женское лицо войны
Пол Верхувен - ироничный голландский живодер - передает пламенный привет своему добродушному зрителю из далекого '45-го, о котором европейский кинематограф успел основательно подзабыть и, наверное, правильно сделал. Потому что Вторая мировая - это вам не Великая Отечественная, где все ясно и очень однозначно, а если где ненароком не так ясно и однозначно, то об этом как-то не принято вспоминать "из уважения к памяти", причем не столько памяти конкретных людей, сколько коллективной. У них, в зажравшейся Европе, где ветераны еще аж Первой мировой до сих пор выходят на парады, почему-то принято помнить больше, так при этом еще и рефлексировать по этому поводу и испытывать чувство стыда не за нынешнюю нищету тех, кто воевал (о чем вы?), а за постыдные эпизоды прошлого. Верхувен вспомнил. Вернее, вспомнил еще в 1977 г., а потом 20 лет писал сценарий "Черной книги" в постоянных спорах со своим верным соавтором Герардом Зутеманом, пока не догадался поставить в центр событий женский персонаж - и все моментально встало на свои места. После этого, помыкавшись в поисках денег на съемки еще не один год, вернулся в родную Голландию и снял, попутно со всеми вопросами о своем нынешнем творческом тонусе, абсолютно зубодробительный фильм, после просмотра которого выходишь из зала с ощущением, что из тебя только что вынули душу и забыли поставить на место.
Женское лицо войны - тема, может быть, и не новая, но уж кто-кто, а беспардонный голландец, снявший "Шоу-гелз" и "Основной инстинкт", чувствует себя в ней, как рыба в воде. Выдернув очаровательную и улыбчивую еврейскую девушку Рихиль Штайн из разбомбленного дома тихих голландских самаритян, заставлявших ее учить отрывки из Писания, Верхувен лихо запускает ее по спирали насилия, коварства и предательства, в своем фирменном стиле несколько раз выворачивает наизнанку всю систему моральных координат и постоянно превращает сложное в еще более запутанное - и все это для того, чтобы понаблюдать за превращением беззаботной бабочки, честно признающейся, что ей почему-то не хочется оплакивать гибель всей семьи, в алый тюльпан гнева, с удивительным хладнокровием плотно привичивающей крышку гроба с еще живым человеком. Женское лицо войны, отражаясь попеременно в отважных глазах добрых голландцев из антифашистского подполья, в блядских глазах "немецких подстилок", в неожиданно честных глазах врага и свином рыле победителей, оказывается удивительно живым, неоднозначным, роковым и обезоруживающим, как действительно шикарный бюст Карис ван Хаутен, если бы вам его неожиданно сунули прямо под нос.
Стоило ли это лицо пущенных рек крови и фирменной пытки саспенсом? Стоило ли оно сполна излитой злой иронии режиссера, с легкостью превращающего мир в войну, а радость освобожденных - в мстительное скотство обывателей? С тем же успехом можно спрашивать, зачем понадобилась вся эта энергетика художественной достоверности, в своем буйстве создающая иллюзию сюрреальности происходящего, зачем понадобились эти убийственные планы, балансирующие на грани срыва в истерику нервного смеха, зачем понадобились все эти мужчины, обреченные на смерть от рук друзей, врагов и предателей. Наверное, ровеснику войны оно виднее и понятнее. А зрителям остается лишь покинуть в молчании темный зал, прикурить дрожащими руками сигарету и выдохнуть. Просто у войны - не женское лицо, не ищите его там.