Интеллигенция
Итак, в 2004 г. я закончил университет, поступил в аспирантуру, женился и отправился на неизбежные подработки. Я не питал и тогда иллюзий и понимал, что путь к звездам лежит через тернии. В тот год не владевший русским языком 17-летний Рауф с 6 классами образования стал депутатом ставропольской городской думы. А я, 22-летний аспирант, отправился работать оператором ПК в продуктовый магазин, поскольку нищенской стипендии аспиранта хватило бы разве что на 2-3 похода в магазин, а иждивенцем я разучился быть еще в студенческие годы. На той работе я бы, наверное, остался надолго, если бы в сентябре не был приглашен на научную конференцию в Македонию. Договориться с работодателем не удалось, поэтому пришлось увольняться, не проработав и трех месяцев. Затем, по возращении, были работы в других местах продавцом консультантом, мерчендайзером. Работа была унизительная, платили копейки, обманывали с зарплатой постоянно.
В 2005 г. мне подвернулась работа в Институте международных связей, и с тех пор в течение более чем десяти лет я работал в сфере высшего образования. Работа в разных вузах была почти такой же тяжелой и неблагодарной, как и в торговле, платили такие же копейки, обманывали постоянно, причем иногда даже похлеще, чем в сфере торговли. Под конец же больше всего мучило осознание бессмысленности и невостребованности своего труда в условиях, когда образовательный процесс все более становился имитационным.
Но в сфере образования хотя бы было больше внутренней свободы для меня. Была возможность заниматься наукой. А также была возможность наблюдать за нашим подрастающим поколением. Например, в частном Институте международных связей учились как правило дети из успешных семей со связями и достатком, их будущее было уже обеспечено родителями, дело было лишь за формальностью - дипломом, покупка которого растягивалась на 5 лет. Разумеется, среди этих студентов, как и везде, были и совершенно светлые личности, и абсолютные циники-пофигисты. Последние, как представляется, сделали наиболее успешную карьеру.
Второй мой ВУЗ - екатеринбургский филиал Московского государственного университета туризма и сервиса - объединял ребят совсем другой категории. Там учились, за редким исключением, дети из неблагополучных семей Вторчерметовского гетто, двоечники, которые не смогли больше никуда поступить, и дети мигрантов. Но первый мой выпуск (2006-2007 гг.) из колледжа при филиале, в котором учились 15-16-летние подростки, особенно мне запомнился. Настолько добрые и искренние были эти ребята. И учителя своего уважали, я это чувствовал. Там были и трудные подростки, которые на уроке могли спокойно рассказать о своих «смотрящих по району», но при этом жизнью они уже были научены таким понятиям как справедливость, честь, достоинство, уважение к старшим. Одна 16-летняя девочка уже имела своего малыша, за которого сильно переживала и к которому всегда впопыхах убегала после занятий. Однажды я даже видел ее с коляской на прогулке. До сих пор восхищаюсь ее героизмом. В классе она была одной из наиболее успевающих - училась изо всех сил. Многие дети там находились в сложной жизненной ситуации. Однажды я оставил после уроков одного 15-летнего балбеса, который никак не мог выполнить задание. Спросил его, чем он занимается дома, если не уроками? Тот ответил, что вынужден работать, чтобы не голодать. Работал он ежедневно до поздней ночи, занимался видимо какими-то подсобными работами, в одном полулегальном автосервисе. «И сколько ты зарабатываешь?» - спросил я. «В среднем выходит по 20 тысяч», - ответил он. Совсем не много для «жирных лет», если учесть, что многие мои сверстники зарабатывали тогда уже по 50-60 тыс. Но моя зарплата за полную ставку в этом вузе составляла на тот момент чуть более 5 тыс. рублей (!!), едва лишь превышая официально установленный минимальный размер оплаты труда в нашей стране. Было над чем призадуматься. С тех пор я оставил этого парня в покое.
Были, конечно, среди этих трудных подростков и откровенные подонки, неисправимые. Один из таких намекал своими блатными повадками на принадлежность уже в таком раннем возрасте к криминальному миру. Воспитывался он бабушкой. Бабушка работала в том же филиале гардеробщицей. Это была очень добрая, скромная и начитанная женщина. Внук оставался для нее последним родным человеком, последней надеждой ее старости. Мы частенько общались с ней или хотя бы перебрасывались фразами, когда я бежал на занятия. Я очень жалел ее и в период итоговой сессии, видя «безнадежность» ее внука, переступил через себя и проставил ему зачеты и экзамены безо всякой сдачи. Позже я узнал, что этот парень каждый раз брал у своей бабушки крупные суммы денег якобы ради взятки мне за каждый зачет и за каждый экзамен. Бедная женщина, зарплата которой была совсем нищенской, а пенсия - тем более, занимала деньги или брала в кредит и отдавала ему. Мне он, само собой, ничего не отдавал, а прогуливал деньги или откладывал на будущие гулянки. О деньгах я с возмущением узнал лишь позже по робким намекам его бабушки. И лишь два года спустя (я уже тогда не работал в МГУТиС) она, видимо, лишь к тому времени окончательно осознав, что произошло, позвонила, чтобы извиниться передо мной. Настолько была велика ее вера в своего внука… Не знаю, как в дальнейшем сложилась судьба отпрыска, но подозреваю что вполне успешно. Поскольку таким, как он, дороги обычно у нас везде открыты.
Одним словом, всякое было… С разными ликами нашего подрастающего поколения «жирных лет» пришлось познакомиться. В то время я особенно не роптал ни на издержки работы, ни на нищету, хотя и понимал ее унизительную сущность. Понимал, что нищета нашей интеллигенции и, как следствие, девальвация сферы образования и науки - не следствие некоего несчастного стечения обстоятельств или тяжелого экономического положения в стране, а результат самой что ни на есть целенаправленной политики нашего государства. Политики, направленной на создание таких условий для людей умственного труда, которые не позволили бы им заниматься ничем иным, кроме жалкой борьбы за выживание. В первую очередь я объяснял себе это стремлением режима избавиться от назойливого и массового интеллектуального оппонента, который бы задавал власти «ненужные» вопросы и формировал бы «ненужное» общественное мнение. Речь шла в первую очередь, конечно, о гуманитарном образовании и гуманитариях, которые в 2000-е и 2010-е годы подверглись полнейшему разгрому и были обречены в итоге государством на маргинальное существование, лишенное зачастую элементарного человеческого достоинства.
Мне, разумеется, было стыдно и горько тогда перед своей супругой за то, что я не мог обеспечить ее достойными условиями жизни. Но я считал, что должен выполнить некую миссию, выполнить долг перед наукой, перед своим научным руководителем, перед людьми, которые вложили в меня знания, оказали помощь, перед обществом в конце концов. Кроме того, я был убежден, что трудности являются временными. В 2006 году я каким-то образом (в том числе и с помощью выигранного гранта) собрал деньги для поездки в Болгарию, где месяц работал в архивах над диссертацией. В 2007-м диссертацию эту защитил, получил степень кандидата наук. Все это время приходилось работать в крайне тяжелых условиях, с невероятно большой учебной нагрузкой. Свободного времени почти не было. Как сейчас помню - читаю лекцию или веду семинары, а одновременно продумываю абзацы и предложения своей диссертации, даже успеваю записывать некоторые мысли, не отрываясь от занятий.
Одним словом, в то время, когда сенатор Рауф Арашуков благодаря своим феноменальным способностям, брал одну высоту за другой - в 21 год министр труда и помощник президента КЧР, в 24 - заместитель председателя правительства КЧР, в 31 - сенатор Совета Федерации, - я продолжал заниматься, в понимании нашей липовой элиты с липовыми дипломами, какой-то альтруистской ерундой - писал какие-то статьи, издал первую книгу, участвовал в конференциях, но главное - преподавал. Выполнял, одним словом, функцию, как я тогда уже понимал, не нужную и не востребованную ни государством, ни обществом. Во всяком случае тем государством и тем обществом, которые простирались за пределами двух привилегированных оазисов - Москвы и Петербурга.
Еще будучи аспирантом, я начал работать и в государственных вузах, которые за счет своего стареющего профессорско-преподавательского состава сохраняли относительно высокий статус. Там, правда, ситуация в некоторой степени была не менее удручающей, чем в частных «шарашкиных конторах». Прочно врезался в память, к примеру, мой опыт участия в последних приемах устных экзаменов по истории. Это было еще до введения в обязательную практику ЕГЭ. Сейчас модно стало ругать Единый государственный экзамен, а между тем работа нашей приемной комиссии начиналась с раздачи списков тех абитуриентов, которые должны были поступить в вуз при любом раскладе, а также с наставления декана держать язык за зубами. Практика списков была ежегодной, все в комиссии воспринимали ее как должное, за место держались, поскольку оно сулило хоть какие-то копейки. Про бунтарей, не признававших списки, отзывались неодобрительно. Впрочем, второй шанс бунтарям проявить свою лояльность никто и не предоставлял. Но помимо официальных списков, спускаемых сверху, были и другие нюансы этого вступительного экзамена до появления ЕГЭ. К примеру, принимаем экзамен вдвоем с одним искренне уважаемым мной доцентом, убеленным уже сединой. Девица, которая сидит перед нами, демонстрирует знания, которые в лучшем случае можно оценить на слабую тройку. Даем ей, по инициативе моего соседа, один шанс за другим, но все тщетно! Вдруг мой напарник поворачивается ко мне, смотрит на меня, молодого аспиранта, заискивающе и знаками и шепотом, явно волнуясь, начинает сбивчиво объяснять, что девочка на самом деле хорошая, усердная, и на университетские подготовительные курсы к нему ходила, а главное - репетиторством с ним занималась, поэтому заслуживает только высокой оценки. Тогда я был шокирован, и только позже на самом деле понял, что собой представляет преподавательский хлеб и как он добывается в условиях, когда на бюджетную зарплату прожить даже физически не было возможности.
Что же касается списочной системы, то меня она позже преследовала на протяжении всех моих лет работы в разных государственных вузах. Почти каждый список группы, особенно у заочников, содержал студентов, которых никто никогда не видел. Эти мимолетные невидимки поступали по закрытым спискам, невидимо от нас учились, получали некие оценки, зачислялись с курса на курс, а затем получали заветный диплом. Поэтому случай с дипломом Рауфа, пожалуй, является вполне распространенным для региональных вузов.
В 2007-м у меня родился первый ребенок, и вот тогда начались проблемы всерьез. Начался натуральный голод. Не такой, конечно, как в блокадном Ленинграде, но все же пугающий своим отчаянием, которое меня начало охватывать. Голод - это когда начинаешь критически экономить на еде, а денег все равно ни на что не хватает. Когда не знаешь, что еще можно продать или у кого еще можно занять, чтобы купить детское питание своему малышу. И так продолжается неделя за неделей, месяц за месяцем.
Другое еще сильно врезалось в память. На рубеже нулевых и десятых годов мне довелось от УрГУ поехать в Челябинск для проведения в местном госуниверситете тура региональной олимпиады абитуриентов по истории. Ко мне тогда для сопровождения приставили одного молодого местного преподавателя, кандидата наук, который возможно всего на несколько лет был старше меня. Официальные мероприятия завершились быстро, большая часть дня прошла в разговорах с ним. Он был женат, жена работала в том же вузе. Университет «любезно» предоставил им комнату в общежитии с двумя койками. На пару они зарабатывали чуть более 20 тыс. рублей в месяц. И они твердо знали, что у них никогда не будет ни детей, ни своего жилья, ни полноценной семьи с собственным бытом и хозяйством. А будут только ежегодная борьба за физическое выживание, предполагающая крайнюю экономию на всем, бесконечная и все более возрастающая учебная нагрузка и бесконечные унижения. Самое чудовищное для меня было то, что этот еще пока молодой парень выглядел вполне смирившимся с нечеловеческими условиями своего существования, принимал их как должное. «Но зачем тебе все это?» - спросил я его. Он ответил, что имеет отдушину в виде ежегодных научных конференций, участие в которых придают смысл его творческой деятельности, да и найти другую работу у них в городе было совсем не просто. Позже уже у себя на кафедре в УрГУ, когда мы с коллегами обсуждали непростую судьбу интеллигенции в нашей стране, от одного из них, уже далеко не молодого, я услышал фразу, которая поразила меня, как громом, и затем никак не выходила у меня из головы: «Самое страшное, что я уже ничем другим, кроме преподавания не умею и не могу заниматься». Это фраза сверлила меня долгое время и, наверное, явилась одной из тех пружин, которые и заставили в конечном счете принять непростое решение ради своей семьи и ради своих детей - решение покинуть сферу высшего образования.
Но в середине путинских «жирных лет» я еще боролся, как мог, брался за любую работу. Днем бегал с лекциями и семинарами из вуза в вуз - из УрГУ в Педуниверситет, из Педуниверситета в Юридическую академию. Имея почти 2 ставки и бесконечную круговерть бумажной работы, по ночам сидел и писал рефераты и курсовые на заказ. Наконец, хотя бы здесь я был по-настоящему востребован! Хотя все эти «репетиторские агентства», с которыми я начал сотрудничать в расчете, по простоте душевной, на репетиторские занятия, и брали половину, а то и больше с заказов на написание работ двоечникам, все же за хорошую дипломную работу, к примеру, я мог получить в два раза больше, чем за месяц труда в Уральском государственном университете. Дипломную я мог написать за неделю, а курсовую - за ночь. Как сейчас помню - пишу курсовую, а сам предвкушаю ту кормешку, которую я смогу купить на следующий день за эту работу. От этого пальцы с удвоенной скоростью стучат по клавиатуре, мысли сами собой складываются в фразы, предложения, абзацы. К утру работа готова - можно бежать сдавать. Это одно из наиболее горьких воспоминаний моей юности. При всем желании мне не забыть этого унижения, на которое обрекло не только меня наше квазигосударство....
Дмитрий Лабаури
Я не сразу понял, почему мне совершенно не жаль написавшего, почему нет ни грамма праведного гнева. Потом дошло.
Может, написавший все то что выше известный русский историк Дмитрий Лабаури хороший, честный и достойный человек. Я с ним не знаком, не знаю. Но он интеллигент. И говорит про интеллигенцию и ее место в сегодняшней России.
И надо признать, оно заслуженное.
В 1917 году мы потеряли страну. В 1991 году потеряли еще одну. И в том и в другом случае - огромная доля вины лежит на интеллигенции. Именно русская интеллигенция оказалась изощренно ловкой в деле разваливания того что есть - но совершенно беспомощной в конструировании того что должно быть и в продумывании пути к нему.
В 1917 год мы вошли с интеллигенцией, лояльной к терроризму, готовой к тоталитаризму, совершенно слепой в трезвой оценке внешних и внутренних опасностей, одержимой, антигосударственной. Перед этим несколько десятков лет интеллигенция накачивала читающий класс людей на Руси опасной смесью мессианства, антикапитализма, нигилизма, ненавистью к государству. Крестьянам она врала про землю. И вот в 1917 году - все-таки развалили страну, и что интеллигенция? Она смогла взять власть? Дать эффективных лидеров? Указать путь?
Ни хрена!
В 1985 - 1991 году. Все то же самое. Только больше национализма, антикапитализм сменился низкопоклонством перед Западом, при этом интеллигенция по признанию Юрия Афанасьева не смогла даже оппозицию сформировать, все что она говорила и делала - это была красивая поза. Но страна рухнула.
Отличительной чертой русской интеллигенции является метание из крайности в крайность. То мы должны вести Запад за собой - то унижаться и каяться и сдавать все. То интеллигенция исходит слюнями любви к "народушке", то испытывает к нему звериную ненависть и отчуждение. Готова бегать в американское посольство и там стучать на свой народ.
А теперь скажите, какого уровня жизни заслуживает такая интеллигенция?
И вот сегодня читаю - Ремчуков, редактор Независимой. Путина можно обойти только слева. Левее, левее, еще левее. То есть в 1980 году такие как он почитывали тамиздат, сочиняли антисоветские анекдоты, ни хрена не работали (где бы не работать, лишь бы не работать) и зудели по кухням, как хорошо было бы, если бы коммунисты куда-нибудь делись. Окей. Развалилась страна, рухнула промышленность, прошли через перестройку, девяностые - до сих пор кровью харкаем. И теперь эта гнидота начинает рассуждать про то что хорошо бы влево, обратно в коммунизм. Ну не тварь ли?!