Бурбон
- вторник и карта.
Лично мною сфотографировано и клик-а-бельно.
Во вчерашнем посте (посту) возникла тема "эльзас-лотарингских аналогий" и я решил немного написать об этом. Почему бы, собственно говоря, и нет? Так что мы продолжим с того места, на котором остановились в прошлый раз - с окончания Голландской войны в 1679 году. Если в данном случае позволительны советы, то я рекомендую ознакомиться сперва с перипетиями быстрого похода на Гаагу, сменившегося затяжной коалиционной войной и внезапным Нимвегенским миром.
Однако, история - вещь обсуждаемая, дебатируемая. Например, один достаточно современный французский исследователь, работавший уже много после Второй мировой войны, не краснея написал, что Людовик XIV был не чета воинственным монархам своего времени, а совсем даже наоборот - человеком тонкой душевной организации, любителем мира и искусным дипломатом. Так написал этот французский историк, хотя на его рабочий стол не отбрасывали тени французские аналоги гестапо, огэпэу или спрута.
Была, знаете ли, такая итальянская организация.
Поэтому, прежде чем мы, возможно, перейдем к спору о сравнительной воинственности Людовика на фоне Карла X, Леопольда I, Вильгельма III или Фридрих-Вильгельма I, хотелось бы указать на одну аксиому, не требующую ни особых разъяснений, ни даже точных формулировок. Заключается она в том, что хотя кажется будто Блядская страна совсем уже дала ёбу, в действительности она была напрочь ебанутой и десять, и двадцать лет назад. Выблядки, которые сейчас отлично понимают, что речь идет о них, были точно такими же "до" - несомненно останутся таковыми и "после".
Мне бы хотелось отметить этот фактический факт как данность.
Ну а теперь прошу всех под кат, к рассмотрению аналогий.
Между тем, глубоко заблуждался тот, кто полагал, что французский король был хоть сколько-нибудь удовлетворен достигнутыми в войне результатами. Напротив, стремительный развал коалиции накануне Нимвегенского мира и бессилие императора во время французской интервенции 1679 года вернули Людовику XIV значительную долю его самоуверенности.
Король оценил также предельную слабость Испании союзников и общую усталость Европы от военных кампаний. Маршал де Вобан пообещал монарху, что возводимая им линия крепостей защитит королевство от любого вторжения - надо лишь добиться более выгодной конфигурации границ. Укрывшись за бастионами вобановских крепостей, французская армия могла бы угрожать вторжением любой европейской державе, позволяя Людовику XIV диктовать континенту свою волю.
И не только в Европе. Еще в 1664 году была основана французская Ост-Индская компания, предназначенная для активной колониальной политики в Индийском океане и на одноименном субконтиненте. К этому времени Франция была уже третьей по размеру колониальной европейской империей, но в отличие от Испании и Португалии подавляющая часть ее заокеанских владений приходилась Северную Америку. Новая Франция в Канаде и названная в честь короля колония Луизиана, протянувшейся вдоль реки Миссисипи до Мексиканского залива представляли из себя обширные, но не слишком контролируемые пространства, ценность которых для Версаля была не слишком велика. Куда большее значение французское правительство придавало карибским плантациям Сан-Доминго, индийскому форпосту Пондишери и африканским владениями на Мадагаскаре. По сравнению с ними, североамериканские колонии представляли собой скорее убыточный проект, хотя маршал де Вобан и настаивал на строительстве военно-морской базы в Луизиане, надеясь создать угрозу испанским морским коммуникациям в заливе. Однако сам Людовик XIV никогда не придавал заморскому соперничеству большого значения: зачем завоевывать колонии, если можно покорить их метрополии?
И Бурбон ввел в практику международных отношений оригинальный способ захвата целых областей соседних держав. К феодальному праву, используемому абсолютистской бурбонской монархией для юридического обоснования своей территориальной экспансии, добавились аннексии без объявления войны. Как и накануне Деволюционной войны, король обратился к помощи юристов: беспрерывно заработали так называемые "палаты присоединений", выискивавшие документы, подтверждавшие сеньориальные права французской короны.
Прежде всего, Версаль интересовали права на Эльзас, Лотарингию и Испанские Нидерланды, но вообще "король-солнце" старался не ограничивать своих правоведов. Так, из покорения франкской державой саксонских племен в VIII веке, во Франции XVII столетия выводили заключение о неизбежности перехода Гамбурга под власть бурбонских лилий. Прибегая к аргументации подобного рода, не трудно было найти оправдания для множества аннексий имперских и испанских владений, производившихся французами в 1679 - 1684 гг. Французские войска занимали тот или иной регион, а версальская дипломатия предлагала его прежним владельцам выбирать между "большой войной" и "небольшим унижением", связанным с отказом от своих прав. И Париж обходился без плебисцитов, ставших в XX веке неотъемлемой чертой подобных акций.
Большая часть Лотарингии и Эльзаса были официально объявлены французскими, солдаты Людовика заняли имперский Саарбрюккен, итальянское герцогство Монферрат , испанское графство Шини. Наглядной демонстрацией "политики присоединений" стал захват в 1681 году Страсбурга, находившегося в статусе "вольного имперского города". Окружив столицу Эльзаса войсками и разместив батареи, французы предъявили городским властям ультиматум - признать власть Людовика XIV или "избрать участь мятежников". Спустя две недели "король-солнце" торжественно въехал в город.
Политика "мирных захватов" казалась действеннее "больших войн" и после Страсбурга в Версале обратили внимание Люксембург: столица одноименного герцогства, номинально принадлежавшего Империи, но фактически составлявшего часть Испанских Нидерландов, требовалась Вобану как часть его линии крепостей. Захватить хорошо укрепленный город внезапной атакой было невозможно и в начале 1682 года Людовик XIV отправил свои войска для блокады Люксембурга, одновременно угрожая Испании войной.
Можно ли было противостоять этому? В имперском рейхстаге не было недостатка в гневных речах о французской экспансии, штатгальтер Нидерландов призывал европейских монархов объединиться против "короля-солнца", но и в первом, и во втором случае все ограничилось декларациями. Габсбурги не могли выставить против Франции ни одного солдата: поддерживаемое Парижем и Константинополем восстание в австрийской Венгрии приобретало угрожающие размеры, назревала большая война с османами и Вена сама нуждалась в подкреплениях из Германии. Вильгельм Оранский попытался было сформировать новую коалицию, однако конфедеративное устройство Соединенных провинций ограничивало его возможности не менее эффективно, чем отсутствие крупной армии. Голландцы не желали новой войны и отказывались оплачивать иностранных солдат.
В свою очередь, Людовик XIV предпринял определенные усилия для того, чтобы предотвратить формирование нового антифранцузского альянса. Тайные выплаты английскому королю были возобновлены, а в Регенсбурге посол Франции при рейхстаге пообещал "ограничиться" захватом Эльзас-Лотарингии и не нападать на Империю в течение следующих тридцати лет. К сожалению для Бурбона, доверие к нему в Германии было уже основательно подорвано и все обещания французской дипломатии воспринимались скептически. Император Леопольд I и рейхстаг отказались признавать произведенные аннексии. Летом 1682 года Вена, Берлин и Копенгаген сформировали так называемый Люксембургский союз, главной целью которого была объявлена защита одноименного герцогства.
Разумеется, Людовика XIV это не остановило: оценив невыгодно складывавшуюся "партию", король решил опрокинуть имперскую шахматную доску и расставить фигуры совершенно по-другому. Французский посол в Константинополе приложил все усилия для того, чтобы подтолкнуть правительство султана объявить австрийцам войну: весной 1683 года огромная османская армия начала свое продвижение к Вене. В Европе заговорили о чудовищном альянсе турецкого султана и "наихристианнейшего" короля.
А в Версале ликовали, поскольку поражение императора, представлявшееся окружению Людовика XIV практически неизбежным, могло бы разрешить большинство внешнеполитических задач Франции. Потеря Вены должна была вызвать крушение всего габсбургского государства и коллапс Империи - после этого французские войска отправились бы на войну с турками, наглядно продемонстрировав немцам, что только Франция способна защитить их от "бесчисленных османских орд". Тогда-то Бурбоны наконец получат императорскую корону, а вместе с ней - и европейскую гегемонию.
В ожидании известий из Австрии, Людовик XIV отправил войска во Фландрию, объявив, что будет удерживать ее до тех пор, пока Мадрид не уступит Франции Люксембург. Игра представлялась беспроигрышной, но в Версале не учли "национального характера" испанцев, одной из наиболее ярких черт которого общепризнанно считалась гордость. Свою роль сыграли и первые известия о разгроме турок у Вены, вызвавшие в Мадриде необоснованные расчеты на Люксембургский союз. В октябре 1683 года испанские войска во Фландрии получили приказ открыть боевые действия, а спустя месяц Испания объявила Франции войну. Не имевшее ни средств, ни плана действий испанское правительство могло надеяться лишь на счастливый случай.
Новости о победе Габсбургов были встречены в Версале с понятным разочарованием, но поражение турок создавало и новые возможности. Интервенция в Германию откладывалась теперь на неопределенный срок, но масштабное наступление австрийцев означало, что император Леопольд I не сможет поддержать своих испанских родственников. Несколько удивленный испанской решимостью, Людовик XIV все же счел момент достаточно благоприятным для того, чтобы обрушиться на Испанию всей мощью французского оружия. С самого начала действия французских войск носили демонстративно карательный характер, возрождая в памяти сценки Тридцатилетней войны. Испанские Нидерланды были опустошены контрибуциями и методическим уничтожением крестьянских полей. Широкую известность получила бомбардировка Генуи, произведенная французским флотом в мае 1684 года. Генуэзская республика вызвала гнев Людовика XIV постройкой галер для испанского флота и французский король повелел примерно наказать "голландцев Италии". Город был практически полностью уничтожен, после чего генуэзский дож впервые в истории этой итальянской республики вынужден был покинуть страну, чтобы отправиться в Версаль, пройдя унизительную церемонию извинений перед французским монархом.
Испанцы не имели возможности столь же "легко" отделаться от короля-солнце. В военном отношении им нечего было противопоставить Франции и в начале лета 1684 года французы захватили "яблоко раздора" - Люксембург. Значительная часть Испанских Нидерландов также была потеряна, солдаты Людовика XIV маршировали по Каталонии и охвативший Испанию порыв уступил место более реалистическому подходу. Прежде всего, не оправдались надежды на Люксембургский союз: попытка штатгальтера Вильгельма привлечь голландские войска к защите Фландрии была пресечена политической оппозицией в Нидерландах, австрийцы не хотели отвлекать свои войска от успешного продвижения в Венгрии, а без союзников и средств продолжать войну было невозможно. В Мадриде начали искать мира, а тем временем французский король отправил армию в Эльзас и предъявил Империи ультиматум, повторив свое предложение признать все французские аннексии в обмен на гарантированные Бурбоном двадцать лет мира.
На этот раз в Регенсбурге предпочли уступить. Даже "великий курфюрст" Фридрих Вильгельм I полагал неправильным теперь начинать с Францией войну, указывая на очевидную неготовность к ней Германии и продолжающуюся на Балканах кампанию против турок. Выбор был очевиден и два мирных договора, заключенных французами с Империей и Испанией в августе 1684 года, стали вершиной успехов "политики присоединений" - Людовик XIV навязал свою волю Европе и закрепил захваты последних лет. Официально речь шла о "двадцатилетнем перемирии", в ходе или после окончания которого Франция и Империя должны были заключить настоящий мир, но фактически рейхстаг согласился, пускай и на время, признать аннексии Эльзаса, Лотарингии и других имперских владений.
Сам Бурбон конечно и не думал останавливаться на достигнутом: напротив, подобно гомеровскому Полифему, французский король уже наметил очередность следующих жертв, совершенно не опасаясь обнаружить у европейских держав такое же стремление уцелеть и способности к совместным усилиям, что и у Одиссея с его спутниками.
Лично мною сфотографировано и клик-а-бельно.
Во вчерашнем посте (посту) возникла тема "эльзас-лотарингских аналогий" и я решил немного написать об этом. Почему бы, собственно говоря, и нет? Так что мы продолжим с того места, на котором остановились в прошлый раз - с окончания Голландской войны в 1679 году. Если в данном случае позволительны советы, то я рекомендую ознакомиться сперва с перипетиями быстрого похода на Гаагу, сменившегося затяжной коалиционной войной и внезапным Нимвегенским миром.
Однако, история - вещь обсуждаемая, дебатируемая. Например, один достаточно современный французский исследователь, работавший уже много после Второй мировой войны, не краснея написал, что Людовик XIV был не чета воинственным монархам своего времени, а совсем даже наоборот - человеком тонкой душевной организации, любителем мира и искусным дипломатом. Так написал этот французский историк, хотя на его рабочий стол не отбрасывали тени французские аналоги гестапо, огэпэу или спрута.
Была, знаете ли, такая итальянская организация.
Поэтому, прежде чем мы, возможно, перейдем к спору о сравнительной воинственности Людовика на фоне Карла X, Леопольда I, Вильгельма III или Фридрих-Вильгельма I, хотелось бы указать на одну аксиому, не требующую ни особых разъяснений, ни даже точных формулировок. Заключается она в том, что хотя кажется будто Блядская страна совсем уже дала ёбу, в действительности она была напрочь ебанутой и десять, и двадцать лет назад. Выблядки, которые сейчас отлично понимают, что речь идет о них, были точно такими же "до" - несомненно останутся таковыми и "после".
Мне бы хотелось отметить этот фактический факт как данность.
Ну а теперь прошу всех под кат, к рассмотрению аналогий.
Между тем, глубоко заблуждался тот, кто полагал, что французский король был хоть сколько-нибудь удовлетворен достигнутыми в войне результатами. Напротив, стремительный развал коалиции накануне Нимвегенского мира и бессилие императора во время французской интервенции 1679 года вернули Людовику XIV значительную долю его самоуверенности.
Король оценил также предельную слабость Испании союзников и общую усталость Европы от военных кампаний. Маршал де Вобан пообещал монарху, что возводимая им линия крепостей защитит королевство от любого вторжения - надо лишь добиться более выгодной конфигурации границ. Укрывшись за бастионами вобановских крепостей, французская армия могла бы угрожать вторжением любой европейской державе, позволяя Людовику XIV диктовать континенту свою волю.
И не только в Европе. Еще в 1664 году была основана французская Ост-Индская компания, предназначенная для активной колониальной политики в Индийском океане и на одноименном субконтиненте. К этому времени Франция была уже третьей по размеру колониальной европейской империей, но в отличие от Испании и Португалии подавляющая часть ее заокеанских владений приходилась Северную Америку. Новая Франция в Канаде и названная в честь короля колония Луизиана, протянувшейся вдоль реки Миссисипи до Мексиканского залива представляли из себя обширные, но не слишком контролируемые пространства, ценность которых для Версаля была не слишком велика. Куда большее значение французское правительство придавало карибским плантациям Сан-Доминго, индийскому форпосту Пондишери и африканским владениями на Мадагаскаре. По сравнению с ними, североамериканские колонии представляли собой скорее убыточный проект, хотя маршал де Вобан и настаивал на строительстве военно-морской базы в Луизиане, надеясь создать угрозу испанским морским коммуникациям в заливе. Однако сам Людовик XIV никогда не придавал заморскому соперничеству большого значения: зачем завоевывать колонии, если можно покорить их метрополии?
И Бурбон ввел в практику международных отношений оригинальный способ захвата целых областей соседних держав. К феодальному праву, используемому абсолютистской бурбонской монархией для юридического обоснования своей территориальной экспансии, добавились аннексии без объявления войны. Как и накануне Деволюционной войны, король обратился к помощи юристов: беспрерывно заработали так называемые "палаты присоединений", выискивавшие документы, подтверждавшие сеньориальные права французской короны.
Прежде всего, Версаль интересовали права на Эльзас, Лотарингию и Испанские Нидерланды, но вообще "король-солнце" старался не ограничивать своих правоведов. Так, из покорения франкской державой саксонских племен в VIII веке, во Франции XVII столетия выводили заключение о неизбежности перехода Гамбурга под власть бурбонских лилий. Прибегая к аргументации подобного рода, не трудно было найти оправдания для множества аннексий имперских и испанских владений, производившихся французами в 1679 - 1684 гг. Французские войска занимали тот или иной регион, а версальская дипломатия предлагала его прежним владельцам выбирать между "большой войной" и "небольшим унижением", связанным с отказом от своих прав. И Париж обходился без плебисцитов, ставших в XX веке неотъемлемой чертой подобных акций.
Большая часть Лотарингии и Эльзаса были официально объявлены французскими, солдаты Людовика заняли имперский Саарбрюккен, итальянское герцогство Монферрат , испанское графство Шини. Наглядной демонстрацией "политики присоединений" стал захват в 1681 году Страсбурга, находившегося в статусе "вольного имперского города". Окружив столицу Эльзаса войсками и разместив батареи, французы предъявили городским властям ультиматум - признать власть Людовика XIV или "избрать участь мятежников". Спустя две недели "король-солнце" торжественно въехал в город.
Политика "мирных захватов" казалась действеннее "больших войн" и после Страсбурга в Версале обратили внимание Люксембург: столица одноименного герцогства, номинально принадлежавшего Империи, но фактически составлявшего часть Испанских Нидерландов, требовалась Вобану как часть его линии крепостей. Захватить хорошо укрепленный город внезапной атакой было невозможно и в начале 1682 года Людовик XIV отправил свои войска для блокады Люксембурга, одновременно угрожая Испании войной.
Можно ли было противостоять этому? В имперском рейхстаге не было недостатка в гневных речах о французской экспансии, штатгальтер Нидерландов призывал европейских монархов объединиться против "короля-солнца", но и в первом, и во втором случае все ограничилось декларациями. Габсбурги не могли выставить против Франции ни одного солдата: поддерживаемое Парижем и Константинополем восстание в австрийской Венгрии приобретало угрожающие размеры, назревала большая война с османами и Вена сама нуждалась в подкреплениях из Германии. Вильгельм Оранский попытался было сформировать новую коалицию, однако конфедеративное устройство Соединенных провинций ограничивало его возможности не менее эффективно, чем отсутствие крупной армии. Голландцы не желали новой войны и отказывались оплачивать иностранных солдат.
В свою очередь, Людовик XIV предпринял определенные усилия для того, чтобы предотвратить формирование нового антифранцузского альянса. Тайные выплаты английскому королю были возобновлены, а в Регенсбурге посол Франции при рейхстаге пообещал "ограничиться" захватом Эльзас-Лотарингии и не нападать на Империю в течение следующих тридцати лет. К сожалению для Бурбона, доверие к нему в Германии было уже основательно подорвано и все обещания французской дипломатии воспринимались скептически. Император Леопольд I и рейхстаг отказались признавать произведенные аннексии. Летом 1682 года Вена, Берлин и Копенгаген сформировали так называемый Люксембургский союз, главной целью которого была объявлена защита одноименного герцогства.
Разумеется, Людовика XIV это не остановило: оценив невыгодно складывавшуюся "партию", король решил опрокинуть имперскую шахматную доску и расставить фигуры совершенно по-другому. Французский посол в Константинополе приложил все усилия для того, чтобы подтолкнуть правительство султана объявить австрийцам войну: весной 1683 года огромная османская армия начала свое продвижение к Вене. В Европе заговорили о чудовищном альянсе турецкого султана и "наихристианнейшего" короля.
А в Версале ликовали, поскольку поражение императора, представлявшееся окружению Людовика XIV практически неизбежным, могло бы разрешить большинство внешнеполитических задач Франции. Потеря Вены должна была вызвать крушение всего габсбургского государства и коллапс Империи - после этого французские войска отправились бы на войну с турками, наглядно продемонстрировав немцам, что только Франция способна защитить их от "бесчисленных османских орд". Тогда-то Бурбоны наконец получат императорскую корону, а вместе с ней - и европейскую гегемонию.
В ожидании известий из Австрии, Людовик XIV отправил войска во Фландрию, объявив, что будет удерживать ее до тех пор, пока Мадрид не уступит Франции Люксембург. Игра представлялась беспроигрышной, но в Версале не учли "национального характера" испанцев, одной из наиболее ярких черт которого общепризнанно считалась гордость. Свою роль сыграли и первые известия о разгроме турок у Вены, вызвавшие в Мадриде необоснованные расчеты на Люксембургский союз. В октябре 1683 года испанские войска во Фландрии получили приказ открыть боевые действия, а спустя месяц Испания объявила Франции войну. Не имевшее ни средств, ни плана действий испанское правительство могло надеяться лишь на счастливый случай.
Новости о победе Габсбургов были встречены в Версале с понятным разочарованием, но поражение турок создавало и новые возможности. Интервенция в Германию откладывалась теперь на неопределенный срок, но масштабное наступление австрийцев означало, что император Леопольд I не сможет поддержать своих испанских родственников. Несколько удивленный испанской решимостью, Людовик XIV все же счел момент достаточно благоприятным для того, чтобы обрушиться на Испанию всей мощью французского оружия. С самого начала действия французских войск носили демонстративно карательный характер, возрождая в памяти сценки Тридцатилетней войны. Испанские Нидерланды были опустошены контрибуциями и методическим уничтожением крестьянских полей. Широкую известность получила бомбардировка Генуи, произведенная французским флотом в мае 1684 года. Генуэзская республика вызвала гнев Людовика XIV постройкой галер для испанского флота и французский король повелел примерно наказать "голландцев Италии". Город был практически полностью уничтожен, после чего генуэзский дож впервые в истории этой итальянской республики вынужден был покинуть страну, чтобы отправиться в Версаль, пройдя унизительную церемонию извинений перед французским монархом.
Испанцы не имели возможности столь же "легко" отделаться от короля-солнце. В военном отношении им нечего было противопоставить Франции и в начале лета 1684 года французы захватили "яблоко раздора" - Люксембург. Значительная часть Испанских Нидерландов также была потеряна, солдаты Людовика XIV маршировали по Каталонии и охвативший Испанию порыв уступил место более реалистическому подходу. Прежде всего, не оправдались надежды на Люксембургский союз: попытка штатгальтера Вильгельма привлечь голландские войска к защите Фландрии была пресечена политической оппозицией в Нидерландах, австрийцы не хотели отвлекать свои войска от успешного продвижения в Венгрии, а без союзников и средств продолжать войну было невозможно. В Мадриде начали искать мира, а тем временем французский король отправил армию в Эльзас и предъявил Империи ультиматум, повторив свое предложение признать все французские аннексии в обмен на гарантированные Бурбоном двадцать лет мира.
На этот раз в Регенсбурге предпочли уступить. Даже "великий курфюрст" Фридрих Вильгельм I полагал неправильным теперь начинать с Францией войну, указывая на очевидную неготовность к ней Германии и продолжающуюся на Балканах кампанию против турок. Выбор был очевиден и два мирных договора, заключенных французами с Империей и Испанией в августе 1684 года, стали вершиной успехов "политики присоединений" - Людовик XIV навязал свою волю Европе и закрепил захваты последних лет. Официально речь шла о "двадцатилетнем перемирии", в ходе или после окончания которого Франция и Империя должны были заключить настоящий мир, но фактически рейхстаг согласился, пускай и на время, признать аннексии Эльзаса, Лотарингии и других имперских владений.
Сам Бурбон конечно и не думал останавливаться на достигнутом: напротив, подобно гомеровскому Полифему, французский король уже наметил очередность следующих жертв, совершенно не опасаясь обнаружить у европейских держав такое же стремление уцелеть и способности к совместным усилиям, что и у Одиссея с его спутниками.