Рассказ о людях, встретившихся через много лет:
НЕПРОИЗНЕСЕННЫЕ ДИАЛОГИ НА КРАСНОМ МОРЕ
…Невысокий пятизвездный «Сафир» располагался где-то посередине между аэропортом и самим городом Хуркада. Это самая восточная точка безлюдной окраины древней египетской провинции Фивы, со столицей в Карнаке, известной последнюю тысячу лет, как город Луксор.
Вместительный новый международный аэропорт со всеми атрибутами процветающего туристического центра. Разноголосый гомон туристов, сонные таможенники и толстые полицейские. Традиционная арабская неразбериха и хаос. В углах и у пожарных выходов потертые коврики и тростниковые циновки для разговора с Аллахом - намаза; крикливые носильщики, тележки для багажа - с оторванными колесами…Чувствуется, приезжие туристы интересны и нужны лишь для того, чтобы оставить здесь свои деньги, нравится им это или нет.
А дальше - за приземистыми земляными капонирами, где по идее должны стоять истребители-перехватчики, невысокие холмы из плотной глины и песчаника. На тех, что ближе к взлетной полосе - виднеется зеркало военного радиолокатора, но почему-то уверенности, что он работает, нет. На холмах повыше устроены бетонные желоба для сбора дождевой воды.
Дальше пустыня, ни деревца, ни былинки. Дождей здесь, говорят, не бывает совсем. Солнца много круглый год и даже с излишком, а небесной и всякой другой влаги, кроме, морской нет. Череда отелей суперсовременных - «Софителей» и «Шератонов» вперемешку с одно и двухэтажными частными с их обглоданными морскими ветрами до серого бетона стенами. С наглухо забитыми окнами по случаю не сезона.
У недлинных пирсов стайками сгрудились как огромные и разноцветные рыбины - катера для туристов-ныряльщиков, из тех, что помоложе и побогаче. Удовольствие дорогое - но говорят, стоит того, вода в Красном море удивительно прозрачная, масса всякой живности - барракуды, морские змеи, осьминоги, и, конечно, запрещенные к вывозу в любом виде кораллы. В строгий запрет слабо верится, все вокруг продается и покупается. Все зависит лишь от размера бакшиша.
Небольшие пляжи с насыпным песком из ближайших карьеров. Пыльные пальмы, шелестящие пыльными как из жести листьями на ветру. Кустики бугенвилей и еще каких-то неведомых кустов, чахлые газоны. Все растет и тянется к солнцу благодаря поливу, в диком виде не выживает тут ничего из растений.
…Огромные бесформенные глыбы ракушечника и глины по обочинам шоссе. Так и хочется поверить, что коричневая безжизненная гряда невысоких холмов прорезана ложбиной для автодороги вдоль кромки Красного моря, не мощными взрывами динамита и не расчищена слоноподобными бульдозерами «Катапиллерами», а прорыта гигантами-инопланетянами. В Египте до сих пор популярны легенды, что пришельцы-исполины строили и пирамиды, и древний гигантский Карнакский храм в Луксоре, и уродливых сфинксов с бараньими и собачьими головами…
От отеля до центра города пешком, не спеша минут двадцать. Грязноватые «злачные» места, пустые окраинные отельчики и бары. Крошечные супермаркеты. Вывески на арабском, английском и русском языках.
Петр останавливался в «Сафире» уже во второй раз. И всегда приблизительно в одно и тоже время года - середина января - февраль.
Зима в Египте. Очень ветрено. Ветер с севера из Аравийских пустынь дует, не переставая часами, пронизывая насквозь. На солнце жарко, а в тени не уютно даже в ветровке с подкладкой и теплом свитере. Постоянно мерзнут руки и лицо. Но на пляжах после одиннадцати часов утра все лежаки заняты. Хотя загорающие готовы в любой момент набросить на себя толстые махровые полотенца. Удивительно, но вода в море заметно теплее воздуха.
Местные жители, закутанные до пят в широкие бесформенные голобеи, в вязанных шапочках, натянутых на уши так, что торчат лишь кончики горбатых носов, с ужасом смотрят на гомонящих на мелководье туристов. Местные мужчины, пресыщенные неотвратимым как судьба лицезрением женских прелестей, кажется, похудели еще больше и выглядят заторможенно.
И в этот раз Петр приехал на курорт не один, а со своей новой подругой - Анастасией. Они случайно познакомились прошлым летом. Были разведены и до настоящего момента свободны. Зыбкая взаимная привязанность переросла в нечто менее аморфное - они чаще стали бывать вместе. Кого-то одного из них назвать инициатором встреч было нельзя. Обычно приезжал тот, кто больше соскучился.
Петр, всячески остерегавшийся длительных душевных «прикипаний» к противоположному полу, по известной лишь ему причине, в случае с Настей не очень противился. Что скрывать она ему нравилась. Ему с ней было хорошо и спокойно.
Правда, на первых порах его несколько смущала значительная разница в их возрасте. Он шутил иногда, чтобы ее позлить, что вот возьмет и удочерит ее. Настя не обижалась по крайне мере внешне, но и не придавала их возрастной разнице большого значения. Петра это отчасти успокаивало.
Периодически возникали разговоры о том, что может быть им стоит попробовать жить вместе - одним домом, (заметьте - не одной семьей), что так удобнее обоим и можно избежать долгих и частых провожаний, лишних расходов на транспорт. Но разговоры эти как-то незаметно затухали, не дойдя до какого-нибудь логического конца. Может быть потому, что у каждого было свое жилье - у Петра однокомнатная кооперативная берлога на Мичуринском проспекте. А у Насти небольшая двухкомнатная квартира на Профсоюзной улице, оставшаяся ей от родителей,
Если жить вдвоем им пока не удавалось, то часто ездить друг к другу в гости очень даже удавалось. Петр приезжал к Насте с кульками всякой вкусности и цветами. Кроме домашних тапочек и зубной щетки здесь у него ничего не было. Правда, на последний Новый год, Настя подарила ему шикарный халат и он уже не смущал ее, расхаживая по квартире, с голым торсом. А он привез ей маленький телевизор на кухню, чтобы смотреть спортивные передачи, не мешая подруге. А если ему надо было поработать, Настя уступала ему свой компьютер без боя.
Зато у него дома ее женских штучек было по больше - фены, расчески, какие-то флакончики, белье, чулки. Он не сопротивлялся, эти вещи никак не мешали ему и были почти не заметны в идеальной чистоте и порядке его холостяцкого жилья.
По утрам Настя любила после душа одевать его рубашки и тогда ее грудь казалась маленькой, а ноги - такими длинными и такими пронзительно стройными, и часто из-за этого …приготовленный им завтрак успевал безнадежно остыть.
Настя любила неожиданно нагрянуть к нему в гости. Голодная, замерзшая, промочив ноги в слякоти. Он ее кормил, отогревал, как мог. Как у нормальных и здоровых людей сексуальная жизнь занимала в их отношениях заметное место. И все до предела обострялось, когда порой их одиноко дрейфующие льдины, устав плавать в автономном режиме сходились своими неровными краями на одной из квартир или на отдыхе, как сейчас в Египте.
Они не заглядывали далеко наперед, особенно грандиозных планов на будущее не строили, ко многому обязывающих обещаний не давали, но и не просили. И все шло, как шло. Главное - им было хорошо вместе и порознь. К тому же каждый из них нормально зарабатывал и был экономически независим от другого. И они могли себе позволить отдохнуть больше одного раза в год, выбравшись куда-нибудь в экзотические края.
По взаимному умолчанию, каждый считал себя свободным, уважал это чувство в себе и в партнере. Впрочем, в современном обществе, с его плюрализмом форм и оттенков во взаимоотношениях мужчин и женщин, их форма сосуществования не являлась самой экзотической, а даже наоборот была - из самых распространенных. И давно никого не удивляла.
В «Сафире» они занимали большой люкс в двухэтажном флигеле, расположенном несколько в стороне от основного корпуса, чему были они весьма довольны. Их привычка находить себе занятие и не очень «грузить» другого (тут сказалась долгая жизнь в самодостаточном одиночестве) давала возможность Петру и Насте и здесь на отдыхе без особой нужды не «мешать» друг-другу.
У каждого и на отдыхе был свой распорядок и свои предпочтения. Мужчина утром, наверное, единственным из жильцов гостиницы, бегал по обочине шоссе несколько километров, купался в одиночестве на пляже, когда утреннее еще прохладное море парилось туманной дымкой, уносимой вдаль ветром. Но прозрачная чуть зеленоватая вода была заметно теплее утреннего воздуха.
Настя, если просыпалась рано, могла составить ему кампанию, тепло одевшись, посидеть у кромки моря, наблюдая на Петром или кормя крошками рыбок с парапета. Бегать, махать руками, плавать в холодном море Петр ее не заставлял - бесполезно.
Закутанные до пят в голобеи и клетчатные платки уборщики на пляже, прочесывающие своими мелкими грабельками песок, протиравшие и расставлявшие лежаки под зонтиками, почтительно здоровались с ними, на женщину смотрели украдкой, цокая одобрительно языками.
После обеда Петр обычно спал, свято соблюдаю сиесту, к которой пристрастился за долгие работы в тропических странах. А вечером, до захода солнца, если не было особенно ветрено, играл час-второй в теннис. Причем кого-то одного постоянного партнера на корте него не было. И он с удовольствием принимал приглашение и от молодых женщин, и от чопорных старцев, начавших играть в лаун-теннис еще до Второй мировой войны.
Ему нравилось одинаково играть в паре или в одиночке. Играл он средне, спасала общая тренированность, азарт игрока и хорошая реакция. Насте теннис был неинтересен, если не играли мастера. Но за Петром она наблюдала и хлопала ему в ладошки. Если он играл с заведомо слабым противником - она всегда болела против него, ужасно зля его этим.
Настя обычно спала до завтрака, потом гуляла или читала женские романы. На пляж выбиралась, когда воздух прогревался более основательно, и была там до обеда. Принимала участие в разных шутливых музыкально-гимнастических развлечениях и дурачилась на танцевальных конкурсах. За те почти две недели, что они находились здесь, среди пляжного народца у нее появились кое-какие знакомые. Ее узнавали, приветствовали, делали комплименты, даже что-то обсуждали из местных новостей, благо Настя могла свободно изъясниться на двух языках. Она предпочитала оставаться на пляже и после обеда, наскоро перекусив в ресторане с Петром. Он приносил из номера теплый плед, и она дремала с книжкой на полупустом пляже под мерный рокот волн в бухте.
Вечером перед сном они долго сидели возле моря, разговаривали или просто молчали, смотрели на накат фосфорицирующих в лунном свете мелких волн, сумевших как-то протиснуться на пляж через узкий створ между волнорезами, кокетливо украшенные огромными в рост человека, салатового цвета амфорами. Вечером подсвеченными электролампами они выглядели таинственными сосудами для великанов, прячущихся в море.
Подняв головы, мужчина и женщина провожали разноцветные огоньки больших самолетов взлетавших или садившихся в недалеком аэропорту. Звезд было так много, и были они такие крупные и чужие, что от их яркого их отражения, казалось, горело море.
Шумные ежевечерние музыкально-развлекательные анимации вокруг бассейна они не посещали. Новых друзей за время отдыха они приобретать не собирались, хотя их шумных соплеменников из январской стужи и затянувшегося посленовогоднего похмелья, чартерные борта ежедневно десантировали на египетские курорты в достаточном количестве.
Иногда они запирались в номере в ожидании какого-нибудь сериала, но через пять минут интенсивных ласк, они забывали про телевизор и лишь позже, спохватившись, и еще долго приводя дыхание в норму, они вспоминали, за чем так рано пришли в номер и по какой программе их ждет фильм.
Им нравился такой спонтанный секс - настолько отличный от размеренного семейного, больше похожего на принудительные обязательства или лечебную физкультуру, а не на приятную и полезную встряску. Кстати, также было и в Москве, когда, соскучившись друг по другу, их нельзя было остановить ничем, и огонь желания разгорался со скоростью лесного пожара. И они потом долго приходили в себя, собирая вещи по всей квартире.
Обычно Петр рано ложился спать, а Настя допоздна смотрела «ящик», читала, пыталась отгадывать кроссворды в киношных журналах, захваченных из дома. Она лежала поверх застеленной кровати в белой махровой гостиничной пижаме, одетой на толстый свитер с капюшоном и в белых теннисных носках Петра. Иногда так и засыпала. Он ночью вставал, выключал телевизор, снимал с нее пижаму, носки и свитер и тщательно упаковывал в два одеяла. Присев на корточки перед кроватью, он долго наблюдал, стоя на холодном полу, как она спит, разметав по белоснежной подушке пену волос, уже заметно посветлевшую на концах от солнца.
Спящая, она была милым безмятежным ребенком. Он осторожно трогал ее волосы, иногда окунаясь в них носом, вдыхая запахи ее тела и моря. Настя дышала так тихо, что услышать что-то можно было, лишь приблизив свои губы вплотную. Он нежно целовал ее спящую и желал добрых снов.
Один день своего отдыха они посвятили экскурсии в древний Луксор. Впечатлений много, но и устали они прилично. Но спокойная размеренная курортная жизнь для Петра неожиданно нарушилась…
Вечером, идя с Настей на ужин после тенниса, не зайдя даже в номер, чтобы побросать вещи, он, случайно увидев среди туристов, высыпавших из чрева красочно разрисованного туристического автобуса, доставивших их из аэропорта, женщину, которую он сразу узнал. Она, как и другие приезжие, несмотря на всего лишь трехчасовой перелет, была усталой и возбужденной одновременно.
(продолжение обязательно последует)