1001 ночь
Без малого два с половиной столетия прошло с тех пор, как Европа
впервые познакомилась с арабскими сказками "Тысячи и одной ночи" в
вольном и далеко не полном французском переводе Галлана, но и теперь они
пользуются неизменной любовью читателей. Течение времени не отразилось
на популярности повестей Шахразады; наряду с бесчисленными перепечатками
и вторичными переводами с издания Галлана вплоть до наших дней вновь и
вновь появляются публикации "Ночей" на многих языках мира в переводе
прямо с оригинала.
Предисловие Салье к 1001 ночи
Помните, я писала что взялась перечитывать сказки 1001 ночи ...
вот в этом переводе Салье.
Для тех, кому интересно, вот сайт, где выложены все сказки:
http://www.sheherazade.ru/
Предисловие Салье к 1001 ночи - продолжение
Велико было влияние "Тысячи и одной ночи" на твор-
чество различных писателей - Монтескье, Виланда, Гауфа, Теннисона, Дик-
кенса. Восхищался арабскими сказками и Пушкин. Впервые познакомившись с
некоторыми из них в вольном переложении Сенковского, он заинтересовался
ими настолько, что приобрел одно из изданий перевода Галлана, которое
сохранилось в его библиотеке.
Трудно сказать, что больше привлекает в сказках "Тысячи и одной ночи"
- занимательность сюжета, причудливое сплетение фантастического и ре-
ального, яркие картины городской жизни средневекового арабского Востока,
увлекательные описания удивительных стран или живость и глубина пережи-
ваний героев сказок, психологическая оправданность ситуаций, ясная, оп-
ределенная мораль. Великолепен язык многих повестей - живой, образный,
сочный, чуждый обиняков и недомолвок. Речь героев лучших сказок "Ночей"
ярко индивидуальна, у каждого из них свой стиль и лексика, характерные
для той социальной среды, из которой они вышли.
Что же такое "Книга тысячи и одной ночи", как и когда она создава-
лась, где родились сказки Шахразады?
"Тысяча и одна ночь" не есть произведение отдельного автора или сос-
тавителя, - коллективным творцом является весь арабский народ. В том ви-
де, в каком мы ее теперь знаем, "Тысяча и одна ночь" - собрание сказок
на арабском языке, объединенных обрамляющим рассказом о жестоком царе
Шахрияре, который каждый вечер брал себе новую жену и на утро убивал ее.
История возникновения "Тысячи и одной ночи" до сих пор далеко не выясне-
на; истоки ее теряются в глубине веков.
Первые письменные сведения об арабском собрании сказок, обрамленных
повестью о Шахрияре и Шахразаде и называвшемся "Тысяча ночей" или "Тыся-
ча одна ночь", мы находим в сочинениях багдадских писателей X века - ис-
торика аль-Масуди и библиографа аи-Надима, которые говорят о нем, как о
давно и хорошо известном произведении. Уже в те времена сведения о про-
исхождении этой книги были довольно смутны и ее считали переводом пер-
сидского собрания сказок "Хезар-Эфсане" ("Тысяча повестей"), будто бы
составленного для Хумаи, дочери иранского царя Ардешира (IV век до н.э).
Содержание и характер арабского сборника, о котором упоминают Масуди и
анНадим, нам неизвестны, так как он не дошел до наших дней.
Свидетельство названных писателей о существовании в их время арабской
книги сказок "Тысячи и одной ночи" подтверждается наличием отрывка из
этой книги, относящегося к IX веку. В дальнейшем литературная эволюция
сборника продолжалась вплоть до XIV-XV веков. В удобную рамку сборника
вкладывались все новые и новые сказки разных жанров и разного социально-
го происхождения. О процессе создания таких сказочных сводов мы можем
судить по сообщению того же анНадима, который рассказывает, что старший
его современник, некий Абд-Аллах аль-Джахшияри - личность, кстати ска-
зать, вполне реальная - задумал составить книгу из тысячи сказок "ара-
бов, персов, греков и других народов", по одной на ночь, объемом каждая
листов в пятьдесят, но умер, успев набрать только четыреста восемьдесят
повестей. Материал он брал главным образом от профессионалов-сказочни-
ков, которых сзывал со всех концов халифата, а также из письменных ис-
точников.
Сборник аль-Джахшияри до нас не дошел, не сохранились также и другие
сказочные своды, называвшиеся "Тысяча и одна ночь", о которых скупо упо-
минают средневековые арабские писатели. По составу эти собрания сказок,
по-видимому, отличались друг от друга, общим у них было лишь заглавие и
сказкарамка.
В ходе создания таких сборников можно наметить несколько последова-
тельных этапов.
Первыми поставщиками материала для них были профессиональные народные
сказители, рассказы которых первоначально записывались под диктовку с
почти стенографической точностью, без всякой литературной обработки.
Большое количество таких рассказов на арабском языке, записанных еврейс-
кими буквами, хранится в Государственной Публичной библиотеке имени Сал-
тыкова-Щедрина в Ленинграде; древнейшие списки относятся к XI-XII векам.
В дальнейшем эти записи поступали к книготорговцам, которые подвергали
текст сказки некоторой литературной обработке. Каждая сказка рассматри-
валась на этой стадии не как составная часть сборника, а в качестве со-
вершенно самостоятельного произведения; поэтому в дошедших до нас перво-
начальных вариантах сказок, включенных впоследствии в "Книгу тысячи и
одной ночи", разделение на ночи еще отсутствует. Разбивка текста сказок
происходила на последнем этапе их обработки, когда они попадали в руки
компилятора, составлявшего очередной сборник "Тысячи и одной ночи". При
отсутствии материала на нужное количество "ночей" составитель пополнял
его из письменных источников, заимствуя оттуда не только мелкие рассказы
и анекдоты, но и длинные рыцарские романы.
Последним таким компилятором был и тот неизвестный по имени ученый
шейх, который составил в XVIII веке в Египте наиболее позднее по времени
собрание сказок "Тысячи и одной ночи". Самую значительную литературную
обработку получили сказки также в Египте, двумя или тремя столетиями
раньше. Эта редакция XIV - XVI веков "Книги тысяча и одной ночи", обычно
называемая "египетской", - единственная, сохранившаяся до наших дней -
представлена в большинстве печатных изданий, а также почти во всех из-
вестных нам рукописях "Ночей" и служит конкретным материалом для изуче-
ния сказок Шахразады.
От предшествующих, возможно, более ранних сводов "Книги тысячи и од-
ной ночи" сохранились лишь одиночные сказки, не входящие и "египетскую"
редакцию и представленные в немногих рукописях отдельных томов "Ночей"
или существующие в виде самостоятельных рассказов, имеющих, однако, -
разделение на ночи. К числу таких рассказов относятся наиболее популяр-
ные у европейских читателей сказки: "Аладдин и волшебная лампа", "Али
Баба и сорок разбойников" и некоторые другие; арабский оригинал этих
сказок имелся в распоряжении первого переводчика "Тысячи и одной ночи"
Галлана, по переводу которого они и стали известны в Европе.
При исследовании "Тысячи и одной ночи" каждую сказку надлежит расс-
матривать особо, так как органической связи между ними нет, и они до
включения в сборник долгое время существовали самостоятельно. Попытки
объединить некоторые из них в группы по месту их предполагаемого проис-
хождения - из Индии, Ирана или Багдада - недостаточно обоснованы. Сюжеты
рассказов Шахразады сложились из отдельных элементов, которые могли про-
никнуть на арабскую почву из Ирана или Индии независимо один от другого;
на своей новой родине они обросли чисто туземными наслоениями и издревле
стали достоянием арабского фольклора. Так, например, случилось с обрам-
ляющей сказкой: придя к арабам из Индии через Иран, она утратила в устах
сказочников многие первоначальные черты.
Более целесообразным, нежели попытку группировать, скажем, по геогра-
фическому принципу, следует считать принцип объединения их, хотя бы ус-
ловно, в группы по времени создания или же по принадлежности к соци-
альной среде, где они бытовали. К древнейшим, самым устойчивым сказкам
сборника, возможно существовавшим в той или иной форме уже в первых ре-
дакциях в IX-Х веках, можно отнести те рассказы, в которых сильней всего
проявляется элемент фантастики и действуют сверхъестественные существа,
активно вмешивающиеся в дела людей. Таковы сказки "О рыбаке и духе", "О
коне из черного дерева" и ряд других. За свою долгую литературную жизнь
они, по-видимому, многократно подвергались литературной обработке; об
этом свидетельствует и их язык, претендующий на известную изысканность,
и обилие поэтических отрывков, несомненно вкрапленных в текст редактора-
ми или переписчиками.
Более позднего происхождения группа сказок, отражающих жизнь и быт
средневекового арабского торгового города. Как это видно из некоторых
топографических подробностей, действие в них разыгрывается главным обра-
зом в столице Египта - Каире. В основе этих новелл лежит обычно ка-
кая-нибудь трогательная любовная история, осложненная различными приклю-
чениями; действующие в ней лица принадлежат, как правило, к торговой и
ремесленной знати. По стилю и языку сказки этого рода несколько проще
фантастических, но и в них много стихотворных цитат преимущественно эро-
тического содержания. Интересно, что в городских новеллах наиболее яркой
и сильной личностью зачастую является женщина, смело ломающая преграды,
которые ставит ей гаремная жизнь. Мужчина же, обессиленный развратом и
праздностью, неизменно выведен простаком и обречен на вторые роли.
Другая характерная черта этой группы сказок - резко выраженный анта-
гонизм между горожанами и кочевниками-бедуинами, которые обычно являются
в "Книге тысячи и одной ночи" предметом самых едких насмешек.
К лучшим образцам городских новелл принадлежат "Повесть о любящем и
любимом", "Рассказ о трех яблоках" (включающий и "Рассказ о везире
Нур-ад-дине и его брате"), "Сказка о Камар-аз-Замане и жене ювелира", а
также большинство рассказов, объединяемых "Сказкой о горбуне".
Наконец наиболее поздними по времени создания являются сказки плу-
товского жанра, по-видимому включенные в сборник в Египте, при его пос-
ледней обработке. Рассказы эти тоже сложились в городской среде, но от-
ражают уже жизнь мелких ремесленников, поденных рабочих и бедняков, пе-
ребивающихся случайными заработками. В этих сказках с наибольшей яр-
костью отразился протест угнетенных слоев населения средневекового вос-
точного города. В каких курьезных формах выражался подчас этот протест
видно, например, из "Рассказа о Ганиме ибн Айюбе" (см. наст. изд., т.
II, стр. 15), где раб, которого его господин хочет отпустить на волю,
доказывает, ссылаясь на книги законоведов, что тот не имеет права это
сделать, так как не научил своего раба никакому ремеслу и освобождением
обрекает последнего на голодную смерть.
Для плутовских сказок характерна едкая ирония изображения представи-
телей светской власти и духовенства в самом неприглядном виде. Сюжетом
многих таких повестей является сложное мошенничество, имеющее целью не
столько ограбить, сколько одурачить какого-нибудь простака. Блестящие
образцы плутовских рассказов - "Повесть о Далиле-хитреце и Али-Зейбаке
каирском", изобилующая самыми невероятными приключениями, "Сказка об
Ала-ад-дине Абу-ш-Шамате", "Сказка о Маруфе-башмачнике".
Рассказы этого типа попали в сборник непосредственно из уст сказите-
лей и подверглись лишь незначительной литературной обработке. На это
указывает прежде всего их язык, не чуждый диалектизмов и разговорных
оборотов речи, насыщенность текста диалогами, живыми и динамичными, как
будто прямо подслушанными на городской площади, а также полное от-
сутствие любовных стихов - слушатели таких сказок, видно, не были охот-
никами до сентиментальных поэтических излияний. Как по содержанию, так и
по форме, плутовские рассказы представляют одну из ценнейших частей соб-
рания.
Кроме сказок упомянутых трех категорий, в "Книгу тысячи и одной ночи"
входит ряд крупных произведений и значительное количество небольших по
объему анекдотов, несомненно заимствованных составителями из различных
литературных источников. Таковы огромные рыцарские романы: "Повесть о
царе Омаре ибн ан-Нумане", "Рассказ об Аджибе и Гарибе", "Рассказ о ца-
ревиче и семи везирях", "Сказка о Синдбаде-мореходе" и некоторые другие.
Таким же путем попали туда назидательные притчи и повести, проникнутые
идеей о бренности земной жизни ("Повесть о медном городе"), назида-
тельные рассказывопросники типа "Зерцал" (рассказ о мудрой девушке Та-
ваддуд), анекдоты о знаменитых мусульманских мистиках-суфиях и т.п. Мел-
кие повестушки, как уже упомянуто, по-видимому, были добавлены состави-
телями, чтобы заполнить нужное количество ночей.
Сказки той или иной группы, родившись в определенной социальной сре-
де, естественно имели в данной среде наибольшее распространение. В этом
прекрасно отдавали себе отчет и сами компиляторы и редакторы сборника, о
чем свидетельствует такая пометка, переписанная в одну из поздних руко-
писей "Ночей" с более древнего оригинала: "Рассказчику надлежит расска-
зывать в соответствии с тем, кто его слушает. Если это простолюдины,
пусть он передает повести из "Тысячи и одной ночи" о простых людях - это
повести в начале книги (имеются, очевидно, в виду сказки плутовского
жанра. - М.С.), а буде эти люди относятся к правителям, то надлежит
рассказывать им повести о царях и сражениях между витязями, а эти повес-
ти - в конце книги".
Такое же указание мы находим и в самом тексте "Книги" - в "Сказке о
Сейф-аль-Мулуке", попавшей в сборник, по-видимому, на довольно позднем
этапе его эволюции. Там говорится, что некий сказочник, который один
только знал эту сказку, уступая настойчивым просьбам, соглашается дать
ее переписать, но ставит переписчику такое условие: "Не рассказывай этой
сказки на перекрестке дорог или в присутствии женщин, рабов, рабынь,
глупцов и детей. Читай ее у эмиров [1], царей, везирей и людей знания из
толкователей Корана и других".
У себя на родине сказки Шахразады в разных социальных слоях издревле
встречали разное отношение. Если в широких народных массах сказки всегда
пользовались огромной популярностью, то представители мусульманской схо-
ластической науки и духовенства, блюстители "чистоты" классического
арабского языка неизменно отзывались о них с нескрываемым презрением.
Еще в X веке ан-Надим, говоря о "Тысяче и одной ночи", пренебрежительно
замечал, что она написана "жидко и нудно". Тысячу лет спустя у него тоже
нашлись последователи, которые объявляли этот сборник пустой и вредной
книгой и пророчили ее читателям всевозможные беды. Иначе смотрят на
сказки Шахразады представители передовой арабской интеллигенции. Призна-
вая в полной мере большую художественную и историко-литературную цен-
ность этого памятника, литературоведы Объединенной Арабской Республики и
других арабских стран углубленно и всесторонне изучают его.
Отрицательное отношение к "Тысячи и одной ночи" реакционно настроен-
ных арабских филологов XIX века печально отразилось на судьбе ее печат-
ных изданий. Научного критического текста "Ночей" еще не существует;
первое полное издание сборника, выпущенное в Булаке, под Каиром, в 1835
году и неоднократно перепечатанное впоследствии, воспроизводит так назы-
ваемую "египетскую" редакцию. В булакском тексте язык сказок претерпел
под пером анонимного "ученого" богослова значительную обработку; редак-
тор стремился приблизить текст к классическим нормам литературной речи.
В несколько меньшей мере деятельность обработчика заметна в калькуттском
издании, опубликованном английским ученым Макнатеном в 1839-1842 годах,
хотя и там тоже представлена египетская редакция "Ночей".
Булакское и калькуттское издания положены в основу существующих пере-
водов "Книги тысячи и одной ночи". Исключение составляет лишь упомянутый
выше неполный французский перевод Галлана, осуществленный в XVIII веке
по рукописным источникам. Как мы уже говорили, перевод Галлана послужил
оригиналом для многочисленных переводов на другие языки и более ста лет
оставался единственным источником знакомства с арабскими сказками "Тыся-
чи и одной ночи" в Европе.
Среди других переводов "Книги" на европейские языки следует упомянуть
английский перевод части сборника, выполненный непосредственно с арабс-
кого оригинала известным знатоком языка и этнографии средневекового
Египта - Вильямом Лэном. Перевод Лэна, несмотря на его неполноту, можно
считать лучшим из существующих английских переводов по точности и добро-
совестности, хотя язык его несколько труден и высокопарен.
Другой английский перевод, выполненный в конце 80-х годов прошлого
века известным путешественником и этнографом Ричардом Бертоном, пресле-
довал совершенно определенные, далекие от науки цели. В своем переводе
Бертон всячески подчеркивает все сколько-нибудь непристойные места ори-
гинала, выбирая самое резкое слово, наиболее грубый вариант, придумывая
и в области языка необычайные сочетания слов архаических и ультрасовре-
менных.
Наиболее ярко отразились тенденции Бертона в его примечаниях. Наряду
с ценными наблюдениями из быта ближневосточных народов они содержат ог-
ромное количество "антропологических" комментариев, многословно растол-
ковывающих всякий попадающийся в сборнике непристойный намек. Нагромож-
дая грязные анекдоты и подробности, характерные для современных ему нра-
вов пресыщенных и скучающих от безделья европейских резидентов в арабс-
ких странах, Бертон стремится оклеветать весь арабский народ и пользует-
ся этим для защиты пропагандируемой им политики хлыста и винтовки.
Тенденция подчеркнуть все мало-мальски фривольные черты арабского
подлинника характерна и для французского шестнадцатитомного перевода
"Книги тысячи и одной ночи", законченного в первые годы XX века Ж. Мард-
рюсом.
Из немецких переводов "Книги" новейшим и лучшим является шеститомный
перевод известного семитолога Э. Лиггмана, впервые изданный в конце 20-х
годов нашего века.
История изучения переводов "Книги тысячи и одной ночи" в России может
быть изложена очень кратко.
До Великой Октябрьской революции русских переводов непосредственно с
арабского не было, хотя переводы с Галлана начали появляться уже в 60-х
годах XVIII века. Лучший из них - перевод Ю. Доппельмайер, вышедший в
конце XIX века.
Несколько позже был напечатан перевод Л. Шелгуновой, выполненный с
сокращениями с английского издания Лэна, а лет через шесть после этого
появился анонимный перевод с издания Мардрюса - самый полный из сущест-
вовавших тогда сборников "Тысячи и одной ночи" на русском языке.
В 1929-1938 годах был опубликован восьмитомный русский перевод "Книги
тысячи и одной ночи" непосредственно с арабского, сделанный М. Салье под
редакцией академика И. Ю. Крачковского по калькуттскому изданию.
Переводчик и редактор стремились по мере сил сохранить в переводе
близость к арабскому оригиналу как в отношении содержания, так и по сти-
лю. Лишь в тех случаях, когда точная передача подлинника была несовмес-
тима с нормами русской литературной речи, от этого принципа приходилось
отступать. Так при переводе стихов невозможно сохранить обязательную по
правилам арабского стихосложения рифму, которая должна быть единой во
всем стихотворении, переданы лишь внешняя структура стиха и ритм.
Предназначая эти сказки исключительно для взрослых, переводчик остал-
ся верен стремлению показать русскому читателю "Книгу тысячи и одной но-
чи" такой, как она есть, и при передаче непристойных мест оригинала. В
арабских сказках, как и в фольклоре других народов, вещи наивно называ-
ются своими именами, и в большинство скабрезных, с нашей точки зрения,
подробностей не вкладывается порнографического смысла, все эти подроб-
ности носят характер скорее грубой шутки, чем нарочитой непристойности.
В настоящем издании отредактированный И. Ю. Крачковским перевод печа-
тается без значительных изменений, с сохранением основной установки на
максимально возможную близость к оригиналу. Язык перевода несколько об-
легчен - смягчены излишние буквализмы, кое-где расшифрованы не сразу по-
нятные идиоматические выражения.
М. САЛЬЕ