Восточный фронт
- вторник, карта, часть вторая. Великая война, 1914 - 1919 гг.
"Вот почему германцы хотят мира!", январь 1917 г.
Карта является своеобразным ответом на инициативу германского правительства в декабре 1916 года - предложение приступить к переговорам о заключении мира, без предварительных условий и требований. Руководители стран Антанты не рассматривали этот "пропагандистский демарш" всерьез, не имея никакого желания вести переговоры с немцами "на равных условиях". С чего бы? Легенда этой карты хорошо иллюстрирует тогдашние настроения.
А под катом вы найдете продолжение начатого здесь повествования о ключевых событиях на Восточном фронте Мировой войны. Как и прежде, я ограничился исключительно "военно-сухопутными" событиями, хотя в сегодняшнем посте вы найдете несколько слов и о мирных переговорах Центральных держав и ленинского правительства.
Итак, прошу.
Наступление, май - сентябрь 1916
Когда говорят о войне на Восточном фронте в 1916 году, то сразу же вспоминают «Брусиловский прорыв» - победу армий Юго-Западного фронта, прорвавших австро-венгерские оборонительные позиции. На деле же, следует говорить как минимум о трех сражениях - у Луцка, Барановичей и под Ковелем. Все эти провинциальные города приобрели тем летом широкую известность, приковав к себе внимание военных штабов и газетных редакций.
Все началось с того, что наученные поражениями предыдущего года союзники наконец-то решили синхронизировать свои операции в 1916 году. Англо-французские армии должны были начать большое наступление во Франции, а русские - ударить по германским позициям силами Северного и Северо-Западного фронтов. Практически одновременное начало всех операций должно было рассеять резервы врага. К сожалению для стран Антанты, немцы и австрийцы вновь опередили их.
Начавшаяся в феврале Верденская битва сковала силы большей части французской армии и теперь все зависело от англичан и русских. Британское командование готовилось предпринять грандиозную операцию против германской обороны на Сомме, а царская Ставка запланировала большое наступление в Белоруссии. Однако после разочаровывающего мартовского фиаско у Нарочи, русские генералы преисполнились самого черного пессимизма и требовали еще больше солдат, пушек и - времени. Теперь они были готовы атаковать не раньше середины лета, а лучше всего и не наступать вовсе, как простодушно признался возглавлявший Северо-Западный фронт А. Е. Эверт.
Тем временем, в мае австрийцы начали большое наступление против итальянцев, вскоре принявшее для Рима крайне угрожающий характер. Конрад фон Гетцендорф, убежденный в неспособности русских прорвать его украинские позиции, использовал в Италии переброшенные с Восточного фронта резервы. Итальянские просьбы о помощи пришли в Россию именно в тот самый момент, когда М. В. Алексеев обратил свое внимание на Юго-Западный фронт. Командовавший там кавалерийский генерал А. А. Брусилов уже давно просил у Ставки разрешения на задуманное им наступление. В отличие от своих северных коллег, травмированных неудачными операциями против немцев, он был уверен в том, что его атаки принесут успех.
Алексеев, знавший о переменчивом характере своего подчиненного, отнесся к этим обещаниям достаточно скептически, но все же санкционировал задуманную Юго-Западным фронтом операцию. Он собирался не столько помочь итальянцам, сколько отвлечь внимание немцев, придержав резервы для намеченного на июнь наступления в Белоруссии. Пускай Брусилов попробует - решил начальник штаба Верховного главнокомандующего.
Последовавшие события превзошли самые оптимистические ожидания. А. М. Каледин, командовавший на Юго-Западном фронте армией, разбил австрийцев и взял Луцк - его солдаты прошагали шестьдесят километров и захватили десятки тысяч пленных. С опозданием, Гетцендорф начал перебрасывать войска из Италии на Восток, но даже с их помощью австрийские генералы не успевали латать дыры на своем фронте: Брусилов организовал атаки на всех участках, что вполне соответствовало отвлекающему характеру его наступления, но в текущих условиях привело к эффекту карточного домика. Австро-венгерская оборонительная линия рассыпалась и русские взяли в плен более трехсот тысяч солдат императора Франца Иосифа. Такого успеха царское оружие не знало со времен Галицийской битвы 1914 года и российское общество охватила победная эйфория. Казалось, что еще немного - и война будет закончена.
Однако теперь у Брусилова возникли проблемы. Оборонительная линия австрийцев была «взорвана», но Юго-Западному фронту отчаянно не хватало резервов для продолжения наступления. А немцы, окончательно остановившие свои операции под Верденом, уже начали перебрасывать войска на помощь своему незадачливому союзнику. Между тем, в конце июня в долгожданное наступление перешли войска Северо-Западного фронта - и не с большим успехом, чем в марте. Потеряв в провальных атаках около восьмидесяти тысяч человек (немцы - чуть больше тринадцати), армии Эверта остались на прежних позициях. Теперь Алексеев был готов предоставить Брусилову необходимые резервы, но было слишком поздно - русские железные дороги справлялись с переброской войск куда хуже, чем германские. Время было упущено, но в Ставке и штабе Юго-Западного фронта это отказывались признавать.
Весь июль, август и начало сентября прошли в кровопролитных наступлениях, уже не приносящих русским ни территориальных, ни материальных успехов. В болотах под Ковелем полегла гвардия, не умевшая брать оборудованных немецкой пехотой пулеметных позиций. Огромные и невосполнимые потери понесла и вся армия, оставившая на поле боя более полутора миллиона человек убитыми, ранеными и пленными (австрийцы потеряли почти шестьсот, а немцы - около ста сорока тысяч человек). Начавшееся так многообещающе, брусиловское наступление стало могилой для всей царской армии, так и не оправившейся от этого кровопролития.
Выступление Румынии, август - октябрь 1916
Наступление англо-французских войск на Сомме, устоявший под немецким натиском Верден и серия побед войск русского Юго-Западного фронта помогли Румынии определиться со своей дипломатической линией в Мировой войне. Полагая, что у Германии уже нет возможности выставить на Балканах сколько-нибудь значительные силы, в Бухаресте решились принять участие в разделе Двуединой монархии. Ожидали, что румынские войска без особых проблем займут австрийскую Трансильванию и, соединившись с русской армией, двинутся на Будапешт.
В столицах Антанты тоже рассчитывали на военные успехи нового союзника. Даже обычно скептически настроенный М. В. Алексеев полагал, что вступление Румынии в Мировую войну станет решающим фактором - по крайней мере для Восточного фронта. Российская пресса и общество были настроены еще более оптимистично. Однако, как вскоре стало очевидным всем, два десятка румынских дивизий оказались попросту не готовы к современной войне - их наступательный порыв угас еще в боях с австро-венгерскими пограничниками, а на Балканы уже прибывали германские войска под командованием Эриха фон Фалькенхайна. Пауль фон Гинденбург, новый главнокомандующий германскими армиями, отправил своего предшественника руководить «карательной экспедицией» против Румынии.
Теперь в Бухаресте ожидали спасения от России, но в августе Алексееву негде было взять войск для поддержки румынского союзника. Спешно созданная Добруджанская армия А. М Зайончковского на деле являлась усиленным корпусом, а ее командующий не сумел ни наладить взаимодействия с румынскими войсками, ни проявить полководческого мастерства. Когда же против Зайончковского начала действовать германо-болгаро-турецкая группировка Августа фон Макензена, то русско-румынским войскам пришлось совсем туго.
Но все же не так, как основной румынской армии. Атакуемая немцами, австрийцами и болгарами с трех направлений, она бесславно отступала, оставляя десятки тысяч пленных. В октябре войска Фалькенхайна уже захватили значительную часть территории страны, а в конце ноября солдаты Макензена промаршировали по Бухаресту. Королевский двор бежал в Яссы, а царской Ставке пришлось взять на себя ответственность за новый Румынский фронт, ставший теперь фактически русским. Вместо захвата Будапешта приходилось разворачивать четыре армии для обороны Одессы.
Митава, декабрь 1916
Как и открывшая кампанию битва у Нарочи, наступление под Ригой было плохо задумано и еще хуже организовано. Митавская операция, проводимая силами Северного фронта Н. В. Рузского, продемонстрировала все недостатки царской армии. Наступление было начато в ультрасовременном духе - без предварительной артиллерийской подготовки, да еще и на наиболее укрепленном участке вражеской обороны. Все это должно было вызвать эффект неожиданности, на который очень рассчитывали в Ставке.
Почти двести тысяч солдат пошли в бой - и продвинулись вперед на два километра после недели кровопролитных атак. Возмущенный «напрасными потерями» сибирский стрелковый полк отказался занимать окопы и выдвинул политические требования. Следом за ним уже целая дивизия оказалась в состоянии открытого мятежа, а вскоре неповиновение охватило три корпуса. Сотню солдат расстреляли, но наступление закончилось унизительным провалом. Это стало печальным финалом русских военных усилий 1916 года.
Приказ номер один, март 1917
Пока царь пытался пробиться в Царское Село, где находились его жена и дети, а между Ставкой и Петроградом шел бесконечный обмен телеграммами, социалисты из Петроградского совета подготовили собственный приказ для «революционных войск столицы». К этому их понуждал Временный комитет Государственной Думы, в здании которой искали спасения многие офицеры петроградского гарнизона. Поступали все новые известия об арестах, избиениях и даже убийствах - многие солдаты буквально охотились за своими командирами, а потому депутаты потребовали от левых, которые, как всеми считалось, имели безусловное влияние на «массы», обратиться к войскам гарнизона.
Лекарство оказалось немногим лучше болезни. «Приказ №1», напечатанный и распространенный в миллионах экземпляров, оказался одним из наиболее дурно составленных документов в истории. За трескучей фразеологией о необходимости дружной работы солдат и офицеров, скрывались конкретные распоряжения, в корне подрывающие саму возможность этой самой работы: создание выборных «солдатских комитетов», с политическим их подчинением Петроградскому совету и, в качестве брошенной кости, отмена «титулования офицеров». «Территориальные рамки» приказа были сметены в считанные дни и сеть солдатских комитетов была наброшена на всю армию, охватив и фронт, и тыловые части. С военным единоначалием было покончено.
Впоследствии многие обвиняли авторов приказа в том, что именно они «развалили войска», но это не так. Хотели ли в Петроградском совете защитить офицеров от самосуда или преследовали политическую цель (лишить генералов и лидеров «Прогрессивного блока» контроля над армией), совершенно очевидно, что сам по себе этот документ был неспособен оказать столь грандиозное воздействие на вооруженные силы, располагавшиеся от Владивостока до Петрограда. Доверие к собственным командирам и готовность «исполнить воинский долг» не могли быть в одночасье упразднены строками какого-либо приказа, пускай даже и дьявольски хитроумно сформулированного. За них это сделали три года войны, сопровождавшейся поражениями и беспрецедентными потерями, полнейшим хозяйственным развалом и обнищанием населения. Армия и флот Российской империи «выполнили» этот приказ, потому что он отвечал их внутреннему состоянию - состоянию развала и распада.
Новая Россия, новая армия
«Двоевластие» еще могло быть терпимым, но его очень быстро сменило настоящее безвластие. <...> Стремительно распадалась армия. Тыловые гарнизоны быстро стали настоящим бичом для местных жителей. Солдатские советы оказались неспособны противостоять анархии, а сами «нижние чины» как будто старались рассчитаться за все столетия «солдатчины» сразу. «Человек с винтовкой» оказался куда более значимым фактором, нежели образование или социальное положение. Не лучше было и на фронте - мартовская эйфория, когда солдаты охотно присягали новой власти, закончилась и наступили «революционные будни».
Узнав о начавшемся в деревнях «переделе», солдаты хотели только одного - поскорее вернуться домой. Бесконечно «совещаясь», они выносили все более «недоверчивые» и агрессивные резолюции, беспрестанно обвиняя офицеров и Временное правительство в тайном желании затянуть войну и восстановить «старый режим», что для одетых в шинели крестьян означало возвращение «дисциплины зуботычин» и необходимости вновь и вновь подниматься в атаку на германские пулеметы. Постепенно от декларируемого братства между солдатами и офицерами не осталось и следа - малейшего повода было достаточно, чтобы озверевшая толпа солдат набрасывалась на своих командиров и жестоко избивала их, зачастую до смерти. «Инцидентов» становилось все больше, средств воспрепятствовать этому - все меньше.
Практически повсеместной практикой стали так называемые «братания», участие в которых приняла значительная часть армии. Сходившиеся на нейтральной полосе с немцами и австро-венграми русские солдаты оказались весьма податливыми к пропаганде Центральных держав, не без успеха попытавшихся распространить практику «братаний» на весь Восточный фронт. Ставка и военное командование на местах всеми средствами пытались бороться с «дружественными контактами», не останавливаясь перед применением артиллерии, но полностью искоренить это «зло» так и не сумели.
В то же время, постоянно и демонстративно призывая Временное правительство и Петроградский Совет повлиять на солдат, военные перекладывали всю вину на гражданских, совершенно не желая признавать того, что процессы развала боеспособности вооруженных сил начались намного раньше февраля 1917 года. Однако, свою долю ответственности несли и новые власти. Помимо крайне неудачно составленного «Приказа № 1», оказалась весьма некстати и «революционная чистка» командного состава, начатая военным министром Гучковым. За считанные недели в отставку были уволены более сотни генералов и все командующие фронтами.
Главным критерием отбора, помимо собираемых кустарным способом сведений о военных талантах отставленных, стала «политическая благонадежность». Не трудно представить себе последствия - в критические недели весны войска остались без командиров, с которыми худо-бедно, но уже успели сжиться. Более того, пример поданный «сверху» увлекал - и очень быстро солдаты начали самостоятельно выносить «лезоруции», требуя снять с должности того или иного офицера. Джин был выпущен из бутылки.
Стоход, март 1917
Первое же «боевое крещение» революционных войск обернулось тяжелым поражением. Оно было символичным - еще царское командование Юго-Западного фронта отправило своих солдат в западню, разместив армейский корпус на крайне уязвимых позициях завоеванного в 1916 году плацдарма у реки Стоход. Теперь расплачиваться за это пришлось бойцам «самой свободной армии в мире».
Укрепления русских войск не выдерживали никакого сравнения с германской системой окопов, да еще и просматривались неприятелем, удобно расположившимся на окрестных высотах. Атаке немцев предшествовала короткая, но очень эффективная бомбардировка химическими снарядами - уже к вечеру обе русских дивизии оказались фактически уничтоженными. В плен попало около десяти тысяч человек, тогда как немцы почти не понесли потерь.
Известие о разгроме на Стоходе разошлось по всей России - к этому времени цензура была фактически упразднена, да и во Временном правительстве считали полезным «встряхнуть» общество, напомнив о продолжающейся войне. В свою очередь, только что опробовавшие новую тактику «артиллерийского наступления» немцы надолго прекратили любые наступательные операции на Восточном фронте: обозначившийся развал русской армии, вкупе с усугубляющимся внутренним кризисом в самой России, должны были заставить Петроград начать мирные переговоры с Центральными державами. В этом убеждении немцы пребывали вплоть до начала лета.
Ударники, май 1917
Формирование особых, выходивших за рамки традиционных структур подразделений началось еще в царской армии. Вооруженные пулеметами, такие отряды размещались позади атакующих войск и, при необходимости, «подбадривали малодушных». Февральская революция положила этой практике конец, благо теперь солдаты вполне могли открыть ответный огонь. Вместо этого началось создание «ударных отрядов», схожих по своим задачам с германскими «штурмовыми группами» и итальянскими «батальонами смерти».
Правда, в отличие от своих европейских аналогов, российские ударники предназначались не столько для прорыва вражеского фронта, сколько для удержания своего. Сплошь и рядом пехотинцы отказывались сменять своих товарищей на передовых позициях, вести учебную подготовку и вообще заниматься чем-либо, кроме бесконечного участия в митингах. Хоть какая-то дисциплина сохранялась в кавалерийских частях, казачьих подразделениях и артиллерии.
В таких условиях и Временное правительство в Петрограде, и военное командование на фронте пришли к выводу о необходимости создавать свои «батальоны смерти» из солдат и офицеров, готовых и воевать с немцами, и подавлять мятежи в собственной армии. Помимо этого, формирование женских «батальонов смерти» должно было сыграть пропагандистскую роль, устыдив тех солдат революционной армии, которые уже не хотели рисковать своей жизнью в войне «до победного конца».
Появление всевозможных «батальонов» (с неизменной символикой в виде «адамовой головы») фактически означало распад армии на две противостоящие друг другу части: основную массу солдат, желавшую заключения мира любой ценой - и ударников, откровенно презиравших «шкурников в военной форме» и «демократическую говорильню» всевозможных советов.
Вместе с тем состав «батальонов смерти» был весьма неоднороден. В первые недели и даже месяцы после начала их формирования (почин был положен А. А. Брусиловым на Юго-Западном фронте) в ряды ударников записалось немало солдат, впоследствии выступивших и против Временного правительства, и против своих командиров. Надежды многих офицеров на то, что новые формирования помогут укрепить армию не оправдались: в конечном счете, штаты ударных отрядов оказались чрезмерно раздуты, в результате чего их реальная боевая ценность оказалась намного меньше ожидаемой. Такие войска еще могли разоружать перепившихся солдат тыловых гарнизонов или сменять митингующих на передовых позициях, но эффективно наступать на немцев или стать надежным инструментом во внутриполитической борьбе, на что рассчитывали в Ставке, они были попросту неспособны.
Наступление Керенского, июнь - июль 1917
Заняв должность военного и морского министра, А. Ф. Керенский пообещал стране, что «революционная армия» России преуспеет там, где потерпели неудачу царские войска. М. В. Алексеев, считавший наступление в текущих условиях невозможным, был отправлен в отставку и новым главнокомандующим русских армий стал А. А. Брусилов, обещавший добиться победы. Керенский объезжал фронты, посещая многотысячные солдатские митинги - страстные призывы Александра Федоровича к «решающей битве» неизменно вызывали энтузиазм у его слушателей, охотно выносивших резолюции о своей готовности наступать на врага.
И главнокомандующий, и военный министр всерьез надеялись на то, что первые же военные успехи приведут к «оздоровлению армии» и укрепят власть правительства. Иррациональность этих расчетов не мешала их широкому распространению в обществе и даже в армии, где многие офицеры полагали, что переход в наступление - последний шанс спасти войска от полнейшего «морального разложения». Согласно военным планам, в грядущей операции должны были участвовать практически все русские армии, однако главный удар наносился силами Юго-Западного фронта.
Начало наступления казалось достаточно удачным - прорвав австрийскую оборону, русские войска взяли несколько тысяч пленных и заняли город Станислав. Но первый порыв вскоре иссяк, а понесших тяжелые потери ударников некем было заменить. Вопреки наивным ожиданиям в столице и в Ставке, картины масштабного наступления вызывали у солдат чувство страха, а вовсе не желание «устремиться в сражение».
Целые дивизии начинали митинговать, под разными предлогами уклоняясь от участия в наступлении. В то же время, на остальных фронтах не удалось добиться и видимости успеха: командовавший Западным фронтом А. И. Деникин сообщал, что ввел в бой почти двести батальонов против семнадцати вражеских - и был разбит.
К началу июля наступательный порыв иссяк и настало время для австро-германского контрудара. Начальник штаба армий Восточного фронта М. Гофман бросил в атаку семь пехотных дивизий и добился впечатляющего результата: войска русского Юго-Западного фронта обратились в бегство. «Тарнопольский погром» стал наглядной демонстрацией упадка морального духа «революционных войск» - подчас нескольких немецких рот опрокидывали целые полки. Обгоняя отступающие войска, десятки тысяч дезертиров устремились в тыл, сея по дороге смерть и разрушения.
Керенский, занявший в эти дни пост председателя правительства, отправил Брусилова в отставку, назначив на его место Л. Г. Корнилова. Последний потребовал от Петрограда «драконовских мер» для восстановления дисциплины: с 12 июля в действующей армии начал свою работу «военно-революционный суд», имевший право выносить смертные приговоры. Однако, спасло армии Юго-Западного фронта вовсе не это, а сравнительная немногочисленность германских резервов. Откатившись на десятки километров, русские войска обнаружили, что противник не собирается их преследовать. «Отступление Керенского» закончилось.
Потери русских войск до сих пор не подсчитаны точно (не считая пленных, учет которым вели немцы) - во всяком случае, речь шла о сотнях тысяч солдат, убитых, раненых, попавших в плен или дезертировавших из армии. Огромный и непоправимый урон понесли отряды ударников, терявшие в дни первых атак до 80% своего личного состава (один из женских «батальонов смерти» оказался практически полностью уничтожен). Моральных дух войск был окончательно подорван.
Рига, август 1917
Наступление на Ригу преследовало весьма ограниченные цели - немцы хотели овладеть этим важным военно-морским портом на Балтике и на деле проверить новые методики организации артиллерийской подготовки. Все это им вполне удалось.
Несмотря на то, что рижские оборонительные позиции возводились с учетом необходимости любой ценой удержать один из крупнейших городов империи, революционная армия оказалась не готовой к новой германской тактике прорыва. Недолгий, но предельно эффективный артиллерийский обстрел нарушил связь между войсками, а в воздухе господствовала вражеская авиация. Корниловские «заградительные отряды» не помогли - не выдержав атак штурмовых групп немецкой пехоты, русские солдаты обратились в бегство. Занявшие Ригу немцы их не преследовали, что позволило впоследствии распространиться легенде об «отчаянных контратаках». На деле же, убедившись в безопасности, часть бежавших войск просто вернулась на прежние позиции.
Тем не менее, очередной и достаточно унизительным разгром принес не только волну уныния в обществе, но и придал решимости генералам российской Ставки в их стремлении положить конец «развалу страны и армии».
Альбион, сентябрь - октябрь 1917
Осенью 1917 года немецкое командование Восточного фронта не имело намерений организовывать наступательные операции, пусть даже и небольшого масштаба. Считалось, что в случае их полнейшего успеха итогом стала бы лишь необходимость оккупировать новые пространства, а при неблагоприятном развитии событий германское наступление могло вызвать у русских солдат прилив энтузиазма и желание продолжать войну. Поэтому задуманная в штабе кайзеровского военно-морского флота операция «Альбион» носила несколько парадоксальный характер мероприятия, главной целью которого был не столько результат, сколько сам процесс.
Иначе говоря, командование очень хотело дать своим морякам возможность поучаствовать в комбинированной операции, для чего армия передала флоту одну усиленную пехотную дивизию. Зато кайзеровский флот был представлен десятками боевых кораблей, включая пять супер-дредноутов. Таким образом, при всем своем размахе, захват Моонзундских островов на Балтике являлся всего лишь одной из тех ограниченных по задачам атак, что должны были подтолкнуть Временное правительство к началу осознания необходимости начать мирные переговоры с Центральными державами.
Русские защитники островов могли рассчитывать на поддержку своего Балтийского флота, почти не уступавшего германским эскадрам по количеству судов, а также на десятки батарей на островах и сотни мин вокруг них. Почти равным было соотношение и сухопутных сил - двадцати пяти тысячам немецких солдат противостояло такое же количество российских.
Несмотря на это, главным противником немцев оказались мины, потопившие восемь тральщиков и один торпедный катер. Потеряв около двух сотен человек убитыми и ранеными (в основном - на кораблях), немцы добились поставленных целей. Балтийский флот русских лишился дредноута «Слава» и одного эсминца, а армия - всех размещенных на островах солдат, практически без боя сдавшихся в плен.
В Петрограде началась паника, горожане тысячами бежали из столицы. В свою очередь, Временное правительство решило воспользоваться поражением в политических целях - но не для того, чтобы начать с немцами мирные переговоры, как это в отчаянии предложил военный министр А. И. Верховский, а чтобы перенести свои учреждения в Москву, подальше от наступающего врага.
На деле же министры хотели покинуть Петроград из опасений перед грядущим выступлением большевиков, с начала октября уже нескрываемо готовившихся к захвату власти вооруженной силой. Неудивительно, что последние выступили с решительным протестом против переезда правительства, одновременно ускорив подготовку к перевороту. Таким образом, результаты операции «Альбион» все же оказали свое воздействие на дипломатическую позицию России в текущей войне, хотя вовсе и не в той форме, на которую рассчитывало германское командование.
Перемирие, ноябрь - декабрь 1917
Лишь спустя две недели после захвата власти ленинское правительство смогло приступить к началу мирных переговоров с Центральным державами. 8 ноября Совет народных комиссаров отдал Ставке распоряжение известить германское командование о желании Петрограда остановить боевые действия и заключить перемирие. Фактически, к этому времени война на Восточном фронте уже не велась - пускай армия Российской Республики еще и оставалась на позициях, но все ее внимание было поглощено бдительным наблюдением за собственными офицерами, которые теперь играли малопочетную роль «технических специалистов» и доверять которым не следовало.
Один из таких «специалистов» - исполнявший обязанности Главнокомандующего армией генерал-лейтенант Н. Н. Духонин - попытался оспорить полученный от новой власти приказ, но был немедленно смещен и демонстративно замещен на прапорщика Н. В. Крыленко, одного из самых одиозных большевиков. Не пытаясь оказать сопротивления, Духонин мужественно встретил свою смерть от рук «революционных матросов», с которыми новый Главнокомандующий прибыл в Могилев 20 ноября. Ставка была уничтожена, а вместе с ней и последнее препятствие к началу переговоров с немцами. Мирная делегация большевистского правительства с трудом перебралась через линию фронта и была радушно принята германским командованием Восточного фронта в разрушенном Брест-Литовске.
Представители Петрограда вовсе не были «покорными исполнителями воли своих немецких хозяев», как это часто утверждалось и тогда, и утверждается сегодня. В Бресте большевики, возглавляемые А. А. Иоффе, пытались добиться от принца Леопольда Баварского и генерала Макса Гофмана ряда уступок, включая и эвакуацию германских войск с Моонзундских островов, и запрет перебрасывать «восточные дивизии» на Западный фронт в течение шести месяцев.
Немцы, не слишком верившие в надежность новой российской власти (уже третьей по счету в этом году), тем не менее были настроены оптимистически. Заключение мира на Востоке было одной из главных задач германской политики с начала войны, и упускать эту возможность не стоило, даже если переговоры об этом приходится вести с весьма странной «дипломатической делегацией», состоящей из левых интеллектуалов-евреев, офицеров бывшей царской армии, а также крестьянина, матроса и солдата, представлявших «народные массы». Несколько шокировало немцев и присутствие «фрау Биценко» - освобожденной Февральской революцией эсэровской террористки, в 1905 году застрелившей русского генерал-лейтенанта.
В конечном счете стороны договорились о перемирии, начинавшем действовать с 4 декабря. Немцы отказались уводить войска из Моонзунда, большевики - из Восточной Анатолии. Остальные спорные вопросы должны были разрешиться в ходе предстоящих мирных переговоров, к которым в Петрограде все еще надеялись привлечь бывших союзников по Антанте. Восточный фронт замолк и только шум, производимый толпами «братающихся» солдат трех армий, рассеивал установившуюся от Балтики до Черного моря тишину.
Переговоры, январь 1918
Начавшиеся после подписания соглашения о перемирии переговоры между Советской Россией и Центральными державами шли трудно. Сменявшие друг друга советские делегации нарочито «работали на публику», то призывая перенести заседания в какую-нибудь нейтральную страну, то уходя в дебри социалистических теорий. В Петрограде явно «тянули резину» - перемирие уже было подписано, армия (то, что от нее еще оставалось) была и благодарна большевикам, и выведена из игры, а в то же время Лениным со дня на день ожидалась европейская революция. Так зачем же спешить? У Германии и ее союзников, напротив, лишнего времени не было, поскольку немцы должны были или выиграть предстоящее сражение на Западном фронте - или пасть под ударами всего мира, объединившегося против них. В Берлине нуждались в скорейшем завершении войны на Востоке, поэтому поспешили бросить на стол еще имевшийся у немцев козырь - армию.
Германская дипломатия использовала против большевиков их собственное оружие - признание прав народов бывшей царской России на национальное самоопределение и государственную независимость. Перенявшие этот принцип у американского президента Вудро Вильсона, выдвинувшего его в 1917 году как способ избавления от многонациональных монархий Центральных держав и обеспечения прочного мира в Европе, большевики использовали это право исключительно в виде пропагандистского средства, способного привлечь на их сторону хотя бы часть национальных движений на территории распавшейся империи. Теперь они были поставлены в трудное положение. Признают ли народные комиссары право поляков на собственное королевство? А народов Прибалтики? Украинцев? Сибирское правительство, государства Кавказа, Средней Азии?
Пока советская делегация совещалась с Петроградом, дипломаты Центральных держав подписали первое мирное соглашение в Мировой войне - Украинская Народная Республика вышла из числа воюющих стран. Одновременно с этим, украинские представители официально попросили Германию и Австро-Венгрию о военной интервенции, пообещав взамен предоставить остро нуждавшимся в продовольствии немцам и австрийцам миллион тонн зерна и другие продукты. Большевики были возмущены «коварством империалистов», но что они могли возразить? Официально Советская Россия не вела войны с Украиной и не могла сколько-нибудь основательно оспаривать право германского и австрийского правительств оказывать военную поддержку Киеву. А то, что последний, как и большая часть провозглашенного украинского государства, уже не контролировался властями УНР, также не могло служить препятствием для подписанного, поскольку и в России далеко не все признавали власть большевиков, что ничуть не мешало их представителям говорить в Брест-Литовске от имени всей страны.
Впрочем, немцы не собирались вступать в очередной раунд утомительных переговоров. На следующий день после заключения мира с Украиной большевистской делегации был предъявлен ультиматум, общий смысл которого сводился к тому, что Петроград должен признать рождение новых национальных государств Восточной Европы. Взамен Советская Россия получала тот самый мир «без аннексий и контрибуций», о котором там долго говорили большевики: ведь немцы не требовали никаких компенсаций и не присоединяли к своей империи ни Польши, ни Прибалтики, ни Белоруссии, ни Украины, а только лишь «обеспечивали их безопасность» в качестве целиком зависимых от Германии королевств и республик.
В ответ на этот «удар бронированным кулаком» возглавлявший советскую делегацию Л. Д. Троцкий выдвинул свою знаменитую формулу «Ни мира, ни войны». Отказавшись принимать ультиматум, он демонстративно отдал армии приказ демобилизоваться и заявил об окончании войны. Теперь оставалось лишь узнать реакцию Центральных держав на столь неординарный дипломатический маневр.
Удар кулаком, февраль - март 1918
Ход начатой немцами операции «Фаустшлаг» определялся транспортными возможностями разрушенных российских железных дорог и той скоростью, с которой пятьдесят германских и австро-венгерских дивизий могли продвигаться на Восток. Солдаты армии «товарища главнокомандующего» Н. В. Крыленко поднимали руки при появлении первых же немецких кавалерийских дозоров. «Краса и гордость Октябрьской революции» - матросы и красногвардейцы под командованием П. Е. Дыбенко - попытались было дать «империалистам» бой на подступах к Петрограду, но были легко обращены в бегство.
В считанные дни, потеряв около двух десятков человек убитыми, германские и австро-венгерские войска прошли 250 километров, заняв всю Прибалтику, Белоруссию, Финляндию и значительную часть Украины. Начали наступление и турки, желавшие захватить большую часть Кавказа. Большевикам нечего было противопоставить даже и второсортным дивизиям противника - оставалось лишь просить о возобновлении переговоров, заранее соглашаясь на отвергнутые в январе условия.
Брестский мир, март 1918
Прибыв 1 марта в Брест-Литовск, советская делегация нарочито отказалась от каких-либо переговоров. Если уж «преступление» должно было произойти, то пусть все увидят, кто именно является «жертвой». Заявив о том, что они заключают мир под дулами немецких винтовок, большевистские дипломаты расписались под текстом мирного договора. Советская Россия соглашалась на все условия, ранее сформулированные немцами, и отказывалась от вмешательства во внутренние дела новых государств, появившихся на руинах царской империи. Немцы высадили десант в Финляндии и продолжали широкомасштабную интервенцию на юге, наступая на Киев и Одессу. В будущем они выйдут к Ростову и Воронежу, а сейчас мирный договор еще требовалось «ратифицировать» на спешно созванном съезде большевистской партии в Петрограде.
Бурные дебаты продолжались в течение 7 и 8 марта, но в конце концов Ленину удалось одержать верх над сторонниками объявления Центральным державам «революционной войны». Владимир Ильич не собирался повторять ошибок Керенского и рисковать властью ради простого «следования принципу». Признав, что «этот зверь» (германский империализм) прыгает быстро, он был полон решимости покончить с внешней войной и как можно скорее выиграть гражданскую. После этого большевики будут свободны в своих действиях. Это прозвучало убедительно и три четверти проголосовавших на съезде поддержали своего лидера.
Советская Россия вышла из Мировой войны.
"Вот почему германцы хотят мира!", январь 1917 г.
Карта является своеобразным ответом на инициативу германского правительства в декабре 1916 года - предложение приступить к переговорам о заключении мира, без предварительных условий и требований. Руководители стран Антанты не рассматривали этот "пропагандистский демарш" всерьез, не имея никакого желания вести переговоры с немцами "на равных условиях". С чего бы? Легенда этой карты хорошо иллюстрирует тогдашние настроения.
А под катом вы найдете продолжение начатого здесь повествования о ключевых событиях на Восточном фронте Мировой войны. Как и прежде, я ограничился исключительно "военно-сухопутными" событиями, хотя в сегодняшнем посте вы найдете несколько слов и о мирных переговорах Центральных держав и ленинского правительства.
Итак, прошу.
Наступление, май - сентябрь 1916
Когда говорят о войне на Восточном фронте в 1916 году, то сразу же вспоминают «Брусиловский прорыв» - победу армий Юго-Западного фронта, прорвавших австро-венгерские оборонительные позиции. На деле же, следует говорить как минимум о трех сражениях - у Луцка, Барановичей и под Ковелем. Все эти провинциальные города приобрели тем летом широкую известность, приковав к себе внимание военных штабов и газетных редакций.
Все началось с того, что наученные поражениями предыдущего года союзники наконец-то решили синхронизировать свои операции в 1916 году. Англо-французские армии должны были начать большое наступление во Франции, а русские - ударить по германским позициям силами Северного и Северо-Западного фронтов. Практически одновременное начало всех операций должно было рассеять резервы врага. К сожалению для стран Антанты, немцы и австрийцы вновь опередили их.
Начавшаяся в феврале Верденская битва сковала силы большей части французской армии и теперь все зависело от англичан и русских. Британское командование готовилось предпринять грандиозную операцию против германской обороны на Сомме, а царская Ставка запланировала большое наступление в Белоруссии. Однако после разочаровывающего мартовского фиаско у Нарочи, русские генералы преисполнились самого черного пессимизма и требовали еще больше солдат, пушек и - времени. Теперь они были готовы атаковать не раньше середины лета, а лучше всего и не наступать вовсе, как простодушно признался возглавлявший Северо-Западный фронт А. Е. Эверт.
Тем временем, в мае австрийцы начали большое наступление против итальянцев, вскоре принявшее для Рима крайне угрожающий характер. Конрад фон Гетцендорф, убежденный в неспособности русских прорвать его украинские позиции, использовал в Италии переброшенные с Восточного фронта резервы. Итальянские просьбы о помощи пришли в Россию именно в тот самый момент, когда М. В. Алексеев обратил свое внимание на Юго-Западный фронт. Командовавший там кавалерийский генерал А. А. Брусилов уже давно просил у Ставки разрешения на задуманное им наступление. В отличие от своих северных коллег, травмированных неудачными операциями против немцев, он был уверен в том, что его атаки принесут успех.
Алексеев, знавший о переменчивом характере своего подчиненного, отнесся к этим обещаниям достаточно скептически, но все же санкционировал задуманную Юго-Западным фронтом операцию. Он собирался не столько помочь итальянцам, сколько отвлечь внимание немцев, придержав резервы для намеченного на июнь наступления в Белоруссии. Пускай Брусилов попробует - решил начальник штаба Верховного главнокомандующего.
Последовавшие события превзошли самые оптимистические ожидания. А. М. Каледин, командовавший на Юго-Западном фронте армией, разбил австрийцев и взял Луцк - его солдаты прошагали шестьдесят километров и захватили десятки тысяч пленных. С опозданием, Гетцендорф начал перебрасывать войска из Италии на Восток, но даже с их помощью австрийские генералы не успевали латать дыры на своем фронте: Брусилов организовал атаки на всех участках, что вполне соответствовало отвлекающему характеру его наступления, но в текущих условиях привело к эффекту карточного домика. Австро-венгерская оборонительная линия рассыпалась и русские взяли в плен более трехсот тысяч солдат императора Франца Иосифа. Такого успеха царское оружие не знало со времен Галицийской битвы 1914 года и российское общество охватила победная эйфория. Казалось, что еще немного - и война будет закончена.
Однако теперь у Брусилова возникли проблемы. Оборонительная линия австрийцев была «взорвана», но Юго-Западному фронту отчаянно не хватало резервов для продолжения наступления. А немцы, окончательно остановившие свои операции под Верденом, уже начали перебрасывать войска на помощь своему незадачливому союзнику. Между тем, в конце июня в долгожданное наступление перешли войска Северо-Западного фронта - и не с большим успехом, чем в марте. Потеряв в провальных атаках около восьмидесяти тысяч человек (немцы - чуть больше тринадцати), армии Эверта остались на прежних позициях. Теперь Алексеев был готов предоставить Брусилову необходимые резервы, но было слишком поздно - русские железные дороги справлялись с переброской войск куда хуже, чем германские. Время было упущено, но в Ставке и штабе Юго-Западного фронта это отказывались признавать.
Весь июль, август и начало сентября прошли в кровопролитных наступлениях, уже не приносящих русским ни территориальных, ни материальных успехов. В болотах под Ковелем полегла гвардия, не умевшая брать оборудованных немецкой пехотой пулеметных позиций. Огромные и невосполнимые потери понесла и вся армия, оставившая на поле боя более полутора миллиона человек убитыми, ранеными и пленными (австрийцы потеряли почти шестьсот, а немцы - около ста сорока тысяч человек). Начавшееся так многообещающе, брусиловское наступление стало могилой для всей царской армии, так и не оправившейся от этого кровопролития.
Выступление Румынии, август - октябрь 1916
Наступление англо-французских войск на Сомме, устоявший под немецким натиском Верден и серия побед войск русского Юго-Западного фронта помогли Румынии определиться со своей дипломатической линией в Мировой войне. Полагая, что у Германии уже нет возможности выставить на Балканах сколько-нибудь значительные силы, в Бухаресте решились принять участие в разделе Двуединой монархии. Ожидали, что румынские войска без особых проблем займут австрийскую Трансильванию и, соединившись с русской армией, двинутся на Будапешт.
В столицах Антанты тоже рассчитывали на военные успехи нового союзника. Даже обычно скептически настроенный М. В. Алексеев полагал, что вступление Румынии в Мировую войну станет решающим фактором - по крайней мере для Восточного фронта. Российская пресса и общество были настроены еще более оптимистично. Однако, как вскоре стало очевидным всем, два десятка румынских дивизий оказались попросту не готовы к современной войне - их наступательный порыв угас еще в боях с австро-венгерскими пограничниками, а на Балканы уже прибывали германские войска под командованием Эриха фон Фалькенхайна. Пауль фон Гинденбург, новый главнокомандующий германскими армиями, отправил своего предшественника руководить «карательной экспедицией» против Румынии.
Теперь в Бухаресте ожидали спасения от России, но в августе Алексееву негде было взять войск для поддержки румынского союзника. Спешно созданная Добруджанская армия А. М Зайончковского на деле являлась усиленным корпусом, а ее командующий не сумел ни наладить взаимодействия с румынскими войсками, ни проявить полководческого мастерства. Когда же против Зайончковского начала действовать германо-болгаро-турецкая группировка Августа фон Макензена, то русско-румынским войскам пришлось совсем туго.
Но все же не так, как основной румынской армии. Атакуемая немцами, австрийцами и болгарами с трех направлений, она бесславно отступала, оставляя десятки тысяч пленных. В октябре войска Фалькенхайна уже захватили значительную часть территории страны, а в конце ноября солдаты Макензена промаршировали по Бухаресту. Королевский двор бежал в Яссы, а царской Ставке пришлось взять на себя ответственность за новый Румынский фронт, ставший теперь фактически русским. Вместо захвата Будапешта приходилось разворачивать четыре армии для обороны Одессы.
Митава, декабрь 1916
Как и открывшая кампанию битва у Нарочи, наступление под Ригой было плохо задумано и еще хуже организовано. Митавская операция, проводимая силами Северного фронта Н. В. Рузского, продемонстрировала все недостатки царской армии. Наступление было начато в ультрасовременном духе - без предварительной артиллерийской подготовки, да еще и на наиболее укрепленном участке вражеской обороны. Все это должно было вызвать эффект неожиданности, на который очень рассчитывали в Ставке.
Почти двести тысяч солдат пошли в бой - и продвинулись вперед на два километра после недели кровопролитных атак. Возмущенный «напрасными потерями» сибирский стрелковый полк отказался занимать окопы и выдвинул политические требования. Следом за ним уже целая дивизия оказалась в состоянии открытого мятежа, а вскоре неповиновение охватило три корпуса. Сотню солдат расстреляли, но наступление закончилось унизительным провалом. Это стало печальным финалом русских военных усилий 1916 года.
Приказ номер один, март 1917
Пока царь пытался пробиться в Царское Село, где находились его жена и дети, а между Ставкой и Петроградом шел бесконечный обмен телеграммами, социалисты из Петроградского совета подготовили собственный приказ для «революционных войск столицы». К этому их понуждал Временный комитет Государственной Думы, в здании которой искали спасения многие офицеры петроградского гарнизона. Поступали все новые известия об арестах, избиениях и даже убийствах - многие солдаты буквально охотились за своими командирами, а потому депутаты потребовали от левых, которые, как всеми считалось, имели безусловное влияние на «массы», обратиться к войскам гарнизона.
Лекарство оказалось немногим лучше болезни. «Приказ №1», напечатанный и распространенный в миллионах экземпляров, оказался одним из наиболее дурно составленных документов в истории. За трескучей фразеологией о необходимости дружной работы солдат и офицеров, скрывались конкретные распоряжения, в корне подрывающие саму возможность этой самой работы: создание выборных «солдатских комитетов», с политическим их подчинением Петроградскому совету и, в качестве брошенной кости, отмена «титулования офицеров». «Территориальные рамки» приказа были сметены в считанные дни и сеть солдатских комитетов была наброшена на всю армию, охватив и фронт, и тыловые части. С военным единоначалием было покончено.
Впоследствии многие обвиняли авторов приказа в том, что именно они «развалили войска», но это не так. Хотели ли в Петроградском совете защитить офицеров от самосуда или преследовали политическую цель (лишить генералов и лидеров «Прогрессивного блока» контроля над армией), совершенно очевидно, что сам по себе этот документ был неспособен оказать столь грандиозное воздействие на вооруженные силы, располагавшиеся от Владивостока до Петрограда. Доверие к собственным командирам и готовность «исполнить воинский долг» не могли быть в одночасье упразднены строками какого-либо приказа, пускай даже и дьявольски хитроумно сформулированного. За них это сделали три года войны, сопровождавшейся поражениями и беспрецедентными потерями, полнейшим хозяйственным развалом и обнищанием населения. Армия и флот Российской империи «выполнили» этот приказ, потому что он отвечал их внутреннему состоянию - состоянию развала и распада.
Новая Россия, новая армия
«Двоевластие» еще могло быть терпимым, но его очень быстро сменило настоящее безвластие. <...> Стремительно распадалась армия. Тыловые гарнизоны быстро стали настоящим бичом для местных жителей. Солдатские советы оказались неспособны противостоять анархии, а сами «нижние чины» как будто старались рассчитаться за все столетия «солдатчины» сразу. «Человек с винтовкой» оказался куда более значимым фактором, нежели образование или социальное положение. Не лучше было и на фронте - мартовская эйфория, когда солдаты охотно присягали новой власти, закончилась и наступили «революционные будни».
Узнав о начавшемся в деревнях «переделе», солдаты хотели только одного - поскорее вернуться домой. Бесконечно «совещаясь», они выносили все более «недоверчивые» и агрессивные резолюции, беспрестанно обвиняя офицеров и Временное правительство в тайном желании затянуть войну и восстановить «старый режим», что для одетых в шинели крестьян означало возвращение «дисциплины зуботычин» и необходимости вновь и вновь подниматься в атаку на германские пулеметы. Постепенно от декларируемого братства между солдатами и офицерами не осталось и следа - малейшего повода было достаточно, чтобы озверевшая толпа солдат набрасывалась на своих командиров и жестоко избивала их, зачастую до смерти. «Инцидентов» становилось все больше, средств воспрепятствовать этому - все меньше.
Практически повсеместной практикой стали так называемые «братания», участие в которых приняла значительная часть армии. Сходившиеся на нейтральной полосе с немцами и австро-венграми русские солдаты оказались весьма податливыми к пропаганде Центральных держав, не без успеха попытавшихся распространить практику «братаний» на весь Восточный фронт. Ставка и военное командование на местах всеми средствами пытались бороться с «дружественными контактами», не останавливаясь перед применением артиллерии, но полностью искоренить это «зло» так и не сумели.
В то же время, постоянно и демонстративно призывая Временное правительство и Петроградский Совет повлиять на солдат, военные перекладывали всю вину на гражданских, совершенно не желая признавать того, что процессы развала боеспособности вооруженных сил начались намного раньше февраля 1917 года. Однако, свою долю ответственности несли и новые власти. Помимо крайне неудачно составленного «Приказа № 1», оказалась весьма некстати и «революционная чистка» командного состава, начатая военным министром Гучковым. За считанные недели в отставку были уволены более сотни генералов и все командующие фронтами.
Главным критерием отбора, помимо собираемых кустарным способом сведений о военных талантах отставленных, стала «политическая благонадежность». Не трудно представить себе последствия - в критические недели весны войска остались без командиров, с которыми худо-бедно, но уже успели сжиться. Более того, пример поданный «сверху» увлекал - и очень быстро солдаты начали самостоятельно выносить «лезоруции», требуя снять с должности того или иного офицера. Джин был выпущен из бутылки.
Стоход, март 1917
Первое же «боевое крещение» революционных войск обернулось тяжелым поражением. Оно было символичным - еще царское командование Юго-Западного фронта отправило своих солдат в западню, разместив армейский корпус на крайне уязвимых позициях завоеванного в 1916 году плацдарма у реки Стоход. Теперь расплачиваться за это пришлось бойцам «самой свободной армии в мире».
Укрепления русских войск не выдерживали никакого сравнения с германской системой окопов, да еще и просматривались неприятелем, удобно расположившимся на окрестных высотах. Атаке немцев предшествовала короткая, но очень эффективная бомбардировка химическими снарядами - уже к вечеру обе русских дивизии оказались фактически уничтоженными. В плен попало около десяти тысяч человек, тогда как немцы почти не понесли потерь.
Известие о разгроме на Стоходе разошлось по всей России - к этому времени цензура была фактически упразднена, да и во Временном правительстве считали полезным «встряхнуть» общество, напомнив о продолжающейся войне. В свою очередь, только что опробовавшие новую тактику «артиллерийского наступления» немцы надолго прекратили любые наступательные операции на Восточном фронте: обозначившийся развал русской армии, вкупе с усугубляющимся внутренним кризисом в самой России, должны были заставить Петроград начать мирные переговоры с Центральными державами. В этом убеждении немцы пребывали вплоть до начала лета.
Ударники, май 1917
Формирование особых, выходивших за рамки традиционных структур подразделений началось еще в царской армии. Вооруженные пулеметами, такие отряды размещались позади атакующих войск и, при необходимости, «подбадривали малодушных». Февральская революция положила этой практике конец, благо теперь солдаты вполне могли открыть ответный огонь. Вместо этого началось создание «ударных отрядов», схожих по своим задачам с германскими «штурмовыми группами» и итальянскими «батальонами смерти».
Правда, в отличие от своих европейских аналогов, российские ударники предназначались не столько для прорыва вражеского фронта, сколько для удержания своего. Сплошь и рядом пехотинцы отказывались сменять своих товарищей на передовых позициях, вести учебную подготовку и вообще заниматься чем-либо, кроме бесконечного участия в митингах. Хоть какая-то дисциплина сохранялась в кавалерийских частях, казачьих подразделениях и артиллерии.
В таких условиях и Временное правительство в Петрограде, и военное командование на фронте пришли к выводу о необходимости создавать свои «батальоны смерти» из солдат и офицеров, готовых и воевать с немцами, и подавлять мятежи в собственной армии. Помимо этого, формирование женских «батальонов смерти» должно было сыграть пропагандистскую роль, устыдив тех солдат революционной армии, которые уже не хотели рисковать своей жизнью в войне «до победного конца».
Появление всевозможных «батальонов» (с неизменной символикой в виде «адамовой головы») фактически означало распад армии на две противостоящие друг другу части: основную массу солдат, желавшую заключения мира любой ценой - и ударников, откровенно презиравших «шкурников в военной форме» и «демократическую говорильню» всевозможных советов.
Вместе с тем состав «батальонов смерти» был весьма неоднороден. В первые недели и даже месяцы после начала их формирования (почин был положен А. А. Брусиловым на Юго-Западном фронте) в ряды ударников записалось немало солдат, впоследствии выступивших и против Временного правительства, и против своих командиров. Надежды многих офицеров на то, что новые формирования помогут укрепить армию не оправдались: в конечном счете, штаты ударных отрядов оказались чрезмерно раздуты, в результате чего их реальная боевая ценность оказалась намного меньше ожидаемой. Такие войска еще могли разоружать перепившихся солдат тыловых гарнизонов или сменять митингующих на передовых позициях, но эффективно наступать на немцев или стать надежным инструментом во внутриполитической борьбе, на что рассчитывали в Ставке, они были попросту неспособны.
Наступление Керенского, июнь - июль 1917
Заняв должность военного и морского министра, А. Ф. Керенский пообещал стране, что «революционная армия» России преуспеет там, где потерпели неудачу царские войска. М. В. Алексеев, считавший наступление в текущих условиях невозможным, был отправлен в отставку и новым главнокомандующим русских армий стал А. А. Брусилов, обещавший добиться победы. Керенский объезжал фронты, посещая многотысячные солдатские митинги - страстные призывы Александра Федоровича к «решающей битве» неизменно вызывали энтузиазм у его слушателей, охотно выносивших резолюции о своей готовности наступать на врага.
И главнокомандующий, и военный министр всерьез надеялись на то, что первые же военные успехи приведут к «оздоровлению армии» и укрепят власть правительства. Иррациональность этих расчетов не мешала их широкому распространению в обществе и даже в армии, где многие офицеры полагали, что переход в наступление - последний шанс спасти войска от полнейшего «морального разложения». Согласно военным планам, в грядущей операции должны были участвовать практически все русские армии, однако главный удар наносился силами Юго-Западного фронта.
Начало наступления казалось достаточно удачным - прорвав австрийскую оборону, русские войска взяли несколько тысяч пленных и заняли город Станислав. Но первый порыв вскоре иссяк, а понесших тяжелые потери ударников некем было заменить. Вопреки наивным ожиданиям в столице и в Ставке, картины масштабного наступления вызывали у солдат чувство страха, а вовсе не желание «устремиться в сражение».
Целые дивизии начинали митинговать, под разными предлогами уклоняясь от участия в наступлении. В то же время, на остальных фронтах не удалось добиться и видимости успеха: командовавший Западным фронтом А. И. Деникин сообщал, что ввел в бой почти двести батальонов против семнадцати вражеских - и был разбит.
К началу июля наступательный порыв иссяк и настало время для австро-германского контрудара. Начальник штаба армий Восточного фронта М. Гофман бросил в атаку семь пехотных дивизий и добился впечатляющего результата: войска русского Юго-Западного фронта обратились в бегство. «Тарнопольский погром» стал наглядной демонстрацией упадка морального духа «революционных войск» - подчас нескольких немецких рот опрокидывали целые полки. Обгоняя отступающие войска, десятки тысяч дезертиров устремились в тыл, сея по дороге смерть и разрушения.
Керенский, занявший в эти дни пост председателя правительства, отправил Брусилова в отставку, назначив на его место Л. Г. Корнилова. Последний потребовал от Петрограда «драконовских мер» для восстановления дисциплины: с 12 июля в действующей армии начал свою работу «военно-революционный суд», имевший право выносить смертные приговоры. Однако, спасло армии Юго-Западного фронта вовсе не это, а сравнительная немногочисленность германских резервов. Откатившись на десятки километров, русские войска обнаружили, что противник не собирается их преследовать. «Отступление Керенского» закончилось.
Потери русских войск до сих пор не подсчитаны точно (не считая пленных, учет которым вели немцы) - во всяком случае, речь шла о сотнях тысяч солдат, убитых, раненых, попавших в плен или дезертировавших из армии. Огромный и непоправимый урон понесли отряды ударников, терявшие в дни первых атак до 80% своего личного состава (один из женских «батальонов смерти» оказался практически полностью уничтожен). Моральных дух войск был окончательно подорван.
Рига, август 1917
Наступление на Ригу преследовало весьма ограниченные цели - немцы хотели овладеть этим важным военно-морским портом на Балтике и на деле проверить новые методики организации артиллерийской подготовки. Все это им вполне удалось.
Несмотря на то, что рижские оборонительные позиции возводились с учетом необходимости любой ценой удержать один из крупнейших городов империи, революционная армия оказалась не готовой к новой германской тактике прорыва. Недолгий, но предельно эффективный артиллерийский обстрел нарушил связь между войсками, а в воздухе господствовала вражеская авиация. Корниловские «заградительные отряды» не помогли - не выдержав атак штурмовых групп немецкой пехоты, русские солдаты обратились в бегство. Занявшие Ригу немцы их не преследовали, что позволило впоследствии распространиться легенде об «отчаянных контратаках». На деле же, убедившись в безопасности, часть бежавших войск просто вернулась на прежние позиции.
Тем не менее, очередной и достаточно унизительным разгром принес не только волну уныния в обществе, но и придал решимости генералам российской Ставки в их стремлении положить конец «развалу страны и армии».
Альбион, сентябрь - октябрь 1917
Осенью 1917 года немецкое командование Восточного фронта не имело намерений организовывать наступательные операции, пусть даже и небольшого масштаба. Считалось, что в случае их полнейшего успеха итогом стала бы лишь необходимость оккупировать новые пространства, а при неблагоприятном развитии событий германское наступление могло вызвать у русских солдат прилив энтузиазма и желание продолжать войну. Поэтому задуманная в штабе кайзеровского военно-морского флота операция «Альбион» носила несколько парадоксальный характер мероприятия, главной целью которого был не столько результат, сколько сам процесс.
Иначе говоря, командование очень хотело дать своим морякам возможность поучаствовать в комбинированной операции, для чего армия передала флоту одну усиленную пехотную дивизию. Зато кайзеровский флот был представлен десятками боевых кораблей, включая пять супер-дредноутов. Таким образом, при всем своем размахе, захват Моонзундских островов на Балтике являлся всего лишь одной из тех ограниченных по задачам атак, что должны были подтолкнуть Временное правительство к началу осознания необходимости начать мирные переговоры с Центральными державами.
Русские защитники островов могли рассчитывать на поддержку своего Балтийского флота, почти не уступавшего германским эскадрам по количеству судов, а также на десятки батарей на островах и сотни мин вокруг них. Почти равным было соотношение и сухопутных сил - двадцати пяти тысячам немецких солдат противостояло такое же количество российских.
Несмотря на это, главным противником немцев оказались мины, потопившие восемь тральщиков и один торпедный катер. Потеряв около двух сотен человек убитыми и ранеными (в основном - на кораблях), немцы добились поставленных целей. Балтийский флот русских лишился дредноута «Слава» и одного эсминца, а армия - всех размещенных на островах солдат, практически без боя сдавшихся в плен.
В Петрограде началась паника, горожане тысячами бежали из столицы. В свою очередь, Временное правительство решило воспользоваться поражением в политических целях - но не для того, чтобы начать с немцами мирные переговоры, как это в отчаянии предложил военный министр А. И. Верховский, а чтобы перенести свои учреждения в Москву, подальше от наступающего врага.
На деле же министры хотели покинуть Петроград из опасений перед грядущим выступлением большевиков, с начала октября уже нескрываемо готовившихся к захвату власти вооруженной силой. Неудивительно, что последние выступили с решительным протестом против переезда правительства, одновременно ускорив подготовку к перевороту. Таким образом, результаты операции «Альбион» все же оказали свое воздействие на дипломатическую позицию России в текущей войне, хотя вовсе и не в той форме, на которую рассчитывало германское командование.
Перемирие, ноябрь - декабрь 1917
Лишь спустя две недели после захвата власти ленинское правительство смогло приступить к началу мирных переговоров с Центральным державами. 8 ноября Совет народных комиссаров отдал Ставке распоряжение известить германское командование о желании Петрограда остановить боевые действия и заключить перемирие. Фактически, к этому времени война на Восточном фронте уже не велась - пускай армия Российской Республики еще и оставалась на позициях, но все ее внимание было поглощено бдительным наблюдением за собственными офицерами, которые теперь играли малопочетную роль «технических специалистов» и доверять которым не следовало.
Один из таких «специалистов» - исполнявший обязанности Главнокомандующего армией генерал-лейтенант Н. Н. Духонин - попытался оспорить полученный от новой власти приказ, но был немедленно смещен и демонстративно замещен на прапорщика Н. В. Крыленко, одного из самых одиозных большевиков. Не пытаясь оказать сопротивления, Духонин мужественно встретил свою смерть от рук «революционных матросов», с которыми новый Главнокомандующий прибыл в Могилев 20 ноября. Ставка была уничтожена, а вместе с ней и последнее препятствие к началу переговоров с немцами. Мирная делегация большевистского правительства с трудом перебралась через линию фронта и была радушно принята германским командованием Восточного фронта в разрушенном Брест-Литовске.
Представители Петрограда вовсе не были «покорными исполнителями воли своих немецких хозяев», как это часто утверждалось и тогда, и утверждается сегодня. В Бресте большевики, возглавляемые А. А. Иоффе, пытались добиться от принца Леопольда Баварского и генерала Макса Гофмана ряда уступок, включая и эвакуацию германских войск с Моонзундских островов, и запрет перебрасывать «восточные дивизии» на Западный фронт в течение шести месяцев.
Немцы, не слишком верившие в надежность новой российской власти (уже третьей по счету в этом году), тем не менее были настроены оптимистически. Заключение мира на Востоке было одной из главных задач германской политики с начала войны, и упускать эту возможность не стоило, даже если переговоры об этом приходится вести с весьма странной «дипломатической делегацией», состоящей из левых интеллектуалов-евреев, офицеров бывшей царской армии, а также крестьянина, матроса и солдата, представлявших «народные массы». Несколько шокировало немцев и присутствие «фрау Биценко» - освобожденной Февральской революцией эсэровской террористки, в 1905 году застрелившей русского генерал-лейтенанта.
В конечном счете стороны договорились о перемирии, начинавшем действовать с 4 декабря. Немцы отказались уводить войска из Моонзунда, большевики - из Восточной Анатолии. Остальные спорные вопросы должны были разрешиться в ходе предстоящих мирных переговоров, к которым в Петрограде все еще надеялись привлечь бывших союзников по Антанте. Восточный фронт замолк и только шум, производимый толпами «братающихся» солдат трех армий, рассеивал установившуюся от Балтики до Черного моря тишину.
Переговоры, январь 1918
Начавшиеся после подписания соглашения о перемирии переговоры между Советской Россией и Центральными державами шли трудно. Сменявшие друг друга советские делегации нарочито «работали на публику», то призывая перенести заседания в какую-нибудь нейтральную страну, то уходя в дебри социалистических теорий. В Петрограде явно «тянули резину» - перемирие уже было подписано, армия (то, что от нее еще оставалось) была и благодарна большевикам, и выведена из игры, а в то же время Лениным со дня на день ожидалась европейская революция. Так зачем же спешить? У Германии и ее союзников, напротив, лишнего времени не было, поскольку немцы должны были или выиграть предстоящее сражение на Западном фронте - или пасть под ударами всего мира, объединившегося против них. В Берлине нуждались в скорейшем завершении войны на Востоке, поэтому поспешили бросить на стол еще имевшийся у немцев козырь - армию.
Германская дипломатия использовала против большевиков их собственное оружие - признание прав народов бывшей царской России на национальное самоопределение и государственную независимость. Перенявшие этот принцип у американского президента Вудро Вильсона, выдвинувшего его в 1917 году как способ избавления от многонациональных монархий Центральных держав и обеспечения прочного мира в Европе, большевики использовали это право исключительно в виде пропагандистского средства, способного привлечь на их сторону хотя бы часть национальных движений на территории распавшейся империи. Теперь они были поставлены в трудное положение. Признают ли народные комиссары право поляков на собственное королевство? А народов Прибалтики? Украинцев? Сибирское правительство, государства Кавказа, Средней Азии?
Пока советская делегация совещалась с Петроградом, дипломаты Центральных держав подписали первое мирное соглашение в Мировой войне - Украинская Народная Республика вышла из числа воюющих стран. Одновременно с этим, украинские представители официально попросили Германию и Австро-Венгрию о военной интервенции, пообещав взамен предоставить остро нуждавшимся в продовольствии немцам и австрийцам миллион тонн зерна и другие продукты. Большевики были возмущены «коварством империалистов», но что они могли возразить? Официально Советская Россия не вела войны с Украиной и не могла сколько-нибудь основательно оспаривать право германского и австрийского правительств оказывать военную поддержку Киеву. А то, что последний, как и большая часть провозглашенного украинского государства, уже не контролировался властями УНР, также не могло служить препятствием для подписанного, поскольку и в России далеко не все признавали власть большевиков, что ничуть не мешало их представителям говорить в Брест-Литовске от имени всей страны.
Впрочем, немцы не собирались вступать в очередной раунд утомительных переговоров. На следующий день после заключения мира с Украиной большевистской делегации был предъявлен ультиматум, общий смысл которого сводился к тому, что Петроград должен признать рождение новых национальных государств Восточной Европы. Взамен Советская Россия получала тот самый мир «без аннексий и контрибуций», о котором там долго говорили большевики: ведь немцы не требовали никаких компенсаций и не присоединяли к своей империи ни Польши, ни Прибалтики, ни Белоруссии, ни Украины, а только лишь «обеспечивали их безопасность» в качестве целиком зависимых от Германии королевств и республик.
В ответ на этот «удар бронированным кулаком» возглавлявший советскую делегацию Л. Д. Троцкий выдвинул свою знаменитую формулу «Ни мира, ни войны». Отказавшись принимать ультиматум, он демонстративно отдал армии приказ демобилизоваться и заявил об окончании войны. Теперь оставалось лишь узнать реакцию Центральных держав на столь неординарный дипломатический маневр.
Удар кулаком, февраль - март 1918
Ход начатой немцами операции «Фаустшлаг» определялся транспортными возможностями разрушенных российских железных дорог и той скоростью, с которой пятьдесят германских и австро-венгерских дивизий могли продвигаться на Восток. Солдаты армии «товарища главнокомандующего» Н. В. Крыленко поднимали руки при появлении первых же немецких кавалерийских дозоров. «Краса и гордость Октябрьской революции» - матросы и красногвардейцы под командованием П. Е. Дыбенко - попытались было дать «империалистам» бой на подступах к Петрограду, но были легко обращены в бегство.
В считанные дни, потеряв около двух десятков человек убитыми, германские и австро-венгерские войска прошли 250 километров, заняв всю Прибалтику, Белоруссию, Финляндию и значительную часть Украины. Начали наступление и турки, желавшие захватить большую часть Кавказа. Большевикам нечего было противопоставить даже и второсортным дивизиям противника - оставалось лишь просить о возобновлении переговоров, заранее соглашаясь на отвергнутые в январе условия.
Брестский мир, март 1918
Прибыв 1 марта в Брест-Литовск, советская делегация нарочито отказалась от каких-либо переговоров. Если уж «преступление» должно было произойти, то пусть все увидят, кто именно является «жертвой». Заявив о том, что они заключают мир под дулами немецких винтовок, большевистские дипломаты расписались под текстом мирного договора. Советская Россия соглашалась на все условия, ранее сформулированные немцами, и отказывалась от вмешательства во внутренние дела новых государств, появившихся на руинах царской империи. Немцы высадили десант в Финляндии и продолжали широкомасштабную интервенцию на юге, наступая на Киев и Одессу. В будущем они выйдут к Ростову и Воронежу, а сейчас мирный договор еще требовалось «ратифицировать» на спешно созванном съезде большевистской партии в Петрограде.
Бурные дебаты продолжались в течение 7 и 8 марта, но в конце концов Ленину удалось одержать верх над сторонниками объявления Центральным державам «революционной войны». Владимир Ильич не собирался повторять ошибок Керенского и рисковать властью ради простого «следования принципу». Признав, что «этот зверь» (германский империализм) прыгает быстро, он был полон решимости покончить с внешней войной и как можно скорее выиграть гражданскую. После этого большевики будут свободны в своих действиях. Это прозвучало убедительно и три четверти проголосовавших на съезде поддержали своего лидера.
Советская Россия вышла из Мировой войны.