ЭТИМАСИЯ. БАТЮШКА СЕРГИЙ (часть 1) 2004 г.
Протоиерей Сергий Колчеев. Вместо предисловия
У меня был друг, а сейчас его нет, у меня был духовный отец, но он покинул нас, у моей дочери был крёстный отец - и его больше нет здесь и он был моим дорогим другом и я был счастлив от каждой минуты общения с ним и я так часто провожал его на Ярославский вокзал, когда он возвращался в Никольск (поезд на Вологду или на Шарью) - он возвращался из отпуска в свой приход в свой храм в Никольск Вологодской области, три вокзала, станция «Комсомольская».
Его звали отец Сергий Колчеев, до принятия сана его звали Сергей и Серёжа. Он называл маму всегда маменька. Я слушаю сейчас «Би Джиз» его любимые песни и пытаюсь написать вводный текст. Какая нужда во вводном тексте, сейчас объясню. Зная отца Сергия в течение примерно 15 лет, я довольно немного знал о фактической стороне его жизни, - совсем немного, а уж когда он уехал на приход, так и совсем-совсем немного, в основном лишь то, что он успевал мне рассказывать во время наших встреч, когда он бывал в отпуске, поэтому я решил включить в текст предисловия статью, опубликованную после ухода батюшки - в интернет-версии вологодской епархиальной газеты «Благовестник».
ПРОТОИЕРЕЙ СЕРГИЙ КОЛЧЕЕВ
После тяжёлой продолжительной болезни 22 января 2003 года скончался настоятель храма в честь Казанской иконы Божией Матери в г. Никольске протоиерей Сергий Колчеев.
Сергей Юрьевич Колчеев родился в Москве 9 декабря 1955 года в семье служащих. До того, как посвятить себя служению Богу, долго искал свой путь в жизни: закончил международное отделение факультета журналистики Московского государственного университета (1978 год) (Отец Сергий осознанно ушёл из МГУ за год до окончания учёбы. ДК), потом служил в танковых войсках. Решив стать художником, поступил на художественно-постановочный факультет Всесоюзного государственного института кинематографии и с отличием закончил его в 1988 году. Он обладал незаурядными способностями, был отличным пейзажистом. Однако таланты его проявились в другой сфере деятельности - духовной.
«Во мне постепенно зрела уверенность в том, что единственное дело, которому я хочу посвятить свою жизнь, - это служение Господу в Его Святой Церкви», - так писал он в автобиографии. Оставив Москву, он уехал в Никольский район. В то время здесь еще не было ни одного действующего храма, был только молитвенный дом в д. Кожаево под Никольском. Сергей Колчеев осваивал церковное чтение и пение, поступил в Московскую духовную семинарию, стал псаломщиком. 4 декабря 1990 года архиепископ Михаил (Мудьюгин), управлявший тогда Вологодской епархией, рукоположил его во диакона, а 31 марта 1991 года - во священника.
При активном участии отца Сергия была передана верующим Казанская церковь, во многом его усилиями она восстановлена. Отец Сергий восстанавливал не только храмы; он возрождал в душах людских веру, помогал прийти к Богу тем, кто был готов к этому. Он окормлял верующих не только в районном центре, но ещё в нескольких приходах - в Дунилове, Аргунове, Борке...
Немало сил отдал отец Сергий работе с детьми. Воскресная школа при Казанском храме - одна из лучших в епархии. Много и успешно занимался он церковным краеведением. Именно благодаря настоятелю Казанского храма никольчане лучше стали знать своих святых - Симона Воломского, Тихона Крестогорского, подвижников благочестия, погибших за веру Христову в годы гонений. И дело не только в том, что стараниями отца Сергия начали приводить в порядок Симоно-Воломскую пустынь, что поставили Поклонный крест на месте расстрела никольских священников - эти и многие другие материальные знаки благочестивой памяти, поставленные трудами отца Сергия Колчеева, конечно, важны, но не менее важны и знаки, оставленные в сердцах верующих, взрослых и детей, которым священник помог понять истинные ценности.
Отца Сергия в Никольске знали, наверное, все. Он умел найти общий язык со всеми - независимо от образования, общественного положения... В этом затерянном в лесах уголке Вологодчины он, выросший в Москве и воспитывавшийся в элитных вузах, искал то, чего ему не хватало в столицах. Он искал - и находил! - черты настоящей Руси - самобытной, мастеровитой и смекалистой, любящей и работать, и веселиться. И - главное - верящей в Бога. Протоиерей Сергий Колчеев делал всё, чтобы пережившие безбожное лихолетье люди снова смогли увидеть в своей поруганной Родине - Святую Русь.
За свое служение отец Сергий был удостоен нескольких церковных наград, последняя из которых - сан протоиерея (2000 год). Но главной наградой, конечно, была любовь и уважение прихожан.
Ему было нелегко. Больше 10 лет отец Сергий служил один на нескольких приходах, и здоровье не выдержало. Осенью прошлого года его направили в онкологическую больницу в Вологду, врачи сделали операцию, но - болезнь оказалась слишком запущенной. И хотя 19 декабря больного перевезли в одну из лучших московских клиник, специалисты уже не смогли ничем помочь. 22 января 2003 года протоиерей Сергий Колчеев скончался. Вечная ему память!
Отпевание было совершено в храме Девяти мучеников Кизических. Проводить отца Сергия в путь всея земли приехали близкие ему люди - священнослужители из Вологды, Москвы, Нижнего Новгорода, Архангельска, его духовные чада из Никольска и Великого Устюга.
Редакция «Благовестника»
(«Благовестник», №1, 2003 год).
А у отца Сергия была такая интересная черта.
Я с ним ездил несколько раз в Лавру.
Мы договаривались о встрече на определённое время под табло пригородных электричек на углу Ярославского, я опаздывал, и бывало так, что, прождав какое-то время, отец Сергий садился в поезд и уезжал. Один раз на Николу зимнего, я не застал его у табло и поехал в Лавру вслед, и ходил насколько это было возможно во время службы по храму в Трапезной палате искал его и не нашёл и с крыш съезжал снег и оказалось он был там и я его просто не нашёл и это стало мне уроком и ещё, что гораздо важней, я осознал это позже, - ни дружба ни вежливость ничто уже не могло остановить его отклонить от выбранной дороги, по которой он шёл - уже не оборачиваясь - до самого конца.
Он был такой удивительный человек, он был ни на кого не похож, он был прекрасный художник, - и он не смог заниматься этим больше (или не захотел), после него осталось огромное рукописное наследие, он жил подвижнической жизнью простого приходского священника, будучи при этом… Не мне судить, я знал его, я любил его, я верил - он напишет богословские труды, будет руководить восстановлением храмов и монастырей, мне он виделся какой-то замечательной фигурой в современной истории России, человек, духовное лицо, который совершит что-то огромное в масштабах всей страны, спокойно размеренно боговдохновенно… о нём узнает вся верующая Россия, но настало 22 января 2003-го года, и после того, как я услышал в телефонной трубке от его плачущего отца то, во что невозможно поверить, оказалось, что мои мечты остались лишь моими мечтами не знаю не знаю. Я думаю и верю и знаю, что тот кого похоронили 24 января на Преображенском кладбище города Москвы - так вот история этого человека совсем не окончилась, окончилась лишь её часть и всё, а главная ещё будет, вот так, так я думаю…
Сколько слов он мне сказал, сколько мыслей он мне подарил, сколькому он научил меня, промолчав, - дорогой, единственный отец Сергий мы - твои духовные дети сколько бы нам ни было лет, я верю, что ты утешился и что твоя душа в садах Божьих.
Моего друга брата духовного отца больше нет но моя мечта жива и может быть он станет ещё тем кем я его всегда видел, а может уже и стал, прощай отец Сергий.
Здравствуй отец Сергий!
ЭТИМАСИЯ. БАТЮШКА СЕРГИЙ
Наталье Михайловне Колчеевой
посвящаю
Всё что случилось - случилось на рубеже веков…
И лучше бы я забыл это.
А сегодня я видел толстого человека на эскалаторе и я полюбил его на мгновение -
Да - а потом - выходя на Багратионовской - нет после Горбухи - спускаясь - зайдя на Багратионовскую - я увидел как в стекляшке станции присевший на корточки отец показывает маленькому сыну красные огни над рельсами и они ждут чтобы посмотреть сверху как придет поезд в ту же секунду я свернул и стал спускаться по ступеням он умер, и я умру, и мы все умрём. От радости и счастья детства, до небытия любви - смерти один большой котлован, по которому ты пройдёшь
и он наполнил мою жизнь смыслом он изменил что-то во мне мне незачем и не от кого этого скрывать он - любил - и этим он победил свою смерть, сделал её бессмысленной и пронзило меня - во имя детей проживать дни своей жизни так чтобы не страшиться - потому что это и есть судьба
Так вот куда я пришёл
А как вам объяснить, что православный священник из всех групп любил больше всех Bee Gees!
Чернота вокзала, ларьки с журналами, холодно, фото дочери на фоне ряда овчарок (я его так и не увидел), проскальзывающие по спине в чёрном жёстком пальто пальцы: «Миленький возвращайся» - «пора мой друг пора» - не улетай свиристель - чёрный ворон - белый снег, что происходит моя любовь?
To Love Somebody
Простите меня все кто не понял или не поймёт этого текста - Close another Door - и мы живы - когда-то он был жив, и мне снился сон, и шёл снег, и другой человек надписал мне книгу - брату во Христе, лет на 30 или 40 старше меня.
И горит огонь и мы сцепляем руки с моим другом и подносим пожилого иеромонаха к величайшей святыне России а воздух состоит из растепленного огня и плавающих в нём огоньков свечей и это что угодно но не та реальность где я сейчас живу а теперь из них, из них жив остался лишь я, и улыбка моего друга - брата - духовного отца - моего сердца, как летние лучи как летний вечер скользит надо мной и я не могу без него - и он улыбается
а еще мы пьём кофе в «Кофе Хаузе», ходим в гости к художнице, никто не понёс - я не разделил тяжесть его креста - всё так сложилось - и многое он выбрал сам, а большинства я просто не понимаю, и уже вряд ли пойму, отец Сергий, дорогой отец Сергий, не оставляй меня… все случилось на рубеже столетий
Я буду помнить Массачусетс
Не уходи - я так люблю тебя ну и что, что ты умер
Я не знаю про что песня I Started A Joke - неважно, неважно. До самого конца.
Серёжа Колчеев в Измайлово, 1980. Фото Дмитрий Лапшин.
1. Непередаваемое
Незнакомец появился на рассвете - он спал, спал напротив меня на крайней койке у противоположной от входа стены, только со стороны окон. А возле соседней пустой койки стояли свежие этюды. И в этом был парадокс: человек спит, утро, а рядом стоят этюды. Я не знал тогда, что этому человеку предстоит стать, наверное, главным человеком в моей жизни, полюбить его всей душой и сердцем, и лишь догадываться теперь, не постигая, как же он любил меня. Как? А тогда он спал, в майке защитного цвета, со светлыми волосами, смутно помню смятую пачку недорогих сигарет.
Это было летом 1988 года в городе Кашине, где наш первый курс художественного факультета ВГИКа находился на практике.
* * *
Первый раз мы общались ещё не будучи знакомы, в самом начале (первого моего) учебного 1987 года, когда в стране шла перестройка, а во ВГИКе шла своя маленькая революция (её быстро придушили). Сергей Колчеев, тогда дипломник, на собрании курса пытался как-то вовлечь нас в общественный процесс, происходивший на факультете, а я выступал против этого, наподобие «ничего не хотим и ни в чём участвовать не будем». Я сердился, напрягался, а он, он улыбался, спорил, но улыбался, и с тех пор мне впервые и навсегда впечатались в душу его глаза, увеличенные стеклами очков, такие весёлые, добрые, внимательные.
* * *
На той практике, куда он (блестяще защитив диплом) приехал на этюды в последнее своё лето художника, - словно прощаясь, предчувствуя то, чего невозможно предугадать, - так вот на практике нас, разобщённых первокурсников, иногородних и москвичей, он вдруг как-то сплотил и объединил тем, что мог спокойно затеять вечером какую-нибудь занимательную игру с участием всех или устроить импровизированный джем-сейшн, когда он пел - и стучал по табуретке - написанные нами «в чепуху» шуточные стихи, а остальные - кто подыгрывал на гитаре, кто стучал по банкам, я был на бэк-вокале (и подпевал, кошмарно фальшивя). Без напряжения, он вставал вечером, собирал всю оставшуюся после ужина жирную посуду и шёл мыть её холодной водой с мылом в подвал, а был он лет на 10 старше всех. А мы молча смотрели ему вслед с коек, и что-то начинало происходить в наших головах.
* * *
Мы быстро подружились, нам было интересно, он оказался замечательным, поразительным собеседником, таким, которому хотелось не рассказывать, а которого хотелось слушать. Его манера - спокойная, уравновешенная, точная, с паузой на обдумывание - завораживала на фоне общепринятой ментальной необязательности, полуфабрикатности мыслей, - нет, наш будущий батюшка был не такой. Он был мягкий и очень добрый человек, очень сдержанный. Вот, например, я засунул куда-то подаренный мне томик Фёдора Сологуба - и стал везде шарить, разыскивая его и приходя во всё большее и большее раздражение. Кончилось тем, что я подошёл к койке Сергея, он лежал или сидел на ней, прошёл мимо него, весьма бесцеремонно распахнул его тумбочку, посмотрел внутрь, захлопнул дверцу, отошёл… И тут до меня дошло. Он просто промолчал. Мне стало невыносимо стыдно, потому что всё вышло так мерзко, я сказал: «Прости меня, пожалуйста», - а он только: «Ничего, Данилушка, бывает», - и я сижу сейчас, спустя 15 лет, в «Кофе Бине» на Тверской, и на моих глазах слёзы. Невыносимо.
* * *
Мы полюбили его. И с Филиппом Пастуховым и Андреем Ушаковым решили сочинить посвящённые ему хокку и подарить, когда он придет с ежедневных этюдов.
В тот период моё мировоззрение представляло собой эдакий компот из «бытового мистицизма», интереса к гороскопам, даосизма, чань-буддизма (все, что было удобно адаптировать под гормональный срыв крыши) + подлинного интереса к фильмам Тарковского, Сокурова, книгам Достоевского. В общем, такой доморощенный интуитивизм. Среди прочих увлечений сильнейшим было увлечение группой «Аквариум» и её небезызвестным, тогда ещё харизматичным, лидером. Соответственно, копировал я и всю внешнюю атрибутику: волосы в хвостик, бусы на запястье, янтарные бусы на шее.
И однажды ночью, на той самой практике, мне приснился сон, в котором я увидел оранжево-жёлтое небо, скалу, ломающуюся в бесконечность под прямым углом, на её краю лежал Сергей. Свесив вниз руку, в которой были янтарные бусы, Сергей изо всех сил удерживал кого-то от падения в пропасть. Я написал хокку на тему этого сна, примерно следующее:
В янтарно-жёлтом зареве
Серёга спасает кого-то,
Таким он мне ночью приснился.
Прошли годы, прежде чем я понял смысл, что это был не просто сон, в котором одному вгиковцу приснился другой - нет. Нет, нет, нет. Нет. Я не хочу, чтобы его больше не было, и я думаю, что много таких дураков, как я, которые любят его там, где он есть сейчас, и хотят, чтобы он был опять, невыносимо хотят, чтобы он снова был с нами. Потом я понял что бусы означали чётки и молитву, а спасал он…
* * *
Казанский храм перед праздником Рождества Христова. Фото о. Сергий Колчеев.
Спустя многие годы, очередной раз провожая его на Ярославский вокзал, - в темноте, когда холодно, мои пальцы скользят по его пальто, когда я обнимаю его и говорю: миленький, батюшка, береги себя, - он благословит, он обязательно перекрестит в окошко уже тронувшегося поезда. Я пойду по обледенелому перрону. Все последние годы так было горько, когда он уезжал, невыносимо, какое-то материнское чувство - пусть он не уезжает.
* * *
Бедная свечка - он таял, а я не знал, не видел, но что-то шевелилось в душе, - «Батюшка, не уезжай».
* * *
А вот и дождик, вот и дождик, дождик любви, дождик радостными золотыми ленточками излечи наши больные сердца и головы, пусть дети будут счастливы и мы спокойны… А кто сказал что я буду финтить, он привёл мне пример императрицы, которая говорила - неважно, чем я занимаюсь с полночи до утра, с утра до полночи, - я православная императрица, - он называл это двойными стандартами и размышлял об их роли в нашей истории. Мы гуляли в Измайлово. В Измайлово был дом его детства. В Измайлово он был счастлив.
* * *
Когда начались проблемы с его здоровьем (эрозия желудка, язва желудка), отец батюшки Сергия и его друзья священники начали действовать, чтобы перевести отца Сергия в Москву. То, о чем я пишу - лишь мои сбивчивые мысли, грязные отпечатки, отблески с его крестного пути и из побитых фрагментов, выплесков моих слов; вы, мои читатели, вряд ли сможете охватить картину жизни этого человека целиком, но я стараюсь, стараюсь, как могу, - в общем, не буду называть это обстоятельствами, но перевестись отцу Сергию не дали, и он должен был остаться на заклание, о, судьба, «судьба - это характер» (А.И.Солженицын), - надо было, чтобы с батюшкой случилось всё, как случалось со святыми.
«Дело в том, что как в жизни, так и в искусстве поступить по правде и по совести не сложно, но трудно; для этого нужен труд».
/Из статьи Сергея Колчеева к выставке его любимого педагога В.А.Васина. Дек.1986./
Должен он был пережить клеветы, должен был принять унижения, о которых мне он никогда, никогда не рассказывал. Я был у него в Никольске всего раз. И подчас не мог понять, почему батюшка ходит такой молчаливый и одинокий, и сам по себе, и не общается.
Какую борьбу ты пережил, батюшка, что ты вытерпел, но мы несём тебе любовь, любовь и молитву, и где бы ни была твоя душа, я кричу: «Батюшка, я люблю тебя! Дорогой мой, не оставляй нас, не забывай нас, помолись о нас». И часто утром на работе я смотрю в его лицо на экране компьютера и прошу его благословения, и я верю, что батюшка в раю служит Литургию и что лицо его светлое-светлое.
Мама, Наталья Михайловна Колчеева: «Это было - через месяц после его смерти, я увидела его, зная, что он умер, а я нет, а я живу здесь, а он там уже, потому что я только однажды видела его так. Вот он пришёл туда, в измайловский дом, я говорю - Серёжа, ну как же ты, ты же умер! Он говорит - да, ну что, я пришёл вот… Я говорю - ну, как тебе? Ну, сейчас лучше, - говорит… Я говорю - ну, как тебе там, вот что ты там, как? Он говорит - ну как я там, я - говорит - как камень вот лежу, а по мне птички прыгают и кругом что-то растёт, и я… Ну, я - говорит - сейчас приду. Пошёл.
Я его звала, он уже не вернулся больше. Вот ещё один раз я его видела, один раз, - это совсем недавно. Может быть, месяц тому назад. Он говорит - я просветляюсь. Очень коротко я его видела… Я не знаю. Вот он пришёл какой-то такой светлый, в чём-то таком, и говорит - мама, я просветляюсь ещё».
А вот что приснилось мне вскоре после того, как его не стало, - что через день после его похорон я нахожусь в квартире его родителей, и там ещё другие люди, и вдруг входит радостная Наталья Михайловна, а за ней - отец Сергий. Я говорю ему: «Батюшка, как же так, ты же умер», - а он мне говорит: «Я умер только на один день…»
И светло так на душе.
Вид из комнаты отца Сергия в квартире его родителей в Москве. Фото о. Сергий Колчеев.
2. I Started A Joke
Я пошутил, а мир расплакался, но я не увидел, что шутка оказалась надо мной.
Я начал плакать…
Девочки и мальчики из воскресной школы, батюшка Антоний Серов, Наталья Львовна, заплаканная Светлана Маркелова, Наталья Михайловна и Юрий Владимирович, покойный батюшка Филадельф, дорогой Андрей Вязников …дорогие, дорогие бабушки Никольска и Дунилова, Сергей и Анастасия Говоровы, Юра Строев - моя мысль летит над землёй и видит вас всех, потому что всех вас подарил мне отец Сергий, дорогие мои диакон из Архангельска, отец Дмитрий, Маша, девушка из Великого Устюга, Денис Тупиков, Лена Баринова, - все-все, - я помню о вас, и не моя мысль, а душа отца Сергия облетела всех нас, парк в Измайлово, реку Юг, леса вокруг Никольска, - как ему там, где он - мы приходим на Преображенское кладбище, смотрим на два деревянных креста, красные гвоздики выжигают снег свечи запекаются на снегу розы цветут на снегу сугроб могилы усыпан цветами над нами небо.
Ангел мой, я буду помнить тебя, и я верю, что ты святой. И не судите меня строго. Я так хотел, мечтал: вот он переедет в Москву и будет служить в своём любимом Измайлове в огромном соборе или в маленькой церковке (если бы такая была в Измайлово), - я мечтал, я верил, я думал: он станет как митрополит Филарет Дроздов, душой, к которой будут стекаться множество душ, он был строитель от Бога, ему бы всё удалось, Россия, благодаря отцу Сергию я, как мог, понял и полюбил Пушкина, да и вообще всё русское - как осознанное, как разумное, как созидательное, тихое, справедливое, русое с голубыми или серыми глазами. Доброе, справедливое, талантливое. И умеренное. Душа России - не в безднах, не в горениях, цыганщине, жестокости, опричнине. Душа России - это отец Сергий, какой он был. Тихий, твёрдый, справедливый. Он никогда, ни за что меня не осудил. Если он досадовал на кого-то, то говорил в шутливой форме.
Да.
А между прочим, когда мы пошли навестить на измайловском вернисаже его бывшую однокурсницу Лену Баринову, он сказал: «Неудобно идти к даме без цветка», - сбежал в овражек и сорвал лопух. И когда мы пришли, он вручил Лене лопух. (Я немного недоумевал.) Она отвезла лопух домой, и там он расцвёл пышно, и долго так стоял. Вот такая маленькая история. Как же я любил, (знаю, многие испытают сейчас дежа вю), как же я любил приходить в их квартиру, когда он приезжал в отпуска. Дверь обычно открывал он сам - с бородой, в футболке, широкогрудый, плечистый (от физической работы на приходе), с голубыми светящимися глазами. Уже заранее смеясь и улыбаясь: «Данилушка». Я склонялся, чтобы получить его драгоценное благословение, его манера благословлять - не обмахивать тебя торопливо рукой, но медленно и внятно: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Тут же из прохода летела навстречу маленькая, кругленькая Наталья Михайловна, иногда с предельно строгим, сердитым выражением лица - с поджатыми губами, чтобы в шутку напугать («Ну-ка, что тут?!»), тут же расплываясь в самой добродушной улыбке, какую я только видел; неторопливо выходил из комнаты отец, Юрий Владимирович, целовал, обнимал.
(Продолжение здесь)
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Bee Gees - I Started a Joke
"Idea" 1968
(mp3, 128kbit, 2,90 МБ)