Песни Японской Императорской Армии
Периодически мы пишем о военной музыке и песнях различных стран, и вот пришла пора немного рассказать о японском творчестве в этом плане. И первая песня сегодня называется "Бакудан санъюси но ута" (爆弾三勇士の歌, «Песня о трёх героических живых бомбах») - песня времён второй японо-китайской войны (1937-1945), повествующая о трёх сапёрах, ценой своей жизни взорвавших вражеские укрепления.
Эпизод с «героическими живыми бомбами» произошёл на фоне японской экспансии в Китай. Захватив в 1931 году Маньчжурию, японцы обратили внимание на город Шанхай. Они планировали спровоцировать китайцев на агрессию, после чего ввести в Шанхай войска под предлогом защиты японских граждан. 18 января 1932 года удобный случай представился: в городе были избиты пятеро японских буддийских священников, причём некоторые умерли от побоев. Как позже выяснилось, все пятеро были яростными националистами, которые прибыли в город для провокаций. В Шанхае произошёл всплеск антияпонских настроений, начались беспорядки и призывы бойкотировать японские товары. Японцы потребовали у мэра Шанхая немедленного прекращения выступлений и бойкотов. Мэр согласился на все требования, однако это не имело значения, поскольку японцы не планировали решать дело миром. 28 января они начали атаку на город.
22 февраля японская армия наступала на китайские укрепления к северу от Шанхая в месте, называемом Мяоханчжэнь. Китайцы неплохо там окопались, а их заграждения из колючей проволоки представляли серьёзную преграду для японской пехоты. В 5:30 утра рядовые 1-го класса Такэдзи Эсита, Сусуму Китагава и Иносукэ Сакуэ, служившие в сапёрном батальоне, были отправлены на подрыв проволочных укреплений. Они несли с собой бангалорскую торпеду - трёхметровую бамбуковую трубку, начинённую взрывчаткой. Все трое взорвались вместе с торпедой и погибли, однако цель - проделать дыру в китайских укреплениях - была достигнута. В этом малозначительном на первый взгляд эпизоде армейское руководство усмотрело огромные возможности для пропаганды, поэтому 24 февраля известие о трёх сапёрах оказалось на первых страницах газет. Согласно официальной версии, бойцы сознательно пожертвовали собой ради разрушения заграждений. Они якобы побежали на китайские укрепления с подожжённым заранее запальным шнуром торпеды, понимая, что им не хватит времени его поджечь, если они поднесут торпеду поближе к заграждению. Пресса на все лады восхваляла новоявленных героев: их подвиг, как писали газеты, превосходил подвиги капитана Хиросэ и подполковника Татибаны. В «канонизации» сапёров принимал участие лично министр армии Садао Араки.
Однако наряду с официальной версией с самого начала циркулировали слухи о том, что сапёры на самом деле и не думали жертвовать собой. В Национальном архиве Японии сохранился документ под названием «Правда о трёх героических живых бомбах» (爆弾三勇士のほんとうのこと), составленный в полицейском бюро министерства внутренних дел в октябре 1933 года. Документ представляет собой двухстраничное свидетельство солдата, служившего в том же подразделении, что и погибшие. В нём указано, что Эсита, Китагава и Сакуэ действительно бежали на китайскую колючую проволоку с подожжённым заранее запальным шнуром, но делали это с расчётом добежать, засунуть торпеду под укрепления и быстро вернуться. Особенно мотивировала их к быстрому возвращению длина шнура, который по какой-то причине оказался короче, чем нужно. Когда они бросились к заграждениям, один из них или споткнулся, или его ударила пуля, - и он задержал всю группу. Командир же, увидав, что сапёры хотят бросить торпеду, которая вот-вот должна была взорваться, закричал: «Это что такое? А ну вперёд, за императора, за родину!» - и солдаты, зная, что за неподчинение приказу на поле боя будет расстрел, потащили торпеду дальше. Добрались ли они до китайских заграждений или взорвались по дороге, свидетель не знал. Ходили также слухи, что среди «трёх героических живых бомб» были буракумины (дискриминируемая группа населения), и поэтому их, в отличие от капитана Хиросэ и подполковника Татибаны, так никогда и не признали «божественными героями» (軍神).
Эти нелестные слухи нимало не помешали формированию легенды о трёх героических сапёрах, которая быстро разрослась настолько, что страну накрыла волна лихорадочного патриотизма. Газета «Асахи симбун», первой опубликовавшая новость о сапёрах, начала сбор денег для семей погибших, и в первый же день один патриот пожертвовал огромную сумму в 1000 йен (средний доход семьи из четырёх человек составлял в те годы 82 йены в месяц)1. Когда сбор был завершён, денег хватило не только для родителей сапёров, которые получили по 10 000 йен, но и для установки бронзовой статуи в честь Эситы, Китагавы и Сакуэ, на которую ушло 20 000 йен. Всех троих посмертно повысили в звании до капралов и пожаловали каждому орден Золотого коршуна 6-й степени. Шесть кинокомпаний сразу после появления первых газетных публикаций заявили о намерении снять фильмы о трёх героях, и уже в марте все шесть фильмов были готовы. Не отставали и традиционные искусства: три героические живые бомбы вошли в монологи ракуго, пьесы о сапёрах шли в театрах кабуки, симпа, бунраку и дзёрури, нередко сопровождаясь отрывками из пьес о сорока семи ронинах и таким образом продолжая славную традицию историй о преданных вассалах. Спешно создавались радиопостановки, писались книги, рисовалась манга. Ежемесячный журнал «Клуб мальчиков» (少年倶楽部) поместил в мартовском выпуске огромный постер на 4 разворота, изображавший трёх героев с торпедой, и больше миллиона маленьких читателей повесили этот постер у себя над кроватью. На улицах мальчишки играли в героических сапёров, бегая по трое с «торпедой», роль которой выполняло бревно, на «укрепления», обороняемые «вражескими солдатами». Влияние легенды оказалось так велико, что описание подвига Эситы, Китагавы и Сакуэ было внесено в школьные учебники.
Популярность трёх героев осознали и дельцы, не относящиеся к медиасфере. «Три героические живые бомбы» стали торговой маркой для самых неожиданных вещей. Появилась женская причёска «Санъюси-магэ» (Причёска трёх героев), шоколад «Живые бомбы», карамель «Живые снаряды» и рисовое печенье «Три героя». В одной из осакских столовых предлагалось блюдо из дайкона и стеблей белокопытника под названием «Три героические живые бомбы»: полоски дайкона изображали торпеду, а стебли белокопытника - несущих её сапёров. Троих героев печатали на тканях для кимоно наряду с самолётами, японскими флагами и военными кораблями.
Патриотический ажиотаж временами переходил в трагикомедию. В Осаке 24-летний рабочий, впечатлившись подвигом трёх сапёров, попросился добровольцем на китайский фронт, получил отказ и от отчаяния попытался спрыгнуть с крыши. В префектуре Гифу утопилась в пруду 19-летняя девушка, оставив двум своим братьям предсмертную записку со словами: «Со слезами благоговения я следую путём трёх героев и умоляю вас сделать то же самое, послужив родине до последней капли крови». На Хоккайдо покалечились двое учителей начальной школы, готовивших сценку о подвиге «живых бомб»: у них, как и у реальных прототипов, не вовремя взорвался набитый в бамбуковую трубку порох.
Само собой разумеется, трёх героев нужно было увековечить и в песне. Газеты «Асахи симбун» и «Майнити симбун» в один и тот же день объявили о конкурсе на лучшую песню о подвиге сапёров. В качестве приза обе газеты предлагали по 500 йен. 10 марта 1932 года конкурс завершился: «Асахи» получила 124 561 заявку, «Майнити» - 84 177. «Асахи» отдала первый приз некоему Цутому Накано из Нагасаки; «Майнити» же сочла победителем Тэккана Ёсано, известного поэта и мужа поэтессы Акико Ёсано. Именно его песня стала наиболее известной, хотя музыкальный исследователь Кэйдзо Хориути свидетельствовал, что в те годы песни о трёх сапёрах писались десятками. Музыку на слова Тэккана Ёсано написали Дзюндзи Цудзи и Сатору Онума. Цудзи руководил главным армейским ансамблем страны - ансамблем Тоямского военного училища. Онума был его помощником. Песня в исполнении Тоямского военного хора была записана на студии Polydor Records и поступила в продажу в апреле 1932 года.
Вторая песня уже не настолько патриотическая "Икоку но ока" (異国の丘, «Холмы на чужбине») - песня японских военнопленных, оказавшихся в концлагерях СССР после окончания Второй мировой войны. Песня описывает тяготы советского плена и выражает тоску по родине и надежду на скорое возвращение домой.
После окончания Второй мировой войны японские вооружённые силы получили от своего высшего командования приказ сложить оружие и прекратить сопротивление. Таким образом, в конце 1945 года на контролируемых Советским Союзом территориях Маньчжурии, Кореи и Курильских островов оказалось около 600 тысяч японских солдат Квантунской армии. Эти солдаты были взяты в плен советскими войсками. Сами японцы, впрочем, настаивают на термине «интернирование», а не «плен», подчёркивая, что они не были захвачены в ходе военных действий, а добровольно сложили оружие по приказу командования. Японцы были вывезены в СССР и помещены в концлагеря, располагавшиеся главным образом в Сибири, Казахстане и Приморье. За время заключения около 10% (60 тысяч человек) умерло от голода, холода и тяжёлых условий труда - пленных японцев использовали как рабочую силу на стройках. Отправлять их домой не торопились: в то время как США и гоминьдановский Китай отпустили своих пленных в Японию не позднее 1946 года, а Великобритания - не позднее 1947, в СССР последняя крупная группа пленных отправилась на родину только в 1956 году. Некоторые японцы продолжали жить в СССР и после этого срока. Одни отказались возвращаться на родину по собственному желанию, заведя отношения с местными женщинами, другие же были вынуждены остаться против воли. Например, шифровальщик Тосимаса Мэгуро, попав в плен и отсидев в лагерях 8 лет, в ответ на просьбу о репатриации получил отказ и сумел побывать в Японии только после распада Советского Союза. Подобная судьба постигла и арестованного по подозрению в шпионаже подростка Тэцуро Ахико, который не был солдатом, но получил 10 лет лагерей и впоследствии также не смог репатриироваться. Кроме того, советское правительство не предоставляло японским официальным лицам списков пленных, оставшихся в СССР и умерших в заключении. Последнее обстоятельство сильно затруднило оценку числа пленных, захваченных Советским Союзом; судьба многих из них осталась неизвестной.
Песня «Икоку но ока» была написана в среде военнопленных. Её история началась с того, что будущий композитор Тадаси Ёсида, служивший в Маньчжурии, сочинил «Песню о манёврах по преодолению хребта Большой Хинган» (大興安嶺突破演習の歌), когда война ещё была в самом разгаре. После окончания войны Кодзи Масуда, заключённый трудового лагеря под городом Артём рядом с Владивостоком, в феврале 1946 года придумал на мелодию «Песни о манёврах» ностальгические слова, в которых выражалась тоска по родине. Новую песню Масуда назвал «О чём поют военнопленные» (俘虜の歌える) и дал ей подзаголовок «Холмы на чужбине» (異国の丘). По другим данным, впрочем, он назвал её «И вчера, и сегодня» (昨日と今日も).
1 августа 1948 года некий Кодзо Накамура, бывший военнопленный, вернувшийся на родину, спел эту песню в музыкальной радиопередаче вещательной корпорации NHK «Голос на зависть: шоу непрофессионалов» (のど自慢素人演芸会). Его пение случайно услышал поэт Такао Саэки, сотрудничавший со звукозаписывающей компанией Victor Entertainment. Новая песня очень впечатлила Саэки, и он поспешил известить о ней своё начальство. Victor Entertainment немедленно разыскала исполнителя Накамуру, поэт Саэки подправил слова, и уже в сентябре 1948 года песня была выпущена на грампластинках под новым названием «Холмы на чужбине» в исполнении Накамуры и профессионального певца Ицуро Такэямы. Однако настоящие авторы музыки и слов на тот момент оставались неизвестны. NHK устроила кампанию по розыску авторов, которая увенчалась успехом: вернувшийся из плена Тадаси Ёсида однажды услышал по радио песню со своей музыкой и призывом назвать автора. Ёсида долго не решался это сделать: его песня в одночасье стала хитом, а он был скромен и непривычен ко всеобщему вниманию. В конце концов по настоянию друга Ёсида сообщил о своём авторстве, получил от Victor Entertainment предложение о сотрудничестве и впоследствии сочинил много песен с Такао Саэки.
Популярность «Холмов на чужбине» обусловила тот факт, что в честь песни стали называть и другие художественные произведения о военнопленных. Так, в 1949 году режиссёр Кунио Ватанабэ снял фильм «Икоку но ока», повествовавший о семьях недавно вернувшихся домой военнопленных, а в 2001 году драматург Кэйта Асари поставил мюзикл с тем же названием, рассказывавший о взводе взятых в плен японцев.
Click to viewЭпизод с «героическими живыми бомбами» произошёл на фоне японской экспансии в Китай. Захватив в 1931 году Маньчжурию, японцы обратили внимание на город Шанхай. Они планировали спровоцировать китайцев на агрессию, после чего ввести в Шанхай войска под предлогом защиты японских граждан. 18 января 1932 года удобный случай представился: в городе были избиты пятеро японских буддийских священников, причём некоторые умерли от побоев. Как позже выяснилось, все пятеро были яростными националистами, которые прибыли в город для провокаций. В Шанхае произошёл всплеск антияпонских настроений, начались беспорядки и призывы бойкотировать японские товары. Японцы потребовали у мэра Шанхая немедленного прекращения выступлений и бойкотов. Мэр согласился на все требования, однако это не имело значения, поскольку японцы не планировали решать дело миром. 28 января они начали атаку на город.
22 февраля японская армия наступала на китайские укрепления к северу от Шанхая в месте, называемом Мяоханчжэнь. Китайцы неплохо там окопались, а их заграждения из колючей проволоки представляли серьёзную преграду для японской пехоты. В 5:30 утра рядовые 1-го класса Такэдзи Эсита, Сусуму Китагава и Иносукэ Сакуэ, служившие в сапёрном батальоне, были отправлены на подрыв проволочных укреплений. Они несли с собой бангалорскую торпеду - трёхметровую бамбуковую трубку, начинённую взрывчаткой. Все трое взорвались вместе с торпедой и погибли, однако цель - проделать дыру в китайских укреплениях - была достигнута. В этом малозначительном на первый взгляд эпизоде армейское руководство усмотрело огромные возможности для пропаганды, поэтому 24 февраля известие о трёх сапёрах оказалось на первых страницах газет. Согласно официальной версии, бойцы сознательно пожертвовали собой ради разрушения заграждений. Они якобы побежали на китайские укрепления с подожжённым заранее запальным шнуром торпеды, понимая, что им не хватит времени его поджечь, если они поднесут торпеду поближе к заграждению. Пресса на все лады восхваляла новоявленных героев: их подвиг, как писали газеты, превосходил подвиги капитана Хиросэ и подполковника Татибаны. В «канонизации» сапёров принимал участие лично министр армии Садао Араки.
Однако наряду с официальной версией с самого начала циркулировали слухи о том, что сапёры на самом деле и не думали жертвовать собой. В Национальном архиве Японии сохранился документ под названием «Правда о трёх героических живых бомбах» (爆弾三勇士のほんとうのこと), составленный в полицейском бюро министерства внутренних дел в октябре 1933 года. Документ представляет собой двухстраничное свидетельство солдата, служившего в том же подразделении, что и погибшие. В нём указано, что Эсита, Китагава и Сакуэ действительно бежали на китайскую колючую проволоку с подожжённым заранее запальным шнуром, но делали это с расчётом добежать, засунуть торпеду под укрепления и быстро вернуться. Особенно мотивировала их к быстрому возвращению длина шнура, который по какой-то причине оказался короче, чем нужно. Когда они бросились к заграждениям, один из них или споткнулся, или его ударила пуля, - и он задержал всю группу. Командир же, увидав, что сапёры хотят бросить торпеду, которая вот-вот должна была взорваться, закричал: «Это что такое? А ну вперёд, за императора, за родину!» - и солдаты, зная, что за неподчинение приказу на поле боя будет расстрел, потащили торпеду дальше. Добрались ли они до китайских заграждений или взорвались по дороге, свидетель не знал. Ходили также слухи, что среди «трёх героических живых бомб» были буракумины (дискриминируемая группа населения), и поэтому их, в отличие от капитана Хиросэ и подполковника Татибаны, так никогда и не признали «божественными героями» (軍神).
Эти нелестные слухи нимало не помешали формированию легенды о трёх героических сапёрах, которая быстро разрослась настолько, что страну накрыла волна лихорадочного патриотизма. Газета «Асахи симбун», первой опубликовавшая новость о сапёрах, начала сбор денег для семей погибших, и в первый же день один патриот пожертвовал огромную сумму в 1000 йен (средний доход семьи из четырёх человек составлял в те годы 82 йены в месяц)1. Когда сбор был завершён, денег хватило не только для родителей сапёров, которые получили по 10 000 йен, но и для установки бронзовой статуи в честь Эситы, Китагавы и Сакуэ, на которую ушло 20 000 йен. Всех троих посмертно повысили в звании до капралов и пожаловали каждому орден Золотого коршуна 6-й степени. Шесть кинокомпаний сразу после появления первых газетных публикаций заявили о намерении снять фильмы о трёх героях, и уже в марте все шесть фильмов были готовы. Не отставали и традиционные искусства: три героические живые бомбы вошли в монологи ракуго, пьесы о сапёрах шли в театрах кабуки, симпа, бунраку и дзёрури, нередко сопровождаясь отрывками из пьес о сорока семи ронинах и таким образом продолжая славную традицию историй о преданных вассалах. Спешно создавались радиопостановки, писались книги, рисовалась манга. Ежемесячный журнал «Клуб мальчиков» (少年倶楽部) поместил в мартовском выпуске огромный постер на 4 разворота, изображавший трёх героев с торпедой, и больше миллиона маленьких читателей повесили этот постер у себя над кроватью. На улицах мальчишки играли в героических сапёров, бегая по трое с «торпедой», роль которой выполняло бревно, на «укрепления», обороняемые «вражескими солдатами». Влияние легенды оказалось так велико, что описание подвига Эситы, Китагавы и Сакуэ было внесено в школьные учебники.
Популярность трёх героев осознали и дельцы, не относящиеся к медиасфере. «Три героические живые бомбы» стали торговой маркой для самых неожиданных вещей. Появилась женская причёска «Санъюси-магэ» (Причёска трёх героев), шоколад «Живые бомбы», карамель «Живые снаряды» и рисовое печенье «Три героя». В одной из осакских столовых предлагалось блюдо из дайкона и стеблей белокопытника под названием «Три героические живые бомбы»: полоски дайкона изображали торпеду, а стебли белокопытника - несущих её сапёров. Троих героев печатали на тканях для кимоно наряду с самолётами, японскими флагами и военными кораблями.
Патриотический ажиотаж временами переходил в трагикомедию. В Осаке 24-летний рабочий, впечатлившись подвигом трёх сапёров, попросился добровольцем на китайский фронт, получил отказ и от отчаяния попытался спрыгнуть с крыши. В префектуре Гифу утопилась в пруду 19-летняя девушка, оставив двум своим братьям предсмертную записку со словами: «Со слезами благоговения я следую путём трёх героев и умоляю вас сделать то же самое, послужив родине до последней капли крови». На Хоккайдо покалечились двое учителей начальной школы, готовивших сценку о подвиге «живых бомб»: у них, как и у реальных прототипов, не вовремя взорвался набитый в бамбуковую трубку порох.
Само собой разумеется, трёх героев нужно было увековечить и в песне. Газеты «Асахи симбун» и «Майнити симбун» в один и тот же день объявили о конкурсе на лучшую песню о подвиге сапёров. В качестве приза обе газеты предлагали по 500 йен. 10 марта 1932 года конкурс завершился: «Асахи» получила 124 561 заявку, «Майнити» - 84 177. «Асахи» отдала первый приз некоему Цутому Накано из Нагасаки; «Майнити» же сочла победителем Тэккана Ёсано, известного поэта и мужа поэтессы Акико Ёсано. Именно его песня стала наиболее известной, хотя музыкальный исследователь Кэйдзо Хориути свидетельствовал, что в те годы песни о трёх сапёрах писались десятками. Музыку на слова Тэккана Ёсано написали Дзюндзи Цудзи и Сатору Онума. Цудзи руководил главным армейским ансамблем страны - ансамблем Тоямского военного училища. Онума был его помощником. Песня в исполнении Тоямского военного хора была записана на студии Polydor Records и поступила в продажу в апреле 1932 года.
Вторая песня уже не настолько патриотическая "Икоку но ока" (異国の丘, «Холмы на чужбине») - песня японских военнопленных, оказавшихся в концлагерях СССР после окончания Второй мировой войны. Песня описывает тяготы советского плена и выражает тоску по родине и надежду на скорое возвращение домой.
После окончания Второй мировой войны японские вооружённые силы получили от своего высшего командования приказ сложить оружие и прекратить сопротивление. Таким образом, в конце 1945 года на контролируемых Советским Союзом территориях Маньчжурии, Кореи и Курильских островов оказалось около 600 тысяч японских солдат Квантунской армии. Эти солдаты были взяты в плен советскими войсками. Сами японцы, впрочем, настаивают на термине «интернирование», а не «плен», подчёркивая, что они не были захвачены в ходе военных действий, а добровольно сложили оружие по приказу командования. Японцы были вывезены в СССР и помещены в концлагеря, располагавшиеся главным образом в Сибири, Казахстане и Приморье. За время заключения около 10% (60 тысяч человек) умерло от голода, холода и тяжёлых условий труда - пленных японцев использовали как рабочую силу на стройках. Отправлять их домой не торопились: в то время как США и гоминьдановский Китай отпустили своих пленных в Японию не позднее 1946 года, а Великобритания - не позднее 1947, в СССР последняя крупная группа пленных отправилась на родину только в 1956 году. Некоторые японцы продолжали жить в СССР и после этого срока. Одни отказались возвращаться на родину по собственному желанию, заведя отношения с местными женщинами, другие же были вынуждены остаться против воли. Например, шифровальщик Тосимаса Мэгуро, попав в плен и отсидев в лагерях 8 лет, в ответ на просьбу о репатриации получил отказ и сумел побывать в Японии только после распада Советского Союза. Подобная судьба постигла и арестованного по подозрению в шпионаже подростка Тэцуро Ахико, который не был солдатом, но получил 10 лет лагерей и впоследствии также не смог репатриироваться. Кроме того, советское правительство не предоставляло японским официальным лицам списков пленных, оставшихся в СССР и умерших в заключении. Последнее обстоятельство сильно затруднило оценку числа пленных, захваченных Советским Союзом; судьба многих из них осталась неизвестной.
Песня «Икоку но ока» была написана в среде военнопленных. Её история началась с того, что будущий композитор Тадаси Ёсида, служивший в Маньчжурии, сочинил «Песню о манёврах по преодолению хребта Большой Хинган» (大興安嶺突破演習の歌), когда война ещё была в самом разгаре. После окончания войны Кодзи Масуда, заключённый трудового лагеря под городом Артём рядом с Владивостоком, в феврале 1946 года придумал на мелодию «Песни о манёврах» ностальгические слова, в которых выражалась тоска по родине. Новую песню Масуда назвал «О чём поют военнопленные» (俘虜の歌える) и дал ей подзаголовок «Холмы на чужбине» (異国の丘). По другим данным, впрочем, он назвал её «И вчера, и сегодня» (昨日と今日も).
1 августа 1948 года некий Кодзо Накамура, бывший военнопленный, вернувшийся на родину, спел эту песню в музыкальной радиопередаче вещательной корпорации NHK «Голос на зависть: шоу непрофессионалов» (のど自慢素人演芸会). Его пение случайно услышал поэт Такао Саэки, сотрудничавший со звукозаписывающей компанией Victor Entertainment. Новая песня очень впечатлила Саэки, и он поспешил известить о ней своё начальство. Victor Entertainment немедленно разыскала исполнителя Накамуру, поэт Саэки подправил слова, и уже в сентябре 1948 года песня была выпущена на грампластинках под новым названием «Холмы на чужбине» в исполнении Накамуры и профессионального певца Ицуро Такэямы. Однако настоящие авторы музыки и слов на тот момент оставались неизвестны. NHK устроила кампанию по розыску авторов, которая увенчалась успехом: вернувшийся из плена Тадаси Ёсида однажды услышал по радио песню со своей музыкой и призывом назвать автора. Ёсида долго не решался это сделать: его песня в одночасье стала хитом, а он был скромен и непривычен ко всеобщему вниманию. В конце концов по настоянию друга Ёсида сообщил о своём авторстве, получил от Victor Entertainment предложение о сотрудничестве и впоследствии сочинил много песен с Такао Саэки.
Популярность «Холмов на чужбине» обусловила тот факт, что в честь песни стали называть и другие художественные произведения о военнопленных. Так, в 1949 году режиссёр Кунио Ватанабэ снял фильм «Икоку но ока», повествовавший о семьях недавно вернувшихся домой военнопленных, а в 2001 году драматург Кэйта Асари поставил мюзикл с тем же названием, рассказывавший о взводе взятых в плен японцев.