Дуче и греки - 2
- неофициальный мини-цикл, первая часть лежит тут.
«Фескозакидательское» настроение фашистской верхушки самым плачевным образом сказалось на подготовке к захвату Греции.
Беспокоились о чем угодно - об английской авиации и германской реакции - но только не из-за того, что греки сумеют дать отпор. Ведь сосредоточенная в Албании группировка располагала козырным тузом в виде танковой дивизии, сотня грозных танкеток которой должна была смять любое сопротивление.
Так, по крайней мере, считали в Риме.
И действительно, первые дни итальянцы наступали достаточно успешно - лучше, чем в какой-либо своей операции до и после этой кампании. Но этого оказалось недостаточно.
Проведя мобилизацию и сковав атакующих рядом упорных оборонительных боев, греческие войска перешли в контрнаступление и к началу ноября 1940 года отбросили итальянцев назад, в албанское вице-королевство.
Лучшие в мира танкетки были потеряны среди холмов, элитная горная дивизия позорно бежала, а вспомогательные албанские войска подняли мятеж.
Начавшиеся «внезапно» холода привели к десяткам тысяч обморожений, окончательно добив моральный дух итальянкой армии, оказавшейся вынужденной воевать на три фронта сразу: с греками, албанцами и Муссолини.
Последний был опаснее всего.
Дуче буквально агонизировал, изливая ненависть ко всему живому. Греции он грозил своими бомбардировщиками, обещая стирать с лица земли город за городом. Итальянцам, которые так унизили его перед всем миром, Муссолини пообещал региональную сегрегацию: «негодный человеческий материал» из южной части страны не должен был больше позорить собой ряды армии, его место у станка или за плугом.
Последнее решение, так никогда и не проведенное в жизни, стало плодом поспешности, ответственность за которую во многом нес сам Муссолини. После того, как события на Греческом (или Албанском) фронте стали принимать «трагический оборот», дуче приказал направлять в Албанию всех, кого можно - и скорее, сейчас, немедленно!
Блестящая работа итальянского генерального штаба сделала все остальное: в Албанию прибывали наскоро сколоченные пехотные части, состоявшие из уроженцев Южной Италии - без артиллерии, автотранспорта и зимней одежды. Командование тут же гнало их на фронт, где они, естественно, несли тяжелые потери.
Не принимая во внимание такие «детали», Муссолини требовал от своих генералов переломить настрой войск, придавая «психологическому аспекту» решающий характер. Где сила воли, где римские доблести? - возмущался он, узнавая о новых неудачах на Балканах.
Уязвил дуче и фюрер, в конце ноября приславший в Рим одно из самых своих жестких писем. Репутация Оси подорвана, - писал Гитлер, - британские корабли и самолеты преспокойно расположились в Греции, а испанцы и другие дружественные нейтралы крайне обеспокоены.
Надо было отвечать, но что?
Муссолини выразил сожаление, что не посоветовался с Гитлером раньше, отправил в Албанию нового начальника генштаба Уго Кавальеро и неофициально заговорил о возможности… заключить мир с Грецией. Немыслимо, признавал он, но Италия проигрывает войну «пастушьему народу».
А британская авиация действительно усилила свою активность.
В середине ноября внезапная атака торпедоносцев лишила Италию половины ее линкоров, затонувших на своей на военно-морской базе. Японские моряки, спустя несколько дней после коварного нападения английского авианосца посетившие Таранто, сделали кое-какие выводы, но дуче от этого было не легче.
Какой позор, какое унижение!
Это стало не единственный неприятностью - летчики коварного Альбиона потопили санитарный транспорт (да-да), на котором в качестве медсестры находилась старшая дочь диктатора Эдда. Вместе с остальными, ей пришлось несколько часов провести в воде, ожидая спасения.
Вот в какой обстановке в Рим стали поступать первые сообщения из Египта, где маршал Грациани и 300 000 его солдат готовились к маршу на пирамиды.
(с)
«Фескозакидательское» настроение фашистской верхушки самым плачевным образом сказалось на подготовке к захвату Греции.
Беспокоились о чем угодно - об английской авиации и германской реакции - но только не из-за того, что греки сумеют дать отпор. Ведь сосредоточенная в Албании группировка располагала козырным тузом в виде танковой дивизии, сотня грозных танкеток которой должна была смять любое сопротивление.
Так, по крайней мере, считали в Риме.
И действительно, первые дни итальянцы наступали достаточно успешно - лучше, чем в какой-либо своей операции до и после этой кампании. Но этого оказалось недостаточно.
Проведя мобилизацию и сковав атакующих рядом упорных оборонительных боев, греческие войска перешли в контрнаступление и к началу ноября 1940 года отбросили итальянцев назад, в албанское вице-королевство.
Лучшие в мира танкетки были потеряны среди холмов, элитная горная дивизия позорно бежала, а вспомогательные албанские войска подняли мятеж.
Начавшиеся «внезапно» холода привели к десяткам тысяч обморожений, окончательно добив моральный дух итальянкой армии, оказавшейся вынужденной воевать на три фронта сразу: с греками, албанцами и Муссолини.
Последний был опаснее всего.
Дуче буквально агонизировал, изливая ненависть ко всему живому. Греции он грозил своими бомбардировщиками, обещая стирать с лица земли город за городом. Итальянцам, которые так унизили его перед всем миром, Муссолини пообещал региональную сегрегацию: «негодный человеческий материал» из южной части страны не должен был больше позорить собой ряды армии, его место у станка или за плугом.
Последнее решение, так никогда и не проведенное в жизни, стало плодом поспешности, ответственность за которую во многом нес сам Муссолини. После того, как события на Греческом (или Албанском) фронте стали принимать «трагический оборот», дуче приказал направлять в Албанию всех, кого можно - и скорее, сейчас, немедленно!
Блестящая работа итальянского генерального штаба сделала все остальное: в Албанию прибывали наскоро сколоченные пехотные части, состоявшие из уроженцев Южной Италии - без артиллерии, автотранспорта и зимней одежды. Командование тут же гнало их на фронт, где они, естественно, несли тяжелые потери.
Не принимая во внимание такие «детали», Муссолини требовал от своих генералов переломить настрой войск, придавая «психологическому аспекту» решающий характер. Где сила воли, где римские доблести? - возмущался он, узнавая о новых неудачах на Балканах.
Уязвил дуче и фюрер, в конце ноября приславший в Рим одно из самых своих жестких писем. Репутация Оси подорвана, - писал Гитлер, - британские корабли и самолеты преспокойно расположились в Греции, а испанцы и другие дружественные нейтралы крайне обеспокоены.
Надо было отвечать, но что?
Муссолини выразил сожаление, что не посоветовался с Гитлером раньше, отправил в Албанию нового начальника генштаба Уго Кавальеро и неофициально заговорил о возможности… заключить мир с Грецией. Немыслимо, признавал он, но Италия проигрывает войну «пастушьему народу».
А британская авиация действительно усилила свою активность.
В середине ноября внезапная атака торпедоносцев лишила Италию половины ее линкоров, затонувших на своей на военно-морской базе. Японские моряки, спустя несколько дней после коварного нападения английского авианосца посетившие Таранто, сделали кое-какие выводы, но дуче от этого было не легче.
Какой позор, какое унижение!
Это стало не единственный неприятностью - летчики коварного Альбиона потопили санитарный транспорт (да-да), на котором в качестве медсестры находилась старшая дочь диктатора Эдда. Вместе с остальными, ей пришлось несколько часов провести в воде, ожидая спасения.
Вот в какой обстановке в Рим стали поступать первые сообщения из Египта, где маршал Грациани и 300 000 его солдат готовились к маршу на пирамиды.
Click to view(с)