Жизнь - штука приятная!
Чукча Ахтырка пил чай. Напротив него, услужливо суетилась его жена Айсулу. Её каменные веки, практически закрывали тонкие прорези для глаз. Да, она была не красавица, не такая как жена друга Туйжырки… Вот Ахтырка и задумался. Двенадцать лет он жил с Айсулу, и двенадцать лет никак не мог понять - зачем он с ней живёт? Он - красавец по местным меркам , а она, как чудовище…
Он потихоньку выпустил ей в лицо струйку табачного дыма из замусоленной трубки и рассмеялся.
- Знаешь почему я иногда напиваюсь?, - спросил он.
- Нет, ставя перед ним поллитровую бутылку разбавленного спирта.
- Потому, что люблю тебя. А когда выпьешь, становиться легче.
Осушив гранённый стакан, он ловко закусил, куском сырого тайменя. Потом, вытерев руки об себя, грубо схватил рукав кухлянки Айсулу и притянул к себе.
Сначала она сопротивлялась, пыталась увернуться и что то сказать, но он смачно целовал её снова и снова, потом пальцами начал ласкать оленью шкуру на её спине, и… Айсулу сдалась…
Тогда он подхватил её, непрерывно целуя каменные веки, и кинул на медвежью шкуру. Потом отступил на шаг. Айсулу взглянула на Ахтырку узкими щелочками глаз, подняла руку, взяла мужа за локоть и резко притянула к себе….
И так повторялось на протяжении двенадцати лет! И всегда, после такой жаркой любовной сцены, Ахтырка выходил из чума покурить. И всегда стояла безветренная, ядрёная, хрусткая и звонкая погода. И всегда, он видел, как олени-самцы стоят над своими оленихами, а собаки-кобели на своих лайках-сучках. И никому, из этих самцов, красота особенно, видать не нужна была…
- А я то, чем хуже? А жена моя чем хуже?, - думал и непрерывно курил Ахтырка.
- Жизнь однако, приятная штука!
Он потихоньку выпустил ей в лицо струйку табачного дыма из замусоленной трубки и рассмеялся.
- Знаешь почему я иногда напиваюсь?, - спросил он.
- Нет, ставя перед ним поллитровую бутылку разбавленного спирта.
- Потому, что люблю тебя. А когда выпьешь, становиться легче.
Осушив гранённый стакан, он ловко закусил, куском сырого тайменя. Потом, вытерев руки об себя, грубо схватил рукав кухлянки Айсулу и притянул к себе.
Сначала она сопротивлялась, пыталась увернуться и что то сказать, но он смачно целовал её снова и снова, потом пальцами начал ласкать оленью шкуру на её спине, и… Айсулу сдалась…
Тогда он подхватил её, непрерывно целуя каменные веки, и кинул на медвежью шкуру. Потом отступил на шаг. Айсулу взглянула на Ахтырку узкими щелочками глаз, подняла руку, взяла мужа за локоть и резко притянула к себе….
И так повторялось на протяжении двенадцати лет! И всегда, после такой жаркой любовной сцены, Ахтырка выходил из чума покурить. И всегда стояла безветренная, ядрёная, хрусткая и звонкая погода. И всегда, он видел, как олени-самцы стоят над своими оленихами, а собаки-кобели на своих лайках-сучках. И никому, из этих самцов, красота особенно, видать не нужна была…
- А я то, чем хуже? А жена моя чем хуже?, - думал и непрерывно курил Ахтырка.
- Жизнь однако, приятная штука!