Экономическое развитие Германии в 1870-1914 гг.
https://vk.com/@wilhelm_ii-mirovaya-ekonomicheskaya-derzhava-ekonomicheskoe-razvitie-ge
Введение
На вопрос, была ли Германия мировой экономической державой, международный наблюдатель в середине XIX века, вероятно, отреагировал бы покачиванием головы. Ведь он не смог бы даже с уверенностью сказать, существует ли вообще «Германия» в смысле, большем, чем название географического региона. В политическом отношении Германия была «лоскутным одеялом» из земель, тщательно скрепленных Германским Союзом, но в целом малофункциональных.
Создание в 1837 году Германского таможенного союза [Zollverein] сделало, по крайней мере, возможным нечто вроде общего рынка для государств, которые позже сформируют Германскую империю, но пока - с двумя денежными валютами и медленно развивающейся инфраструктурой - до настоящего экономического единства было ещё далеко. Несомненно, в Саксонии или в Бергской земле [Bergisches Land] имелись динамично развивающиеся регионы, но их было явно недостаточно для того, чтобы обеспечить растущее население достаточным количеством рабочих мест, едой и жильём. Эмиграция была столь же обычным явлением, как и частичная безработица [Unterbeschäftigung], нищета, нужда и даже голод. Широко распространён был т.н. «пауперизм», то есть массовая бедность, которая всё еще носила доиндустриальный характер. Всё это вряд ли способствовало тому, чтобы создать впечатление о Германии как о развитой стране. От таких флагманов европейской цивилизации, как Нидерланды, Великобритания и Франция, она безнадёжно отставала.
К середине 1870-х гг. картина изменилась. Не в последнюю очередь благодаря тому экономическому, технологическому и логистическому потенциалу, который Германия продемонстрировала в войне с Францией. Биржевой крах [Gründerkrach] 1873 года завершил многолетний промышленный бум, которому способствовали, прежде всего, расширение железнодорожной сети и одновременное развитие горнодобывающей промышленности и чёрной металлургии. Этот подъём, т.н. «Эпоха грюндерства» [Gründerzeit](1) - фактически, период становления немецкой экономики - почти не был замечен на международном уровне, так что успех Германии во Франко-прусской войне стал для многих (и не в последнюю очередь - для собственно Франции) полной неожиданностью.
С тех пор германский промышленный бум продолжался. В последующие десятилетия это стало фактом, признанным во всей Европе - даже во всём мире - и навязчивой идеей французского общества, сравнивавшего вялое развитие собственной страны со «странным» экономическим подъёмом Германии, в результате чего у французов развился своеобразный комплекс неполноценности, ставший занозой в их самосознании.
Французский наблюдатель следующим образом описывал это чувство собственной неполноценности и пугающую одержимость развитием Германии накануне Первой мировой войны: «Наша точка зрения ограничена и мелочна; мы лишь проектируем ближайшее будущее; мы смотрим лишь на 10, самое большее - на 20 лет вперёд. Немцы с 1880 по 1913 год смотрели в будущее широко и дальновидно. При строительстве почты, вокзала или школы они не только учитывали потребности момента, но и планировали их в соответствии с возможными потребностями, которые возникнут 50 лет спустя. Когда они решили строить шлюз в Бремерхафене, то построили его длиной в 222 метра - длиннее любого корабля того времени, и потребовалось огромное увеличение вместимости трансатлантических кораблей, чтобы не позволить немецкой дерзости в этом проекте превратиться в ошибку. Когда им пришлось расширить Гамбургский порт, они не ограничились халтурной починкой, и отнюдь не мелочились. С помощью кирки и энергии они свернули куски земли, расчистив место для доков; они воплотили свои планы настолько эффективно, что через несколько лет посетитель с трудом узнавал старый ганзейский город»
Одним словом, в 1913 году иностранный наблюдатель на вопрос, является ли Германия мировой экономической державой, уверенно ответил бы «да», и - как и вышеупомянутый француз - возможно, невзначай затронул бы тему parvenu. Даже немецкая общественность, для самовосприятия которой долгое время был характерен мотив собственной «отсталости» относительно более развитой Западной Европы(3), начиная с 1890-х гг. стала более уверенной в себе. Теперь немцы проявляли порой даже некоторое самодовольство, особенно, когда дело касалось освещения их достижений в бизнесе, науке и технике. Восприятие немцами конфликтной ситуации накануне и во время Первой мировой войны, по-видимому, связано с тем, что они ощущали, себя «в окружении завистников». Так ли это было на самом деле - вопрос остаётся открытым. Однако, с точки зрения экономического потенциала, в мире, где конкуренция между государствами в основном осуществлялась и выражалась через экономические и технические параметры, это звучит более чем правдоподобно(4).
Экономический аспект подъёма Германии из политически недееспособной и экономически отсталой конфедерации является предметом следующих размышлений. В более широком контексте этот подъём не был таким уж уникальным и удивительным, как это демонстрировал Вернер Зомбарт в своей популярной тогда «Истории немецкой экономики XIX века»(5). Обширная работа Юргена Остерхаммеля скорее показывает, что структурные изменения экономики Германии были частью всеобъемлющего процесса, который он определяет как «трансформацию мира»(6). «Индустриализация» и «капитализм» были двумя модными словами, которые имели отношение не только к Германии: взаимодействие этих понятий в рассматриваемый период воплотили США, что сделало их пионером и образцом для подражания. Темпы экономического роста в Америке были даже более высокими, чем в Германии. Однако в рамках Европы баланс сил явно изменился по сравнению с серединой XIX века.
В этой связи период перед Первой мировой войной можно назвать своего рода временем «Немецкого экономического чуда» - новые структуры, созданные в эти годы, были не просто сиюминутным явлением, но играют немаловажную роль и до наших дней.
Тот факт, что Германия превратилась в крупнейшего в Европе экспортёра промышленных товаров, был феноменом эпохи до 1914 года: после Биржевого краха (1873 г.) молодое государство сконцентрировалось на экспорте высококачественных промышленных товаров - не в последнюю очередь из-за всё ещё недостаточно развитого внутреннего рынка. К тому времени Лондон уже специализировался на роли мирового финансового центра. Таким образом, экономические структуры, возникшие до 1914 года, по-прежнему важны для понимания сегодняшних экономических структур и дисбаланса сил в Европе.
2. Население и урбанизация
Демографическое и экономическое развитие часто связаны друг с другом, поэтому в некотором смысле неважно, начинать ли описание макроэкономического развития Германской империи с населения или с экономики. Имеются, впрочем, некоторые аргументы в пользу того, что демография наделена своего рода самостоятельной динамикой, поэтому поговорим сначала о демографическом развитии.
Если взглянуть на структуру населения в период перед Первой мировой войной, то мы увидим почти идеальную пирамиду. При общей численности населения Рейха чуть менее 65 миллионов человек, к 1871 году почти 35 % его жителей были моложе 15 лет, что сейчас характерно только для развивающихся стран. С другой стороны, лишь 5 % населения были старше 65 лет. Таким образом, население Германской империи было очень молодым. Такая структура населения отражала его быстрый рост, который начался уже в начале ХIХ века, но не остановился по мере экономического развития. На момент основания Германской империи в ней проживало около 41 миллиона человек, при этом плотность населения была крайне низкой - 76 человек на кв.км. В 1890 году жителей было уже почти 50 миллионов, а в 1911 году - 65 миллионов, плотность населения выросла до 120 человек на кв.км.
Несмотря на то, что количество родов у каждой отдельной женщины с 1880-х годов медленно снижалось (хотя это зависело от того, к какой социальной группе она принадлежала), общая рождаемость продолжала расти. В 1871 году родилось 1,5 миллиона детей, в 1890 году - 1,75 миллиона, в 1910 году - почти 2 миллиона. Сегодня, когда население Германии - почти 82 миллиона человек, рождаемость достигает лишь около 500 000 человек в год. Перед Германской империей начала ХХ века стояли совершенно иные демографические проблемы, чем перед сегодняшней Германией: необходимо было строить новые школы и учебные заведения для детей и молодёжи, количество которых постоянно росло.
«Кронпринц Фридрих посещает школу в Борнштедте близ Потсдама», худ. Эрнст Хенселер.
«Кронпринц Фридрих посещает школу в Борнштедте близ Потсдама», худ. Эрнст Хенселер.
В одной только Пруссии количество учеников начальных школ выросло с 3,9 миллионов в 1871 году до 6,5 миллионов в 1911 году, а число учителей - с 48 000 до 120 000 человек за тот же период. Это стало возможным благодаря тому, что в организацию школьного образования и его инфраструктуру вкладывались большие суммы - хотя высшее образование (аттестат о среднем образовании и учёба в университете) было по-прежнему доступно ничтожно малой части населения. Подавляющее большинство учеников посещали только начальную школу, и условия в ней, по существу, оставались тяжёлыми, несмотря на строительство всё новых школьных зданий. В Пруссии среднее количество учеников в классе начальной школы за эти годы упало с 66 до 50 человек(10). В средних школах было по 30 учеников в классе, в гимназиях - только по 20. Общее число учеников средней школы составляло почти 200 000 человек в 1911 году и 275 000 человек в 1913 году, и конечно, было значительно ниже количества учащихся начальных классов(11). В немецких университетах в 1872 году обучалось около 20 тысяч студентов, к 1912 году их было уже почти 72 тысячи.
Даже с учётом того, что образовательная система была отмечена резкими социальными различиями, её продуктивность увеличивалась; существенно снизилась неграмотность, незадолго до начала Первой мировой войны рекрутов, которые не умели читать и не могли написать собственное имя, можно было встретить очень редко(12).
Конечно, по мере того, как население постепенно становилось более образованным, рождаемость должна была снижаться. Несмотря на это, население продолжало резко расти, и это было обусловлено несколькими факторами. Прежде всего - улучшением условий жизни и в целом более эффективным медицинским обслуживанием, благодаря которому снизилось количество смертей. В частности, резко упала младенческая смертность, так что значительный рост рождаемости оставался неизменным до 1910 года и только затем начал медленно снижаться.
Кроме того, в начале 1890-х годов сократилась эмиграция. К тому времени из Германии уехали около 5,5 миллионов жителей, главным образом - в Северную Америку. Теперь ситуация полностью изменилась. Германия не стала страной иммигрантов, но с 1890-х гг. отмечается прирост населения, в том числе и за счёт миграции. Очевидно, что теперь Германский рейх мог предложить своим жителям достаточно работы и хлеба, поэтому эмиграции бедняков, которая была характерна для большей части XIX столетия, не происходило(13).
Очень молодое и, по сравнению с другими странами, образованное население, несомненно, являлось экономическим преимуществом Германии. Французские наблюдатели также обращали внимание именно на этот момент, когда жаловались на медленное развитие населения в их собственной стране. На рубеже XIX века Франция была самой густонаселённой страной Европы (за исключением России). Однако, когда разразилась Первая мировая война, в Германии было на 20 миллионов больше жителей, чем у её западного соседа, а её система образования была признана во всём мире образцовой.
Помимо этого резко изменился и немецкий образ жизни. На изображениях первой половины XIX века все ещё можно видеть сельскую, аграрную, сонную провинциальную Германию, почти не знавшую больших городов. Самым крупным городом Германского Союза была Вена. В 1875 году в Германской империи был лишь один город (Берлин) с населением более 300 000 человек.
С 1875 по 1910 год население Берлина удвоилось с 1 до 2 миллионов человек, а население Большого Берлина [нем. «Groß-Berlin» - территории Берлина в его современных границах] составляло чуть менее 4 миллионов. Гамбург, в котором в 1875 году проживало около 270 000 жителей, незадолго до Первой мировой войны стал городом-миллионником.
Помимо Берлина, самыми быстрорастущими регионами были промышленные районы и новые индустриальные города, особенно в Рурской области, непомерный рост демонстрировали также Франкфурт-на-Майне, Лейпциг и Бреслау(14). С середины века урбанизация неуклонно росла. В 1871 году в местах с численностью жителей менее 2 000 человек проживали почти 2/3 населения Германии, а в 1910 году - всего 40%.
Наибольший рост демонстрировали отнюдь не маленькие и средние города - напортив, именно города с числом жителей более 100 000 увеличили свою долю населения с 4,8 % до 21,3 %. Крупные города - особенно крупные промышленные города - всё больше и больше преобладали в повседневной жизни Германии. Они также были предпочтительной целью активной внутренней миграции, которая усилилась во второй половине ХIХ века(15). Это вызвало значительный прирост населения в больших городах, которое увеличивалось больше за счёт притока внутренних мигрантов, чем за счёт естественного прироста. Расхожей шуткой в те времена было высказывание, что среднестатистический берлинец обычно оказывается выходцем из Силезии(16).
Аналогично и Рурская область была обязана увеличением количества своего населения не только росту рождаемости, но и внутренней миграции - начиная с 1880-х гг. приток из восточных провинций Пруссии на «золотой запад» был, по меньшей мере, столь же значим для активного роста её городов. Поскольку многие из приезжих были польской национальности, в быстрорастущих муниципалитетах, особенно на севере Рурской области, складывались большие закрытые польскоязычные «анклавы», такие как, например, г. Ботроп(17).
Берлин, 1900-е гг.
Введение
На вопрос, была ли Германия мировой экономической державой, международный наблюдатель в середине XIX века, вероятно, отреагировал бы покачиванием головы. Ведь он не смог бы даже с уверенностью сказать, существует ли вообще «Германия» в смысле, большем, чем название географического региона. В политическом отношении Германия была «лоскутным одеялом» из земель, тщательно скрепленных Германским Союзом, но в целом малофункциональных.
Создание в 1837 году Германского таможенного союза [Zollverein] сделало, по крайней мере, возможным нечто вроде общего рынка для государств, которые позже сформируют Германскую империю, но пока - с двумя денежными валютами и медленно развивающейся инфраструктурой - до настоящего экономического единства было ещё далеко. Несомненно, в Саксонии или в Бергской земле [Bergisches Land] имелись динамично развивающиеся регионы, но их было явно недостаточно для того, чтобы обеспечить растущее население достаточным количеством рабочих мест, едой и жильём. Эмиграция была столь же обычным явлением, как и частичная безработица [Unterbeschäftigung], нищета, нужда и даже голод. Широко распространён был т.н. «пауперизм», то есть массовая бедность, которая всё еще носила доиндустриальный характер. Всё это вряд ли способствовало тому, чтобы создать впечатление о Германии как о развитой стране. От таких флагманов европейской цивилизации, как Нидерланды, Великобритания и Франция, она безнадёжно отставала.
К середине 1870-х гг. картина изменилась. Не в последнюю очередь благодаря тому экономическому, технологическому и логистическому потенциалу, который Германия продемонстрировала в войне с Францией. Биржевой крах [Gründerkrach] 1873 года завершил многолетний промышленный бум, которому способствовали, прежде всего, расширение железнодорожной сети и одновременное развитие горнодобывающей промышленности и чёрной металлургии. Этот подъём, т.н. «Эпоха грюндерства» [Gründerzeit](1) - фактически, период становления немецкой экономики - почти не был замечен на международном уровне, так что успех Германии во Франко-прусской войне стал для многих (и не в последнюю очередь - для собственно Франции) полной неожиданностью.
С тех пор германский промышленный бум продолжался. В последующие десятилетия это стало фактом, признанным во всей Европе - даже во всём мире - и навязчивой идеей французского общества, сравнивавшего вялое развитие собственной страны со «странным» экономическим подъёмом Германии, в результате чего у французов развился своеобразный комплекс неполноценности, ставший занозой в их самосознании.
Французский наблюдатель следующим образом описывал это чувство собственной неполноценности и пугающую одержимость развитием Германии накануне Первой мировой войны: «Наша точка зрения ограничена и мелочна; мы лишь проектируем ближайшее будущее; мы смотрим лишь на 10, самое большее - на 20 лет вперёд. Немцы с 1880 по 1913 год смотрели в будущее широко и дальновидно. При строительстве почты, вокзала или школы они не только учитывали потребности момента, но и планировали их в соответствии с возможными потребностями, которые возникнут 50 лет спустя. Когда они решили строить шлюз в Бремерхафене, то построили его длиной в 222 метра - длиннее любого корабля того времени, и потребовалось огромное увеличение вместимости трансатлантических кораблей, чтобы не позволить немецкой дерзости в этом проекте превратиться в ошибку. Когда им пришлось расширить Гамбургский порт, они не ограничились халтурной починкой, и отнюдь не мелочились. С помощью кирки и энергии они свернули куски земли, расчистив место для доков; они воплотили свои планы настолько эффективно, что через несколько лет посетитель с трудом узнавал старый ганзейский город»
Одним словом, в 1913 году иностранный наблюдатель на вопрос, является ли Германия мировой экономической державой, уверенно ответил бы «да», и - как и вышеупомянутый француз - возможно, невзначай затронул бы тему parvenu. Даже немецкая общественность, для самовосприятия которой долгое время был характерен мотив собственной «отсталости» относительно более развитой Западной Европы(3), начиная с 1890-х гг. стала более уверенной в себе. Теперь немцы проявляли порой даже некоторое самодовольство, особенно, когда дело касалось освещения их достижений в бизнесе, науке и технике. Восприятие немцами конфликтной ситуации накануне и во время Первой мировой войны, по-видимому, связано с тем, что они ощущали, себя «в окружении завистников». Так ли это было на самом деле - вопрос остаётся открытым. Однако, с точки зрения экономического потенциала, в мире, где конкуренция между государствами в основном осуществлялась и выражалась через экономические и технические параметры, это звучит более чем правдоподобно(4).
Экономический аспект подъёма Германии из политически недееспособной и экономически отсталой конфедерации является предметом следующих размышлений. В более широком контексте этот подъём не был таким уж уникальным и удивительным, как это демонстрировал Вернер Зомбарт в своей популярной тогда «Истории немецкой экономики XIX века»(5). Обширная работа Юргена Остерхаммеля скорее показывает, что структурные изменения экономики Германии были частью всеобъемлющего процесса, который он определяет как «трансформацию мира»(6). «Индустриализация» и «капитализм» были двумя модными словами, которые имели отношение не только к Германии: взаимодействие этих понятий в рассматриваемый период воплотили США, что сделало их пионером и образцом для подражания. Темпы экономического роста в Америке были даже более высокими, чем в Германии. Однако в рамках Европы баланс сил явно изменился по сравнению с серединой XIX века.
В этой связи период перед Первой мировой войной можно назвать своего рода временем «Немецкого экономического чуда» - новые структуры, созданные в эти годы, были не просто сиюминутным явлением, но играют немаловажную роль и до наших дней.
Тот факт, что Германия превратилась в крупнейшего в Европе экспортёра промышленных товаров, был феноменом эпохи до 1914 года: после Биржевого краха (1873 г.) молодое государство сконцентрировалось на экспорте высококачественных промышленных товаров - не в последнюю очередь из-за всё ещё недостаточно развитого внутреннего рынка. К тому времени Лондон уже специализировался на роли мирового финансового центра. Таким образом, экономические структуры, возникшие до 1914 года, по-прежнему важны для понимания сегодняшних экономических структур и дисбаланса сил в Европе.
2. Население и урбанизация
Демографическое и экономическое развитие часто связаны друг с другом, поэтому в некотором смысле неважно, начинать ли описание макроэкономического развития Германской империи с населения или с экономики. Имеются, впрочем, некоторые аргументы в пользу того, что демография наделена своего рода самостоятельной динамикой, поэтому поговорим сначала о демографическом развитии.
Если взглянуть на структуру населения в период перед Первой мировой войной, то мы увидим почти идеальную пирамиду. При общей численности населения Рейха чуть менее 65 миллионов человек, к 1871 году почти 35 % его жителей были моложе 15 лет, что сейчас характерно только для развивающихся стран. С другой стороны, лишь 5 % населения были старше 65 лет. Таким образом, население Германской империи было очень молодым. Такая структура населения отражала его быстрый рост, который начался уже в начале ХIХ века, но не остановился по мере экономического развития. На момент основания Германской империи в ней проживало около 41 миллиона человек, при этом плотность населения была крайне низкой - 76 человек на кв.км. В 1890 году жителей было уже почти 50 миллионов, а в 1911 году - 65 миллионов, плотность населения выросла до 120 человек на кв.км.
Несмотря на то, что количество родов у каждой отдельной женщины с 1880-х годов медленно снижалось (хотя это зависело от того, к какой социальной группе она принадлежала), общая рождаемость продолжала расти. В 1871 году родилось 1,5 миллиона детей, в 1890 году - 1,75 миллиона, в 1910 году - почти 2 миллиона. Сегодня, когда население Германии - почти 82 миллиона человек, рождаемость достигает лишь около 500 000 человек в год. Перед Германской империей начала ХХ века стояли совершенно иные демографические проблемы, чем перед сегодняшней Германией: необходимо было строить новые школы и учебные заведения для детей и молодёжи, количество которых постоянно росло.
«Кронпринц Фридрих посещает школу в Борнштедте близ Потсдама», худ. Эрнст Хенселер.
«Кронпринц Фридрих посещает школу в Борнштедте близ Потсдама», худ. Эрнст Хенселер.
В одной только Пруссии количество учеников начальных школ выросло с 3,9 миллионов в 1871 году до 6,5 миллионов в 1911 году, а число учителей - с 48 000 до 120 000 человек за тот же период. Это стало возможным благодаря тому, что в организацию школьного образования и его инфраструктуру вкладывались большие суммы - хотя высшее образование (аттестат о среднем образовании и учёба в университете) было по-прежнему доступно ничтожно малой части населения. Подавляющее большинство учеников посещали только начальную школу, и условия в ней, по существу, оставались тяжёлыми, несмотря на строительство всё новых школьных зданий. В Пруссии среднее количество учеников в классе начальной школы за эти годы упало с 66 до 50 человек(10). В средних школах было по 30 учеников в классе, в гимназиях - только по 20. Общее число учеников средней школы составляло почти 200 000 человек в 1911 году и 275 000 человек в 1913 году, и конечно, было значительно ниже количества учащихся начальных классов(11). В немецких университетах в 1872 году обучалось около 20 тысяч студентов, к 1912 году их было уже почти 72 тысячи.
Даже с учётом того, что образовательная система была отмечена резкими социальными различиями, её продуктивность увеличивалась; существенно снизилась неграмотность, незадолго до начала Первой мировой войны рекрутов, которые не умели читать и не могли написать собственное имя, можно было встретить очень редко(12).
Конечно, по мере того, как население постепенно становилось более образованным, рождаемость должна была снижаться. Несмотря на это, население продолжало резко расти, и это было обусловлено несколькими факторами. Прежде всего - улучшением условий жизни и в целом более эффективным медицинским обслуживанием, благодаря которому снизилось количество смертей. В частности, резко упала младенческая смертность, так что значительный рост рождаемости оставался неизменным до 1910 года и только затем начал медленно снижаться.
Кроме того, в начале 1890-х годов сократилась эмиграция. К тому времени из Германии уехали около 5,5 миллионов жителей, главным образом - в Северную Америку. Теперь ситуация полностью изменилась. Германия не стала страной иммигрантов, но с 1890-х гг. отмечается прирост населения, в том числе и за счёт миграции. Очевидно, что теперь Германский рейх мог предложить своим жителям достаточно работы и хлеба, поэтому эмиграции бедняков, которая была характерна для большей части XIX столетия, не происходило(13).
Очень молодое и, по сравнению с другими странами, образованное население, несомненно, являлось экономическим преимуществом Германии. Французские наблюдатели также обращали внимание именно на этот момент, когда жаловались на медленное развитие населения в их собственной стране. На рубеже XIX века Франция была самой густонаселённой страной Европы (за исключением России). Однако, когда разразилась Первая мировая война, в Германии было на 20 миллионов больше жителей, чем у её западного соседа, а её система образования была признана во всём мире образцовой.
Помимо этого резко изменился и немецкий образ жизни. На изображениях первой половины XIX века все ещё можно видеть сельскую, аграрную, сонную провинциальную Германию, почти не знавшую больших городов. Самым крупным городом Германского Союза была Вена. В 1875 году в Германской империи был лишь один город (Берлин) с населением более 300 000 человек.
С 1875 по 1910 год население Берлина удвоилось с 1 до 2 миллионов человек, а население Большого Берлина [нем. «Groß-Berlin» - территории Берлина в его современных границах] составляло чуть менее 4 миллионов. Гамбург, в котором в 1875 году проживало около 270 000 жителей, незадолго до Первой мировой войны стал городом-миллионником.
Помимо Берлина, самыми быстрорастущими регионами были промышленные районы и новые индустриальные города, особенно в Рурской области, непомерный рост демонстрировали также Франкфурт-на-Майне, Лейпциг и Бреслау(14). С середины века урбанизация неуклонно росла. В 1871 году в местах с численностью жителей менее 2 000 человек проживали почти 2/3 населения Германии, а в 1910 году - всего 40%.
Наибольший рост демонстрировали отнюдь не маленькие и средние города - напортив, именно города с числом жителей более 100 000 увеличили свою долю населения с 4,8 % до 21,3 %. Крупные города - особенно крупные промышленные города - всё больше и больше преобладали в повседневной жизни Германии. Они также были предпочтительной целью активной внутренней миграции, которая усилилась во второй половине ХIХ века(15). Это вызвало значительный прирост населения в больших городах, которое увеличивалось больше за счёт притока внутренних мигрантов, чем за счёт естественного прироста. Расхожей шуткой в те времена было высказывание, что среднестатистический берлинец обычно оказывается выходцем из Силезии(16).
Аналогично и Рурская область была обязана увеличением количества своего населения не только росту рождаемости, но и внутренней миграции - начиная с 1880-х гг. приток из восточных провинций Пруссии на «золотой запад» был, по меньшей мере, столь же значим для активного роста её городов. Поскольку многие из приезжих были польской национальности, в быстрорастущих муниципалитетах, особенно на севере Рурской области, складывались большие закрытые польскоязычные «анклавы», такие как, например, г. Ботроп(17).
Берлин, 1900-е гг.