Разговор с читателем.
Читатели спрашивают, проявляя при этом максимум человечьего такта: «Трудно ли, Сашенька, быть поэтом?», «А можешь ли ты писать так-то и так-то?». Рифмы сплетать - не великий труд. Но, если уж быть совсем откровенным, стихи настоящие - писать трудно! Стих кровью должен бежать по венам.
«А с подковыркой, выспренно-вычурно, витиевато?» - меня спросили. Пушкина с Лермонтовым из памяти вычеркну, черкну пару строчек вам в новом штиле.
Строка должна быть ужасно размазанной длинной, чтобы терялись мысли, вкраплённые автором редкими стразами, чтоб рифмы не слышались, пропадали, висли на выдохе длинном, взволнованном, девичьем, юном, но - мудро-разочарованном в этом хлипком мужском плече, соплями женскими окантованном.
Должна быть строчка и звонкой, страдальческой, чтобы сжалось горло, сжался кулак трогательного прыщавого мальчика. Девочки пишут так.
Другое дело - уверенные, раскатистые строки признанного гуру и мэтра. Мысль его не ползёт каракатицей, а бьёт в лобешник порывом ветра мощного, сжатого, новой поэзии, века нового, нового духа. Дунул - и новые рифмы полезли, терзая ум и лаская ухо.
«Но неужели же нет великого?» - спросит читатель меня недоверчиво. Отвечу: Верочке надобно читать Быкова. Быкову, соответственно - Верочку.
«Но как же, ведь нам недостаточно ентова! Должна ж быть ещё хоть одна отдушина?» - Все остальные - читайте Лермонтова. Ну, а совсем остальные - Пушкина!
«А с подковыркой, выспренно-вычурно, витиевато?» - меня спросили. Пушкина с Лермонтовым из памяти вычеркну, черкну пару строчек вам в новом штиле.
Строка должна быть ужасно размазанной длинной, чтобы терялись мысли, вкраплённые автором редкими стразами, чтоб рифмы не слышались, пропадали, висли на выдохе длинном, взволнованном, девичьем, юном, но - мудро-разочарованном в этом хлипком мужском плече, соплями женскими окантованном.
Должна быть строчка и звонкой, страдальческой, чтобы сжалось горло, сжался кулак трогательного прыщавого мальчика. Девочки пишут так.
Другое дело - уверенные, раскатистые строки признанного гуру и мэтра. Мысль его не ползёт каракатицей, а бьёт в лобешник порывом ветра мощного, сжатого, новой поэзии, века нового, нового духа. Дунул - и новые рифмы полезли, терзая ум и лаская ухо.
«Но неужели же нет великого?» - спросит читатель меня недоверчиво. Отвечу: Верочке надобно читать Быкова. Быкову, соответственно - Верочку.
«Но как же, ведь нам недостаточно ентова! Должна ж быть ещё хоть одна отдушина?» - Все остальные - читайте Лермонтова. Ну, а совсем остальные - Пушкина!