Из записной книжки
- малая историческая форма.
Арбузы, карты, ножи, уголовщина и прочий контент блога.
Вот оно как бывает - с прошлого выпуска МИФа проходит всего пять недель, а новый контент уже не помещается в пост. Удивительно дело, ведь казалось, что почти ничего и не записал. Да и много ли наберешь на телефоне, во время прогулок? А выходит - больше тридцати тысяч знаков, половина книжной главы.
И ты печально качаешь головой, и откладываешь в сторону часть текстов, и ничего не понятно.
Тем не менее, под катом вы найдете традиционные девять-десять заметок на самые разные, но все же связанные с историей темы. Мы поговорим о батьке Махно, трех генералах, одной Марии-Антуанетте и дуче, серия заметок о котором не поместилась в этот самый пост - а также некоторых других персонажах и событиях.
Сегодняшние тексты иногда сопровождаются видео, что вполне объяснимо. Вот ты смотришь что-нибудь в ютубе, вот удираешь по лесу от кабана, и все это преломляется в текст, написанный на дереве. Иногда выходит серьезно, иногда запросто, будто мы с вами накоротке, одного поля ягоды, ровня и друзья-приятели. А мы и есть они, потому как уже одиннадцать лет вместе, в этом блоге.
Верно? Верно.
Что же, прошу всех под кат.
Если было очень нужно, то советская пропаганда использовала нацистскую... которую сама же и создавала. В озеровских опупеях - эталоне дурновкусия - есть несколько примеров подобного, но наиболее характерный мы видим в "Битве за Берлин".
Итак, "Мосфильм", экран гаснет, потом вспыхивает и начинается выпуск Вохеншау.
"Последние (январь 1945 года) известия!" Умело подобранные кадры "трофейной американкой кинохроники" показывают нам солдат-янки. Они едут по горным дорогам северо-восточной Франции (которая юго-западная Бельгия) - и мы понимаем, что это не война, а покатушки.
Улыбающихся американцев сменяет эсэсовский артиллерист: "Великая немецкая армия нанесла неожиданный удар спесивым американцам!" Начинает играть бравурный баварский марш, диктор сообщает о восьмидесяти тысячах пленных - "враг отброшен на сто двадцать километров", "наши войска продолжают двигаться вглубь Франции!"
В общем, генерал Гамелен изменившимся лицом лежит в пруду. Экран опять гаснет, а потом увидевший весь этот ужас Сталин начинает размышлять о том, как спасти союзников от полного разгрома.
Тонкостей тут две [штуки].
Во-первых, режиссер Озеров сотоварищи по партии не говорят прямо, что западные союзники вот-вот будут уничтожены и только СССР может спасти Второй фронт. Зачем? Они представляют эту возможность пропагандистам фюрера.
Во-вторых, весь этот выпуск Вохеншау от начала и до конца подготовлен самим Озеровым (и его коллегами из ГДР).
И "трофейная американская кинохроника", со специально подобранными дурашливыми кадрами, и эсэсовский артиллерист, и диктор, с его подачей, обещающей очередное взятие Парижа.
Говоря на русско-уголовном, это пример того, чем "вор" отличается от "крадуна" - законник сам по карманам шарить не станет, он других заставит.
...
Королеву Франции Мария-Антуанетту не любили при жизни и не полюбили после смерти. Почему? По-разному.
Народ французский попросту ничего не знал о королеве, черпания сведения из слухов, памфлетов и карикатур, исходивших из высшего света. Аристократия вела с монархией войну на измор, отстаивая свои права и привилегии. "Патриоты"-националисты упрекали королеву в ее австрийском происхождении, республиканцы порицали сам "рабский" институт монархии.
Литераторам оставалось только исполнить тот или иной заказ, не рискуя особо ничем.
Марии-Антуанетте и в голову не приходило сделать что-либо для собственного имиджа. Королева могла взять крестьянского ребенка, чтобы воспитывать его при дворе, могла щедро одаривать слуг, но это была капля в репутационном море. Габсбургская принцесса так и не стала своей ни в королевстве, ни в Версале. Будучи человеком довольно открытым, она с трудом воспринимала этикет французского двора и стараясь скрыться от него в кругу ближайших подруг.
Марии-Антуанетта часто играла в крестьянку - эталонный пример эскапизма.
Следствием этого стало то, что французское общество воспринимало ее как оторванную от народа транжиру... что имело под собой некоторые основания. Остро ощущавшая свою изоляцию, королева компенсировала это как умела. Наряды, драгоценности, карточные долги, а также показательная ферма, с надушенными козами - все это требовало средств.
Однако, вовсе не таких, как это принято было считать. Французы прозвали королеву "Мадам Дефицит" - какой-то остроумец съязвил, указав на вывешенную рамку без портрета, - но ее траты не шли ни в какое сравнение с расходами на возрождение флота, поддержку американских колонистов и войну с Англией.
(Хотя Мария-Антуанетта и не жалела сил, добиваясь доходных должностей и титулов для мужей своих подруг. Печальная история простодушия, доверием которого во всем времена пользуются с таким бесстыдством.)
Королеву часто предупреждала ее мать, императрица Мария Терезия, предсказавшая революцию во Франции. Мария-Антуанетта, послушная дочь, прочитывала наставления и продолжала прежний образ жизни, время от времени задаваясь вопросом: "За что они меня так ненавидят?"
Вопреки порочащим слухам, ее личная жизнь была безупречной.
И до, и после того, как врачи помогли королю консумировать брак - спустя несколько лет после свадьбы - Мария-Антуанетта вела себя с нехарактерным для французского двора достоинством. Говоря проще, Людовик XVI не был рогоносцем... хотя и любимым мужем тоже.
Известно, что королева испытывала довольно сильное чувство к Гансу фон Ферзену, шведскому дипломату, общение и переписку с которым она поддерживала в течение многих лет. Измены не было, но развращенное высшее общество "старого режима", не находившее в себе морального стержня, не могло допустить его наличия у других. Помимо графа, королеве приписывали "противоестественные" отношения с подругами, а уже в годы республики выдвинули вполне официальное обвинение в инцесте с дофином.
Много говорили и о том, что Мария-Антуанетта способствует продвижению габсбургских целей, якобы противоречащих интересам монархии. Талейран мог бы оспорить это утверждение, но достаточно будет просто указать на то, что королева не оказывала ни малейшего влияния на внешнюю и внутреннюю политику Франции.
Только когда была снесена Бастилия и растерявшийся король заметался в поисках решения, Мария-Антуанетта впервые за двадцать лет решилась обратиться к "политике". Неудачно, но где ей было набраться опыта?
Обратной стороной медали было то, что хотя Мария-Антуанетта и не произносила приписываемых ей слов о пирожных вместо хлеба, она никогда не пыталась быть большим, нежели матерью наследника.
На отвратительном революционном судилище бывшая королева держалась лучше многих мужчин.
...
Однажды Александр Васильевич Суворов родился, а потом стал генералом и поехал в Потсдам с поручением от государыни нашей Екатерины II, ух какое длинное предложение.
С сообщением, стало быть, к Фридриху Великому. Он с императрицей был хорошо знаком еще с тех времен, когда она передавала ему военные тайны, чтоб королю было легче уничтожать российскую пехоту и конницу.
Тем более - вместе Польшу делили.
Ну и вот, едет Александр Васильевич, о чем-то своем думает, и требует от местных соответствующего к себе отношения. Не бюргер же какой катит - русский генерал!
Суворов требовал коней, колясок и смотрел как барин на крепостных. А прусский форейтор - это вам не крестьянин с подводой. Это был кто-то вроде таксиста-монополиста на государственной службе - и цену себе знал.
Короче говоря, криками и угрозой отдать в солдаты его не запугаешь. Ну в солдаты и солдаты - он уже служил. Контракт на семь лет, после обеда можно идти в город и пить пиво. Что тут страшного-то?
(Оставим сравнения с царской армией до Александра II.)
В общем, где-то Александр Васильевич не выдержал и стал бить форейтора палкой (не руки же марать о подлого?). А делать этого было нельзя, потому как в Пруссии перед законом все равны.
Суворова схватили, но он как в фильме «Свадьба в Малиновке» сбросил плащ и сверкнул орденами и дипломатическими бумагами. Что, колбасники, съели?!
И он поехал, и он доехал, и был принят в Сан-Суси. Что надо передал, попил с королем кофе и среди прочего рассказал забавную историю с арестом и форейтором. Чего там, Его Величество тоже дворянин - поймут и посмеются.
- Ах ты пидорас, - закричал Фридрих, - так ты на государственных служащих руки распускать! Хуила московская, привыкли там у себя! Да пошел ты нахуй отсюда!
И прогнал Суворова, напоследок предупредив чтоб больше не смел драться палкою, будь он хоть трижды дипломат. Александр Васильевич уже поспешно уходил через парк, а Фридрих Фридрих-Вильгельмович все возмущался и еще выкрикнул из окошка:
- Говна кусок!
С тех пор великий русский полководец невзлюбил все прусское и своей жены.
...
Знакомьтесь, принц Генрих - младший и родной брат Фридриха нашего Великого, его злейший критик и лучший полководец.
Родившийся на четырнадцать лет позже будущего короля Генрих в силу возраста и характера,избежал тех семейных потрясений, что выпали на долю прусского кронпринца и других Гогенцоллернов.
Отличаясь от старшего брата (Козерог, это вам не Водолей), он был более замкнут, осторожен, но и менее жесток. Ему органически претил язвительный юмор старшего брата, его кошачья игра, с желанием загнать жертву в угол колкими замечаниями.
Принц Генрих был флегма.
Получив стандартное для тогдашнего Гогенцоллерна военное образование, он встретил Первую Силезскую войну полковником, а закончил Вторую в генеральском чине. Скептики могли бы заметить, что это не так уж трудно, если твой брат - король, однако Фридрих II был не из тех, кто раздавал звания запросто так.
(Тем более, с командованием и войсками.)
Несмотря на это, генерал Генрих относился к Фридриху-полководцу довольно скептически и не скрываясь считал многие его маневры не слишком обдуманными и напрасно опасными. Он даже написал критический разбор полетов короля в Богемию, навстречу к фельдмаршалу Трауну (не тому), которую издал в Пруссии под псевдонимом.
Все понимали кто автор и ничего не могли с этим поделать. Король посмеивался, но несомненно раздражался фрондой. Вспоминалась ли ему собственная вражда с отцом? Так или иначе, на карьере Генриха это не отразилось и Семилетнюю войну он встретил среди ведущих командиров Фридриха.
(Разумеется, принц не особенно скрываясь говорил, что король втянул Пруссию в войну перепугавшись фантомов, но Генриха никогда не посвящали в детали внешней политики.)
После Колина Генрих впервые получил собственную армию и в течение следующих пяти лет играл роль лечебного пластыря прусской армии. Меланхоличный и сомневающийся в себе, он выигрывал кампании не давая битв, без тяжелых потерь добиваясь срыва всех планов противника.
Оценив способности брата, Фридрих постоянно черпал резервы из вверенных принцу войск, заставляя Генриха еще мрачнее смотреть на будущее. Взамен король называл его "никогда не ошибающимся генералом" и лучшим мастером обороны. Генрих действительно был им, хотя, вероятно, и уступал Фердинанду Брауншвейгскому. Однако тот воевал с французами, а принц имел дело с австрийцами и русскими.
И все же судьба подарила Генриху возможность одержать победу в последнем сражении Семилетней войны - на пару с кавалерийским генералом Зейдлицем, он разбил превосходящие силы противника, понеся в пять раз меньшие потери. Достойный финал, характеризующий его почерк полководца.
Так и не простив Фридриху смерти их младшего брата Августа (о чем в следующий раз), принц все же не отошел от дел. Он руководил войсками во время Первого раздела Речи Посполитой и Картофельной войны, а потом пережил старшего брата, коронованного племянника и свое время, скончавшись между первым консульством и рождением наполеоновской империи.
Это случилось в 1802 году.
(Екатерина Великая нашла принца Генриха злюкой, не умевшим подать себя в петербургском общество. Что думал насчет последнего сам принц, посетивший российскую столицу между Орловым и Потемкиным можно вынести из его переписки с братом: "Блядушник развели, - писал Генрих, - уебки московитские, говно, твари, свинособаки!")
...
В прошлый раз я пообещал рассказать о том как поссорились Генрих Фридрихович с Фрицем Вильгельмовичем - и не соврал, потому что уже приступаю к этому.
Поссорились два брата из-за третьего, которого звали Августом, а еще Вильгельмом. В общем, его звали Августом Вильгельмом. Это был приятный мужчина, которому в 1758 году исполнилось бы тридцать шесть лет, если бы он не умер за несколько месяцев до того.
Его смерть и стала причиной разлада в семействе бранденбургских Гогенцоллернов.
Дело было в том, что Генрих обвинял Фридриха в том, что сегодня назвали бы "доведением до самоубийства", а тогда - жестокосердием монарха.
В детские годы Август Вильгельм считался любимчиком Фридриха-Вильгельма I, а позже, когда молодой "старый Фриц" оказался за решеткой по обвинению в дезертирстве, ходили слухи, что монарх всерьез рассматривает возможность назначить его наследником.
Этого не случилось, но осадок, видимо, остался - и тогда, и много позднее, уже став королем, Фридрих не поддерживал с братом теплых отношений. А вот с Генрихом Август Вильгельм общался куда более тесно.
Затем случились две Силезские войны, в которых молодой Гогенцоллерн получил генеральское звание, но никакого опыта самостоятельного командования. В дни побед этого не замечали, но между Колином и Росбахом, когда казалось, что песенка Пруссии уже спета, Фридрих поручил брату прикрывать Бреслау от австрийцев и убыл на запад.
Так Август Вильгельм стал полководцем - с только что потерпевшим поражение войском, без уверенности в собственных силах и с язвительным старшим братом. Не удивительно, что он растерялся и поступил как многие - совещался с генералами и бездействовал.
Австрийцы наступали, занимали шверпункты, Фридрих смотрел на карту и злился.
(Король только что потерпел первую в его жизни неудачу на поле бое и отчаянно нуждался в козлах [отпущения]).
Наконец, старший брат прислал Августу письмо... но какое! "Ты, - писал король, никогда не будешь не кем иным, кроме как бездарным генералом!" Принца отстранили от командования и он попросил отставки.
Тогда Фридрих взъярился еще больше: "Ты хочешь сбежать? Упорхнуть, когда мы сражаемся? Пока мы сражаемся, чтобы сохранить Пруссию для тебя и твоей семьи? Стыдись до глубины души того, что намереваешься сделать!"
Но Август Вильгельм все равно уехал в имение и стал страдать от меланхолии. Он развелся, заключил морганатический брак с какой-то фрейлиной и почти сразу умер - то ли от сердечного приступа, то ли от опухоли головного мозга. Не важно, все говорили о переживаниях, как о причине смерти - и первым был Генрих, считавший что с Августом Вильгельмом поступили жестоко и несправедливо.
Он так и не простил этой смерти старшему брату.
Фридрих же, узнав о случившемся, сперва поплакал (современники говорили о рыданиях), а потом продолжил Семилетнюю войну. Много лет спустя он скажет, что Август Вильгельм был прекрасным человеком, но крайне нерешительным и всегда чрезмерно волновавшимся.
(Зачем же было предлагать ему роль полководца?)
Наверняка стараясь уменьшить муки совести, в последующие годы Фридрих очень тепло относился к оставшимся без отца племянникам - старший сын покойного стал кронпринцем, а затем и королем.
(Не лучшим, однако и не худшим. Спиритуализм, в конце концов, довольно невинное увлечение.)
Что же, мораль тут извлекать проще простого, она очевидна: не нервничайте, не проигрывайте кампаний, не обвиняйте родственников в собственных неудачах и все у вас будет хорошо.
Или нет.
...
У меня есть любимый анекдот из жизни Марии Терезии - как раз в тот период ее жизни, когда она еще была такой же молодой и беззаботной как в этом сериале.
(В молодости люди не то что лучше, но часто веселее.)
Так вот, как вам всем хорошо известно, ее батюшка Карл готовил юную принцессу к наследованию габсбургских земель и измучил всю Европу своей Прагматической санкцией.
Сама же Мария Терезия хотела веселиться, да и почему бы нет, если она была влюблена в своего жениха Франца Лотарингского?
(Хоть он того и не заслуживал.)
И вот они как обычно гуляли за стенами Вены, а именно - носились на лошадях, при случае отрываясь от свиты. Вдруг Мария увидела виноградник, попросила сорвать ей гроздь - Франц поспешил исполнить прихоть невесты… и был схвачен за руку хозяином.
Разумеется, у будущего императора не оказалось при себе пяти гульденов для уплаты штрафа. Его, вместе с хохочущей Марией, заперли в доме до «выяснения обстоятельств».
Спустя десять минут подоспела свита и с владельцем виноградника рассчитались за все, а впоследствии Мария Терезия поставила там стелу со следующими словами:
В этом месте Его Величество император Священной Римской империи германской нации Франц I вторгся в частные владения и похитил виноград при соучастии, а возможно, и при подстрекательстве Ее Величества Королевы Богемской и Венгерской Марии Терезии.
...
Однажды Нестор Иванович Махно поехал искать правды к Владимиру Ильичу Ленину.
Опасайся, батько, лысых та усатых, - предупреждали его встревоженные украинские анархисты, но Махно умело перестрелял всех спорщиков и укатил в Москву.
Владимир Ильич встретил его горячим чаем и ленинским радушием. Попили кипятка, пососали сухаря и стали разговаривать. Махно нервничал, Ленин смеялся и гладил кису.
- Вы, анархисты, - говорил он, - фантазеры, не практики. О будущем говорить любите, а кто сегодня народ расстреливать будет?
Нестор Иванович конечно обижался и возражал.
- А мы разве не занимаемся настоящим? Усадьбы поджигаем, поезда грабим, городских стреляем, а все одно счастья трудовому человеку нет. Как жить, Владимир Ильич?
Но Ленин все посмеивался и гладил кису, впоследствии оказавшуюся маршалом Семеном Михайловичем Буденным.
- Это разве размах? Нет глубины, батенька. Стражников вешаете, а детишками их брезгуете. Горожан не щадите, мужичка жалеете. Жалеете же мужичка? Вот по глазам вижу, что - да.
Неизвестно чем бы это всё закончилось, но тут в кабинет зашел нарком Сталин и позвал всех угощаться микояновской посылкой из Баку. Пили английский джин, ели мясные консервы и много смеялись. Махно уезжал обнадеженный.
- Бейте пока немцев и кадетов, - объяснял ему Ленин, - а когда мы наберем в нашу Красную армию миллионы штыков, то легко свернем вам шею. Будете еще в Париже обувь чистить.
Последних слов Нестор Иванович не расслышал, потому что их заглушил гудок паровоза. Не знал Махно и того, что однажды его сыграет ужасный актер с говорящей фамилией Деревянко.
Но это уже совсем другая история.
...
Первая большая победа Пугачева
Узнав про самозванца с Яика, глава Военной коллегии граф Захар Чернышев поручил генералу Василию Кару атаковать, разбить и уничтожить мятежные скопища. Генерал был вроде окурка - "видал виды" на Семилетней войне и в быстрых сражениях с польскими конфедератами, но с той поры сильно истрепался и хворал.
(Не учел граф и того, что в Семилетнюю Кар служил волонтером при... французской армии.)
Но выбирать собственно было не из кого - все сколько-нибудь боеспособные полки и здоровые генералы оставались на юге, где с переменным успехом бились с туркой. Сорокалетнему шотландцу вручили наиглавнейшее командование над тремя тысячами солдат, ополченцев и инвалидов, снабдили пятью пушками и двумя сотнями манифестов для населения, после чего благословили и попросили поспешать.
Кар ехал к Оренбургу, опасаясь лишь того, что мятежная сволочь разбежится по всему Уралу, а у него конницы мало. Дорогой генерал мерз, жаловался на застарелый ревматизм и равнодушие местного населения.
А Пугачев не мерз и не жаловался, хотя и робел. Не желая рисковать репутацией, самозванец отправил против Кара собственного "графа Чернышева", под именем которого ходил казак Иван "Чика" Зарубин.
В отличие от настоящего Чернышева и доподлинного Кара, Петр Федорович и его атаман хорошо знали своего противника и обладали над ним значительным численным перевесом, особенно в коннице. Имелась у пугачевцев и собственная артиллерия - девять пушек, - но куда важнее было то, что Чика шел на бой, а Кар - к деревне Юзеевой.
Психологически не ожидавший сопротивления, генерал надеялся дать своим замерзшим и уставшим солдатам теплую ночевк, но был внезапно атакован несколькими казачьими сотнями. Кое-как отбившись, Кар привел свои ряды порядок, однако моральное состояние его воинства упало до нижайшей точки.
Солдаты, и без того не бывшие гвардейцами, опасались, что привели на погибель, а набранные на скорую руку ополченцы то и дело норовили сбежать - и хорошо если домой, а не к Пугачеву.
В довершение этого, Кару сообщили, что отставшая от главных сил гренадерская рота оказалась в пугачевском плену. Это уже напоминало Росбах, а не карательную экспедицию и генерал решил отходить.
Но на следующее утро вышедшие из деревни солдаты были встречены мятежниками, по всей видимости и не подозревавшими о столь низкой боевой эффективности своего противника. Несколько тысяч казаков и конных башкир изматывали отряды Кара на манер иррегулярной конницы, но в атаки переходить не решались. Проскакав за отступавшими с десяток километров, они позволили им уйти.
По-французскому счету, Кара можно было бы и похвалить - потеряв три сотни солдат убитыми и пленными, он все-таки спас остальных. Полный разгром карательной экспедиции был возможен, но атаманы-молодцы упустили свой шанс.
Однако это стало понятно в ретроспективе, а тогда в Петербурге разразился страшный скандал. Самовольно сдавшего командование Кара выгнали с воинской службы без пенсиона и мундира, сослав куда-то под Калугу, где несчастный провел двадцать лет своей жизни.
Пугачев же торжествовал и грозил осажденному Оренбургу царским гневом.
...
Не скрою, что когда я делал такие ролики, то всегда думал о юмористической стороне.
Эстетика фашистской Италии ведь чем мила в первую очередь? Своей комичностью.
Все это трогательное милитаристское шоу, с его перьями берсальерских шляп и дурно поставленной шагистикой, оно ведь очень смешно.
То есть, конечно - это были фашисты, и готовились они к целой серии войн, но в то, что все это взаправду, а не понарошку, верили только дуче и самые радикальные члены партии.
(Я сейчас утрирую, но не до гротеска.)
Итальянцы с удовольствием слушали про себя, что они - ах! наследники римских доблестей! изобретатели всего на свете (и телефона! да-да!) и участники особого фашистского строя, какого нигде нет и никогда не будет.
И если ДУЧЕ отдаст приказ, то с десятков аэродромов взлетят бочкообразные бомбометы и устроят Лондону такое, чего не видела Аддис-Абеба. А лучшие в мире солдаты перевалят на сверхмалых танкетках через Альпы и вернут Италии малую родину Гарибальди.
Так говорили, кричали и пели, но совершенно в это не верили.
Отсюда и разочарование, когда где-то к началу 1941 года итальянцы поняли, что «все дело» не закончится к вечеру. Тогда появилась известная шутка о том, что ради скорейшего завершения этой войны ее можно даже постараться выиграть.
В общем, как и многие диктаторы до и после него, Муссолини хорошо знал свой народ, но думал что изменил его к лучшему.
Так вот, о комичной стороне. Что манера выступлений дуче забавляла иностранцев - понятно. Южная экспрессия, с восторгом воспринимавшаяся в Италии и латиноамериканских странах, кажется нам чрезмерной.
Это субъективная оценка, но есть же и объективные критерии. Вот они, например, на этих кадрах, посвященных фашистской пионерии (и ее гимну) - и «итальянская организация» и дуче с перьями. Это смешно, потому что комична серьезность, взмахи клинками и деревянными винтовками, когда милые итальянские детишки грозят западным плутократиям.
Понимаете, да?
А между тем, эти мои видео довольно популярны в Италии. Под некоторыми десятки каментов, под другими сотни - и все на языке дуче.
И что же? Они восторгаются и благодарят. Спасибо, как хорошо вы показали мощь нашей Италии! Какой грозный дуче, как маршируют эти пехотинцы, как ревут танки!..
Uno spettacolo!
Я нахожу это не менее забавным.
...
В 1919 году Италия вошла в полосу событий, всего за несколько лет до неузнаваемости изменивших ее политический ландшафт. Либералы, в течение многих десятилетий определявшие состав правительственных кабинетов, оказались оттеснены от власти. Утратили свое влияние и консерваторы, и большая часть прежде популярных партий. Испытанию подвергся и институт монархии. Причиной этого стали жестокие реалии Мировой войны, оказавшиеся для итальянского общества слишком травмирующим опытом.
Дело было не только в огромных потерях, достигавших почти семи сотен тысяч убитых солдат (и почти такого же количества пропавших без вести), но и в "национальном унижении", которому итальянская делегация подверглась на Парижской мирной конференции. В 1915 году Рим решился на войну с Австро-Венгрией не столько благодаря финансовым обязательствам, предложенным англо-французской дипломатией, но, главным образом, из-за возможности захватить ряд провинций габсбургской империи, а также недавно обретшую независимость Албанию.
Однако во Франции итальянцев ожидал ушат холодной воды: ссылаясь на выдвинутый американским президентом Вудро Вильсоном принцип национального самоопределения народов, англичане и французы фактически дезавуировали прежние обязательства. Италия получила намного меньше того на что рассчитывала, а отчаянная попытка итальянской делегации сорвать конференцию, покинув ее, закончилась лишь унизительным возвращением.
В довершение дипломатических неудач, страну охватил и экономический кризис. В годы войны итальянскую промышленность стимулировали заказы для нужд фронта, а постоянные субсидии Антанты позволяли правительству закупать продовольствие, топливо и в целом поддерживать в стране "гражданский мир".
Теперь все это закончилось и толпы безработных смешались с вернувшимися домой солдатами. Разочарование и гнев охватили итальянское общество.
Стремительно теряя политическую опору, старые партии оказались между Сциллой и Харибдой радикализма. Коммунисты и анархисты грозили стране гражданской войной и террором, а только что возникшее фашистское движение отвергало и либерализм, и социализм. Лидер фашистов Бенито Муссолини предлагал концепцию надклассового государства, в чьих концепциях переплетались национальные и социальные лозунги.
Чернорубашечники фашистов нарушали общественное спокойствие в не меньшей, а то и в большей степени, нежели их левые противники. Однако, в отличие от них, они выступали с позиций оскорбленного патриотизма, не порывая ни с монархией, ни с правом собственности. Поэтому когда в 1922 году дуче фашизма дал старт дурно организованному маршу своих сторонников на Рим, консерваторы, либералы, армия и король не встали на защиту законного правительства. Муссолини прибыл в столицу чтобы возглавить новый кабинет.
Использовав настроения общества и элит, лишившихся стабильности и уверенности в прежних идеалах (прежде всего, в неуклонный прогресс - дитя XIX века), Бенито Муссолини дал итальянцам то, чего они хотели - крепкую руку. Страх - боязнь будущего, с его урбанизмом и обезличиванием, социальными потрясениями и гражданскими конфликтами, стал основой победы фашизма в Италии. Страх - это альфа и омега любой автократии Новейшей истории: им объясняется появление режима, он же служит средством продления его существования.
Созревшее к тирании общество всегда испуганно.
(с)
Арбузы, карты, ножи, уголовщина и прочий контент блога.
Вот оно как бывает - с прошлого выпуска МИФа проходит всего пять недель, а новый контент уже не помещается в пост. Удивительно дело, ведь казалось, что почти ничего и не записал. Да и много ли наберешь на телефоне, во время прогулок? А выходит - больше тридцати тысяч знаков, половина книжной главы.
И ты печально качаешь головой, и откладываешь в сторону часть текстов, и ничего не понятно.
Тем не менее, под катом вы найдете традиционные девять-десять заметок на самые разные, но все же связанные с историей темы. Мы поговорим о батьке Махно, трех генералах, одной Марии-Антуанетте и дуче, серия заметок о котором не поместилась в этот самый пост - а также некоторых других персонажах и событиях.
Сегодняшние тексты иногда сопровождаются видео, что вполне объяснимо. Вот ты смотришь что-нибудь в ютубе, вот удираешь по лесу от кабана, и все это преломляется в текст, написанный на дереве. Иногда выходит серьезно, иногда запросто, будто мы с вами накоротке, одного поля ягоды, ровня и друзья-приятели. А мы и есть они, потому как уже одиннадцать лет вместе, в этом блоге.
Верно? Верно.
Что же, прошу всех под кат.
Если было очень нужно, то советская пропаганда использовала нацистскую... которую сама же и создавала. В озеровских опупеях - эталоне дурновкусия - есть несколько примеров подобного, но наиболее характерный мы видим в "Битве за Берлин".
Итак, "Мосфильм", экран гаснет, потом вспыхивает и начинается выпуск Вохеншау.
"Последние (январь 1945 года) известия!" Умело подобранные кадры "трофейной американкой кинохроники" показывают нам солдат-янки. Они едут по горным дорогам северо-восточной Франции (которая юго-западная Бельгия) - и мы понимаем, что это не война, а покатушки.
Улыбающихся американцев сменяет эсэсовский артиллерист: "Великая немецкая армия нанесла неожиданный удар спесивым американцам!" Начинает играть бравурный баварский марш, диктор сообщает о восьмидесяти тысячах пленных - "враг отброшен на сто двадцать километров", "наши войска продолжают двигаться вглубь Франции!"
В общем, генерал Гамелен изменившимся лицом лежит в пруду. Экран опять гаснет, а потом увидевший весь этот ужас Сталин начинает размышлять о том, как спасти союзников от полного разгрома.
Тонкостей тут две [штуки].
Во-первых, режиссер Озеров сотоварищи по партии не говорят прямо, что западные союзники вот-вот будут уничтожены и только СССР может спасти Второй фронт. Зачем? Они представляют эту возможность пропагандистам фюрера.
Во-вторых, весь этот выпуск Вохеншау от начала и до конца подготовлен самим Озеровым (и его коллегами из ГДР).
И "трофейная американская кинохроника", со специально подобранными дурашливыми кадрами, и эсэсовский артиллерист, и диктор, с его подачей, обещающей очередное взятие Парижа.
Говоря на русско-уголовном, это пример того, чем "вор" отличается от "крадуна" - законник сам по карманам шарить не станет, он других заставит.
Click to view...
Королеву Франции Мария-Антуанетту не любили при жизни и не полюбили после смерти. Почему? По-разному.
Народ французский попросту ничего не знал о королеве, черпания сведения из слухов, памфлетов и карикатур, исходивших из высшего света. Аристократия вела с монархией войну на измор, отстаивая свои права и привилегии. "Патриоты"-националисты упрекали королеву в ее австрийском происхождении, республиканцы порицали сам "рабский" институт монархии.
Литераторам оставалось только исполнить тот или иной заказ, не рискуя особо ничем.
Марии-Антуанетте и в голову не приходило сделать что-либо для собственного имиджа. Королева могла взять крестьянского ребенка, чтобы воспитывать его при дворе, могла щедро одаривать слуг, но это была капля в репутационном море. Габсбургская принцесса так и не стала своей ни в королевстве, ни в Версале. Будучи человеком довольно открытым, она с трудом воспринимала этикет французского двора и стараясь скрыться от него в кругу ближайших подруг.
Марии-Антуанетта часто играла в крестьянку - эталонный пример эскапизма.
Следствием этого стало то, что французское общество воспринимало ее как оторванную от народа транжиру... что имело под собой некоторые основания. Остро ощущавшая свою изоляцию, королева компенсировала это как умела. Наряды, драгоценности, карточные долги, а также показательная ферма, с надушенными козами - все это требовало средств.
Однако, вовсе не таких, как это принято было считать. Французы прозвали королеву "Мадам Дефицит" - какой-то остроумец съязвил, указав на вывешенную рамку без портрета, - но ее траты не шли ни в какое сравнение с расходами на возрождение флота, поддержку американских колонистов и войну с Англией.
(Хотя Мария-Антуанетта и не жалела сил, добиваясь доходных должностей и титулов для мужей своих подруг. Печальная история простодушия, доверием которого во всем времена пользуются с таким бесстыдством.)
Королеву часто предупреждала ее мать, императрица Мария Терезия, предсказавшая революцию во Франции. Мария-Антуанетта, послушная дочь, прочитывала наставления и продолжала прежний образ жизни, время от времени задаваясь вопросом: "За что они меня так ненавидят?"
Вопреки порочащим слухам, ее личная жизнь была безупречной.
И до, и после того, как врачи помогли королю консумировать брак - спустя несколько лет после свадьбы - Мария-Антуанетта вела себя с нехарактерным для французского двора достоинством. Говоря проще, Людовик XVI не был рогоносцем... хотя и любимым мужем тоже.
Известно, что королева испытывала довольно сильное чувство к Гансу фон Ферзену, шведскому дипломату, общение и переписку с которым она поддерживала в течение многих лет. Измены не было, но развращенное высшее общество "старого режима", не находившее в себе морального стержня, не могло допустить его наличия у других. Помимо графа, королеве приписывали "противоестественные" отношения с подругами, а уже в годы республики выдвинули вполне официальное обвинение в инцесте с дофином.
Много говорили и о том, что Мария-Антуанетта способствует продвижению габсбургских целей, якобы противоречащих интересам монархии. Талейран мог бы оспорить это утверждение, но достаточно будет просто указать на то, что королева не оказывала ни малейшего влияния на внешнюю и внутреннюю политику Франции.
Только когда была снесена Бастилия и растерявшийся король заметался в поисках решения, Мария-Антуанетта впервые за двадцать лет решилась обратиться к "политике". Неудачно, но где ей было набраться опыта?
Обратной стороной медали было то, что хотя Мария-Антуанетта и не произносила приписываемых ей слов о пирожных вместо хлеба, она никогда не пыталась быть большим, нежели матерью наследника.
На отвратительном революционном судилище бывшая королева держалась лучше многих мужчин.
...
Однажды Александр Васильевич Суворов родился, а потом стал генералом и поехал в Потсдам с поручением от государыни нашей Екатерины II, ух какое длинное предложение.
С сообщением, стало быть, к Фридриху Великому. Он с императрицей был хорошо знаком еще с тех времен, когда она передавала ему военные тайны, чтоб королю было легче уничтожать российскую пехоту и конницу.
Тем более - вместе Польшу делили.
Ну и вот, едет Александр Васильевич, о чем-то своем думает, и требует от местных соответствующего к себе отношения. Не бюргер же какой катит - русский генерал!
Суворов требовал коней, колясок и смотрел как барин на крепостных. А прусский форейтор - это вам не крестьянин с подводой. Это был кто-то вроде таксиста-монополиста на государственной службе - и цену себе знал.
Короче говоря, криками и угрозой отдать в солдаты его не запугаешь. Ну в солдаты и солдаты - он уже служил. Контракт на семь лет, после обеда можно идти в город и пить пиво. Что тут страшного-то?
(Оставим сравнения с царской армией до Александра II.)
В общем, где-то Александр Васильевич не выдержал и стал бить форейтора палкой (не руки же марать о подлого?). А делать этого было нельзя, потому как в Пруссии перед законом все равны.
Суворова схватили, но он как в фильме «Свадьба в Малиновке» сбросил плащ и сверкнул орденами и дипломатическими бумагами. Что, колбасники, съели?!
И он поехал, и он доехал, и был принят в Сан-Суси. Что надо передал, попил с королем кофе и среди прочего рассказал забавную историю с арестом и форейтором. Чего там, Его Величество тоже дворянин - поймут и посмеются.
- Ах ты пидорас, - закричал Фридрих, - так ты на государственных служащих руки распускать! Хуила московская, привыкли там у себя! Да пошел ты нахуй отсюда!
И прогнал Суворова, напоследок предупредив чтоб больше не смел драться палкою, будь он хоть трижды дипломат. Александр Васильевич уже поспешно уходил через парк, а Фридрих Фридрих-Вильгельмович все возмущался и еще выкрикнул из окошка:
- Говна кусок!
С тех пор великий русский полководец невзлюбил все прусское и своей жены.
...
Знакомьтесь, принц Генрих - младший и родной брат Фридриха нашего Великого, его злейший критик и лучший полководец.
Родившийся на четырнадцать лет позже будущего короля Генрих в силу возраста и характера,избежал тех семейных потрясений, что выпали на долю прусского кронпринца и других Гогенцоллернов.
Отличаясь от старшего брата (Козерог, это вам не Водолей), он был более замкнут, осторожен, но и менее жесток. Ему органически претил язвительный юмор старшего брата, его кошачья игра, с желанием загнать жертву в угол колкими замечаниями.
Принц Генрих был флегма.
Получив стандартное для тогдашнего Гогенцоллерна военное образование, он встретил Первую Силезскую войну полковником, а закончил Вторую в генеральском чине. Скептики могли бы заметить, что это не так уж трудно, если твой брат - король, однако Фридрих II был не из тех, кто раздавал звания запросто так.
(Тем более, с командованием и войсками.)
Несмотря на это, генерал Генрих относился к Фридриху-полководцу довольно скептически и не скрываясь считал многие его маневры не слишком обдуманными и напрасно опасными. Он даже написал критический разбор полетов короля в Богемию, навстречу к фельдмаршалу Трауну (не тому), которую издал в Пруссии под псевдонимом.
Все понимали кто автор и ничего не могли с этим поделать. Король посмеивался, но несомненно раздражался фрондой. Вспоминалась ли ему собственная вражда с отцом? Так или иначе, на карьере Генриха это не отразилось и Семилетнюю войну он встретил среди ведущих командиров Фридриха.
(Разумеется, принц не особенно скрываясь говорил, что король втянул Пруссию в войну перепугавшись фантомов, но Генриха никогда не посвящали в детали внешней политики.)
После Колина Генрих впервые получил собственную армию и в течение следующих пяти лет играл роль лечебного пластыря прусской армии. Меланхоличный и сомневающийся в себе, он выигрывал кампании не давая битв, без тяжелых потерь добиваясь срыва всех планов противника.
Оценив способности брата, Фридрих постоянно черпал резервы из вверенных принцу войск, заставляя Генриха еще мрачнее смотреть на будущее. Взамен король называл его "никогда не ошибающимся генералом" и лучшим мастером обороны. Генрих действительно был им, хотя, вероятно, и уступал Фердинанду Брауншвейгскому. Однако тот воевал с французами, а принц имел дело с австрийцами и русскими.
И все же судьба подарила Генриху возможность одержать победу в последнем сражении Семилетней войны - на пару с кавалерийским генералом Зейдлицем, он разбил превосходящие силы противника, понеся в пять раз меньшие потери. Достойный финал, характеризующий его почерк полководца.
Так и не простив Фридриху смерти их младшего брата Августа (о чем в следующий раз), принц все же не отошел от дел. Он руководил войсками во время Первого раздела Речи Посполитой и Картофельной войны, а потом пережил старшего брата, коронованного племянника и свое время, скончавшись между первым консульством и рождением наполеоновской империи.
Это случилось в 1802 году.
(Екатерина Великая нашла принца Генриха злюкой, не умевшим подать себя в петербургском общество. Что думал насчет последнего сам принц, посетивший российскую столицу между Орловым и Потемкиным можно вынести из его переписки с братом: "Блядушник развели, - писал Генрих, - уебки московитские, говно, твари, свинособаки!")
...
В прошлый раз я пообещал рассказать о том как поссорились Генрих Фридрихович с Фрицем Вильгельмовичем - и не соврал, потому что уже приступаю к этому.
Поссорились два брата из-за третьего, которого звали Августом, а еще Вильгельмом. В общем, его звали Августом Вильгельмом. Это был приятный мужчина, которому в 1758 году исполнилось бы тридцать шесть лет, если бы он не умер за несколько месяцев до того.
Его смерть и стала причиной разлада в семействе бранденбургских Гогенцоллернов.
Дело было в том, что Генрих обвинял Фридриха в том, что сегодня назвали бы "доведением до самоубийства", а тогда - жестокосердием монарха.
В детские годы Август Вильгельм считался любимчиком Фридриха-Вильгельма I, а позже, когда молодой "старый Фриц" оказался за решеткой по обвинению в дезертирстве, ходили слухи, что монарх всерьез рассматривает возможность назначить его наследником.
Этого не случилось, но осадок, видимо, остался - и тогда, и много позднее, уже став королем, Фридрих не поддерживал с братом теплых отношений. А вот с Генрихом Август Вильгельм общался куда более тесно.
Затем случились две Силезские войны, в которых молодой Гогенцоллерн получил генеральское звание, но никакого опыта самостоятельного командования. В дни побед этого не замечали, но между Колином и Росбахом, когда казалось, что песенка Пруссии уже спета, Фридрих поручил брату прикрывать Бреслау от австрийцев и убыл на запад.
Так Август Вильгельм стал полководцем - с только что потерпевшим поражение войском, без уверенности в собственных силах и с язвительным старшим братом. Не удивительно, что он растерялся и поступил как многие - совещался с генералами и бездействовал.
Австрийцы наступали, занимали шверпункты, Фридрих смотрел на карту и злился.
(Король только что потерпел первую в его жизни неудачу на поле бое и отчаянно нуждался в козлах [отпущения]).
Наконец, старший брат прислал Августу письмо... но какое! "Ты, - писал король, никогда не будешь не кем иным, кроме как бездарным генералом!" Принца отстранили от командования и он попросил отставки.
Тогда Фридрих взъярился еще больше: "Ты хочешь сбежать? Упорхнуть, когда мы сражаемся? Пока мы сражаемся, чтобы сохранить Пруссию для тебя и твоей семьи? Стыдись до глубины души того, что намереваешься сделать!"
Но Август Вильгельм все равно уехал в имение и стал страдать от меланхолии. Он развелся, заключил морганатический брак с какой-то фрейлиной и почти сразу умер - то ли от сердечного приступа, то ли от опухоли головного мозга. Не важно, все говорили о переживаниях, как о причине смерти - и первым был Генрих, считавший что с Августом Вильгельмом поступили жестоко и несправедливо.
Он так и не простил этой смерти старшему брату.
Фридрих же, узнав о случившемся, сперва поплакал (современники говорили о рыданиях), а потом продолжил Семилетнюю войну. Много лет спустя он скажет, что Август Вильгельм был прекрасным человеком, но крайне нерешительным и всегда чрезмерно волновавшимся.
(Зачем же было предлагать ему роль полководца?)
Наверняка стараясь уменьшить муки совести, в последующие годы Фридрих очень тепло относился к оставшимся без отца племянникам - старший сын покойного стал кронпринцем, а затем и королем.
(Не лучшим, однако и не худшим. Спиритуализм, в конце концов, довольно невинное увлечение.)
Что же, мораль тут извлекать проще простого, она очевидна: не нервничайте, не проигрывайте кампаний, не обвиняйте родственников в собственных неудачах и все у вас будет хорошо.
Или нет.
...
У меня есть любимый анекдот из жизни Марии Терезии - как раз в тот период ее жизни, когда она еще была такой же молодой и беззаботной как в этом сериале.
(В молодости люди не то что лучше, но часто веселее.)
Так вот, как вам всем хорошо известно, ее батюшка Карл готовил юную принцессу к наследованию габсбургских земель и измучил всю Европу своей Прагматической санкцией.
Сама же Мария Терезия хотела веселиться, да и почему бы нет, если она была влюблена в своего жениха Франца Лотарингского?
(Хоть он того и не заслуживал.)
И вот они как обычно гуляли за стенами Вены, а именно - носились на лошадях, при случае отрываясь от свиты. Вдруг Мария увидела виноградник, попросила сорвать ей гроздь - Франц поспешил исполнить прихоть невесты… и был схвачен за руку хозяином.
Разумеется, у будущего императора не оказалось при себе пяти гульденов для уплаты штрафа. Его, вместе с хохочущей Марией, заперли в доме до «выяснения обстоятельств».
Спустя десять минут подоспела свита и с владельцем виноградника рассчитались за все, а впоследствии Мария Терезия поставила там стелу со следующими словами:
В этом месте Его Величество император Священной Римской империи германской нации Франц I вторгся в частные владения и похитил виноград при соучастии, а возможно, и при подстрекательстве Ее Величества Королевы Богемской и Венгерской Марии Терезии.
...
Однажды Нестор Иванович Махно поехал искать правды к Владимиру Ильичу Ленину.
Опасайся, батько, лысых та усатых, - предупреждали его встревоженные украинские анархисты, но Махно умело перестрелял всех спорщиков и укатил в Москву.
Владимир Ильич встретил его горячим чаем и ленинским радушием. Попили кипятка, пососали сухаря и стали разговаривать. Махно нервничал, Ленин смеялся и гладил кису.
- Вы, анархисты, - говорил он, - фантазеры, не практики. О будущем говорить любите, а кто сегодня народ расстреливать будет?
Нестор Иванович конечно обижался и возражал.
- А мы разве не занимаемся настоящим? Усадьбы поджигаем, поезда грабим, городских стреляем, а все одно счастья трудовому человеку нет. Как жить, Владимир Ильич?
Но Ленин все посмеивался и гладил кису, впоследствии оказавшуюся маршалом Семеном Михайловичем Буденным.
- Это разве размах? Нет глубины, батенька. Стражников вешаете, а детишками их брезгуете. Горожан не щадите, мужичка жалеете. Жалеете же мужичка? Вот по глазам вижу, что - да.
Неизвестно чем бы это всё закончилось, но тут в кабинет зашел нарком Сталин и позвал всех угощаться микояновской посылкой из Баку. Пили английский джин, ели мясные консервы и много смеялись. Махно уезжал обнадеженный.
- Бейте пока немцев и кадетов, - объяснял ему Ленин, - а когда мы наберем в нашу Красную армию миллионы штыков, то легко свернем вам шею. Будете еще в Париже обувь чистить.
Последних слов Нестор Иванович не расслышал, потому что их заглушил гудок паровоза. Не знал Махно и того, что однажды его сыграет ужасный актер с говорящей фамилией Деревянко.
Но это уже совсем другая история.
...
Первая большая победа Пугачева
Узнав про самозванца с Яика, глава Военной коллегии граф Захар Чернышев поручил генералу Василию Кару атаковать, разбить и уничтожить мятежные скопища. Генерал был вроде окурка - "видал виды" на Семилетней войне и в быстрых сражениях с польскими конфедератами, но с той поры сильно истрепался и хворал.
(Не учел граф и того, что в Семилетнюю Кар служил волонтером при... французской армии.)
Но выбирать собственно было не из кого - все сколько-нибудь боеспособные полки и здоровые генералы оставались на юге, где с переменным успехом бились с туркой. Сорокалетнему шотландцу вручили наиглавнейшее командование над тремя тысячами солдат, ополченцев и инвалидов, снабдили пятью пушками и двумя сотнями манифестов для населения, после чего благословили и попросили поспешать.
Кар ехал к Оренбургу, опасаясь лишь того, что мятежная сволочь разбежится по всему Уралу, а у него конницы мало. Дорогой генерал мерз, жаловался на застарелый ревматизм и равнодушие местного населения.
А Пугачев не мерз и не жаловался, хотя и робел. Не желая рисковать репутацией, самозванец отправил против Кара собственного "графа Чернышева", под именем которого ходил казак Иван "Чика" Зарубин.
В отличие от настоящего Чернышева и доподлинного Кара, Петр Федорович и его атаман хорошо знали своего противника и обладали над ним значительным численным перевесом, особенно в коннице. Имелась у пугачевцев и собственная артиллерия - девять пушек, - но куда важнее было то, что Чика шел на бой, а Кар - к деревне Юзеевой.
Психологически не ожидавший сопротивления, генерал надеялся дать своим замерзшим и уставшим солдатам теплую ночевк, но был внезапно атакован несколькими казачьими сотнями. Кое-как отбившись, Кар привел свои ряды порядок, однако моральное состояние его воинства упало до нижайшей точки.
Солдаты, и без того не бывшие гвардейцами, опасались, что привели на погибель, а набранные на скорую руку ополченцы то и дело норовили сбежать - и хорошо если домой, а не к Пугачеву.
В довершение этого, Кару сообщили, что отставшая от главных сил гренадерская рота оказалась в пугачевском плену. Это уже напоминало Росбах, а не карательную экспедицию и генерал решил отходить.
Но на следующее утро вышедшие из деревни солдаты были встречены мятежниками, по всей видимости и не подозревавшими о столь низкой боевой эффективности своего противника. Несколько тысяч казаков и конных башкир изматывали отряды Кара на манер иррегулярной конницы, но в атаки переходить не решались. Проскакав за отступавшими с десяток километров, они позволили им уйти.
По-французскому счету, Кара можно было бы и похвалить - потеряв три сотни солдат убитыми и пленными, он все-таки спас остальных. Полный разгром карательной экспедиции был возможен, но атаманы-молодцы упустили свой шанс.
Однако это стало понятно в ретроспективе, а тогда в Петербурге разразился страшный скандал. Самовольно сдавшего командование Кара выгнали с воинской службы без пенсиона и мундира, сослав куда-то под Калугу, где несчастный провел двадцать лет своей жизни.
Пугачев же торжествовал и грозил осажденному Оренбургу царским гневом.
...
Не скрою, что когда я делал такие ролики, то всегда думал о юмористической стороне.
Эстетика фашистской Италии ведь чем мила в первую очередь? Своей комичностью.
Все это трогательное милитаристское шоу, с его перьями берсальерских шляп и дурно поставленной шагистикой, оно ведь очень смешно.
То есть, конечно - это были фашисты, и готовились они к целой серии войн, но в то, что все это взаправду, а не понарошку, верили только дуче и самые радикальные члены партии.
(Я сейчас утрирую, но не до гротеска.)
Итальянцы с удовольствием слушали про себя, что они - ах! наследники римских доблестей! изобретатели всего на свете (и телефона! да-да!) и участники особого фашистского строя, какого нигде нет и никогда не будет.
И если ДУЧЕ отдаст приказ, то с десятков аэродромов взлетят бочкообразные бомбометы и устроят Лондону такое, чего не видела Аддис-Абеба. А лучшие в мире солдаты перевалят на сверхмалых танкетках через Альпы и вернут Италии малую родину Гарибальди.
Так говорили, кричали и пели, но совершенно в это не верили.
Отсюда и разочарование, когда где-то к началу 1941 года итальянцы поняли, что «все дело» не закончится к вечеру. Тогда появилась известная шутка о том, что ради скорейшего завершения этой войны ее можно даже постараться выиграть.
В общем, как и многие диктаторы до и после него, Муссолини хорошо знал свой народ, но думал что изменил его к лучшему.
Так вот, о комичной стороне. Что манера выступлений дуче забавляла иностранцев - понятно. Южная экспрессия, с восторгом воспринимавшаяся в Италии и латиноамериканских странах, кажется нам чрезмерной.
Это субъективная оценка, но есть же и объективные критерии. Вот они, например, на этих кадрах, посвященных фашистской пионерии (и ее гимну) - и «итальянская организация» и дуче с перьями. Это смешно, потому что комична серьезность, взмахи клинками и деревянными винтовками, когда милые итальянские детишки грозят западным плутократиям.
Понимаете, да?
А между тем, эти мои видео довольно популярны в Италии. Под некоторыми десятки каментов, под другими сотни - и все на языке дуче.
И что же? Они восторгаются и благодарят. Спасибо, как хорошо вы показали мощь нашей Италии! Какой грозный дуче, как маршируют эти пехотинцы, как ревут танки!..
Uno spettacolo!
Я нахожу это не менее забавным.
...
В 1919 году Италия вошла в полосу событий, всего за несколько лет до неузнаваемости изменивших ее политический ландшафт. Либералы, в течение многих десятилетий определявшие состав правительственных кабинетов, оказались оттеснены от власти. Утратили свое влияние и консерваторы, и большая часть прежде популярных партий. Испытанию подвергся и институт монархии. Причиной этого стали жестокие реалии Мировой войны, оказавшиеся для итальянского общества слишком травмирующим опытом.
Дело было не только в огромных потерях, достигавших почти семи сотен тысяч убитых солдат (и почти такого же количества пропавших без вести), но и в "национальном унижении", которому итальянская делегация подверглась на Парижской мирной конференции. В 1915 году Рим решился на войну с Австро-Венгрией не столько благодаря финансовым обязательствам, предложенным англо-французской дипломатией, но, главным образом, из-за возможности захватить ряд провинций габсбургской империи, а также недавно обретшую независимость Албанию.
Однако во Франции итальянцев ожидал ушат холодной воды: ссылаясь на выдвинутый американским президентом Вудро Вильсоном принцип национального самоопределения народов, англичане и французы фактически дезавуировали прежние обязательства. Италия получила намного меньше того на что рассчитывала, а отчаянная попытка итальянской делегации сорвать конференцию, покинув ее, закончилась лишь унизительным возвращением.
В довершение дипломатических неудач, страну охватил и экономический кризис. В годы войны итальянскую промышленность стимулировали заказы для нужд фронта, а постоянные субсидии Антанты позволяли правительству закупать продовольствие, топливо и в целом поддерживать в стране "гражданский мир".
Теперь все это закончилось и толпы безработных смешались с вернувшимися домой солдатами. Разочарование и гнев охватили итальянское общество.
Стремительно теряя политическую опору, старые партии оказались между Сциллой и Харибдой радикализма. Коммунисты и анархисты грозили стране гражданской войной и террором, а только что возникшее фашистское движение отвергало и либерализм, и социализм. Лидер фашистов Бенито Муссолини предлагал концепцию надклассового государства, в чьих концепциях переплетались национальные и социальные лозунги.
Чернорубашечники фашистов нарушали общественное спокойствие в не меньшей, а то и в большей степени, нежели их левые противники. Однако, в отличие от них, они выступали с позиций оскорбленного патриотизма, не порывая ни с монархией, ни с правом собственности. Поэтому когда в 1922 году дуче фашизма дал старт дурно организованному маршу своих сторонников на Рим, консерваторы, либералы, армия и король не встали на защиту законного правительства. Муссолини прибыл в столицу чтобы возглавить новый кабинет.
Использовав настроения общества и элит, лишившихся стабильности и уверенности в прежних идеалах (прежде всего, в неуклонный прогресс - дитя XIX века), Бенито Муссолини дал итальянцам то, чего они хотели - крепкую руку. Страх - боязнь будущего, с его урбанизмом и обезличиванием, социальными потрясениями и гражданскими конфликтами, стал основой победы фашизма в Италии. Страх - это альфа и омега любой автократии Новейшей истории: им объясняется появление режима, он же служит средством продления его существования.
Созревшее к тирании общество всегда испуганно.
(с)