Памяти В.Г. Савдунина
На днях ушёл из жизни потрясающий человек - легендарный футболист, ветеран войны (разведчик), дипкурьер Владимир Григорьевич Савдунин.. А ровно год назад москвовед Саша Можаев публиковл интересное интерьвью с ним. И среди прочего там были вот такие невероятные "боевые моменты" (с):
"..Уже перед уходом я задал Владимиру Григорьевичу совсем бестактный вопрос: "Скажите пожалуйста, как правильно брать "языка"?" На что получил вполне логичный ответ: "По разному". Но далее Савдунин всё-таки разговорился и поведал замечательную историю, не имеющую прямого отношения к футболу:
"Мы его открыли, это Прохоровское поле, когда и поля ещё никакого не было. Лазили там на передовой, взяли "языка", он нам сказал когда будет наступление, где главный удар. И когда утром началась атака, то наша артиллерия сразу обрушила шквал огня на немцев. Они думали - будет неожиданно, а тут такая встреча. И наши в том бою на 12 км отступили, потому что заманивали их и ..ячили, и после этого боя мы нигде не отступали. А "языка" берут по-разному.
Ну вот одного я брал, момент был интересный. Надо было на трёх танках прорваться через линию фронта и уйти в тыл. 15 было разведчиков, и мы сидели, как десантники, на броне. Мы пошли и нас, значит, раз..рили. Два танка подбили, один вернулся, а они из пушки стреляют, автоматы, пулеметы. Я соскочил, а была большая рожь, и я по-пластунски вниз. А вот здесь, значит, бугор, там гора была, нейтральная полоса, и километра через полтора наши передовые окопы, пехота. Я спустился и побежал к своим, и тут начали сзади стрелять в меня. Оказалось, на этом бугре сидели корректировщики огня, немцы, их два человека, за кустами-то не видно. Я и туда, и сюда, пули всё ближе - мне повезло просто случайно, что меня не убили. Я так бежал, что когда упал в окоп к пехоте, они говорят: "Ну ты бля и бежал". Побежишь, ёпт.
Ну а мы же не прорвались, приходим в часть. Сидит начальство штаба: "Где ты, твою мать, шляешься!" Мне было так обидно, и тут разрывается мина. И начальника штаба ..як, вот мы стояли, как сейчас сидим за столом, все живы, а он падает. Но дали мне задание взять языка, а я-то уже знал где они, которые стреляли. Я вернулся к пехотинцам. А до этого бугра, где они сидели, голая поляна, и за ним тоже. Я им говорю, пехоте: "Вот видите кусты, можете по ним открыть огонь?" Я пойду туда, буду значит, эт самое, брать. "Что ты, ..., ..., ... мать!" Днём это всё. А мне было обидно, что меня в штабе от.. ни за... У меня было такое состояние злое, убьют и ладно, всё это безразлично. И они открыли огонь по этим кустам. И я, значит, прошел туда, километр примерно. Они сидели так, а тут обрыв, и я зашёл за эту сторону, а своим сказал, что как зайду за бугор, вы огонь прекратите.
Я, значит, посмотрел, они в окоп сели, ... мать, чтоб их не убило ни.., я, значит справа поднялся и из автомата зах..., одного убил, другой упал на землю. А тут же километр и немцы. Я его прикладом по голове от... и спустился вниз, под бугор. И за мной приходит танк. Мы на танк сели ёпт, за башню спрятались - сзади же стреляют. И привез его это самое в часть. А теперь, говорят, в штаб фронта отведи его. Машин нет, бой же идет. И мы пошли с ним вдвоем, километра три-четыре от передовой. Идем, а солнце яркое и поляна, и нас немецкий истребитель, ё, засёк. А ему чем заняться - давай, зараза, стрелять. Он на нас идёт, а мы под него, и этот лежит со мной рядом. Ну хорошо, что них.. не застрелил. Приехали, я его сдал, ну, говорят, большое спасибо тебе. Я там всё рассказал. - Не может быть! - ну как же, всё было на глазах у нашей пехоты.
Короче говоря, наши 15 человек, которые поехали на прорыв, из них осталось пять. И мы поехали в Курск на машине хоронить ребят. Завезли их в церковь, отпели (я хоть член партии с 42-го, но русская душа-то она и есть русская, все же крещёные), и значит, похоронили. Едем обратно в грузовике, и едет навстречу машина, везёт немецких пленных. И этот х.. среди них, и машет мне рукой, ёпты!!! Такие вот были моменты."