Отчёт от имени кадета Е. Блок, продолжение
Итак, практика на Гайе. За три года в ВАР у меня сложились неплохие отношения с ребятами-медиками, но не появилось настоящих друзей. За три года в ВАР Станкевич ни разу не заговорил со мной. Человек, который был мне, как отец, который спас мне жизнь, как будто забыл про меня. Я теперь врач, и я знаю, что должны были сделать с ним все те препараты, которые он принял на Достоевском, - принял, чтобы отдать мне респиратор и спасти. Но теперь у меня другая жизнь, и хотя я по-прежнему оборачиваюсь на имя Яна, когда зовут мою одногруппницу кадета Федорову, я никому не расскажу, что со мной происходило. Потому что мне не на кого опираться, потому что надо быть самостоятельной и твёрдой. Мне никто не поможет, но если я буду бороться и стану врачом, я смогу помочь кому-то.
Итак, Гайа. Мы сидим в казарме и ждём построения. К нам приписали нового кадета, его зовут Андрей Колесников, и по виду он нелюдимый и странный парень. Он говорит тихо, никто не поймёт, что у него на уме, хотя по виду он умный. Все это само по себе не странно, а странно то, что появившиеся инструктора его, новичка, сразу назначили капралом. В группу к этому Колесникову определили всех мальчишек, кроме Артёма Баженова, а в моей группе - все девочки, и капрал у нас Кейра. Кейра неплохая девчонка, у неё открытое сердце, но она же никакой руководитель, да и солдат из неё никакой! Капрал должен водить строем, командовать, докладывать старшим по званию и заниматься той армейской необходимой бессмыслицей, которая не должны мешать остальным заниматься только медициной. Разве Кейра так сумеет? Когда я увидела, как она повела группу, размахивая руками и идя по плацу прогулочным шагом, я разозлилась.
На построении сразу же получили - отжимались с Янкой. Не в первый раз и не в последний, но плохо, что там была толпа сопляков-первокурсников. Но вообще, отвыкла я от строевой подготовки, забыла её, как страшный сон, когда сдала, а тут явно и сержанты, и начальник базы, майор-командор Росс, - все настроены на то, что мы должны быть в первую очередь солдаты. Инструктора, правда, говорили, что уставом можно пренебрегать для дела, и это правильно, в конце концов, что бы они ни говорили, главное - спасти пациента, а если потом придётся почистить картошку или что похуже, это уже не так важно.
Посмотрели Нидхейм-2, база большая и все здесь довольно неплохо, кроме медблока. Такого латанного старья мы ещё не видели.
- Господин лейтенант Скуратов, сэр, а Вы научите нас пользоваться этой моделью АХК? - И вся группа понимающе улыбается. Да, на этом мы правда не умеем работать.
Вечером Скуратов читал нам лекцию про ранения. Лекция как лекция, в целом мы все это более ли менее уже слышали, тренировали, правда, не в условиях знаменитой Гайи, но тут пока не попробуешь, не узнаешь, в чем разница. Ужасно обидно, что группы разделили так, я надеялась пойти в джунгли с Ресовским-Бенуа, из всех наших кадетов с Алексом у меня отношения лучше всех. Рассчитывать полностью можно только на себя, но он, вроде, понадежнее остальных.
Ещё некоторая приязнь у меня неожиданно появилась к Коори Цветочникову. Он перестал подставлять друзей, как делал когда-то, и вообще не такой уж он изворотливый и неприятный, как многие привыкли думать. И в том, что твой папа - генерал, тоже есть свои минусы. Мы с Коори пошли в компьютерный класс, чтобы почитать личное дело нового капрала Колесникова, на обратном пути встретили сержанта Ургейла и забыли выполнить воинское приветствие. Сержант остановил нас обоих, наорал, а наряд назначил только Коори, про меня забыл. Ясно, почему он его не любит...
Ребята ушли в Джунгли первыми, сопровождали факультет КД, и первым вернулся Мор, таща на плече Коори. Бедный Цветочников сорвал респиратор и надышался дряни. Доктор Блондинка его, конечно, вылечила, но как-то не по себе стало, Коори же тоже доктор, хотя и кадет, ему не положено болеть!
Мой первый пациент тем вечером был рыжий мальчик с СН, съевший в Джунглях травиан. Пришлось выслушивать его озлобленное бурчание и следить, чтоб ему не стало хуже. Жаль, что я не увидела, как он поправился, его у меня забрала Нолан. Этот мальчишка научил меня сидеть и ждать, не обращая внимания на стоны пациента и злые требования что-нибудь скорее сделать. Некоторые эффекты проходят сами, если их не лечить, но надо точно знать, что это именно те эффекты.
В первый же вечер в медблоке произошла первая смерть. Мальчик по фамилии Андерсон с укусом светлячка умер неожиданно и непонятно. Его же лечила сама капитан! Разве так бывает? Да. Бывает. Во-первых, все могут ошибаться. А во-вторых, бывает, что никто не может ничего сделать. Стало сразу трудно, и те крохи уверенности, которые удавалось сохранить, испарились.
Было торжественное построение, и кадета Андерсона пронесли в шлюз. Как страшно, наверное, получить труп своего сына, несколько дней назад зачисленного в ВАР...
Сегодня мне пришло письмо от матери. Меня смутило, что она назвала меня Катенькой, но, в конце концов, СБФ тоже написала кадету Блок, а не Яне Лойко. Что прошло, то прошло, а Сашей меня вообще в жизни никто никогда не называл. Неведомая мать писала, что она в опасности и простила выслать денег. СБФ тоже писали мне, что, мол, хватит, наотдыхались, вот вам работа. Работа была необременительная, каждый день писать, что происходит с кадетом Анной Горбовски с КД. Она, кажется, понравилась Коори, так что слушать о ней мне так и так придётся. Отправила треть аванса в ответ на письмо. Один голос внутри говорил, что это глупость, и всё обман, так не бывает, а второй говорил, что, может, я действительно смогу помочь и в следующем письме узнаю больше... Деньги можно заработать, а вот родителей я так и не нашла. Кто знает, в какой дыре они на самом деле, если даже Достоевский-4 не дал мне ответа.
Ночью нашу группу назначили сопровождать СН на полосу препятствий. В какой-то момент оказалось, что идиоты из СН ушли без медиков, и мы срочно собрались их догонять.
- Медики, работаете по тревоге!
Оказалось, что это значит - бежите в Джунглях за кадетами спецназа, находите раненых и тащите их назад. Где-то в Джунглях упал шатл, и надо было спасти людей с него. Я подбежала и не сразу нашла в каких-то кустах (наверняка в них полно клейстерона!) раненую женщину. Что с Вами? Выслушав ответ, понимаю, что голова отказывается думать. То, что в классе казалось очевидным, сейчас покрыто туманной пеленой. Достаю тетрадь и быстро листаю до нужной страницы...
Увидела, как на руках у Кейры умер человек. Моя пациентка всё время что-то говорила, отвлекая и не давая сосредоточиться. То причитала о погибшем пилоте, то кричала, что их было пятеро и всех ли мы нашли... Если не всех, то на кой чёрт вообще нужны эти кадеты-силовики, которые даже не могут помочь мне дотащить раненую до базы? Спокойной быть не удавалось, хотя я очень старалась. Старалась говорить что-то и успокаивать, но не думаю, что тогда это было убедительно... Взвалила женщину на плечо, и мы потащились к базе. Без кадетов я бы в жизни не нашла дорогу, поэтому приходилось за ними почти бежать, потому что остановиться и подождать медиков, тащивших на себе пациентов, они не могли. Откуда-то вынырнула капитан Нолан и сказала, что за своего пациента я отвечаю, и чтоб я её донесла. Все это было так сумбурно, долго и тяжело, что когда мы оказались в шлюзе, я почувствовала себя, как будто домой вернулась. Глупо, конечно.
У моей больной был перелом руки, и я сделала операцию, рука зажила. В это время зажила нога, которую я не успела начать лечить. Не успела я оправиться от изумления, как у пациентки заболел живот и поднялся жар... Я точно знала, что такого нам ещё не рассказывали. Спорологию нам начнут читать только завтра, а пока единственный, кто знает её и может помочь, - инструктор Нолан, но она без сознания, потому что её тоже ранили на этом выходе. Тогда мне стало по-настоящему страшно. Я старалась что-то придумать, вкалывала какие-то препараты, но в последний момент появилась Нолан и парой таблеток исправила ситуацию. Я почувствовала громадное облегчение. Это не моя победа, но Светлана Иванова была спасена. Я её поводила по станции, проводила, куда ей было нужно... Она гражданская, журналистка, и позже Нолан запретила нам разговаривать с журналистами, опасаясь, как бы они не написали не того. Светлана отнеслась ко мне неожиданно доброжелательно, не знаю, была ли бы я так приветлива с человеком, который не смог мне помочь... Когда я совсем запуталась, она простонала: мне нужен доктор. Это было обидно, но пока это, видимо, правда. Ничего, завтра я на лекциях узнаю, что с ней было.
Лечение мы закончили уже после отбоя, в темноте дошла до столовой и заставила себя что-то съесть. Когда ложились, смеялись, считая, сколько часов до подъёма. Но ощущение жизни, удержанной на самом краю, было таким сильным и давало такое счастье, что я уснула с улыбкой.
Утро шестого сентября началось с сержанта Ургейла. Доброе утречко, да, как же... "Кадет, у вас там больной!" Не зря мы положили Ресовского-Бенуа у самого края, ему-то и досталось бодрящих пинков Ургейла. Тут же вскочила Кейра и предложила Алексу пойти лечиться вместо него. Я посмотрела на это и легла спать дальше. Кейра справится, а если что, разбудит. Мы лечили раненых до семи утра, а сейчас только десять, надо спать, пока есть возможность.
Меньше, чем через час, я проснулась оттого, что Кейра вернулась. Я заметила, что она как-то устало рухнула на кровать и спросила, что такое. Кейра устало пожаловалась на слабость, температура у неё тоже поднялась. И светобоязнь - когда она это сказала, у меня чуть не остановилось сердце. Мы ещё не проходили спорологию, поэтому я могу ошибиться, я только слышала об этих симптомах... Пойду скажу Нолан, решила я и начала одеваться. Нолан пришла сама в тот же момент и забрала Кейру в медблок.
Через пару минут пришлось всех разбудить и заставить надеть респираторы (кажется, Артем так дальше и лёг спать, только уже в респираторе). Андрей Колесников вышел из казармы с мрачным лицом и спросил: споральный гемофаг? Ещё пара минут, и на базе объявлено биологическое заражение, в коридоре стоит четвёрка кадетов с оружием, а мы все сидим в медблоке и ждём, пока Кейра умрёт. Чего ещё мы можем ждать? Капитан Нолан слишком резким и неестественно весёлым голосом говорит, что теперь мы можем только ждать, а ещё, если мы тоже заразимся, базу просто разбомбят, чтобы не подвергать всех опасности. Странно, но мне совсем не страшно. Мне не понравилось только, как все сели в медблоке и молча смотрят на лежащую Кейру, как будто она больше не с нами. Это нечестно! Села с ней рядом, стала говорить какие-то глупости, только чтобы ей было о чём думать ещё, кроме того, что она, может быть, умирает, и погубит остальных. В медблок принесли кадета Бергмана, и Нолан кинулась к нему, села рядом, наверное, ей жалко парня, ему всего пятнадцать, и он не медик, не ожидал, наверное, такого. Впрочем, Рауль Бергман оказался молодцом, даже улыбается, непонятно, кто из них с капитаном Нолан другого поддерживает. Наконец Нолан даёт Кейре Алиум. Тогда мы ещё не знали, что это значит, но потом, на лекции, узнали, что Алиум смертелен для зараженных споральным гемофагом. Если бы у Кейры была эта болезнь, лекарство подтвердило бы это немедленно. Тогда мы этого не знали и просто ждали... Помню, как Кейра засмеялась в ответ на какую-то мою шутку, а Нолан резко вскинула голову и напряженно спросила: вам хуже? Нет-нет, я просто смеюсь, - удивлённо ответила Кейра. Наверное, Нолан было очень трудно, она же думает, что мы тоже дети, и она отвечает за нас. Однако Кейре стало лучше, и вот она садится на кровати, и я обнимаю её, потому что мы все снова свободны от страха и ожидания. Урок этого утра - я не боюсь смерти, но я ненавижу ту больную настороженность, которая возникает вокруг неё. Наверное, я не умею подбадривать своих больных. Но всегда буду пытаться.
Ещё вчера ходили разговоры о том, что Цветочников будет новым капралом, а перед сном Кейра сказала, что она больше не капрал. На лекцию по спорологии Колесников опаздал, и Цветочников правда стал капралом второй группы, а вот первой, неожиданно, я. Нолан объявила об этом в медблоке, а я была уверена, что кто угодно, кроме меня. Скуратов сунул мне в руки погоны, и я, конечно, почувствовала некоторую гордость. Правда, теперь придётся заниматься всей той армейщиной, которую я так не люблю, но я не Кейра, смогу, а остальные наконец-то от этого освободятся. Вряд ли, правда, они теперь подружатся со мной сильнее, но три года я без дружбы обходилась, и теперь обойдусь, а дело сделаю.
Почитали с Коори личное дело Колесникова. Он зарегистрированный член Общества Потребителей Наркотических Веществ. Коори сразу заинтересовался, а я решила не спрашивать. Мало ли, что там может быть у человека. Вместо этого неожиданно для себя спросила в столовой, почему Андрей захотел стать врачом. Тоже мне, решила в душу не лезть! Он как-то помолчал, поэтому я спросила, что, мол, секрет? Не секрет, обещал рассказать попозже, и рассказал, когда сидели в казарме и учили бесконечную спорологию. Андрей пришёл, сияя, как новый фонарь спецназовца, и я спросила, что его так радует.
- Хочешь, расскажу рецепт? - Странный парень с заговорческим видом придвинулся ближе. - Нужно всегда говорить правду. И всё.
Вообще, по разговору оказалось, что Андрей - идеалист, каких, я думала, на свете не бывает. Знал бы он, с кем разговаривает... Впрочем, хорошо, что не знает, конечно. Я давно убедилась, лучше, чтобы люди поменьше о тебе знали, и им лучше, и тебе. Андрей рассказывал о победе над смертью после смерти. Я видела, смерть - везде одинаковая смерть, неважно, кем ты был и как умер. Поэтому с ней и надо так непримиримо бороться.
Все утро Нолан читала нам спорологию. Она хороший врач, учит мыслить диагнозами, сравнивать симптомы и болезни. Не сухая методичка, а действительно полезные советы. В какой-то момент после лекции нас позвали к психологу. Старший лейтенант Гжельски стала говорить нам о тяжёлой работе врача, а я всё не могла понять, чего она хочет. В конце концов раздала нам бумажки с номером задания, которое надо выполнить. Моё - постоять в строю с руками в карманах. Проверка на дерзость или что это? Странная она какая-то. Впрочем, кажется, что никакого подвоха нет. Забавно, что на бумажке написано "не является приказом", боится, что ли, старший лейтенант, что кадеты её подставят? Ну уж нет, этого точно не будет, ещё чего. На вечернем построении попробую, если ей так надо, вряд ли офицер Ремарка станет просить о чём-то бессмысленном. Скорее всего, это проверка нас на смелость. Тоже мне смелость - нарушить Устав.
Посреди дня раздался крик "медики!", и я побежала на плац. Там привели двух старателей, и на мгновенье один из них показался мне похожим на Поэта. Но Поэт был мёртв, и ему неоткуда было взяться здесь, на нашей учебной станции на Гайе. К тому же задержанный стоял лицом к стене, подняв руки, так что я легко могла ошибиться. Доктор Томов стал расспрашивать его, а я записывала невыразительные ответы. Потом доктор Томов стал рассказывать мне, как определить по этому человеку, что он врёт, и прибавил мне два балла за это "занятие". Какая ирония! Если бы я тогда знала... Но Евтушенко тоже не узнал меня, и тогда меня ничего не насторожило. До старателей мне не было никакого дела. Помню, заметила, как странно смотрится человек в штатском на базе...
Вскоре после этого доктор Томов вёл лекцию у первокурсников. Он потерял сознание, и его принесли в медблок. Им занялась Нолан, сама, но мы видели, что лучше ему не становится. Томов попросил бумагу и написал что-то не глядя, а Нолан стала ругать его, что он думает о глупостях, когда... Она не договорила. Томов умер, и я видела, что они оба всё это время ждали и были готовы к тому, что он умрёт. Странно, что не было ни построения, ни прощания, мне показалось, что некоторые младшие кадеты даже не узнали о его смерти... Он же был преподаватель! Единственный невоенный человек среди преподавателей. Он мне нравился, мне нравилось, что он биолог и понимает, чем мы занимаемся, и сочувствует нам, и он был готов столько рассказать... И говорил он так по-человечески. Как будто его выжила Гайа за мягкость и непризнание её законов. Это было очень печально.
Позже собирались с Коори пойти в тир, но не застали там никого, и попросили Скуратова нам как-то помочь. Он назначил занятие по стрельбе всему факультету. Посмеялись, что так ловко всех подставили...
Стоило мне в свободную минутку уйти в дальние закутки базы, как раздалась сирена, и я даже не сразу поняла, что это сигнал к эвакуации. Респиратор, впрочем, на автомате надела сразу, кажется, привыкаю к здешним законам жизни.
Вместе с другими кадетами побежала к эвакуационному шлюзу. Краем уха услышала, что ничего не нужно, никаких препаратов, и не подумав даже сравнить это с тем, что первокурсники на плацу лихорадочно запихивали друг друга в броню, была довольна, что мы успели вовремя. А дальше начался бред какой-то.
Мы вернулись в медотсек и обнаружили, что все наши аптечки, которые мы так старательно комплектовали перед тем, исчезли. И доктор Скуратов тоже исчез. В противовес ему доктор Нолан нашлась довольно быстро… Никогда, наверное, не забуду эту сцену, как она кралась по коридору с пистолетом, а старший сержант Мортимер шёл следом и контролировал. Он сделал нам страшные глаза, и я отправила троих или четверых искать Скуратова. Нолан же продолжала развлекать публику, проверяя медблок на неведомых врагов. По-настоящему страшно стало, когда она выстрелила, и я из коридора услышала этот выстрел и рёв Мортимера: Очистить проход! И увидела Коори, прижавшегося к стенке с другой стороны прохода…
Капитана Нолан, конечно, удержали, Мортимер отобрал у неё оружие. Помню, что с ним было настолько спокойнее, что я зачем-то доложила ему о пропаже аптечек. Кто-то ушёл их искать, но ни аптечки, ни Скуратов не находились. Коори стал лечить Нолан, а она кричала, увидев Мортимера: «Джон, не давай им меня лечить!» «Спокойно, - ответил непоколебимый сержант, - Они лечат так, как ты их научила, а учишь ты обычно хорошо». Нолан былась и её тяжело было удерживать, Коори потребовал успокоительного. Эвтаназипама у нас не было, и Мор протянул Коори Метморфин Нолан стала говорить в рацию какой-то бред, некоторые её фразы медблок потом повторял ещё долго. Коори пытался скормить пациентке Гамма-сульфопредитон, подсвечивая его фонариком, потому что Нолан соглашалась есть только светлячка. Я тогда не особенно обращала на всё это внимание, Коори вёл пациентку, а я записывала журнал, постоянно докладывала Мортимеру что-то, причем приходилось делать это довольно часто, а что говорить, когда ничего непонятно… Мортимер - удивительный сержант. С ним ощущается спокойная сила, но и надо соответствовать. Помню, как мы стояли у медотсека и говорили о чём-то, связанном с кадетами СН. И Инга сказала к чему-то «Может, вообще не стоило их лечить?» Мортимер достал пистолет и, направляя в неё, сказал «А сейчас за эти слова я прострелю Вам ногу».
Кадеты СН, кстати, и нашли Скуратова. Когда я подошла, его уже осматривал Баженов. Скуратов забрался в какой-то закуток и лежал, с чьей-то помощью Артём дотащил старшего лейтенанта до медблока и куда-то делся. Помню, я удивилась, почему он не стал вести пациента, но Скуратовым занялся Сикорски. То есть, они сидели возле него вдвоём, Кейра и Мор, но меня всегда раздражала, как Кейра кидается ко всем пациентам. Хорошо, что она хочет помочь, но плохо, что она не понимает, что тот, кто ведёт пациента, отвечает за него, поэтому только он должен принимать решения. Специально сказала, что Скуратова ведёт Мор. Мор кивнул и уткнулся в свои бумажки. Я продолжила крутиться.
В довершение бед появилась откуда-то Наталья Дзинтарс, девчонка с СН, сестра моего «травианного» паренька. Она упала в обморок, увидев какого-то человека. Ей занималась Инга, но мне пришлось просить у Мортимера разрешения на вопросы её брату, чтобы понять, всегда ли девочка такая впечатлительная. Пришёл парень, его тоже трясёт. Эмпаты, бывает же! Доложила Мортимеру, он не удивился, только стал шутить: «Безбатареечная связь между двумя кадетами».
Пока я разбиралась с Дзинтарсами, очнулась Нолан и начала страшный разнос. Она первым делом спросила, кто дал ей Метморфин, и Коори, вздохнув, выпрямился: «Это я дал Вам Метморфин, мэм». Из человека, который не боится принимать ответственность, будет хороший врач.
Я увидела, что Скуратов до сих пор записан в журнале с «имитацией терминального состояния». И правда, лежит, не шевелится… Спросила Колесникова, в чём дело. Андрей задумался на полминуты, подошёл и попросту дал Скуратову по морде. Да, оказалось, что наш замечательный инструктор спал. Потом мы говорили с Андреем, и он сказал, что с самого начала понял, что это проверка, а я-то, наивная, думала, что всё всерьёз. Ну вот, поделом мне. Нолан-то вряд ли притворялась, видимо, это была психическая атака, а вот аптечки (которые нам на плацу позже кинул под ноги лейтенант Нейвер) и спящий Скуратов… Да, вот такое обучение здесь. Нолан тоже играет в ту же игру - сказать ребятам, что не нужно брать аптечки по тревоге… Как мы могли поверить? Ну вот, теперь запомним. Это явно то, чего они все хотели, - урок.
Сначала с нами поговорил Скуратов в медотсеке, и это было ещё ничего, потому что всё, по крайней мере, стало ясно. Да, ну и молодцы мы… И самое обидное, что я не могла бы сделать лучше. За что взялась - то делала, и, вроде, неплохо. Хотя теперь уже нет разницы. Итак, урок два - принимать надо не только свою ответственность.
Построились на плацу, Скуратов и Нейвер опять что-то говорили. Очень злил Нейвер, который с насмешками говорил, какие мы все идиоты, но в отличие от Скуратова, ничего не знает о нашей работе и о том, что мы могли сделать и не сделали, а что и не могли. Обвиняет в чём попало, хотя, конечно, в основном всё ясно.
Когда уходили на построение, Коори поспорил с Ингой, что его «не просто пожурят, а выдерут». Поспорили на пятьдесят кредитов, вот же дают! Ну хоть будет утешение Коори, если что.
Потом на плацу собрали всех первокурсников, чтобы и им рассказать, что кадеты-медики идиоты. Ну ладно, ребятки, вам полезно… Да и нам, наверное. Не знаю. Я очень злилась, и это не давало расстроиться. Вызвали всю группу вперёд, и тут начал сержант Мортимер. Пока отчитывали Скуратов, Нолан, Нейвер, можно было не очень-то слушать, всё равно ясно, что они скажут. Мортимер - нет. Он нашёл ТАКИЕ слова, что сжималось сердце и кулаки и хотелось то ли заорать, то ли бежать, сделать что-нибудь, чтобы только не колотило так от его сурового голоса.
- Кадету Блок объявляется строгий выговор с занесением в личное дело. Теперь об этом будут знать все.
Я почувствовала, что приросла от этих слов. Совсем забыла, что я капрал, а значит, получу за всю группу. Колесникову тоже объявили выговор, как до того объявили благодарность за верный диагноз… Хотелось бы мне тоже сделать Скуратову такое «лечение!» Подставлять людей ради воспитания - подло. Снова это обучение «об стол». Здесь, правда, от него не зависит жизнь, но как унизительно понимать, что они придумали всё специально и сыграли нами, а я-то, дура, волновалась ещё за них!
Вызвали из строя и Коори. Сто первая статья, телесные наказания. Так. Команду «Смирно» никто не отменял, так что солдаты смотрят прямо перед собой. Я стою с краю, перед группой, прямо перед преподавателями (была мысль выполнить задание психолога, но в начале построения не хотелось подставлять этим группу, а после стало не до того). Если смотреть прямо, ни Коори, ни Скуратова, ни майор-командора Росс не видно.
- Снимите уставной китель. Снимите уставную футболку. Встаньте на колени.
Пять ударов. Потом говорили друг с другом - не смотрел никто. Наконец, Коори вернулся в строй и я спиной почувствовала, как он одевается.
- Телесные наказания нужны не для того, чтобы нанести физический вред кадету. Мы не бьём вас. Мы показываем вам, что хуже вы быть не могли!
Проклятый Мортимер, да замолчи же. Невыносимо пробирает от его слов.
Только подумала, что всё закончилось, майор-командор Росс делает объявление. Преступная группировка рассылает сиротам письма с просьбой прислать деньги. Если Вы получите такое письмо, сообщите сержантам, и ни в коем случае не отправляйте деньги.
Мне показалось, что мир потускнел на минуту. Глупо было надеяться, да, но не надеяться я не могла.
Все пошли в казарму, я села в пустом медблоке. Трудно смириться с тем, что родители - это то, чего никогда не будет. Я могу стать врачом, могу пережить ещё что-то похуже Достоевского, но никогда не найду родителей.
Откуда-то рядом оказался Андрей.
- Что тебя гнетет больше всего? - Наверное, парень хочет мне помочь. Но что он может? Он думает, я из-за выговора или из-за Коори… Попыталась посидеть вместе со всеми, учить спорологию. Не могу, не хочется никого видеть. Нужно с кем-то посоветоваться, не могу больше одна. Может, у других это и ложь, а у меня - правда? Или, может, моя мама сбежала откуда-то, и её пытаются так поймать? К инструкторам не пойду.
Сама не зная почему, пошла к Андрею. Показала ему письмо на коммуникаторе, спросила совета. Он как-то замялся, видимо, не решается мне сказать, что это явный обман. Не знаю почему, но мне стало легче после этого разговора. Ничего важного или нового Андрей мне не сказал, но мне стало проще смириться и перестать мучить себя мыслями о родителях. Я даже немного рассказала ему о себе. Я сказала, что была на Достоевском. Андрей держался молодцом, меня ведь очень просто было спугнуть тогда. Он не спугнул. Правда, голова у него совсем иначе как-то устроена. Он меня спросил о родителях:
- Блок, а зачем они Вам? Если они Вас не воспитывали…
Попробовала объяснить. У меня никогда никого близкого не было. Нет, были, конечно, но уже давно нет. И я искала тех, кто должен оказаться близким, своим…
- У меня никого нет. - Почему-то захотелось ему об этом сказать, хотя никому никогда бы не сказала.
- Хотите, я буду у Вас?
Рассказал мне зачем-то о своём друге, который после смерти пациента ушёл из ВАР и перестал лечить. Вижу, на Андрея это произвело сильное впечатление.
Ничего не могла ему ответить, закончили разговор и ушли. Что он, смеялся или правда? Или не понимал, что говорит? Предлагает такое, а называет на «Вы» и это ужасное обращение - «Блок». Странный парень. Он мне очень понравился. Как-то сразу стал мне нужен. Надо будет как-нибудь обязательно ему сказать об этом.
Когда разговаривали с Андреем, я увидела, что в медблоке Кейра и Коори начали драку. Ух, как я возмутилась! Даже слов не нашла. Как идиоты-первокурсники! Душевой травматизм, тоже мне! Однако когда я вышла, эти молодцы затеяли все по-новой. Остановить их удалось только Андрею, который со свойственной ему внушительностью отправил Кейру решать свои проблемы за пределами медицинской группы. О том, какое задание у Кейры, я давно догадалась, я ей даже сочувствовала, избить человека я могла, но больше не хотела. Драться я научилась на Д-4, и дралась, вроде, неплохо, но редко, и уж тем более теперь не хотела никого избивать. Зачем? Самой же потом лечить.
Душевой травматизм, кстати, у нас тоже был. СН против КД. Или КД против СН? Я так и не разобралась, кто больше раз споткнулся перед умывальниками. Запомнилось лицо рыжего мальчишки, с хитрой улыбкой и совсем детским запалом рассказывавшего Кейре о драке. Настоящая драка у нас тоже была - приступ агрессии у Горбовски. Посреди каких-то спокойных рассуждений Коори девица просто заехала ему кулаком в живот. Первый возмущённый крик, который над этим раздался, был: «Ну не в медблоке же!»
Доктор Блондинка стала назначать нас на новые выходы в Джунгли. Я в паре с Мором, с нами ещё Алекс со своей парой. Андрей посмотрел строго и ободряюще. Без него знаю, надо суметь. Когда выдавали оружие, я струсила не на шутку. Попыталась отвязаться от пистолета, не влезавшего в кобуру, всё равно ведь я им пользоваться не буду, если кадеты СН не смогут нас защитить, чем мы сами себя защитим! Мы там не для этого. Вдруг показалось, что не помню ни одной болезни, паника какая-то глупая напала. Предложила Мору быть ведущим в паре. Мор злился и всё время ругал меня, а когда мы вышли в Джунгли и встали в строй кадетов-силовиков, и я стала злиться, потому что вечно Мора не оказывалось на месте, где я ожидала его увидеть, казалось, что он только злобно цедит что-то сквозь зубы вместо того, чтобы уверенно и смело действовать. Неразбериху прекратил появившийся сержант, и огромным строем мы углубились в Джунгли. Сильное впечатление произвело на меня то, как вдруг по какой-то не вполне ясной мне команде СНовцы рассыпались кругом, четко и быстро, как настоящие солдаты, обшарили фонарями черноту вокруг и уверенно докладывали обстановку по цепочке. В первый раз всё обошлось, было тихо. В другой почти сразу раздались выстрелы. Я знала, что моё дело здесь - сесть в центре круга из этих ребят и следить, если кто будет подбит. Всё произошло слаженно и ловко, но вдруг я поняла, что эти сопляки действительно защищают наши жизни, и делают это хорошо. ВАР учит хорошо, и из каждого делает винтик своего механизма.
Первое время кадетам везло, и работы у нас не было. Вдруг идущий впереди меня парень (тот же, что был моим первым пациентом, впрочем, тогда я об этом не подумала), просто свалился, даже не разжав пальцы, держащие фонарь. Мы с Мором быстро нашли укус светлячка. К счастью, этот случай был простой, сразу стало понятно, что ему нужно. Сложнее было найти лекарство в аптечке и не обращать внимания на окрики и ругань. А потом постараться унести паренька чуть ли не вдвоём с Мором… Наконец, парень снова встал, и я почувствовала, что не всё, может, так страшно, как казалось из шлюза.
Однако скоро страх вернулся. Ещё один светлячок, ещё один диагноз, и… нет нужного лекарства. Эту девочку вели не мы с Мором, но момент, когда мы пошли дальше, оставив позади в яме двух медиков, пациентку и двух кадетов-охранников запомнился мне надолго.
Когда дошли до «объекта», кадеты устремились в темноту, оставив нас под деревьями. Время от времени оттуда доносился крик «Медика!» и кто-то уходил. Наконец я осталась одна и всматриваясь в Джунгли, увидела знаменитого кальмара. Он, правда, отправился по своим неведомым делам, но так Гайа наконец со мной поздоровалась.
В конце концов медика крикнули ещё раз, и я присоединилась к остальным. В полнейшей неразберихе каждый из нас вёл трёх-четырёх больных, постоянно докладывали, сколько времени нам ещё нужно, нас торопили, торопили, торопили… Наконец, все, кто может идти, идут, остальных мы стараемся унести. Носилки рвутся, видимо, не выдерживая местного притяжения. Кадет Дзинтарс оборачивается и кричит на меня, но волнует меня не это, а то, что ужасно тяжело идти, и понятно, что надо быстрее, но быстрее не получается. Кто-то берётся помогать, и вдруг позади раздаётся взрыв. «Видите, что бывает, если слишком долго не покидать объект?! Вперёд!»
База. В шлюзе проверяем кадетов на клейстерон. Как же их много, они хоть в лицо друг друга знают, интересно. Работа заканчивается, и я иду в медблок. Усталость наваливается постепенно, сначала хочется присесть, потом лечь. Потом слабость перерастает в острую боль в животе, и вставать уже не получается. Рядом со мной лежат и ругаются какие-то девчонки, которых, вроде бы, очень долго лечат, я вижу, как хорошо работают наши ребята, но как много у них пациентов, а потом вспоминаю, что я назначена капитаном Нолан на следующий выход. Она сказала мне об этом сразу по возвращении из Джунглей, и я очень хотела пойти, и теперь тупая злоба стала заполнять все мои мысли. Почему эти идиоты до сих пор не могут меня вылечить? Почему меня вообще никто здесь не лечит?!
Смутно помню, как сержант Мортимер сердито отмахнулся от моих заверений, что мне срочно надо на выход в Джунгли: «Вы снимаетесь с выхода, лежите». Обидно было ужасно, Алекс всё подходил ко мне, но не давал никаких препаратов и вообще, кажется, решил только наблюдать. Всё раздражало, но собраться и подумать, что со мной, не получалось, медики вокруг вызывали чуть ли не ненависть.
Запомнился голос Янки и кого-то ещё надо мной:
- Может, это у неё приступ агрессии?
- А она разве не всегда такая?
Пару раз подходил Андрей, такой серьёзный, с журналом и умным лицом. Злил неимоверно. Помню, как возмутил меня его психологический приёмчик: «Кадет Блок, Вы же врач, Вы должны были запомнить, когда приняли таблетку?»
Прошло всё довольно незаметно. Раздражение прошло, слабость тоже, как будто ничего не было. Почувствовала стыд перед ребятами и благодарность к Андрею. Тут же, чтобы не выдавать этого, взяла каких-то больных, тем более, что их было неожиданно много. Пока я сходила с ума от психической атаке, в медблоке начался хаос.
Заражённых было множество, и никто из них не попадал под привычную нам схему. Мы пробовали разные лекарства, люди сердились, требовали выпустить их, кричали от боли или от злости, помню, как посреди медблока прямо на полу задыхался и хрипел всё тот же невезучий парнишка Дзинтерс, а рядом с ним Кейра стояла на коленях и, глотая слёзы, рылась то ли в бумажках, то ли в лекарствах…
Почти случайно кто-то разгадал «загадку Спороцинида», и было найдено единственное средство, излечившее многих наших пациентов с одним и тем же заболеванием. Однако больных всё равно было много. Они лежали уже в коридоре, потому что в медблоке не хватало места, их всё приносили и приносили, потому что какая-то группа (а может, уже и две?) вернулись из Джунглей. Мне попадались довольно простые случаи, а единственный раз, когда потребовался совет, доктор Скуратов объяснил мне, что делать. Нолан же сидела в коридоре рядом с мальчиком Бергманом. Помню, как она закричала не своим голосом, чтобы ей подали какой-то препарат, я быстро нашла его на столе и перебросила ей… Бергман почему-то умер, и об этом мне предстояло ещё много услышать, как и о том, что Нолан чуть не сошла с ума, пыталась даже застрелиться, но, кажется, сержант Мортимер отобрал у неё оружие, и её отправили на орбитальную станцию…
Тогда всё это меня не коснулось. Потому, что когда моя последняя пациентка уже поправлялась, я отвела её в соседнее помещение, и там на полу лежал человек, встреча с которым отодвинула от меня и смерть несчастного Бергмана, и беду Нолан, и суету Скуратова, и даже строгое лицо Андрея. Но об этом я никому не буду рассказывать.
Итак, Гайа. Мы сидим в казарме и ждём построения. К нам приписали нового кадета, его зовут Андрей Колесников, и по виду он нелюдимый и странный парень. Он говорит тихо, никто не поймёт, что у него на уме, хотя по виду он умный. Все это само по себе не странно, а странно то, что появившиеся инструктора его, новичка, сразу назначили капралом. В группу к этому Колесникову определили всех мальчишек, кроме Артёма Баженова, а в моей группе - все девочки, и капрал у нас Кейра. Кейра неплохая девчонка, у неё открытое сердце, но она же никакой руководитель, да и солдат из неё никакой! Капрал должен водить строем, командовать, докладывать старшим по званию и заниматься той армейской необходимой бессмыслицей, которая не должны мешать остальным заниматься только медициной. Разве Кейра так сумеет? Когда я увидела, как она повела группу, размахивая руками и идя по плацу прогулочным шагом, я разозлилась.
На построении сразу же получили - отжимались с Янкой. Не в первый раз и не в последний, но плохо, что там была толпа сопляков-первокурсников. Но вообще, отвыкла я от строевой подготовки, забыла её, как страшный сон, когда сдала, а тут явно и сержанты, и начальник базы, майор-командор Росс, - все настроены на то, что мы должны быть в первую очередь солдаты. Инструктора, правда, говорили, что уставом можно пренебрегать для дела, и это правильно, в конце концов, что бы они ни говорили, главное - спасти пациента, а если потом придётся почистить картошку или что похуже, это уже не так важно.
Посмотрели Нидхейм-2, база большая и все здесь довольно неплохо, кроме медблока. Такого латанного старья мы ещё не видели.
- Господин лейтенант Скуратов, сэр, а Вы научите нас пользоваться этой моделью АХК? - И вся группа понимающе улыбается. Да, на этом мы правда не умеем работать.
Вечером Скуратов читал нам лекцию про ранения. Лекция как лекция, в целом мы все это более ли менее уже слышали, тренировали, правда, не в условиях знаменитой Гайи, но тут пока не попробуешь, не узнаешь, в чем разница. Ужасно обидно, что группы разделили так, я надеялась пойти в джунгли с Ресовским-Бенуа, из всех наших кадетов с Алексом у меня отношения лучше всех. Рассчитывать полностью можно только на себя, но он, вроде, понадежнее остальных.
Ещё некоторая приязнь у меня неожиданно появилась к Коори Цветочникову. Он перестал подставлять друзей, как делал когда-то, и вообще не такой уж он изворотливый и неприятный, как многие привыкли думать. И в том, что твой папа - генерал, тоже есть свои минусы. Мы с Коори пошли в компьютерный класс, чтобы почитать личное дело нового капрала Колесникова, на обратном пути встретили сержанта Ургейла и забыли выполнить воинское приветствие. Сержант остановил нас обоих, наорал, а наряд назначил только Коори, про меня забыл. Ясно, почему он его не любит...
Ребята ушли в Джунгли первыми, сопровождали факультет КД, и первым вернулся Мор, таща на плече Коори. Бедный Цветочников сорвал респиратор и надышался дряни. Доктор Блондинка его, конечно, вылечила, но как-то не по себе стало, Коори же тоже доктор, хотя и кадет, ему не положено болеть!
Мой первый пациент тем вечером был рыжий мальчик с СН, съевший в Джунглях травиан. Пришлось выслушивать его озлобленное бурчание и следить, чтоб ему не стало хуже. Жаль, что я не увидела, как он поправился, его у меня забрала Нолан. Этот мальчишка научил меня сидеть и ждать, не обращая внимания на стоны пациента и злые требования что-нибудь скорее сделать. Некоторые эффекты проходят сами, если их не лечить, но надо точно знать, что это именно те эффекты.
В первый же вечер в медблоке произошла первая смерть. Мальчик по фамилии Андерсон с укусом светлячка умер неожиданно и непонятно. Его же лечила сама капитан! Разве так бывает? Да. Бывает. Во-первых, все могут ошибаться. А во-вторых, бывает, что никто не может ничего сделать. Стало сразу трудно, и те крохи уверенности, которые удавалось сохранить, испарились.
Было торжественное построение, и кадета Андерсона пронесли в шлюз. Как страшно, наверное, получить труп своего сына, несколько дней назад зачисленного в ВАР...
Сегодня мне пришло письмо от матери. Меня смутило, что она назвала меня Катенькой, но, в конце концов, СБФ тоже написала кадету Блок, а не Яне Лойко. Что прошло, то прошло, а Сашей меня вообще в жизни никто никогда не называл. Неведомая мать писала, что она в опасности и простила выслать денег. СБФ тоже писали мне, что, мол, хватит, наотдыхались, вот вам работа. Работа была необременительная, каждый день писать, что происходит с кадетом Анной Горбовски с КД. Она, кажется, понравилась Коори, так что слушать о ней мне так и так придётся. Отправила треть аванса в ответ на письмо. Один голос внутри говорил, что это глупость, и всё обман, так не бывает, а второй говорил, что, может, я действительно смогу помочь и в следующем письме узнаю больше... Деньги можно заработать, а вот родителей я так и не нашла. Кто знает, в какой дыре они на самом деле, если даже Достоевский-4 не дал мне ответа.
Ночью нашу группу назначили сопровождать СН на полосу препятствий. В какой-то момент оказалось, что идиоты из СН ушли без медиков, и мы срочно собрались их догонять.
- Медики, работаете по тревоге!
Оказалось, что это значит - бежите в Джунглях за кадетами спецназа, находите раненых и тащите их назад. Где-то в Джунглях упал шатл, и надо было спасти людей с него. Я подбежала и не сразу нашла в каких-то кустах (наверняка в них полно клейстерона!) раненую женщину. Что с Вами? Выслушав ответ, понимаю, что голова отказывается думать. То, что в классе казалось очевидным, сейчас покрыто туманной пеленой. Достаю тетрадь и быстро листаю до нужной страницы...
Увидела, как на руках у Кейры умер человек. Моя пациентка всё время что-то говорила, отвлекая и не давая сосредоточиться. То причитала о погибшем пилоте, то кричала, что их было пятеро и всех ли мы нашли... Если не всех, то на кой чёрт вообще нужны эти кадеты-силовики, которые даже не могут помочь мне дотащить раненую до базы? Спокойной быть не удавалось, хотя я очень старалась. Старалась говорить что-то и успокаивать, но не думаю, что тогда это было убедительно... Взвалила женщину на плечо, и мы потащились к базе. Без кадетов я бы в жизни не нашла дорогу, поэтому приходилось за ними почти бежать, потому что остановиться и подождать медиков, тащивших на себе пациентов, они не могли. Откуда-то вынырнула капитан Нолан и сказала, что за своего пациента я отвечаю, и чтоб я её донесла. Все это было так сумбурно, долго и тяжело, что когда мы оказались в шлюзе, я почувствовала себя, как будто домой вернулась. Глупо, конечно.
У моей больной был перелом руки, и я сделала операцию, рука зажила. В это время зажила нога, которую я не успела начать лечить. Не успела я оправиться от изумления, как у пациентки заболел живот и поднялся жар... Я точно знала, что такого нам ещё не рассказывали. Спорологию нам начнут читать только завтра, а пока единственный, кто знает её и может помочь, - инструктор Нолан, но она без сознания, потому что её тоже ранили на этом выходе. Тогда мне стало по-настоящему страшно. Я старалась что-то придумать, вкалывала какие-то препараты, но в последний момент появилась Нолан и парой таблеток исправила ситуацию. Я почувствовала громадное облегчение. Это не моя победа, но Светлана Иванова была спасена. Я её поводила по станции, проводила, куда ей было нужно... Она гражданская, журналистка, и позже Нолан запретила нам разговаривать с журналистами, опасаясь, как бы они не написали не того. Светлана отнеслась ко мне неожиданно доброжелательно, не знаю, была ли бы я так приветлива с человеком, который не смог мне помочь... Когда я совсем запуталась, она простонала: мне нужен доктор. Это было обидно, но пока это, видимо, правда. Ничего, завтра я на лекциях узнаю, что с ней было.
Лечение мы закончили уже после отбоя, в темноте дошла до столовой и заставила себя что-то съесть. Когда ложились, смеялись, считая, сколько часов до подъёма. Но ощущение жизни, удержанной на самом краю, было таким сильным и давало такое счастье, что я уснула с улыбкой.
Утро шестого сентября началось с сержанта Ургейла. Доброе утречко, да, как же... "Кадет, у вас там больной!" Не зря мы положили Ресовского-Бенуа у самого края, ему-то и досталось бодрящих пинков Ургейла. Тут же вскочила Кейра и предложила Алексу пойти лечиться вместо него. Я посмотрела на это и легла спать дальше. Кейра справится, а если что, разбудит. Мы лечили раненых до семи утра, а сейчас только десять, надо спать, пока есть возможность.
Меньше, чем через час, я проснулась оттого, что Кейра вернулась. Я заметила, что она как-то устало рухнула на кровать и спросила, что такое. Кейра устало пожаловалась на слабость, температура у неё тоже поднялась. И светобоязнь - когда она это сказала, у меня чуть не остановилось сердце. Мы ещё не проходили спорологию, поэтому я могу ошибиться, я только слышала об этих симптомах... Пойду скажу Нолан, решила я и начала одеваться. Нолан пришла сама в тот же момент и забрала Кейру в медблок.
Через пару минут пришлось всех разбудить и заставить надеть респираторы (кажется, Артем так дальше и лёг спать, только уже в респираторе). Андрей Колесников вышел из казармы с мрачным лицом и спросил: споральный гемофаг? Ещё пара минут, и на базе объявлено биологическое заражение, в коридоре стоит четвёрка кадетов с оружием, а мы все сидим в медблоке и ждём, пока Кейра умрёт. Чего ещё мы можем ждать? Капитан Нолан слишком резким и неестественно весёлым голосом говорит, что теперь мы можем только ждать, а ещё, если мы тоже заразимся, базу просто разбомбят, чтобы не подвергать всех опасности. Странно, но мне совсем не страшно. Мне не понравилось только, как все сели в медблоке и молча смотрят на лежащую Кейру, как будто она больше не с нами. Это нечестно! Села с ней рядом, стала говорить какие-то глупости, только чтобы ей было о чём думать ещё, кроме того, что она, может быть, умирает, и погубит остальных. В медблок принесли кадета Бергмана, и Нолан кинулась к нему, села рядом, наверное, ей жалко парня, ему всего пятнадцать, и он не медик, не ожидал, наверное, такого. Впрочем, Рауль Бергман оказался молодцом, даже улыбается, непонятно, кто из них с капитаном Нолан другого поддерживает. Наконец Нолан даёт Кейре Алиум. Тогда мы ещё не знали, что это значит, но потом, на лекции, узнали, что Алиум смертелен для зараженных споральным гемофагом. Если бы у Кейры была эта болезнь, лекарство подтвердило бы это немедленно. Тогда мы этого не знали и просто ждали... Помню, как Кейра засмеялась в ответ на какую-то мою шутку, а Нолан резко вскинула голову и напряженно спросила: вам хуже? Нет-нет, я просто смеюсь, - удивлённо ответила Кейра. Наверное, Нолан было очень трудно, она же думает, что мы тоже дети, и она отвечает за нас. Однако Кейре стало лучше, и вот она садится на кровати, и я обнимаю её, потому что мы все снова свободны от страха и ожидания. Урок этого утра - я не боюсь смерти, но я ненавижу ту больную настороженность, которая возникает вокруг неё. Наверное, я не умею подбадривать своих больных. Но всегда буду пытаться.
Ещё вчера ходили разговоры о том, что Цветочников будет новым капралом, а перед сном Кейра сказала, что она больше не капрал. На лекцию по спорологии Колесников опаздал, и Цветочников правда стал капралом второй группы, а вот первой, неожиданно, я. Нолан объявила об этом в медблоке, а я была уверена, что кто угодно, кроме меня. Скуратов сунул мне в руки погоны, и я, конечно, почувствовала некоторую гордость. Правда, теперь придётся заниматься всей той армейщиной, которую я так не люблю, но я не Кейра, смогу, а остальные наконец-то от этого освободятся. Вряд ли, правда, они теперь подружатся со мной сильнее, но три года я без дружбы обходилась, и теперь обойдусь, а дело сделаю.
Почитали с Коори личное дело Колесникова. Он зарегистрированный член Общества Потребителей Наркотических Веществ. Коори сразу заинтересовался, а я решила не спрашивать. Мало ли, что там может быть у человека. Вместо этого неожиданно для себя спросила в столовой, почему Андрей захотел стать врачом. Тоже мне, решила в душу не лезть! Он как-то помолчал, поэтому я спросила, что, мол, секрет? Не секрет, обещал рассказать попозже, и рассказал, когда сидели в казарме и учили бесконечную спорологию. Андрей пришёл, сияя, как новый фонарь спецназовца, и я спросила, что его так радует.
- Хочешь, расскажу рецепт? - Странный парень с заговорческим видом придвинулся ближе. - Нужно всегда говорить правду. И всё.
Вообще, по разговору оказалось, что Андрей - идеалист, каких, я думала, на свете не бывает. Знал бы он, с кем разговаривает... Впрочем, хорошо, что не знает, конечно. Я давно убедилась, лучше, чтобы люди поменьше о тебе знали, и им лучше, и тебе. Андрей рассказывал о победе над смертью после смерти. Я видела, смерть - везде одинаковая смерть, неважно, кем ты был и как умер. Поэтому с ней и надо так непримиримо бороться.
Все утро Нолан читала нам спорологию. Она хороший врач, учит мыслить диагнозами, сравнивать симптомы и болезни. Не сухая методичка, а действительно полезные советы. В какой-то момент после лекции нас позвали к психологу. Старший лейтенант Гжельски стала говорить нам о тяжёлой работе врача, а я всё не могла понять, чего она хочет. В конце концов раздала нам бумажки с номером задания, которое надо выполнить. Моё - постоять в строю с руками в карманах. Проверка на дерзость или что это? Странная она какая-то. Впрочем, кажется, что никакого подвоха нет. Забавно, что на бумажке написано "не является приказом", боится, что ли, старший лейтенант, что кадеты её подставят? Ну уж нет, этого точно не будет, ещё чего. На вечернем построении попробую, если ей так надо, вряд ли офицер Ремарка станет просить о чём-то бессмысленном. Скорее всего, это проверка нас на смелость. Тоже мне смелость - нарушить Устав.
Посреди дня раздался крик "медики!", и я побежала на плац. Там привели двух старателей, и на мгновенье один из них показался мне похожим на Поэта. Но Поэт был мёртв, и ему неоткуда было взяться здесь, на нашей учебной станции на Гайе. К тому же задержанный стоял лицом к стене, подняв руки, так что я легко могла ошибиться. Доктор Томов стал расспрашивать его, а я записывала невыразительные ответы. Потом доктор Томов стал рассказывать мне, как определить по этому человеку, что он врёт, и прибавил мне два балла за это "занятие". Какая ирония! Если бы я тогда знала... Но Евтушенко тоже не узнал меня, и тогда меня ничего не насторожило. До старателей мне не было никакого дела. Помню, заметила, как странно смотрится человек в штатском на базе...
Вскоре после этого доктор Томов вёл лекцию у первокурсников. Он потерял сознание, и его принесли в медблок. Им занялась Нолан, сама, но мы видели, что лучше ему не становится. Томов попросил бумагу и написал что-то не глядя, а Нолан стала ругать его, что он думает о глупостях, когда... Она не договорила. Томов умер, и я видела, что они оба всё это время ждали и были готовы к тому, что он умрёт. Странно, что не было ни построения, ни прощания, мне показалось, что некоторые младшие кадеты даже не узнали о его смерти... Он же был преподаватель! Единственный невоенный человек среди преподавателей. Он мне нравился, мне нравилось, что он биолог и понимает, чем мы занимаемся, и сочувствует нам, и он был готов столько рассказать... И говорил он так по-человечески. Как будто его выжила Гайа за мягкость и непризнание её законов. Это было очень печально.
Позже собирались с Коори пойти в тир, но не застали там никого, и попросили Скуратова нам как-то помочь. Он назначил занятие по стрельбе всему факультету. Посмеялись, что так ловко всех подставили...
Стоило мне в свободную минутку уйти в дальние закутки базы, как раздалась сирена, и я даже не сразу поняла, что это сигнал к эвакуации. Респиратор, впрочем, на автомате надела сразу, кажется, привыкаю к здешним законам жизни.
Вместе с другими кадетами побежала к эвакуационному шлюзу. Краем уха услышала, что ничего не нужно, никаких препаратов, и не подумав даже сравнить это с тем, что первокурсники на плацу лихорадочно запихивали друг друга в броню, была довольна, что мы успели вовремя. А дальше начался бред какой-то.
Мы вернулись в медотсек и обнаружили, что все наши аптечки, которые мы так старательно комплектовали перед тем, исчезли. И доктор Скуратов тоже исчез. В противовес ему доктор Нолан нашлась довольно быстро… Никогда, наверное, не забуду эту сцену, как она кралась по коридору с пистолетом, а старший сержант Мортимер шёл следом и контролировал. Он сделал нам страшные глаза, и я отправила троих или четверых искать Скуратова. Нолан же продолжала развлекать публику, проверяя медблок на неведомых врагов. По-настоящему страшно стало, когда она выстрелила, и я из коридора услышала этот выстрел и рёв Мортимера: Очистить проход! И увидела Коори, прижавшегося к стенке с другой стороны прохода…
Капитана Нолан, конечно, удержали, Мортимер отобрал у неё оружие. Помню, что с ним было настолько спокойнее, что я зачем-то доложила ему о пропаже аптечек. Кто-то ушёл их искать, но ни аптечки, ни Скуратов не находились. Коори стал лечить Нолан, а она кричала, увидев Мортимера: «Джон, не давай им меня лечить!» «Спокойно, - ответил непоколебимый сержант, - Они лечат так, как ты их научила, а учишь ты обычно хорошо». Нолан былась и её тяжело было удерживать, Коори потребовал успокоительного. Эвтаназипама у нас не было, и Мор протянул Коори Метморфин Нолан стала говорить в рацию какой-то бред, некоторые её фразы медблок потом повторял ещё долго. Коори пытался скормить пациентке Гамма-сульфопредитон, подсвечивая его фонариком, потому что Нолан соглашалась есть только светлячка. Я тогда не особенно обращала на всё это внимание, Коори вёл пациентку, а я записывала журнал, постоянно докладывала Мортимеру что-то, причем приходилось делать это довольно часто, а что говорить, когда ничего непонятно… Мортимер - удивительный сержант. С ним ощущается спокойная сила, но и надо соответствовать. Помню, как мы стояли у медотсека и говорили о чём-то, связанном с кадетами СН. И Инга сказала к чему-то «Может, вообще не стоило их лечить?» Мортимер достал пистолет и, направляя в неё, сказал «А сейчас за эти слова я прострелю Вам ногу».
Кадеты СН, кстати, и нашли Скуратова. Когда я подошла, его уже осматривал Баженов. Скуратов забрался в какой-то закуток и лежал, с чьей-то помощью Артём дотащил старшего лейтенанта до медблока и куда-то делся. Помню, я удивилась, почему он не стал вести пациента, но Скуратовым занялся Сикорски. То есть, они сидели возле него вдвоём, Кейра и Мор, но меня всегда раздражала, как Кейра кидается ко всем пациентам. Хорошо, что она хочет помочь, но плохо, что она не понимает, что тот, кто ведёт пациента, отвечает за него, поэтому только он должен принимать решения. Специально сказала, что Скуратова ведёт Мор. Мор кивнул и уткнулся в свои бумажки. Я продолжила крутиться.
В довершение бед появилась откуда-то Наталья Дзинтарс, девчонка с СН, сестра моего «травианного» паренька. Она упала в обморок, увидев какого-то человека. Ей занималась Инга, но мне пришлось просить у Мортимера разрешения на вопросы её брату, чтобы понять, всегда ли девочка такая впечатлительная. Пришёл парень, его тоже трясёт. Эмпаты, бывает же! Доложила Мортимеру, он не удивился, только стал шутить: «Безбатареечная связь между двумя кадетами».
Пока я разбиралась с Дзинтарсами, очнулась Нолан и начала страшный разнос. Она первым делом спросила, кто дал ей Метморфин, и Коори, вздохнув, выпрямился: «Это я дал Вам Метморфин, мэм». Из человека, который не боится принимать ответственность, будет хороший врач.
Я увидела, что Скуратов до сих пор записан в журнале с «имитацией терминального состояния». И правда, лежит, не шевелится… Спросила Колесникова, в чём дело. Андрей задумался на полминуты, подошёл и попросту дал Скуратову по морде. Да, оказалось, что наш замечательный инструктор спал. Потом мы говорили с Андреем, и он сказал, что с самого начала понял, что это проверка, а я-то, наивная, думала, что всё всерьёз. Ну вот, поделом мне. Нолан-то вряд ли притворялась, видимо, это была психическая атака, а вот аптечки (которые нам на плацу позже кинул под ноги лейтенант Нейвер) и спящий Скуратов… Да, вот такое обучение здесь. Нолан тоже играет в ту же игру - сказать ребятам, что не нужно брать аптечки по тревоге… Как мы могли поверить? Ну вот, теперь запомним. Это явно то, чего они все хотели, - урок.
Сначала с нами поговорил Скуратов в медотсеке, и это было ещё ничего, потому что всё, по крайней мере, стало ясно. Да, ну и молодцы мы… И самое обидное, что я не могла бы сделать лучше. За что взялась - то делала, и, вроде, неплохо. Хотя теперь уже нет разницы. Итак, урок два - принимать надо не только свою ответственность.
Построились на плацу, Скуратов и Нейвер опять что-то говорили. Очень злил Нейвер, который с насмешками говорил, какие мы все идиоты, но в отличие от Скуратова, ничего не знает о нашей работе и о том, что мы могли сделать и не сделали, а что и не могли. Обвиняет в чём попало, хотя, конечно, в основном всё ясно.
Когда уходили на построение, Коори поспорил с Ингой, что его «не просто пожурят, а выдерут». Поспорили на пятьдесят кредитов, вот же дают! Ну хоть будет утешение Коори, если что.
Потом на плацу собрали всех первокурсников, чтобы и им рассказать, что кадеты-медики идиоты. Ну ладно, ребятки, вам полезно… Да и нам, наверное. Не знаю. Я очень злилась, и это не давало расстроиться. Вызвали всю группу вперёд, и тут начал сержант Мортимер. Пока отчитывали Скуратов, Нолан, Нейвер, можно было не очень-то слушать, всё равно ясно, что они скажут. Мортимер - нет. Он нашёл ТАКИЕ слова, что сжималось сердце и кулаки и хотелось то ли заорать, то ли бежать, сделать что-нибудь, чтобы только не колотило так от его сурового голоса.
- Кадету Блок объявляется строгий выговор с занесением в личное дело. Теперь об этом будут знать все.
Я почувствовала, что приросла от этих слов. Совсем забыла, что я капрал, а значит, получу за всю группу. Колесникову тоже объявили выговор, как до того объявили благодарность за верный диагноз… Хотелось бы мне тоже сделать Скуратову такое «лечение!» Подставлять людей ради воспитания - подло. Снова это обучение «об стол». Здесь, правда, от него не зависит жизнь, но как унизительно понимать, что они придумали всё специально и сыграли нами, а я-то, дура, волновалась ещё за них!
Вызвали из строя и Коори. Сто первая статья, телесные наказания. Так. Команду «Смирно» никто не отменял, так что солдаты смотрят прямо перед собой. Я стою с краю, перед группой, прямо перед преподавателями (была мысль выполнить задание психолога, но в начале построения не хотелось подставлять этим группу, а после стало не до того). Если смотреть прямо, ни Коори, ни Скуратова, ни майор-командора Росс не видно.
- Снимите уставной китель. Снимите уставную футболку. Встаньте на колени.
Пять ударов. Потом говорили друг с другом - не смотрел никто. Наконец, Коори вернулся в строй и я спиной почувствовала, как он одевается.
- Телесные наказания нужны не для того, чтобы нанести физический вред кадету. Мы не бьём вас. Мы показываем вам, что хуже вы быть не могли!
Проклятый Мортимер, да замолчи же. Невыносимо пробирает от его слов.
Только подумала, что всё закончилось, майор-командор Росс делает объявление. Преступная группировка рассылает сиротам письма с просьбой прислать деньги. Если Вы получите такое письмо, сообщите сержантам, и ни в коем случае не отправляйте деньги.
Мне показалось, что мир потускнел на минуту. Глупо было надеяться, да, но не надеяться я не могла.
Все пошли в казарму, я села в пустом медблоке. Трудно смириться с тем, что родители - это то, чего никогда не будет. Я могу стать врачом, могу пережить ещё что-то похуже Достоевского, но никогда не найду родителей.
Откуда-то рядом оказался Андрей.
- Что тебя гнетет больше всего? - Наверное, парень хочет мне помочь. Но что он может? Он думает, я из-за выговора или из-за Коори… Попыталась посидеть вместе со всеми, учить спорологию. Не могу, не хочется никого видеть. Нужно с кем-то посоветоваться, не могу больше одна. Может, у других это и ложь, а у меня - правда? Или, может, моя мама сбежала откуда-то, и её пытаются так поймать? К инструкторам не пойду.
Сама не зная почему, пошла к Андрею. Показала ему письмо на коммуникаторе, спросила совета. Он как-то замялся, видимо, не решается мне сказать, что это явный обман. Не знаю почему, но мне стало легче после этого разговора. Ничего важного или нового Андрей мне не сказал, но мне стало проще смириться и перестать мучить себя мыслями о родителях. Я даже немного рассказала ему о себе. Я сказала, что была на Достоевском. Андрей держался молодцом, меня ведь очень просто было спугнуть тогда. Он не спугнул. Правда, голова у него совсем иначе как-то устроена. Он меня спросил о родителях:
- Блок, а зачем они Вам? Если они Вас не воспитывали…
Попробовала объяснить. У меня никогда никого близкого не было. Нет, были, конечно, но уже давно нет. И я искала тех, кто должен оказаться близким, своим…
- У меня никого нет. - Почему-то захотелось ему об этом сказать, хотя никому никогда бы не сказала.
- Хотите, я буду у Вас?
Рассказал мне зачем-то о своём друге, который после смерти пациента ушёл из ВАР и перестал лечить. Вижу, на Андрея это произвело сильное впечатление.
Ничего не могла ему ответить, закончили разговор и ушли. Что он, смеялся или правда? Или не понимал, что говорит? Предлагает такое, а называет на «Вы» и это ужасное обращение - «Блок». Странный парень. Он мне очень понравился. Как-то сразу стал мне нужен. Надо будет как-нибудь обязательно ему сказать об этом.
Когда разговаривали с Андреем, я увидела, что в медблоке Кейра и Коори начали драку. Ух, как я возмутилась! Даже слов не нашла. Как идиоты-первокурсники! Душевой травматизм, тоже мне! Однако когда я вышла, эти молодцы затеяли все по-новой. Остановить их удалось только Андрею, который со свойственной ему внушительностью отправил Кейру решать свои проблемы за пределами медицинской группы. О том, какое задание у Кейры, я давно догадалась, я ей даже сочувствовала, избить человека я могла, но больше не хотела. Драться я научилась на Д-4, и дралась, вроде, неплохо, но редко, и уж тем более теперь не хотела никого избивать. Зачем? Самой же потом лечить.
Душевой травматизм, кстати, у нас тоже был. СН против КД. Или КД против СН? Я так и не разобралась, кто больше раз споткнулся перед умывальниками. Запомнилось лицо рыжего мальчишки, с хитрой улыбкой и совсем детским запалом рассказывавшего Кейре о драке. Настоящая драка у нас тоже была - приступ агрессии у Горбовски. Посреди каких-то спокойных рассуждений Коори девица просто заехала ему кулаком в живот. Первый возмущённый крик, который над этим раздался, был: «Ну не в медблоке же!»
Доктор Блондинка стала назначать нас на новые выходы в Джунгли. Я в паре с Мором, с нами ещё Алекс со своей парой. Андрей посмотрел строго и ободряюще. Без него знаю, надо суметь. Когда выдавали оружие, я струсила не на шутку. Попыталась отвязаться от пистолета, не влезавшего в кобуру, всё равно ведь я им пользоваться не буду, если кадеты СН не смогут нас защитить, чем мы сами себя защитим! Мы там не для этого. Вдруг показалось, что не помню ни одной болезни, паника какая-то глупая напала. Предложила Мору быть ведущим в паре. Мор злился и всё время ругал меня, а когда мы вышли в Джунгли и встали в строй кадетов-силовиков, и я стала злиться, потому что вечно Мора не оказывалось на месте, где я ожидала его увидеть, казалось, что он только злобно цедит что-то сквозь зубы вместо того, чтобы уверенно и смело действовать. Неразбериху прекратил появившийся сержант, и огромным строем мы углубились в Джунгли. Сильное впечатление произвело на меня то, как вдруг по какой-то не вполне ясной мне команде СНовцы рассыпались кругом, четко и быстро, как настоящие солдаты, обшарили фонарями черноту вокруг и уверенно докладывали обстановку по цепочке. В первый раз всё обошлось, было тихо. В другой почти сразу раздались выстрелы. Я знала, что моё дело здесь - сесть в центре круга из этих ребят и следить, если кто будет подбит. Всё произошло слаженно и ловко, но вдруг я поняла, что эти сопляки действительно защищают наши жизни, и делают это хорошо. ВАР учит хорошо, и из каждого делает винтик своего механизма.
Первое время кадетам везло, и работы у нас не было. Вдруг идущий впереди меня парень (тот же, что был моим первым пациентом, впрочем, тогда я об этом не подумала), просто свалился, даже не разжав пальцы, держащие фонарь. Мы с Мором быстро нашли укус светлячка. К счастью, этот случай был простой, сразу стало понятно, что ему нужно. Сложнее было найти лекарство в аптечке и не обращать внимания на окрики и ругань. А потом постараться унести паренька чуть ли не вдвоём с Мором… Наконец, парень снова встал, и я почувствовала, что не всё, может, так страшно, как казалось из шлюза.
Однако скоро страх вернулся. Ещё один светлячок, ещё один диагноз, и… нет нужного лекарства. Эту девочку вели не мы с Мором, но момент, когда мы пошли дальше, оставив позади в яме двух медиков, пациентку и двух кадетов-охранников запомнился мне надолго.
Когда дошли до «объекта», кадеты устремились в темноту, оставив нас под деревьями. Время от времени оттуда доносился крик «Медика!» и кто-то уходил. Наконец я осталась одна и всматриваясь в Джунгли, увидела знаменитого кальмара. Он, правда, отправился по своим неведомым делам, но так Гайа наконец со мной поздоровалась.
В конце концов медика крикнули ещё раз, и я присоединилась к остальным. В полнейшей неразберихе каждый из нас вёл трёх-четырёх больных, постоянно докладывали, сколько времени нам ещё нужно, нас торопили, торопили, торопили… Наконец, все, кто может идти, идут, остальных мы стараемся унести. Носилки рвутся, видимо, не выдерживая местного притяжения. Кадет Дзинтарс оборачивается и кричит на меня, но волнует меня не это, а то, что ужасно тяжело идти, и понятно, что надо быстрее, но быстрее не получается. Кто-то берётся помогать, и вдруг позади раздаётся взрыв. «Видите, что бывает, если слишком долго не покидать объект?! Вперёд!»
База. В шлюзе проверяем кадетов на клейстерон. Как же их много, они хоть в лицо друг друга знают, интересно. Работа заканчивается, и я иду в медблок. Усталость наваливается постепенно, сначала хочется присесть, потом лечь. Потом слабость перерастает в острую боль в животе, и вставать уже не получается. Рядом со мной лежат и ругаются какие-то девчонки, которых, вроде бы, очень долго лечат, я вижу, как хорошо работают наши ребята, но как много у них пациентов, а потом вспоминаю, что я назначена капитаном Нолан на следующий выход. Она сказала мне об этом сразу по возвращении из Джунглей, и я очень хотела пойти, и теперь тупая злоба стала заполнять все мои мысли. Почему эти идиоты до сих пор не могут меня вылечить? Почему меня вообще никто здесь не лечит?!
Смутно помню, как сержант Мортимер сердито отмахнулся от моих заверений, что мне срочно надо на выход в Джунгли: «Вы снимаетесь с выхода, лежите». Обидно было ужасно, Алекс всё подходил ко мне, но не давал никаких препаратов и вообще, кажется, решил только наблюдать. Всё раздражало, но собраться и подумать, что со мной, не получалось, медики вокруг вызывали чуть ли не ненависть.
Запомнился голос Янки и кого-то ещё надо мной:
- Может, это у неё приступ агрессии?
- А она разве не всегда такая?
Пару раз подходил Андрей, такой серьёзный, с журналом и умным лицом. Злил неимоверно. Помню, как возмутил меня его психологический приёмчик: «Кадет Блок, Вы же врач, Вы должны были запомнить, когда приняли таблетку?»
Прошло всё довольно незаметно. Раздражение прошло, слабость тоже, как будто ничего не было. Почувствовала стыд перед ребятами и благодарность к Андрею. Тут же, чтобы не выдавать этого, взяла каких-то больных, тем более, что их было неожиданно много. Пока я сходила с ума от психической атаке, в медблоке начался хаос.
Заражённых было множество, и никто из них не попадал под привычную нам схему. Мы пробовали разные лекарства, люди сердились, требовали выпустить их, кричали от боли или от злости, помню, как посреди медблока прямо на полу задыхался и хрипел всё тот же невезучий парнишка Дзинтерс, а рядом с ним Кейра стояла на коленях и, глотая слёзы, рылась то ли в бумажках, то ли в лекарствах…
Почти случайно кто-то разгадал «загадку Спороцинида», и было найдено единственное средство, излечившее многих наших пациентов с одним и тем же заболеванием. Однако больных всё равно было много. Они лежали уже в коридоре, потому что в медблоке не хватало места, их всё приносили и приносили, потому что какая-то группа (а может, уже и две?) вернулись из Джунглей. Мне попадались довольно простые случаи, а единственный раз, когда потребовался совет, доктор Скуратов объяснил мне, что делать. Нолан же сидела в коридоре рядом с мальчиком Бергманом. Помню, как она закричала не своим голосом, чтобы ей подали какой-то препарат, я быстро нашла его на столе и перебросила ей… Бергман почему-то умер, и об этом мне предстояло ещё много услышать, как и о том, что Нолан чуть не сошла с ума, пыталась даже застрелиться, но, кажется, сержант Мортимер отобрал у неё оружие, и её отправили на орбитальную станцию…
Тогда всё это меня не коснулось. Потому, что когда моя последняя пациентка уже поправлялась, я отвела её в соседнее помещение, и там на полу лежал человек, встреча с которым отодвинула от меня и смерть несчастного Бергмана, и беду Нолан, и суету Скуратова, и даже строгое лицо Андрея. Но об этом я никому не буду рассказывать.