Лиза Си Девушки из Шанхая.
... история эмигрантов это всегда история тоски, история зова крови и ветра перемен, сносящего все на своем пути. И очень чувствуется, когда интерес к написанию семейной саги произрастает из собственных семейных корней автора, его интереса к тому, как жила ее семья и такие же как они в те времена, о которых рассказывают до сих пор не всем и не все, тогда история со всеми ее шепотами и криками становится значительно более живой.
Автор этой книги Лиза Си - наполовину китаянка, провела значительную часть своего детства в Чайна-Тауне Лос-Анжелеса с семьей отца. И она сама пишет, что ей очень хотелось в этой книге воссоздать ощущения тех мест и людей, которых больше нет. Рассказать их истории.
И у нее это получилось.
Героини этой книги Перл и Мэй Цинь впервые стречаются с читателем в то время, когда Шанхай был азиатским Парижем. Они молоды и самостоятельны, их семья не бедствует, они позируют для календарей и ведут почти европейский образ жизни.
Вот, что об этом говорит сама Перл:
***
Мне двадцать один год, а Мэй восемнадцать. Мы молоды, мы прелестны и живем в азиатском Париже.
Мы шумно сбегаем по лестнице, торопливо прощаемся с родителями и выходим в шанхайскую ночь. Наш дом располагается в районе Хункоу, за речкой Сучжоу. Это не на территории Международного сеттльмента, но мы верим, что в случае враждебного вторжения нас защитят. Нас нельзя назвать очень богатыми людьми, но тут ведь смотря с чем сравнивать. По британским, американским или японским меркам мы едва сводим концы с концами. Однако, несмотря на то что некоторые из наших соотечественников богаче, чем многие иностранцы, вместе взятые, по шанхайским меркам мы считаемся обладателями целого состояния. Мы принадлежим к гаодэн хуажэнь - высшему слою китайского общества, которому свойственно чжун ян, поклонение всему иностранному. Это выражается как в нашей любви к кинематографу, сыру и бекону, так и в том, что мы переделываем свои имена на западный манер. Для представителей буржуазного класса - бу-эр-цяо-я - мы достаточно богаты, и семеро наших слуг по очереди обедают на крыльце, чтобы проходящие мимо рикши и попрошайки видели, что у тех, кто работает на семью Цинь, всегда есть кусок хлеба и надежная крыша над головой.
На углу улицы мы торгуемся с полуодетыми босоногими рикшами. Сговорившись о цене, мы забираемся в повозку и устраиваемся бок о бок.
- К Французской концессии, - приказывает Мэй.
Мускулы юноши напрягаются от усилия, которое требуется, чтобы сдвинуть повозку с места. Вскоре он находит удобный для себя темп, и его плечи и спина немного расслабляются. Он тянет нашу повозку, словно лошадь, я же чувствую необычайную легкость. Днем я не могу никуда выйти без солнечного зонта. Но по ночам нет нужды беспокоиться о цвете кожи. Я расправляю плечи, делаю глубокий вдох и гляжу на Мэй. Она так беспечна, что позволяет своему чонсаму развеваться по ветру, обнажая бедро. В целом мире достоинствам этой кокетки - ее смеху, чудесной коже и завораживающему голосу - не нашлось бы лучшего применения, чем в Шанхае.
Мы переходим по мосту через Сучжоу и поворачиваем направо, удаляясь от реки Хуанпу, пахнущей нефтью, водорослями, углем и нечистотами. Я люблю Шанхай. Он не похож на другие китайские города. Здесь вместо глазурованных черепичных крыш в виде ласточкиных хвостов в небеса устремляются тянь да лоу - «дома высотой до неба». Вместо круглых лунных ворот, прихотливых решетчатых окон, экранов, охраняющих от злых духов, и красных лаковых столбов здесь высятся строгие здания в неоклассическом стиле с матовым стеклом и чугунными украшениями в стиле ар-деко. Вместо бамбуковых рощ, ручьев и ивовых ветвей, опускающихся в пруды, здесь повсюду стоят европейского вида особняки с чистыми фасадами и элегантными балконами - вокруг них ровными рядами растут кипарисы, а аккуратно подстриженные газоны пестрят клумбами. В Старом городе все еще сохранились храмы и сады, но весь остальной Шанхай поклоняется богам торговли, достатка, промышленности и греха. В городе есть огромные товарные склады, беговые круги для гончих собак и лошадей, бесконечные кинематографы и клубы, где танцуют, пьют и занимаются сексом. В Шанхае уживаются миллионеры, попрошайки, гангстеры, игроки, патриоты, революционеры, художники, военачальники и семья Цинь.
Перед тем как свернуть на Бабблинг-Велл-роуд, рикша везет нас по узким переулкам, которые, однако, достаточно широки, чтобы вместить пешеходов, рикш и повозки, снабженные скамейками для перевозки пассажиров за соответствующую плату. Возчик трусит по элегантному бульвару, не страшась «шевроле», «даймлеров» и «изота-фраскини», с рычанием проносящихся мимо. Когда мы, повинуясь сигналу светофора, останавливаемся, на дорогу высыпают маленькие попрошайки, окружают повозку и дергают нас за одежду. От них пахнет смертью и упадком, имбирем и жареной уткой, французскими духами и ладаном. Громкие голоса урожденных шанхайцев, проворное щелканье счетов и грохот, с которым движутся повозки, сливаются в единую мелодию, которая говорит мне, что я дома.
****
Однако все меняется резко и ветер перемен скоро начинает напоминать ураган, который сметет привычное и занесет сестер очень далеко... по дорогам воюющей страны и в лагерь для эмигрантов, в вынужденное замужество и в Голливуд... И в ней много про отношения между людьми, о том, что часто жертвы, которые люди приносят друг другу, оцениваются обеими сторонами в этом обмене совсем по разному, хотя узнать об этом иногда им случается довольно поздно.
Книга очень кинематографична - в ней много звуков, образов и запахов, и я не удивлюсь, если по ней снимут фильм. Очень хорош и перевод Дарьи Горяниной.
Книга выложена на флибусте.
А если вы больше любите книги в бумажном варианте, она издана довольно недавно.