Статья о Сергио Стачелли
Сергио Стачелли - человек, имя которого широко известно за пределами научной среды. Мало кто будет спорить, что этот молодой итальянский учёный подарил человечеству надежду на спасение. Личность Стачелли стремительно обрастает легендами и слухами, а его фотографии смотрят на нас как со страниц газет, так и с обложек популярных журналов. Его называют непризнанным гением, приписывают ему сверхчеловеческие способности, и даже в предсказаниях Нострдамуса нашли пару строчек о нем.
Но кем он был на самом деле, человек-легенда? Мне посчастливилось взять интервью у его сестры, Бьянки Марино.
Маленький чистенький беленький домик. В домашнем алтаре - три фотографии: на первой - пожилой мужчина, на второй - легко узнаваемый Сергио Стачелли, на третьей мужчина средних лет и рядом с ним две девочки. Передо мной - женщина сорока шести лет, но выглядит она старше. Из-под траурной шали видны седые волосы.
Я не успеваю задать первый вопрос, она опережает меня:
- Вы правда приехали из Рапалло?
- Да, - отвечаю я и машинально лезу в карман за удостоверением, но она верит мне без документов.
- Как там сейчас?
Я кратко описываю ситуацию на побережье. Бьянка кусает губы. Подозреваю, что она согласилась на это интервью только потому, что я из Рапалло - мы почти соседи. Прошу её рассказать о её родном городе, Вернацце.
Вернацца. Такой она осталась на фото, сделанном в 2014 году
- Она была такая маленькая, - говорит она, складывая ладони лодочкой, словно держит свой город в горсти. - Очень маленькая, и очень красивая. Гораздо меньше, чем Рапалло. В нашем городе было не больше тысячи людей. А море было видно почти из всех домов - тёплое, ласковое. Наш город появился на карте в одиннадцатом веке. Он казался подарком прошлого - в нём даже было запрещено ездить на автомобиле, знаете? Он считался частью национального парка. Маленькая драгоценная игрушка. Там он родился, мой брат Сергио, мой маленький драгоценный брат. А потом пришли экстерасы, и город умер. А потом умер мой брат.
Она смотрит куда-то в пустоту. Я молчу, уважая её горе. Смерть Сергио Стачелли была большим ударом для всего человечества. Но для его семьи он был прежде всего не гением, а родным человеком - не больше, не меньше...
- …он был поздним ребёнком. Говорят, что поздние дети - либо самые большие глупцы, либо самые умные мудрецы. Он был из мудрецов. Родителям было уже под пятьдесят, мне - семнадцать, когда он появился на свет. Если я выходила на улицу с коляской, туристы думали, что он - мой сын. Соседи-то знали, в таком маленьком городе все знают всё друг про друга…
Я и любила его - как сына. Мы все баловали его и восхищались им. Для нас он был самым красивым, самым добрым, самым умным мальчиком в мире. Только когда одноклассники дали ему прозвище Архимед, я, помню, впервые задумалась, что, пожалуй, Сергио не просто кажется мне необычайно умным - он действительно гораздо умнее своих сверстников, да что там - умнее многих своих школьных учителей. Шутки ради, я подсунула ему тест на IQ, он набрал сто сорок семь баллов. Сама я набрала только сто два…
1994 год. Сергио закончил первый класс. Фото из семейного архива.
Родители говорили, что это подарок от Бога, такой умный сын. «Наш мальчик, - говорил отец, - станет великим человеком. Он изобретёт лекарство от СПИДа, он откроет новые законы физики и математики, он получит Нобелевскую премию. Это и правда будет новый Архимед, вот увидите».
Наш мальчик умер безвестным и отвергнутым. Он стал великим, но временами я проклинаю это величие, пусть бы кому другому досталась эта слава, а наш Сергио пусть бы жил…
Мне хочется сказать Бьянке, что открытия её брата косвенно спасли множество жизней. Но я не думаю, что это может её утешить. Она продолжает свой рассказ, и видно, что ей больно говорить - и в то же время слова льются непрерывным потоком, словно она долго сдерживала свою печаль, а теперь может наконец её излить.
- ...Он ужасно любил плавать, и заплывал иногда очень далеко. Ещё он любил бегать. В детстве он почти и не ходил, всюду, куда ему нужно было попасть, он бежал - только пятки сверкали да развевалась рубашка… Мой любопытный, мой гениальный, мой стремительный брат… Ещё он сочинял стихи. Много. Плохие. В них был ритм, но почти не было рифмы, да и по смыслу они были скорее банальны. Он это понимал, но смеялся: сочиню другие, лучше. Если я буду писать стихи каждый день, сестра, то я научусь. Когда ему было тринадцать, он захотел ещё научиться играть на скрипке. Учитель-музыкант сказал ему, что он опоздал лет на десять с началом обучения, но Сергио был упрям. Однако через пару лет он сдался, и выучился вместо этого играть на флейте.
Скрипка была не единственной его неудачей. Второй, и гораздо большей, была Луиза.
Я слышала на днях, как соседка, ругая невестку, сказала «это настоящая луиза», имея в виду, что невестка эта - злая, неблагодарная женщина. Её имя стало нарицательным, и так ей и надо - она как библейская Далила, что предала Самсона и чьё имя мы помним как символ вероломства и подлости.
Луиза была подружкой Сергио в старших классах. Не слишком красивая, на мой взгляд, из не слишком уважаемой семьи, довольно полненькая, с тусклыми волосами. Но брат уверял, что она самая прекрасная девушка в мире, и что они обязательно поженятся, как только он закончит учёбу.
Я читала про неё в интернете, что она так и не вышла замуж. Так ей и надо, никому она теперь не нужна.
…Сергио уехал учиться в университет. Понятно, что в Вернацце никаких университетов не было, так что ему пришлось покинуть родное гнездо. Он сначала радовался - такому, как он, тесно было в нашем маленьком городке, где всё повторялось изо дня в день. Он говорил, ему крылья негде расправить. Но потом он писал мне, что скучает по нашим улицам, насквозь пропитанным солнцем, по запаху старых домов, по прикосновению моря… Он говорил, что вернётся. Но прошли годы учёбы, и ему предложили аспирантуру, потом он начал писать докторскую, и одно цеплялось за другое, он всё учился, и никак не мог перестать. Он пил знания так, как иные пьют граппу, нет, так, как в жару пьют воду - шумно, жадно, не в силах оторваться.
2013 год. Стачелли 26 лет. Фото из семейного архива.
Потом пришли экстерасы.
Мы в Вернацце всё надеялись, что нас обойдёт эта беда. Россия такая большая, говорили мы, не может быть, чтобы эти пришельцы прошли её всю и пошли куда-то ещё. Но быстро стало ясно, что это проблема не только русских, и что так быстро всё не закончится.
Мама очень хотела, чтобы Сергио вернулся. В каждом письме уговаривала его. Я знаю, она даже пыталась укорять, мол, старикам-родителям он нужнее, чем науке. Брат отвечал, что постарается вернуться побыстрее. Но и он, и мы понимали, что он мало чем сможет нам помочь, если приедет.
…Наш город умер в начале зимы, а с ним умерли мой муж и две дочки.
Я перевожу взгляд на фото, хочу задать вопрос, но Бьянка яростно мотает головой.
- Вы будете писать не про них, а про Сергио… Да кому какое дело до того, как его звали и сколько лет было моим детям?! Все говорят, что Сергио - надежда человечества. А они были только моей надеждой, моей жизнью, моей болью, и их имён я вам не скажу.
Я молчу, надеясь, что она сама возобновит свою повесть. Мне уже понятно, что мои вопросы будут только мешать. Несколько минут спустя Бьянка продолжает, хотя её голос временами дрожит.
- Это «Чума» отравил Северный Ледовитый Океан, а так как вода перемещается по всей планете, то течения принесли отраву и к нашему порогу. Сначала Вернаццу частично затопило; дальние от берега дома уцелели, но наш дом - нет. Люди, лишившиеся крова, поставили палаточный городок сразу за пределами Вернацци, на склоне. Тогда казалось, что город просто отступил, забрался повыше, как дети убегают от волны во время прилива. Мы думали, что со временем построим новые дома. Но потом море начало выбрасывать мёртвую рыбу, вода, которую мы пили, стала вдруг ядовитой, и нас - тех, кто остался, - эвакуировали.
Мы с родителями поселились в одном из бесчисленных городков для беженцев, которые появлялись теперь во многих странах. Сначала мы жили в палатках, потом их заменили «временными» домами. Мы с соседями, теми, кто не умер от ядовитой воды, старались держаться вместе. Оба мои родителя тогда были живы.
Сергио прислал письмо, что он пока не может приехать. Что он участвует в одном научном проекте, и не может его бросить. Только потом мы узнали, что он уехал в Гренландию, на базу «Рубикон-1».
Ноябрь 2015 года. Это фото Стачелли прислал родным перед отъездом в Гренландию
…Он вернулся в начале следующей осени, и я не узнала его. К тому времени война, как мы верили, была позади, последний экстерас пал, и люди приходили в себя, подсчитывали ущерб и чинили дома. Сергио появился в нашем лагере беженцев, худой, как щепка, с запавшими глазами и серой кожей. Волосы у него поредели, и он носил кепку, глупую такую кепку с длинным козырьком, которая совершенно не подходила человеку его возраста. Господи, ему было всего двадцать восемь, но он выглядел старше меня!..
Наши родители сильно сдали за последний год, отец всё время болел. Когда они увидели, что стало с Сергио, это было для них огромным ударом. «Ничего страшного, - говорила мама. - Ему нужно просто отдохнуть. Пусть поспит вволю, поест домашней еды, и всё наладится». Но она сама в это не верила.
Конечно, мы спрашивали его, чем он болен, но он отвечал, что это переутомление. Только мне наедине он сказал, что врачи так и не смогли поставить диагноз. «Они предлагали мне лечь в линику, чтобы обследовать меня дальше, - сказал он тогда. - Но я отказался. Не думаю, что они смогут помочь. Я не хочу остаток жизни провести в больнице, я вернулся, чтобы больше никогда вас не оставлять».
Луиза узнала, что Сергио приехал, и пришла в тот же вечер. Увидев, как сильно он постарел, она сказала ему, что их любовь была детским увлечением, что она разочаровалась в нём, пока ждала, и что им «лучше расстаться, сохранив приятные воспоминания».
Ненавижу её. Да все эти годы, пока Сергио учился, пока писал ей каждую неделю, у неё так и не было ухажёра! Не верю, что она специально хранила ему верность: просто никто больше на неё не позарился. Но она отвергла моего брата, так же, как отвергли его те, с кем он работал. Он рассказывал мне, как над ним смеялись после первого доклада. «А я был прав, Бьянка, - говорил он мне. - Если бы они послушали, если бы только послушали! Можно было бы спасти столько людей!»…
…Ему становилось всё хуже. Я ушла с завода, где работала, чтобы ухаживать за ним, потому что мама уже не смогла бы заботиться и о нём, и об отце. Сергио всё время вёл дневник; две последние недели я писала под его диктовку. Мне приходилось писать иногда по восемнадцать часов в сутки. То, что он говорил, было похоже на бред, может быть, это и было бредом, но, пока он диктовал, ему было легче. А я думала, что потом буду хранить эти тетрадки, как величайшую реликвию, буду перечитывать и поливать слезами каждое слово. Нам всем уже было понятно, что Сергио скоро умрёт.
Это я его нашла.
…А дневники он завещал науке. Я сама их отвозила. Я своими руками отдала память о брате чужим людям, тем, кто посмеялся над ним и не понял его.
На территорию базы меня, конечно, не пустили. Но я встретилась с научным руководителем Сергио, о котором он когда-то много мне рассказывал, не буду писать здесь его имени. «Мой брат восхищался вами, - сказала я ему. - А вы его предали. Возьмите его записи, и прочтите. Я читала их и знаю, что они похожи на речи безумца, но вы прочтите до конца, хорошенько, не пропуская ни буквы, или, даю слово, я прокляну вас!»
Когда я вернулась, отец был в больнице. Смерть сына отняла у него последние силы. Вскоре его парализовало.
Двадцать третьего января по всему миру разнеслась статья «Прости, пророк!». Учёные просили прощения у моего брата. Они называли его гением, благодарили, они говорили много разных красивых слов, которые уже ничего не могли изменить. «Лучше бы мой сын был сапожником, - сказала мама, прочтя эту статью. - Пусть бы он не совершал бы этих открытий! Пусть бы весь мир погиб, все эти люди, вся их проклятая наука, а он бы чинил сапоги и был бы жив!».. Потом она отнесла газету отцу и прочитала ему статью вслух. Он попросил, чтобы мы дали ему газету в руки, и так и лежал, держа её… Наш мальчик, наш Архимед, он получил свою славу и признание.
Отец умер той же ночью, так и не выпустив из рук бумагу, на которой было напечатано о его сыне. Сергио дали нобелевскую премию...
Бьянка начинает плакать. Вернее, слёзы потекли у неё по щекам на фразе "Это я его нашла", а теперь она плачет так, что больше не может говорить. Я скомканно прощаюсь и ухожу.
Ноябрь 2016 года. Последняя фотография Сергио Стачелли.
Это фото было использовано в статье "Прости, пророк!"
Сергио Стачелли не дожил двух недель до своего двадцать девятого дня рождения. Он похоронен в Италии, в городе, названном в его честь - Стачелли (бывшая Алессандрия).
Вероника Лелли
30 июля 2021 года
для Corriere della Sera