужна была команда шизанутых единомышленников. Первым из них стал Джон Кейл, любимым занятием которого было дронирование: он мог часами стоять и извлекать из инструмента ровно одну ноту и искренне наслаждаться этим.
До Лу Рида никто не писал песен, где главными героями провозглашаются люди, которые обычно пьяными лежат на обочине - психи, сексуально озабоченные, уличные отбросы.
Но без сценического образа полнейших отморозков картина была бы неполной, и такой имидж легко обеспечил Уорхол. Он устраивал для «вельветов» концерты на съезде американских психиатров, одевал их во все черное и проецировал на них фильмы прямо во время выступлений, а когда исполнялась Venus in Furs, выпускал на сцену персонажей, устраивавших содомические представления, изображавших доминатриксов и рабов, хлеставших друг друга плетью. Группа возила с собой полноценный цирк, состоявший из семнадцати отборных фриков, кривлявшихся на сцене, пока Лу Рид и остальные музыканты неподвижно играли на сцене. Да, это тоже было их фишкой - просто стоять на месте и извлекать звуки, и этому не противилась даже Нико, принявшая такие правила концертного поведения.
В Лос-Анджелесе группа очутилась в студии, где нехотя записала альбом всего за две ночи. Лу и Нико безостановочно орали, что звучат совсем не так, как им хочется, но времени разгребать их сопли не было. Уорхол, снимавший свои фильмы за 200 баксов каждый, проявил невиданную щедрость и отвалил на запись целых три сотни. Альбом продюсировали все, кто находился в студии, в том числе довольно известный кудесник звука Том Уилсон, работавший с Бобом Диланом и Фрэнком Заппой, но Энди, плативший из собственного кошелька, постановил: «Звук должен быть живым и шероховатым, а тексты трогать нельзя». Лу заметил, что если бы не принципиальность Уорхола, альбом был бы испорчен теми, кто хотел сделать его более правильным, выхолостить из него неровности и таким образом кастрировать.
Мой приятель Лу Джордан, страстный фанат Игги Попа, изобразил, как отреагировал его кумир, когда первый раз услышал дебютный альбом Лу Рида и его группы.
- Что за отвратительное дерьмо! - понизив голос, истерично прохрипел приятель. - Мне просто хочется блевать, что за уроды могли сделать настолько дерьмовую запись? Да я их всех поубиваю!
- И что дальше? - не понял я.
- А то, что как и многие другие, Игги въехал в альбом далеко не сразу. Потом он раскаялся и рассказывал о том, какую роль сыграли для него «вельветы». Они открыли целый новый мир с неограниченными возможностями. Этот гадкий пес понял, что если Лу может просто выходить на сцену и тоскливо бормотать бытовую чепуху, замешанную на чернухе, то чем он хуже со всей его неиссякаемой харизмой? И пусть он не умел петь, а знакомые музыканты не умели играть, какая разница?
Действительно, какая?
А тут еще Уорхол извратился по полной программе, решив, что банан на обложке должен быть телесно-розовым, и на каждую пластинку жизненно необходимо прилепить наклейку с желтой кожурой. Для тех особо тупых, кто не понял очевидного намека, Энди придумал подпись: «Медленно очисти - и увидишь». Работникам студии пришлось клеить кожуру на каждую обложку.
Когда альбом после всех приготовлений все-таки вышел, никто и не подумал брать из него песни на радио. Вы что, рехнулись, пускать в радиоэфир гимны сексуальных извращений?
Выпустив легендарный альбом, который вполне можно назвать безымянным, ведь наименование The Velvet Underground & Nico стало просто нелепой формальностью, группа начала разрушаться. Энди Уорхол терял интерес к этому проекту, в то время как Лу Рид совершил, возможно, самую большую ошибку в жизни: наркота настолько одурманила его мозги, что он разорвал все контракты с «Фабрикой», найдя нового менеджера, оказавшегося проходимцем. Для Энди это было ударом, с тех пор он старался не общаться с Лу.
Наступало черное время, Рид и его группа больше не делали гениальных записей, на Уорхола готовилось покушение, которое очень изменило жизнь художника, превратив из предводителя фриков в прилизанного лидера галстучно-костюмного движения. Надвигались поганые времена, прекрасным саундтреком к которым был по-настоящему жуткий и пробирающий до косточек дебютный альбом The Velvet Underground.