Постлето
Самое ценное, что случилось со мной этим летом - это разные люди. Обычно я воспринимаю лето, как возможность свалить подальше от людей, а в этом году особенно - после зимы и весны, наполненных самыми разнообразными, но по большей части неприятными событиями, когда приходилось постоянно сталкиваться с людьми, одержимыми нездоровыми идеями, людьми, считающими, что насилие - отличный выход из любой ситуации, людьми, уставшими от жизни, не верящими в светлое будущее, питающими отвращения к самим себе, людьми, которых чертова система почти что сожрала.
В середине лета я приехала в Москву и случайно попала на лекцию Артура Аристаркисяна. Он сказал "Мы все больны". После Памира эта мысль показалась мне очень яркой и верной.
Там, на Памире, всё было вообще идеально. И ощущение, что "все больны" посетило меня прямо в аэропорту Домодедово, куда мы прилетели из Душанбе. Таджики, с которыми мы летели в самолете, из гостеприимных улыбчивых жителей солнечных высокогорных кишлаков превратились в подозрительных и забитых "гостей из Средней Азии", на которых работники аэропорта орут и к которым менты обращаются на "ты". Это превращение заняло считаные минуты и было для меня таким своеобразным "добро пожаловать на родину".
Я немедленно вспомнила, как, коротая время в овд "Замоскворечье", мы разговорились с задержанной таджичкой. Она рассказывала, какое прекрасное место Таджикистан и как ей хотелось бы там жить. К сожалению, говорила она, жить там постоянно невозможно. Составлявший протокол мент непрерывно грубил и вообще не церемонился с ней. Теперь я могу представить, как выглядела бы наша встреча у неё на родине. Она накормила бы нас лучшим, что у неё есть, рассказала бы как любит Россию и как благодарна русским. Мы переночевали бы в её доме, а утром пошли бы дальше, и вечером пришли бы в другой случайный дом, где нам опять были бы рады незнакомые люди. И это не преувеличение, именно так и выглядит путешествие на Памире. Если ты хочешь выпить чаю, поесть или наступает ночь, а у тебя нет палатки - достаточно спуститься в кишлак или прийти в кошару.
И вообще все, с кем мне доводилось иметь дело в нашей памирской экспедиции, были чудесны и участвовали в создании небольшого идеального мира, в котором было невероятно хорошо и спокойно. Уходя утром в горы в одиночку, я предвкушала прекрасный день, полный замечательных впечатлений и общения с горами один на один, а уезжая на несколько дней в более отдалённые ущелья в хорошей компании, думала о том, как мне повезло, что рядом такие замечательные люди. А оставшиеся всегда радовались нашему возвращению и волновались, если нас долго не было.
Вернувшись из этого идеального мира в Москву, я пошла на суд к Pussy Riot, и там меня чуть не свинтили. Это настолько противоречило моему внутреннему постпамирскому состоянию, что я поскорей свалила на Белое море. Там тоже был совершенно идеальный мир - несмотря на постоянные дожди и штормы, которые не давали нормально работать. Мы почти круглые сутки сидели в теплой избушке на берегу моря. Коллеги разбирали гнёзда, а я ковыряла однолетники и сушила гербарий. Иногда мы пытались совершить вылазку на острова, но, не считая нескольких по-настоящему ударных дней, это почти не удавалось. К трём часам ночи мы заканчивали работать и шли на кухню гонять чаи. К четырём часам, покончив с чаем, мы встречали рассвет, топили печку и ложились спать. Постепенно ночи серели и под конец мы стали зажигать свечку по время ночных посиделок. Уезжая, я пообещала вернуться в сентябре. Теперь я дергаюсь, но, видимо, не поеду.
К сожалению, из памирской поездки у меня почти нет фотографий людей. Фоткать местных жителей я стеснялась, также как и коллег по экспедиции. Имея дело с малознакомыми людьми, я всегда боюсь, что они пропалят тот факт, что они значат для меня гораздо больше, чем я для них.)