Формула Леера-2 (взгляд из 2017 года)
История горазда преподносить неожиданные сюрпризы.
По большей части, написанное лет пять тому, свою актуальность необратимо теряет.
Да только не всегда :) .
Бывает и наоборот :) .
Проверяя цитату Леера, набрёл я на одну интересную публикацию.
Даже с учётом того, что [IMHO] она некоторыми местами сильно упрощает ситуацию (например, не объясняя {даже не упоминая!} появление на русском горизонте событий Троцкого и стоящих за ним сил), а некоторыми - ненужно усложняет, считаю знакомство с данной версией полезным:
Говоря о кануне Первой Мировой войны автор пишет:
Между тем война приближается. Ситуация становится интересной с теоретической точки зрения: оппортунисты типа Каутского довольно убедительно продемонст-рировали, что модель Маркса неверна, по крайней мере, в отношении разорения среднего класса и обнищания трудящихся масс, но это опровержение справедливо лишь в случае отсутствия масштабной европейской войны. Такая война была предсказана Марксом, предсказана Энгельсом, который даже квалифицировал ее как «мировую». То есть если экономический механизм роста социальной напряженности и не работал в Европе, исключая Россию, то военный, с очевидностью, работал.
[…]
В 1914 году «пролетарии всех стран» охотно шли в армию и убивали друг друга на полях сражений. Но уже годом позже настроение людей по обе стороны линий фронта радикально изменилось.
Оказалось, что модель Маркса работает. Первая мировая война быстро привела к деградации среднего класса (прежде всего, из-за катастрофической инфляции). Падал уровень жизни населения. Во Франции семьи солдат влачили полуголодное существование. В Германии господствовал «организованный голод».
[…]
Окопная реальность - и в еще большей степени письма из дома убедительно демонстрировали русским, немецким, австрийским, французским пролетариям, что у них и в самом деле нет отечества.
И здесь выясняется, что только большевики с самого начала, с августа 1914 года, последовательно выполняли программные документы европейской социал-демократии. Позиция В.Ленина четка: российские социалисты должны бороться против своего государства и своего правительства в империалистической, захватнической, несправедливой войне, невзирая на позицию германской и австрийской социал-демократии.
[…]
Итак, во-первых, большевики выполнили в 1917 году стратегическую задачу, поставленную в «Коммунистическом манифесте» К.Маркса. При этом они выиграли исключительно сложную политическую игру у Э.Людендорфа и М.Гофмана, пойдя на две колоссальные жертвы: саму договоренность с Германией и Брестский мир, против которого выступила не только вся Россия, но и почти все соратники В.Ленина.
Но эта линия, взятая как целое, должна рассматриваться как жертва совершенно иного масштаба и неизмеримо более сложная: Ленин пожертвовал интересами России во имя мирового и прежде всего европейского пролетариата.
Этого не могут простить ему нынешние патриоты, да и либералы, все еще стоящие на позиции поддержки Антанты в Первой мировой войне. Однако я не случайно употребил шахматный термин «пожертвовал».
«Жертва» ведь предполагает получение последующей выгоды.
Может быть, В.Ленин в 1917 году действительно ждал «мировой революции» и возможности завершить шахматным матом партию против прежнего порядка. Но как реальный политик он отлично понимал, что варианты всегда возможны. И если буржуазный строй в Европе удержится, как это и произошло в текущей реальности, нужно было понять, как отыграть пожертвованный материал. И вот здесь появляется другой союзник ВКП (б) - Генеральный штаб Российской империи.
[…]
Николай II был очень неудачливым царем. Императору могли простить Ходынку […] Простили бы и «9-е января» или списали бы на «дурных советников и плохих бояр». Но Русско-японская война стала несомненным поражением. Поражением позорным, нанесенным третьестепенной на тот момент азиатской державой, с которой Россия всегда разговаривала только с позиции силы. Ситуация была хуже, чем в 1856 году, после Крымской войны. Все-таки тогда Россия воевала с коалицией сильнейших европейских государств, продержалась три года, получила, в общем и целом, пристойный мир. Да и на фоне тяжелого поражения все-таки были и значимые победы: Синоп, Петропавловск, Карс, Соловецкие острова. Севастополь оборонялся 339 дней, был полностью разрушен и оставлен неприятелю, но не сдан - обороняющие его войска не капитулировали, а отошли на северную сторону Севастополя, чему противник не смог воспрепятствовать.
[…]
Но, наверное, самым неприятным итогом войны было осознание полной недееспособности правительства страны, военного и морского руководства. По крайней мере, с 1895 года было ясно, что российская политика на Дальнем Востоке ведет к столкновению с Японией. Этот риск учитывался, однако почему-то считалось, что сроки начала войны выбирает Россия. В 1895 японцы приняли судостроительную программу «Настойчивость и решимость», рассчитанную на восемь лет. Россия ответила аналогичной программой, но со сроком готовности не к 1902, а к 1905 году, и морское ведомство было почему-то весьма удивлено началом войны в январе 1904 года.
На фоне подобной нераспорядительности остальное уже не имеет принципиального значения.
[…]
Российский Генеральный штаб анализировал поражение в войне с двух позиций, вполне, впрочем, традиционных: техническая отсталость страны и недееспособность военного и государственного управления. Подчеркнем - не важно, насколько справедливы были подобные суждения, на этот счет произносилось тогда и произносится сейчас немало слов. Генштаб в своей практической работе по подготовке страны к следующей войне обязан был исходить именно из такой картины.
Но техническая отсталость страны - это всегда и ее политическая и экономическая отсталость. В Генеральном штабе эту позицию защищал генерал-адъютант Г.Леер: «государства, которые проиграли войну, были разбиты еще до поля сражения… То есть несли причину своего поражения в себе, во всей военной системе данного государства, служащей отражением его внутреннего политического строя…»
[…]
И в обществе, и в Генеральном штабе ситуацию понимали. Страна нуждалась в промышленной революции, составными частями которой стали бы смена управленческих паттернов, разрушение системы стяжек и противовесов, смена господствующей элиты, желательно управляемая. Сегодня, в 2017 году, приходится заметить, что российская история циклична и все в ней повторяется…
[…]
Генеральный штаб правильно оценивал опасность начала общеевропейской войны. И у него возникает естественный план - любой ценой, невзирая ни на какие трудности, хорошо подготовиться к этой войне и быстро выиграть ее. Слово «быстро» - ключевое. Не просто оказаться на стороне победителей, а одержать победу, настолько сокрушительную, чтобы разинули рот и, на всякий случай, подальше отошли от «русского медведя» не только противники, но и союзники. И не помешали бы ограбить побежденных Германию и Австро-Венгрию до нитки, чтобы получить ресурсы на модернизацию и промышленную революцию.
Пока что цели российского Генштаба и партии большевиков кардинально расходятся. Генштабу нужна война, вернее, он воспринимает войну с Германией как данность, неизбежность. Социал-демократы выступают за мир. Генштабу нужна сокрушительная победа. Большевики ставят на поражение своего правительства в империалистической войне.
В.Ленин был уверен в успехе мировой революции, которая начнется в России и далее охватит сначала Германию, а потом Европу и весь мир, но он был обязан считаться с возможностью, что такой революции не произойдет. В таком случае судьба пролетарской России становилась крайне важной.
Руководство Генерального штаба делало все возможное для победы в мировой войне, но оно было обязано учитывать возможность поражения или неполного успеха, ставящего Россию в зависимость пусть не от противника, так от союзников. В таком случае нужна была сила, готовая осуществить промышленную революцию за счет внутренних ресурсов.
И вот здесь, неожиданно, противоположности сходятся.
Власть: «Вам нужны великие потрясения. Нам нужна великая Россия».
Революция: «Да, нет. Нам тоже нужна великая Россия. Но вы еще верите, что этого можно достичь без великих потрясений, а мы - уже нет».
Партия большевиков конструктивна и готова к осуществлению промышленной, технологической, научной, образовательной революции за счет одних только внутренних ресурсов. Кстати, именно в этой логике следует понимать знаменитое ленинское: «Есть такая партия».
Понятно, что это означает неслыханный в истории грабеж собственности. Понятно, что это предполагает неуправляемую, катастрофическую смену элиты, придется пожертвовать царем и его окружением, аристократией и еще бог знает кем. Понятно, что придется временно отдать какие-то территории и пойти на соглашение с Германией, предполагая, что она обязательно проиграет союзникам, - еще одна точка соприкосновения с позицией В.Ленина.
Такой вариант крайне неприятен, и российское военно-политическое руководство изо всех сил стремится его избежать. За девять лет проведена реформа армии, восстановлен флот, созданы вменяемая военная теория и вполне пристойный стратегический план. Я уже писал, что в Генеральном сражении Первой мировой войны русская армия очень хорошо проявила себя.
Этого оказалось недостаточно.
В 1915 году Россия проиграла войну. Она еще могла (и должна была) оказаться в лагере победителей, но уже не могла получить мир, лучший довоенного, и главное, карт-бланш на ограбление центральных держав и индустриализацию. И с конца 1915 года завязываются все более тесные отношения между большевиками и российским Генеральным штабом.
Связь осуществляется прежде всего через братьев Бонч-Бруевичей, Михаила и Владимира. Михаил Дмитриевич в годы войны находился на должностях генерал-квартирмейстера 3-й армии, затем Северо-западного фронта, начальника штаба Северного фронта, командующего Северным фронтом. По ходу дела управлял политическими важными гарнизонами Пскова и Могилева.
Владимир Дмитриевич, по сути, исполнял ту же самую работу генерал-квартирмейстера, но в партии большевиков (после революции - управляющий делами Совнаркома).
Михаил Бонч-Бруевич был очень хорошо знаком с генералами, сыгравшими ключевую роль в феврале и октябре 1917 года - Лукомским, Даниловым, Потаповым, водил он знакомство и с промышленниками уровня Гучкова. Не меньшее значение имела связь Потапова, заместителя начальника Генштаба и генерал-квартирмейстера, со старым большевиком Кедровым. Незадолго до революции Кедров свел Потапова с членом ВРК Подвойским. Стороны мило побеседовали, в результате чего Генштаб палец о палец не ударил во время штурма Зимнего, а после переворота - перешел на сторону советской власти. К концу 1918 года генштабисты занимают ведущие должности во всей структуре военного управления Красной Армии. Даже количественно генштабистов в РККА было больше, чем во всех белых армиях вместе взятых, если же рассматривать высшую штабную элиту, то она участвует в гражданской войне на стороне советской власти практически целиком. В ответ большевики относятся к сотрудникам генштаба с известной мягкостью, само учреждение продолжает работать и получать зарплату, наряду с комиссией Вернадского. Еще во время Гражданской войны разворачивается масштабная программа изучения опыта Первой мировой войны. А в феврале 1920 года дается старт плану ГОЭЛРО, руководство которым сосредотачивается в руках Ленина, Калинина и Кржижановского. С этого момента молодое советское государство начинает инфраструктурную гонку.
Управленческая элита в лице Генштаба, промышленная элита в лице ряда промышленников и предпринимателей, вносящих деньги в кассу большевиков, интеллектуальная элита Комиссии Вернадского, инженерная элита - все эти люди, составляющие основу правящего класса дореволюционной России, пожертвовали жизнью, честью, имуществом, империей, династией, но они придали большевистскому перевороту творческое, созидательное начало, сделали его революцией. А большевики, со своей стороны, не остановились ни перед чем, решая задачу инфраструктурной недостаточности страны. И для индустриальной фазы развития они вполне справились с ней, превратив к началу 1960-х годов Россию в сверхдержаву.
Такова вторая линия развертывания событий 1917 года, вторая «Большая игра», вторая система договоренностей. И вновь приходится согласиться с тем, что расчет сторон оказался верным. Генштаб помог В.Ленину выиграть Гражданскую войну. Большевики в кратчайший срок провели реформы, которые в условиях царской власти затягивались на десятилетия, создали условия для промышленной, научной и культурной революции и осуществили эту революцию.
Очень дорогой ценой.
[…]
Революция в октябре 1917 года прошла совсем просто. Генеральный штаб выполнил всю необходимую работу внутри страны, после военных поражений армия, как это и положено при революциях, сошла со сцены, а у большевиков было достаточно подготовленных людей для организации и осуществления переворота. Хватало у них и проектности: с 1917 по 1925 год ВКП(б) последовательно реализует свою программу 1903 года, параллельно создавая новую армию, выигрывая Гражданскую войну и реконструируя государство.
Все решения, принимаемые партией в эти годы, в том числе и НЭП, вполне укладываются и в эту программу, и в общую логику развития европейского социал-демократического движения начала ХХ века.
С одной стороны, это подтверждает правильность идей В.Ленина и расчетов российского Генерального штаба. С другой - подчеркивает тот факт, что революция 1917 года не выходила за пределы российского «маятника реформ» и не несла в себе специфически пролетарского содержания.
Уже после смерти В.Ленина ситуация начинает меняться, и это связано с переосмыслением картины мира в 1920-е годы.
[…]
Сергей Переслегин.
Война за Будущее.
Дружба народов. 10. 2017.