Встреча Уинстона Черчилля и Сталина
Оригинал взят у gistory в Встреча Уинстона Черчилля и Сталина
В середине августа 1942 года сэр Уинстон Черчиль прибыл в Москву на переговоры со Сталиным. Его сопровождал
британской дипломат Александр Кадоган, которому и принадлежит следующее письмо, на что указывает и надпись в левом нижнем углу первой страницы. Интересно, что он постоянно называет Черчилля по имени - Уинстон.
Этот документ был недавно рассекречен и появился в свободном доступе в Национальном Архиве Великобритании. Выдержки из него уже появлялись в новостях, я же, наконец, сделал его полный перевод, который и предлагаю вашему вниманию. Сделайте скидку на то, что я переводчик-любитель.
29 августа 1942 года
Оливер Харви сказал мне, что вы хотели бы узнать о нашей поездке на Средний Восток и Россию.
Я полагаю, что вы получите официальные записи переговоров и подразумевая этот фон, добавлю несколько штрихов.
Первое, что касается Среднего Востока. Я был пассажиром: дела были чисто военные, я сидел в саду и читал романы, пока слуги Марса грохотали на встрече. Мы встречались за обедами, где Уинстон втягивал компанию в неуместные и безответственные разговоры.
Потом мы отбыли в Москву, проведя ночь в Тегеране. У Уинстона было время для аудиенции у Шаха, от которой он остался настолько доволен, что поручил мне организовать еще одну встречу на обратном пути. Я был вынужден подчиниться - невзирая на некоторые неудобства личного порядка - хотя мне надо было сказать Шаху больше, чем Его Величеству надо было сказать мне. Но он показался мне приятным и достаточно умным молодым человеком (Шаху на тот момент было 22 года - прим. пер.).
Мой самолет вылетел из Тегерана одновременно с самолетом Уинстона, но из-за поломки и вынужденного возвращения, я добрался до Москвы только на следующий день.
Предыдущей ночью у Уинстона уже прошла одна встреча со Сталиным, и он был от нее в восторге. Он думал, что он освободил себя от жернова, которое навесило ему на шею “Американское коммюнике” - “Второй фронт, в Европе, в 1942 году” (В советско-американском коммюнике, опубликованном 11 июня в Вашингтоне и 12 июня в Москве, говорилось о достижении полной договоренности «в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 г.». прим. пер.). После неловкого пассажа объясняющего невозможность вторжения во Францию в этом году, Уинстон раскрыл план операции “Факел”, который, кажется, пришелся Сталину по душе. Внезапно он сказал: ”Пусть Господь благословит это предприятие”. (Сталинская теология необычна: позже он рассказал, как Лаваль предложил ему постараться заручиться симпатией Папы Римского. На что Сталин спросил его: "Сколько дивизий у него есть?").
Я прибыл только в около 7.30 вечера, а встреча со Сталиным была назначена на 11 часов вечера.
Сталин моментально атаковал нас памятной запиской, которая была липкой и бесполезной, насколько только могла быть. Точно такая же тактика использовалась в прошлом декабре, когда на первой встрече все было медовым, а на второй все пошло хуже некуда. Очень странная тактика, и я не видел смысла в ней. Едва ли можно было заподозрить, что позади Сталина был некто, с кем он должен был считаться и перед кем должен был выслужиться.
Это омрачило встречу, и это мрачное облако не расселялось даже во время последовавшего банкета. Невозможно представить себе что-либо ужаснее кремлевского банкета, но его надо было выдержать. К сожалению Уинстон участвовал в нем без всякого удовольствия. Но, на следующий день он был полон решимости выпустить свой последний снаряд и попросил о личной встрече, наедине со Сталиным. Она была назначена на 7 вечера. Уинстон пригласил Андерса на обед в 8.30 вечера. Андерс должным образом явился и одновременно поступило телефонное сообщение от Уинстона, что он задержался со Сталиным, собирается перекусить с ним и его не будет дома еще час. Я взял на себя обязанность по развлечению Андерса и продолжил развлекать его до часу ночи, когда я был вызван, чтобы немедленно прибыть в кабинет Сталина в Кремле.
Там я обнаружил Уинстона и Сталина, а также присоединившегося к ним Молотова, сидящими вокруг тяжело нагруженного стола: на котором вокруг молочного поросенка толпились разнообразные яства и бесчисленные бутылки. То что Сталин заставил меня выпить было ужасно: Уинстон, который к тому времени жаловался на легкую головную боль мудро ограничился довольно безобидными шипучими кавказскими винами.
Все казалось веселым как венчальные колокола. Уинстон расспрашивал Сталина о его внутренней политике, интересуясь, что случилось с кулаками и тому подобное. Сталин отвечал с большой откровенностью (некоторые кулаки получили акр или два земли где то в Сибири, и “они были очень непопулярны среди народа”), после чего прочитал длинную лекцию о преимуществах Советской системы. Пока я там был, о военных вопросах практически не говорили. Мы расстались после трех часов утра, что дало мне возможность лишь доехать до отеля, собраться и уехать на аэродром к 4.15.
Что касается результатов, первое - и самое главное - я думаю, что два великих человека нашли контакт и общий язык. Несомненно Уинстон был впечатлен и думаю, что это ощущение было взаимным. Это очень сложно, найти общий язык говоря через переводчика, но например, в одном случае Сталин ответил на заявление Уинстона: “Я не согласен с этим, но мне нравится дух этого”. Во всяком случае были созданы условия, при которых последующие послания, которыми будут обмениваться эти двое, будут значить в два раза больше.
Второе - хотя мы расстроили Сталина по поводу “второго фронта”, он никак не отреагировал, кроме как намеком “хорошо, если вы не можете сделать большего, я не знаю, насколько долго мы сможем продержаться”. Я ожидал подобного или даже большего. Но больше никаких намеков: в действительности он неоднократно повторял, что он сам был поражен духом и решимостью своего народа. Он не знал их: он никогда не мог подумать, что они смогут показать такую сплоченность и решимость.
Ну, это так, в общих чертах, но надеюсь это поможет. Я уверен что мои два последних пункта позволят понять суть вещей.
Харриман был постоянно на 100% полезным.
В середине августа 1942 года сэр Уинстон Черчиль прибыл в Москву на переговоры со Сталиным. Его сопровождал
британской дипломат Александр Кадоган, которому и принадлежит следующее письмо, на что указывает и надпись в левом нижнем углу первой страницы. Интересно, что он постоянно называет Черчилля по имени - Уинстон.
Этот документ был недавно рассекречен и появился в свободном доступе в Национальном Архиве Великобритании. Выдержки из него уже появлялись в новостях, я же, наконец, сделал его полный перевод, который и предлагаю вашему вниманию. Сделайте скидку на то, что я переводчик-любитель.
29 августа 1942 года
Оливер Харви сказал мне, что вы хотели бы узнать о нашей поездке на Средний Восток и Россию.
Я полагаю, что вы получите официальные записи переговоров и подразумевая этот фон, добавлю несколько штрихов.
Первое, что касается Среднего Востока. Я был пассажиром: дела были чисто военные, я сидел в саду и читал романы, пока слуги Марса грохотали на встрече. Мы встречались за обедами, где Уинстон втягивал компанию в неуместные и безответственные разговоры.
Потом мы отбыли в Москву, проведя ночь в Тегеране. У Уинстона было время для аудиенции у Шаха, от которой он остался настолько доволен, что поручил мне организовать еще одну встречу на обратном пути. Я был вынужден подчиниться - невзирая на некоторые неудобства личного порядка - хотя мне надо было сказать Шаху больше, чем Его Величеству надо было сказать мне. Но он показался мне приятным и достаточно умным молодым человеком (Шаху на тот момент было 22 года - прим. пер.).
Мой самолет вылетел из Тегерана одновременно с самолетом Уинстона, но из-за поломки и вынужденного возвращения, я добрался до Москвы только на следующий день.
Предыдущей ночью у Уинстона уже прошла одна встреча со Сталиным, и он был от нее в восторге. Он думал, что он освободил себя от жернова, которое навесило ему на шею “Американское коммюнике” - “Второй фронт, в Европе, в 1942 году” (В советско-американском коммюнике, опубликованном 11 июня в Вашингтоне и 12 июня в Москве, говорилось о достижении полной договоренности «в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 г.». прим. пер.). После неловкого пассажа объясняющего невозможность вторжения во Францию в этом году, Уинстон раскрыл план операции “Факел”, который, кажется, пришелся Сталину по душе. Внезапно он сказал: ”Пусть Господь благословит это предприятие”. (Сталинская теология необычна: позже он рассказал, как Лаваль предложил ему постараться заручиться симпатией Папы Римского. На что Сталин спросил его: "Сколько дивизий у него есть?").
Я прибыл только в около 7.30 вечера, а встреча со Сталиным была назначена на 11 часов вечера.
Сталин моментально атаковал нас памятной запиской, которая была липкой и бесполезной, насколько только могла быть. Точно такая же тактика использовалась в прошлом декабре, когда на первой встрече все было медовым, а на второй все пошло хуже некуда. Очень странная тактика, и я не видел смысла в ней. Едва ли можно было заподозрить, что позади Сталина был некто, с кем он должен был считаться и перед кем должен был выслужиться.
Это омрачило встречу, и это мрачное облако не расселялось даже во время последовавшего банкета. Невозможно представить себе что-либо ужаснее кремлевского банкета, но его надо было выдержать. К сожалению Уинстон участвовал в нем без всякого удовольствия. Но, на следующий день он был полон решимости выпустить свой последний снаряд и попросил о личной встрече, наедине со Сталиным. Она была назначена на 7 вечера. Уинстон пригласил Андерса на обед в 8.30 вечера. Андерс должным образом явился и одновременно поступило телефонное сообщение от Уинстона, что он задержался со Сталиным, собирается перекусить с ним и его не будет дома еще час. Я взял на себя обязанность по развлечению Андерса и продолжил развлекать его до часу ночи, когда я был вызван, чтобы немедленно прибыть в кабинет Сталина в Кремле.
Там я обнаружил Уинстона и Сталина, а также присоединившегося к ним Молотова, сидящими вокруг тяжело нагруженного стола: на котором вокруг молочного поросенка толпились разнообразные яства и бесчисленные бутылки. То что Сталин заставил меня выпить было ужасно: Уинстон, который к тому времени жаловался на легкую головную боль мудро ограничился довольно безобидными шипучими кавказскими винами.
Все казалось веселым как венчальные колокола. Уинстон расспрашивал Сталина о его внутренней политике, интересуясь, что случилось с кулаками и тому подобное. Сталин отвечал с большой откровенностью (некоторые кулаки получили акр или два земли где то в Сибири, и “они были очень непопулярны среди народа”), после чего прочитал длинную лекцию о преимуществах Советской системы. Пока я там был, о военных вопросах практически не говорили. Мы расстались после трех часов утра, что дало мне возможность лишь доехать до отеля, собраться и уехать на аэродром к 4.15.
Что касается результатов, первое - и самое главное - я думаю, что два великих человека нашли контакт и общий язык. Несомненно Уинстон был впечатлен и думаю, что это ощущение было взаимным. Это очень сложно, найти общий язык говоря через переводчика, но например, в одном случае Сталин ответил на заявление Уинстона: “Я не согласен с этим, но мне нравится дух этого”. Во всяком случае были созданы условия, при которых последующие послания, которыми будут обмениваться эти двое, будут значить в два раза больше.
Второе - хотя мы расстроили Сталина по поводу “второго фронта”, он никак не отреагировал, кроме как намеком “хорошо, если вы не можете сделать большего, я не знаю, насколько долго мы сможем продержаться”. Я ожидал подобного или даже большего. Но больше никаких намеков: в действительности он неоднократно повторял, что он сам был поражен духом и решимостью своего народа. Он не знал их: он никогда не мог подумать, что они смогут показать такую сплоченность и решимость.
Ну, это так, в общих чертах, но надеюсь это поможет. Я уверен что мои два последних пункта позволят понять суть вещей.
Харриман был постоянно на 100% полезным.