"Мы, немцы, боимся Бога, а больше ничего на свете!"
Из мемуаров Вильгельма II о напряженных отношениях России и Германии в 1880-х гг. и о том, как в России уже витала идея войны с Германией и Австро-Венгрией
Уже через несколько месяцев после моего визита в Брест-Литовск, который, несомненно, ослабил напряженность в отношениях между Россией и Германией, из России вновь посыпались жалобы на то, что она не получает достаточной поддержки своей балканской политики со стороны Германии, которая считалась только с Австро-Венгрией. В России идея войны против Австро-Венгрии и Германии становилась все более приемлемой. В 1887 году панславистская агитация достигла своего апогея. Французский апостол реванша Дерулед был встречен в Петербурге бурными аплодисментами, а в Нижнем Новгороде - поразительно радушным приемом. С другой стороны, русские генералы и великие князья произносили в Париже речи с нападками на Германию; великий князь Николай Николаевич, например, отвечая на тост на французском пароходе, открыто намекнул на грядущую франко-русскую войну с Германией. Не в письме, а на деле франко-русский союз уже был заключен. В связи с событиями в Болгарии Россия сосредоточила огромные массы войск на границах Австро-Венгрии и Пруссии. Кроме того, царь издал указ, направленный против Германии, согласно которому всем иностранцам, т.е. немцам, запрещалось приобретать в России недвижимое имущество. В ответ князь Бисмарк запретил Рейхсбанку давать деньги в долг под русские ценные бумаги, мера, которая, несомненно, имела самые фатальные последствия, поскольку тем самым он закрыл немецкий денежный рынок для России и тем самым отдал ее в объятия Франции. Атмосфера была настолько напряженной, что в любой момент винтовки могли выстрелить сами собой.
И это несмотря на то, что Бисмарк, после окончательного краха заключенного в 1881 году Союза трех императоров, в июне 1887 года заключил с царем ставший впоследствии столь знаменитым договор о перестраховке! Не было ни малейшего шанса, что существование этого договора само по себе предотвратило бы войну между Россией и Германией или что, если бы в тот момент началась война с Францией, он обеспечил бы нам нейтралитет России. Я сам не сомневаюсь, что значение этого договора во многих отношениях сильно преувеличено и что он не имел никакого значения, кроме как в качестве приспособления великого канцлера, помогавшего ему в его сложной игре в жонглирование пятью мячами.
Царь также был в это время лично очень раздражен и очень зол на Германию, которая, как он считал, его обманула. Причиной тому послужили так называемые болгарские фальсификации. После окончательного отречения принца Александра Баттенбергского от престола в сентябре 1886 г. болгары в июле 1887 г. избрали своим князем принца Фердинанда Кобургского, несмотря на противодействие России, желавшей установить в Софии регентом русского генерала. И снова, чтобы не обидеть Россию, Германия не признала принца. Но в руки царя попали поддельные письма, из которых следовало, что Бисмарк тайно содействовал выдвижению кандидатуры Кобурга и заверял принца в поддержке Германии в будущем.
Такова была напряженная обстановка, когда в ноябре царь, совершавший обратный путь из Дании, прибыл в Берлин вместе с супругой и наследником престола.
Я поехал до Виттенберга, чтобы встретиться с императором и императрицей, а официальный прием в Берлине состоялся на железнодорожном вокзале Лерте. Отношения между их российскими реличествами и моими родственниками были не очень сердечными, так как общее политическое напряжение между двумя странами перешло и на личные отношения. Примечательно, что царь отказался разместиться во дворце, а вышел, как обычно, у российского посольства.
Здесь, во второй половине дня, Бисмарк имел продолжительную беседу с императором Александром и без труда объяснил ему суть болгарских подделок. Позднее царь также выразил удовлетворение тем, что недоразумение устранено, но это дружеское настроение продлилось недолго.
В связи с этим визитом царя следует еще упомянуть случай, произошедший за столом. При расстановке мест за столом князь Бисмарк не был посажен напротив царя, что было его обычным положением как императорского канцлера, а, в соответствии с его княжеским рангом, на так называемой "кровной стороне" среди царственных особ, где царь не мог его видеть. Бисмарк был очень взволнован таким расположением, и, действительно, невозможно сказать, не было бы хорошо, если бы Бисмарк имел возможность поговорить с царем во время обеда.
Просвещение царя князем Бисмарком и ослабление напряженности в отношениях между Россией и Германией, как я уже отмечал, не имели долговременного эффекта. Панславянский поток поднимался все выше и выше, крики о реванше становились все громче, а слухи о том, что франко-русский союз уже заключен, становились все более устойчивыми. Кроме того, появились сведения о передвижении больших масс русских войск на польско-прусской границе.
В середине декабря мой дед поручил фельдмаршалу Мольтке составить отчет о войне на два фронта, которая, судя по всему, была неминуема. Кроме графа Вальдерзее, занимавшего в то время пост генерал-квартирмейстера, генерала фон Альбедиля и военного министра Бронсарта фон Шеллендорфа, я тоже должен был присутствовать при представлении доклада. Мой дед начал с того, что много говорил о традиционных отношениях между Россией и Германией, причем в его взглядах преобладали воспоминания о молодости и о том, в каких хороших отношениях он находился со своим племянником, убитым царем Александром II. После мастерского доклада Мольтке император одобрил решение о переброске войск на восток и, прежде всего, о продолжении строительства восточной сети железных дорог, которая была заброшена. Последние меры требовали много времени и больших затрат, тем более что проекты строительства больших железнодорожных мостов через Вислу и Ногат пришлось реализовывать при сильном противодействии Министерства общественных работ. Так как железнодорожные власти рассматривали дело с чисто экономической и финансовой точки зрения, им не нравились никакие другие расходы, а тем более те, которые были обусловлены желаниями военных. Меры, предписанные императором Вильгельмом, были полностью осуществлены только при его внуке; только при нем восточные провинции получили железные дороги, столь необходимые для их открытия. В этой связи поучительно сравнить схему железных дорог Восточной Пруссии 1888 года с железнодорожными картами 1913 года. Не вызывает сомнений, что при старой сети большая часть восточных провинций была бы потеряна в 1914 году.
Поскольку угрозы со стороны русских не ослабевали, князь Бисмарк решил отплатить им добром за добро; 3 февраля 1888 г. в качестве громкого предупредительного сигнала в немецких газетах Reichsanzeiger и Wiener Abendpost был опубликован Союзный договор 1879 г. между Германией и Австро-Венгрией. Через три дня князь произнес в рейхстаге ту могучую речь, в которой дал историческое изложение отношений между Германией и Россией и закончил ее нетленными словами: "Мы, немцы, боимся Бога, а больше ничего на свете!"
Впечатление, произведенное этой речью, которую я вместе с женой слушал с галерки, было огромным. В самой палате энтузиазм был всеобщим. Речь была понята и по ту сторону черно-бело-красных пограничных столбов.
Она, однако, очень ясно показывает, в каком направлении развивались отношения между Россией и Германией в конце царствования моего деда.
Уже через несколько месяцев после моего визита в Брест-Литовск, который, несомненно, ослабил напряженность в отношениях между Россией и Германией, из России вновь посыпались жалобы на то, что она не получает достаточной поддержки своей балканской политики со стороны Германии, которая считалась только с Австро-Венгрией. В России идея войны против Австро-Венгрии и Германии становилась все более приемлемой. В 1887 году панславистская агитация достигла своего апогея. Французский апостол реванша Дерулед был встречен в Петербурге бурными аплодисментами, а в Нижнем Новгороде - поразительно радушным приемом. С другой стороны, русские генералы и великие князья произносили в Париже речи с нападками на Германию; великий князь Николай Николаевич, например, отвечая на тост на французском пароходе, открыто намекнул на грядущую франко-русскую войну с Германией. Не в письме, а на деле франко-русский союз уже был заключен. В связи с событиями в Болгарии Россия сосредоточила огромные массы войск на границах Австро-Венгрии и Пруссии. Кроме того, царь издал указ, направленный против Германии, согласно которому всем иностранцам, т.е. немцам, запрещалось приобретать в России недвижимое имущество. В ответ князь Бисмарк запретил Рейхсбанку давать деньги в долг под русские ценные бумаги, мера, которая, несомненно, имела самые фатальные последствия, поскольку тем самым он закрыл немецкий денежный рынок для России и тем самым отдал ее в объятия Франции. Атмосфера была настолько напряженной, что в любой момент винтовки могли выстрелить сами собой.
И это несмотря на то, что Бисмарк, после окончательного краха заключенного в 1881 году Союза трех императоров, в июне 1887 года заключил с царем ставший впоследствии столь знаменитым договор о перестраховке! Не было ни малейшего шанса, что существование этого договора само по себе предотвратило бы войну между Россией и Германией или что, если бы в тот момент началась война с Францией, он обеспечил бы нам нейтралитет России. Я сам не сомневаюсь, что значение этого договора во многих отношениях сильно преувеличено и что он не имел никакого значения, кроме как в качестве приспособления великого канцлера, помогавшего ему в его сложной игре в жонглирование пятью мячами.
Царь также был в это время лично очень раздражен и очень зол на Германию, которая, как он считал, его обманула. Причиной тому послужили так называемые болгарские фальсификации. После окончательного отречения принца Александра Баттенбергского от престола в сентябре 1886 г. болгары в июле 1887 г. избрали своим князем принца Фердинанда Кобургского, несмотря на противодействие России, желавшей установить в Софии регентом русского генерала. И снова, чтобы не обидеть Россию, Германия не признала принца. Но в руки царя попали поддельные письма, из которых следовало, что Бисмарк тайно содействовал выдвижению кандидатуры Кобурга и заверял принца в поддержке Германии в будущем.
Такова была напряженная обстановка, когда в ноябре царь, совершавший обратный путь из Дании, прибыл в Берлин вместе с супругой и наследником престола.
Я поехал до Виттенберга, чтобы встретиться с императором и императрицей, а официальный прием в Берлине состоялся на железнодорожном вокзале Лерте. Отношения между их российскими реличествами и моими родственниками были не очень сердечными, так как общее политическое напряжение между двумя странами перешло и на личные отношения. Примечательно, что царь отказался разместиться во дворце, а вышел, как обычно, у российского посольства.
Здесь, во второй половине дня, Бисмарк имел продолжительную беседу с императором Александром и без труда объяснил ему суть болгарских подделок. Позднее царь также выразил удовлетворение тем, что недоразумение устранено, но это дружеское настроение продлилось недолго.
В связи с этим визитом царя следует еще упомянуть случай, произошедший за столом. При расстановке мест за столом князь Бисмарк не был посажен напротив царя, что было его обычным положением как императорского канцлера, а, в соответствии с его княжеским рангом, на так называемой "кровной стороне" среди царственных особ, где царь не мог его видеть. Бисмарк был очень взволнован таким расположением, и, действительно, невозможно сказать, не было бы хорошо, если бы Бисмарк имел возможность поговорить с царем во время обеда.
Просвещение царя князем Бисмарком и ослабление напряженности в отношениях между Россией и Германией, как я уже отмечал, не имели долговременного эффекта. Панславянский поток поднимался все выше и выше, крики о реванше становились все громче, а слухи о том, что франко-русский союз уже заключен, становились все более устойчивыми. Кроме того, появились сведения о передвижении больших масс русских войск на польско-прусской границе.
В середине декабря мой дед поручил фельдмаршалу Мольтке составить отчет о войне на два фронта, которая, судя по всему, была неминуема. Кроме графа Вальдерзее, занимавшего в то время пост генерал-квартирмейстера, генерала фон Альбедиля и военного министра Бронсарта фон Шеллендорфа, я тоже должен был присутствовать при представлении доклада. Мой дед начал с того, что много говорил о традиционных отношениях между Россией и Германией, причем в его взглядах преобладали воспоминания о молодости и о том, в каких хороших отношениях он находился со своим племянником, убитым царем Александром II. После мастерского доклада Мольтке император одобрил решение о переброске войск на восток и, прежде всего, о продолжении строительства восточной сети железных дорог, которая была заброшена. Последние меры требовали много времени и больших затрат, тем более что проекты строительства больших железнодорожных мостов через Вислу и Ногат пришлось реализовывать при сильном противодействии Министерства общественных работ. Так как железнодорожные власти рассматривали дело с чисто экономической и финансовой точки зрения, им не нравились никакие другие расходы, а тем более те, которые были обусловлены желаниями военных. Меры, предписанные императором Вильгельмом, были полностью осуществлены только при его внуке; только при нем восточные провинции получили железные дороги, столь необходимые для их открытия. В этой связи поучительно сравнить схему железных дорог Восточной Пруссии 1888 года с железнодорожными картами 1913 года. Не вызывает сомнений, что при старой сети большая часть восточных провинций была бы потеряна в 1914 году.
Поскольку угрозы со стороны русских не ослабевали, князь Бисмарк решил отплатить им добром за добро; 3 февраля 1888 г. в качестве громкого предупредительного сигнала в немецких газетах Reichsanzeiger и Wiener Abendpost был опубликован Союзный договор 1879 г. между Германией и Австро-Венгрией. Через три дня князь произнес в рейхстаге ту могучую речь, в которой дал историческое изложение отношений между Германией и Россией и закончил ее нетленными словами: "Мы, немцы, боимся Бога, а больше ничего на свете!"
Впечатление, произведенное этой речью, которую я вместе с женой слушал с галерки, было огромным. В самой палате энтузиазм был всеобщим. Речь была понята и по ту сторону черно-бело-красных пограничных столбов.
Она, однако, очень ясно показывает, в каком направлении развивались отношения между Россией и Германией в конце царствования моего деда.