Еду в побрякивающем трамвае, старом таком, с пышными сиденьями из кожзама. С кучей вещей как всегда, сумок и авосек. Трамвай не забит под завязку, но все сидячие места заняты. За окнами летняя природа, городские окраины, пышная зелень, бодрые промзоны, серебрящиеся водой пруды. Трамвай поворачивает, и в поле зрения попадает чёрная геометрически правильная туча, контрастирующая с берлинской лазурью неба. Вороново крыло тучи постепенно опускается всё ниже и становится видна сетчатая паутинообразная структура с висящими излучателями, похожими на старые граммофонные рупоры, как у кого-то из сюрреалистов. По умолчанию понятно, что земля захвачена инопланетянами и кровавый террор начнётся, едва паутина затянет всё небо.
Когда трамвай подъезжает к моему кварталу, я начинаю суетиться, собирая свои кутули, роняя что-то из рук, обнаруживая свои свёртки на чужих сиденьях. Рядом со мной кто-то из моих родственников, я не вижу его из-за толкотни других пассажиров, но чувствую его присутствие.
Наконец с грехом пополам мы выходим и оказываемся в ряду торговых галерей, полных спешащими людьми, среди которых в глаза бросаются две эффектные, никуда не торопящиеся блондинки, которые довольно громко обсуждают паломничество к какому-то гуру, который помогает перейти на другую сторону - туда, где чистое небо.
Мы стараемся не упустить блондинок из виду, бежим за ними по коридорам, а потом и улицам, пока не выбегаем за город. Блондинки едут в белом кидиллаке по петляющему среди полей и мусорных терриконов грейдеру, мы едем напрямки на велосипедах, поэтому почти от них не отстаём. Насыщенность красок окружающей нас обстановки поражает: жжёная сиена вспаханного поля, изумрудная зелень лопухов, коричневый марс собачьих фекалий, киноварь и ультрамарин мусора на свалках, лимонный кадмий одуванчиков, свинцовые белила облаков, умбра заборов, краплак слив и кармин яблок в садах...
Вслед за грамурными кисами мы оказываемся в каменистом ущелье, переходящим в узкий лаз, солнечный свет постепенно угасает и мы попадаем в старые горные выработки, осовремененные листами бумаги А4 со стрелками, указывающими направление, и отксеренными портретами гуру (выглядящим как аватара _исурка_ ). Навстречу нам попадаются радостно-возбужденные люди, очевидно уже получившие наставления, и мы с остальной толпой продвигаемся дальше по широким коридорам каменоломен, увитых яркими бумажными цветами. Блондинки теряются в людском водовороте, а мы замечаем, что наряду с людьми от гуру становится всё больше лежащих около стен человеческих тел, не подающих признаков жизни. В конце пути перед нами открывается заурядный зал типа советской рабочей столовки со щербатыми, крашеными светлой масляной краской стенами, рядами стоят дермантиновые столовские стулья, всё похоже на подготовку к профсоюзному собранию; слышен повелительно-вкрадчивый голос гуру, но ЧТО он говорит, остаётся за гранью сознания, поскольку меня удивляет некоторая нелепость обстанвки: в середине зала слегка возвышается топорно сколоченная кафедра, позади неё стена, заваленная трупами с торчащими из тел стрелами и копьями, некоторые останки просто вколочены в штукатурку немилосердным ударом; привлекает внимание женщина средних лет, которая припадая на ногу неспешно крутится вокруг собственной оси, трясёт головой и, похлопывая себя по уху, жалобно дребезжит "...что-то я плохо слышу, что-то я плохо слышу..." Из другого уха у неё торчит полуотломанное оперение глубоко впившейся стрелы. До меня доходит - если гуру не нравится вопрос посетителя, кара следует незамедлительно. Я оглядываю зал, народу осталось совсем немного, очередь вот-вот дойдёт до меня. Меня интересует только один вопрос - КАК Я УМРУ? Будет ли доволен этим гуру или решит вопрос на месте? Внезапно картинка начинает тускнеть и размываться, наползает сумрак и ниоткуда звучит голос "Помни об автобусе". Всё окончательно гаснет, но я жива и просыпаюсь. По-видимому, ответ получен.