Little friends of mine
Я очень хорошо помню то время, когда родился Миша. Ураган своих чувств и эмоций, их количество, их объем, их силу. Помню, как мне было стыдно за то, что Мартина люблю совсем иначе, чем Мишу, потому что он старший брат, Мишу хочется окутать собой, вжаться в него, пропитаться его запахом, защитить его от всего мира, даже оттолкнуть весь мир подальше, посильнее, чтобы никто и ничто не стояло между нами двумя, не примешивалось к этой бескрайней и разрывающей сердце любви. Мартина я любила именно такой любовью, когда он был совсем маленький, он рос и взрослел, а с ним росла и менялась наша любовь, она поднималась на новые уровни, что-то теряла, но неизменно обретала что-то новое, она утрачивала с каждым днем это животное обличье, ведь когда человек из маленького агукающего котенка превращается в мальчика-говоруна, мальчика с характером и своими особенностями, любовь к нему тоже становится совсем человеческой. Сейчас я не понимаю, почему стыдилась того, что любила их по разному, ведь по силе эта любовь не различалась, наверное, все же потому, что маленький Миша вдадел всей мной, моим сердцем, инстинктами, мыслями и душой, а Мартин уже стал частью того мира, который вне нас, мира, который я неосознанно отодвигала временами, инстинктивно отодвигала. Я сама старшая, но мой брат родился, когда мне было полтора, я не помню этого момента, как все было между нами, чувствовала ли я себя менее любимой, забытой, лишней, мои ощущения говорят мне, что нас любили всю жизнь и безусловно, нас обоих. Надеюсь, в моих детях именно так отложится это первое ощущение любви и все-все последующие. Что они всегда будут ощущать, как сильно они любимы.
За две недели болезней нашей неразлучности я успела многое осознать и прочувствовать. И, наверное, все это выше я написала именно потому, что осознала самое сейчас для меня главное. Больше нет границ между ними, мной и миром, все это сплелось и соединилось в сущность, которая есть моя семья. Мы прошли все эти этапы, начиная с момента, когда родился Миша, мои инстинкты отбросили меня назад, а Мартин оказался на перепутье, еще очень маленький, ранимый, вспыльчивый, мне казалось, он такой одинокий, но я не могла помочь, мы оба учились всему снова и поддерживали друг друга как умели, но совершенно точно должны были пройти этот нелегкий путь. И вот сейчас я ощущаю, как мы близки. Как мы оказались очерчены одним кругом, наши сердца бьются совсем рядом, наши руки тянутся друг к другу, наша любовь на троих накрывает меня с головой, а на четверых - вообще пронзает и обездвиживает все мое существо нежностью. И к этому стоило идти.
Мой взрослый мальчик. Сотканный из бесконечных "почему", "зачем", "как", пронизанный любопытством, которому под силу свернуть горы. "Мама, а что такое эмпатия?" "Мама, а где находится золотая пирамида?", "Мамочка, а почему ты это сделала?" - ворохом сыпется на меня целый день цветная мозаика, всерьез ставя под сомнение все мои знания, залежавшиеся в закромах мозга. Я снова учусь правильно строить определения, муштрую интернет в поисках ответов, советуюсь с гуглом и думаю, как объяснить вещи, чтобы он понял. А вы думали, работать мамой на полную ставку это легко? Это семечки и орешки? Накормить и поменять памперс (тоже, скажу я вам, тот еще челлендж)? Это самая трудная работа, на которую способен человек. Чтобы покрыть все области, в которых ты должен стать специалистом и при том очень хорошим, не хватит бесконечности пространства и времени. И нет треннингов, обучающих тому, как обучать ребенка, как помогать ему открывать мир, как сделать это ежедневное открытие как можно более безопасным. Никто не научит вас самому главному: как сделать так, чтобы ребенок рос счастливым. И нет команды, на которую можно переложить ответственность, нет возможности уволиться, сменить род деятельности, переквалифицироваться. И уж если ты любишь эту работу - а я люблю ее всем сердцем - то, считаю, это самое большое счастье твоей жизни.
В песочнице бабушка говорит внучке, указывая на Мартина: "Смотри, девочка строит домик!" Разумеется, мой мальчик слышит все и чешский он теперь понимает довольно хорошо. "Я не девочка!" - кричит он по-чешски, - "Я - Карпенко!" И я отворачиваюсь и глотаю слезы, пытаясь подавить истерический смех, который сотрясает все мое тело. Он никогда не теряет этой своей супер-силы, он никогда не перестает удивлять меня. Вдруг начинает с выражением рассказывать свою любимую книгу о том, как Финдус потерялся, наизусть, слово в слово, с моими интонациями! И оказывается, что он знает ее всю, от корки до корки. Строит невероятные дома, мосты и сооружения, не только из лего, вообще из всего, что попадет под руку. Говорит мне спасибо в ответ на любой мой добрый поступок, сочиняет истории, играет сам с собой все два часа, что я отдыхаю с Мишей. Любит Мишу, как он любит Мишу. Таскает его за ручку по дому, кричит "Миша, смотри!", "Миша, пошли!", читает ему книжки, помогает играть на айпаде, говорит на его языке и даже терпит, когда тот дубасит его со всей дури, не убегает, на дает сдачи, просто сжимается и терпит или зовет меня.
А Миша - мой ласковый зверек. Он обнимает меня так, словно это наш первый и последний раз, он все еще яростный сиськосос, но уже заметно отдает предпочтение объятиям, поцелуям, тактильному общению, щекоткам, укусам и всей той бескрайней нежности, которую я на него изливаю. Он говорит на своем особенном языке. В хорошем настроении он благодушно повторяет мои "папа", "баба", "дядя", но в совершенстве понимая наш язык, общаться он предпочитает на своем. И Мартишу ему обучил, а ведь если на языке говорят уже двое, то это самый настоящий новый язык. Обожает книги с окошечками, всю ту же еще Мартишину любимую когда-то книжку Сутеева про трех котят, вот уж ее я знаю наизусть. Совершенно поражает меня тем, как быстро учится всему, это хорошо видно на примере игрушек на айпаде, мне и в голову не приходит, что он сможет такое сделать, а он все знает и умеет! Сортирует, раскладывает, строит, угадывает последовательности, даже пытается считать по-английски. Смешно качает головой, когда "нет", и поднимает пальчик, когда "да". Танцует так, что немедленно хочется его поймать и съесть всего целиком с этими розовыми пятками и колечками кудряшек, которые я надеваю себе на пальцы, мое самое красивое украшение.
Я хочу быть мамой. До того, как все это случилось со мной, я не догадывалась, жизнь моя была другой и о другом. А теперь, зная уже, как быстро исчезает в прошлом все это время, что нам дано, время друг для друга, я так хочу не упустить ни мгновения. Они вырастают, я покупаю все новые и новые размеры, ставлю их к стене и рисую карандашом черточки над макушками, светлой и темной, и рядом по стене ползут эти черточки, снизу вверх, отмеряя наше прошлое, поднимаются в будущее. Я люблю их больше всего на свете, они наполняют меня, учат меня, благодаря им я нахожу в себе столько света и столько себя самой. Я только об одном прошу: пусть эти годы длятся долго. И пусть они радуются им так же сильно, как я.
Зима такая темная, мне совершенно не снимается, зато вот пленочка из октябрьского Цюриха.
За две недели болезней нашей неразлучности я успела многое осознать и прочувствовать. И, наверное, все это выше я написала именно потому, что осознала самое сейчас для меня главное. Больше нет границ между ними, мной и миром, все это сплелось и соединилось в сущность, которая есть моя семья. Мы прошли все эти этапы, начиная с момента, когда родился Миша, мои инстинкты отбросили меня назад, а Мартин оказался на перепутье, еще очень маленький, ранимый, вспыльчивый, мне казалось, он такой одинокий, но я не могла помочь, мы оба учились всему снова и поддерживали друг друга как умели, но совершенно точно должны были пройти этот нелегкий путь. И вот сейчас я ощущаю, как мы близки. Как мы оказались очерчены одним кругом, наши сердца бьются совсем рядом, наши руки тянутся друг к другу, наша любовь на троих накрывает меня с головой, а на четверых - вообще пронзает и обездвиживает все мое существо нежностью. И к этому стоило идти.
Мой взрослый мальчик. Сотканный из бесконечных "почему", "зачем", "как", пронизанный любопытством, которому под силу свернуть горы. "Мама, а что такое эмпатия?" "Мама, а где находится золотая пирамида?", "Мамочка, а почему ты это сделала?" - ворохом сыпется на меня целый день цветная мозаика, всерьез ставя под сомнение все мои знания, залежавшиеся в закромах мозга. Я снова учусь правильно строить определения, муштрую интернет в поисках ответов, советуюсь с гуглом и думаю, как объяснить вещи, чтобы он понял. А вы думали, работать мамой на полную ставку это легко? Это семечки и орешки? Накормить и поменять памперс (тоже, скажу я вам, тот еще челлендж)? Это самая трудная работа, на которую способен человек. Чтобы покрыть все области, в которых ты должен стать специалистом и при том очень хорошим, не хватит бесконечности пространства и времени. И нет треннингов, обучающих тому, как обучать ребенка, как помогать ему открывать мир, как сделать это ежедневное открытие как можно более безопасным. Никто не научит вас самому главному: как сделать так, чтобы ребенок рос счастливым. И нет команды, на которую можно переложить ответственность, нет возможности уволиться, сменить род деятельности, переквалифицироваться. И уж если ты любишь эту работу - а я люблю ее всем сердцем - то, считаю, это самое большое счастье твоей жизни.
В песочнице бабушка говорит внучке, указывая на Мартина: "Смотри, девочка строит домик!" Разумеется, мой мальчик слышит все и чешский он теперь понимает довольно хорошо. "Я не девочка!" - кричит он по-чешски, - "Я - Карпенко!" И я отворачиваюсь и глотаю слезы, пытаясь подавить истерический смех, который сотрясает все мое тело. Он никогда не теряет этой своей супер-силы, он никогда не перестает удивлять меня. Вдруг начинает с выражением рассказывать свою любимую книгу о том, как Финдус потерялся, наизусть, слово в слово, с моими интонациями! И оказывается, что он знает ее всю, от корки до корки. Строит невероятные дома, мосты и сооружения, не только из лего, вообще из всего, что попадет под руку. Говорит мне спасибо в ответ на любой мой добрый поступок, сочиняет истории, играет сам с собой все два часа, что я отдыхаю с Мишей. Любит Мишу, как он любит Мишу. Таскает его за ручку по дому, кричит "Миша, смотри!", "Миша, пошли!", читает ему книжки, помогает играть на айпаде, говорит на его языке и даже терпит, когда тот дубасит его со всей дури, не убегает, на дает сдачи, просто сжимается и терпит или зовет меня.
А Миша - мой ласковый зверек. Он обнимает меня так, словно это наш первый и последний раз, он все еще яростный сиськосос, но уже заметно отдает предпочтение объятиям, поцелуям, тактильному общению, щекоткам, укусам и всей той бескрайней нежности, которую я на него изливаю. Он говорит на своем особенном языке. В хорошем настроении он благодушно повторяет мои "папа", "баба", "дядя", но в совершенстве понимая наш язык, общаться он предпочитает на своем. И Мартишу ему обучил, а ведь если на языке говорят уже двое, то это самый настоящий новый язык. Обожает книги с окошечками, всю ту же еще Мартишину любимую когда-то книжку Сутеева про трех котят, вот уж ее я знаю наизусть. Совершенно поражает меня тем, как быстро учится всему, это хорошо видно на примере игрушек на айпаде, мне и в голову не приходит, что он сможет такое сделать, а он все знает и умеет! Сортирует, раскладывает, строит, угадывает последовательности, даже пытается считать по-английски. Смешно качает головой, когда "нет", и поднимает пальчик, когда "да". Танцует так, что немедленно хочется его поймать и съесть всего целиком с этими розовыми пятками и колечками кудряшек, которые я надеваю себе на пальцы, мое самое красивое украшение.
Я хочу быть мамой. До того, как все это случилось со мной, я не догадывалась, жизнь моя была другой и о другом. А теперь, зная уже, как быстро исчезает в прошлом все это время, что нам дано, время друг для друга, я так хочу не упустить ни мгновения. Они вырастают, я покупаю все новые и новые размеры, ставлю их к стене и рисую карандашом черточки над макушками, светлой и темной, и рядом по стене ползут эти черточки, снизу вверх, отмеряя наше прошлое, поднимаются в будущее. Я люблю их больше всего на свете, они наполняют меня, учат меня, благодаря им я нахожу в себе столько света и столько себя самой. Я только об одном прошу: пусть эти годы длятся долго. И пусть они радуются им так же сильно, как я.
Зима такая темная, мне совершенно не снимается, зато вот пленочка из октябрьского Цюриха.