Иван Полуянов. Деревенские святцы. 6 мая - Георгий Победоносец.
Иван Полуянов. Деревенские святцы.
6 мая - Георгий Победоносец.
В устных календарях - Юрий и Егор. Этот день -росенник, скотопас и волчий пастырь, комарник, ленивая сошка.
Победа, полная победа света! «На Егорья заря с зарей сходится» - из края полярной ночи, от поморов весть, что наступают месяцы незакатного солнышка.
Торжество пролетья: «Егор на порог весну приволок». «С Егорья и ленивая сошка в поле». «Егорий храбрый - зиме ворог лютый». Он «зелену траву из-под спуда выгоняет». Он и пахарям щит: «Юрий по полю ходит, хлеб-жито родит».
Попечитель благополучия, достатка: «Юрий да Влас - крестьянскому богатству глаз...»
Праздник, песенной красочностью, величальными обрядами сопоставимый с главнейшими, без преувеличения единственный для земледельческого годового круга:
- Юрий, вставай рано, отмыкай землю, выпускай росу - на теплое лето, на буйное жито, на ядренистое, на колосистое, людям на здоровье!.
По святому житию, великомученик Георгий Победоносец, доблестный военачальник, состоял в личной охране императора Диоклетиана: христианин на службе властителя-язычника. Известный истории жестоким подавлением народных движений, Диоклетиан с трона обрушил гонения на веру в Распятого на Кресте Иисуса Христа. Кровь хлынула потоками, людей топили, тысячами сжигали в храмах.
За публичное изобличение злодейств святой Георгий был брошен в застенок. Угрозы, страшные истязания. Посулы почестей, высоких должностей -отрекись, император готов разделить с тобою престол!
Ничто не могло сломить мужество святого мученика. Его страдания выливались в триумф. С быстротой молнии разносились вести: это Георгий поразил змея-дракона у города Берит, близ гор Ливанских... Сила его веры воскрешает из мертвых... С ним ангел светел... Но мало самому быть стойким - укрепи дух слабых, позови за собою на путь истинный заблуждающихся! И многие язычники под влиянием святого Георгия уверовали в Иисуса Христа, с ними жена Диоклетиана, юная царица Александра, погибшая, как и он, от посечения мечом в 303 году.
Прекрасные песни, поэтичные сказания сложены у народов христианского мира о воине-змееборце, защитнике угнетенных темными силами, небесном покровителе земледелия, скотоводства.
Первый русский храм великомученику Георгию возник в Киеве на Золотых воротах (1051-1054 годы). Иконы - витязь на коне - распространились от княжеских палат до лачуг бедняков.
Со времен великого князя Димитрия Донского всадник с копьем - «ездец», по выражению летописей, - вошел в состав государственного герба Руси. Георгий, поражающий копьем змея, был изображен на груди двуглавого российского орла.
Святой Георгий на коне, будучи гербом Москвы, чеканился на монетах, изображался на печатях.
Екатерина II учредила орден Георгия Победоносца для военного сословия, с изменением статуса награды георгиевскими медалями, крестами отмечался и героизм солдат, унтер-офицеров на поле боя.
Отставной служака в те времена имел большие льготы, привилегии: уходил крепостным - становился вольным с женой и потомством, месяц участия в военных кампаниях приравнивался к году по выслуге лет. Вдовы-купчихи охотно выходили замуж за отставников, кавалеров царских наград: будь и миллионное состояние, по мужу не плати налогов. Ну, а в деревне георгиевскому кавалеру исправник козырял, господин волостной писарь с ним за руку здоровался.
Только сразу усвоим: образ, запечатленный деревенскими календарями, и светлый витязь икон, храмовых росписей мало в чем внешне совпадают. От века к веку само имя по-мужицки переиначивалось - с Георгия на Юрья, с Юрья на Егора.
Жития святых олицетворяют святого Георгия идеальным воином, рыцарем без страха и упрека. На иконах он поражает копьем змея-дракона, вступаясь за беззащитную жертву насилия, спасает жизнь, эту истинную красоту мира. И в устных сказаньях, передававшихся из поколения в поколение, Егорий - ратоборец, вступивший в бой против темных сил. Приданы ему черты сказочного героя, подобного Иванушке, что на сером волке скакал вызволить от Кощея Бессмертного Марью-красу.
Почтили деревенские святцы благовестников весны - грача, жаворонка, пигалицу-настовицу, воздали должное лисе и зайцу, отвели медведю вотчину, - за серым, что ли, черед? «Любо не любо, а на волке своя шуба», - говорилось простецки, с наивной прямотой, да мысль заключена глубокая.
В одном лице скотопас и волчий пастырь: через Егорья проповедовалось право на жизнь всего сущего. Понятно, этим не избавлялись хищники от преследования. Другую, нравственную, цель ставили деревенские святцы - едино высокой человечностью можем мы подняться над природой.
«Все зверье у Юрия под рукой», поэтому выпадает милостивцу на волка садиться, верхом пути-дороги мерить, дабы скорым вмешательством оборонить добро и в наказанье злу разослать волчьи стаи.
Ходили встарь легенды про то, как волк бел, в сиянье святом, пречудном, примчал раз в поместье и барину-пакостнику, гораздому девок портить, горло вырвал.
Качали мужики головами, перемаргивались:
- Волк? Белый?
- Светлый! Не пикнул барин-то...
- Ну дак: «что у волка в зубах, то Егорий дал»!
С Севера пришло присловье: «без скота нет житья». Однако «скотина водится, где хлеб родится».
Хлеб - скот - пахарь... Золотое ковалось кольцо: человек - земля - жизнь!
Снег не сошел, что бывало у нас накануне Егорья, а детвора бегала вокруг изб с конскими и коровьими боталами, шаркунцами, колокольчиками для овец. Подражая Карюхам, комолым и рогатым Красулям, ребятня взбрыкивала - по деревне звон. Снег, холод пугнуть кроме них некому!
Тепло, тогда праздник по полному раскладу, с утра по позднюю ночь.
Молодежь, подростки, приодеты, холщовые сумки через плечо, затемно грудились ватагами.
Егорьевский обход дворов как бы повторял песенно Коляду. Разумеется, если обряд был в ходу, не сошел на нет.
Перед воротами, под окнами кричали обходчики:
Уж мы к дому подходили,
Хозяина будили:
«Встань, обудися,
Умойся, утрися,
Егорию помолися!»
Егорий, батько храбрый,
Макарий преподобный!
Спаси нашу скотинку,
Всю животинку -
В поле и за полем,
В лесе и за лесом,
За лесом-лесами
За крутыми горами!
Волку с медведем -
Пень да колода,
По-за море дорога!
Зайцу с лисицей -
Горькая осина
По самую вершину!
Ворону с вороной -
Камешек дресвяный!
Матушке скотинке,
Всей животинке -
Травка-муравка,
Зелененький лужок
Петушок, топчися,
Курочка, несися,
Хозяюшка, добрися!
Дай нам яичко
Егорию на свечку,
Дай нам на другое
За наши труды,
За егорьевские.
Мы Егорья окликали,
Трои лапти изодрали,
По бороздкам раскидали.
Спозаранок скутана печь: жар в загнет сгребен, устье заслоном заставлено, труба закрыта. В кути под холстиной «отдыхают» пшеничные пироги, ватрушки, загибеня-тресковик, у загнета скворчит саламата, булькают наваристые щи.
- Андели мои просужие, чем вас и одарить, - засуетится стряпуха. - Ужо сметанки вынесу... Кринку токо верните!
В каждом доме ждут часа желанного.
- Выгоняют... - вбежит мальчонка, запыхавшись. - Мам, выгоняют!
Хоть на обогрев, да потребно скот выпустить из хлевов: истосковался за зиму по волюшке.
Иконами благословляли коров - отчеством Власьевных, лошадей - Юрьевичей. Подносили буренкам хлеб с солью на печной заслонке: запомните чад родного очага, с пастбища возвращайтесь доиться, в лесу не ночуйте. Скормить хлеб, сбереженный от Чистого четверга, значило «запереть волчью пасть замком».
Пестрели улки-проулки яркими сарафанами, передниками, полушалками.
Гомон, топот, мычанье.
Реют с визгом ласточки: прилетели, ведь «Егорий и касатку не обманет!» Взапуски горланят петухи...
Состоялось ли шествие скота на выгон, погода ли помешала - Егорий искони чествовал гуртоправов.
Отношение деревни к ним отличалось двойственностью. Труд скотных пастырей оплачивали щедро, для вологжан, архангельцев пастушество числилось в выгодных отхожих промыслах: работа с Егорья до Покрова давала семье прожиток на год. Общество обеспечивало пастуха одеждой, кожаной обувью, он кормился по дворам: чего пожелает к столу - нет отказа.
Тем не менее свои не шли в пастухи, нанимались пришлые, со стороны.
Обязывался скотопас к зарокам: нельзя стричь волосы, ломать березу и можжевельник, перепоручать кому-либо посох и рожок, зорить птичьи гнезда и тому подобное. Возбранялось ему знаться с выпивкой, носить из лесу на продажу грибы, ягоды, раскладывать костры, кроме положенных мест, и многое другое.
Важнейшее требование на Севере было, чтобы пастух владел «оберегом», «книжкой» - рукописью заклинаний на сохранность стада от падежа, воровства, потрав. Он вознаграждался вдвойне, коль умел совершать «обход»: молча или с нашептываниями оберега замыкать пастбище, в углах его возжигая крошечные костры-теплинки, таская за собой какой-нибудь железный предмет, и тем создавать незримое, неодолимое ограждение перед медведями широколапыми, волками рыскучими, змеями, гадами ползучими. Оберег пастухов Тотемского уезда упоминал монахов, попа с попадьей - словом, тын железный, огненная река перед любым, кто покушается на овечек, на коровушек.
В глуши тайги ограничивались обходом, скот пасся без надзора за осеками, по лесам, болотам. Жители Беломорья, летом промышлявшие рыбу, порой коров прихватывали с собой на тони и становища.
А в Костромской губернии, владей пастух игрой на рожке, ни о каких книжках с него не спрашивалось.
Пастухи охотно подпускали мороку, якобы с лешим у них уговор.
Известно, один ловкач больше по улицам шлялся, чем пас. Стыдили его, усовещали, проныра ухмылялся:
- За меня зайка робит.
Точно, к коровам он выпускал ручного зайца - подпаском, что ли?
Среди пастухов немало было отменных профессионалов, знатоков лечебных трав, болезней скота. Они передавали по наследству ремесло, не всякому доступное и прибыльное.
О Власьевных поведали, затронем Юрьевичей.
Холились кони, чистились на показ, в водоемах их купали, выводили к церкви в сбруе праздничной. После молебна священник кропил лошадей святой водой.
Вечером зазолотится небо, белые пухлые облачка, наплывая к горизонту, румянятся и тают, стихает щебет ласточек, гомон грачей вокруг берез, но с угора звонки переливы девичьих голосов по-прежнему:
Ай за тыном было за тыничком,
Дак за зеленой было сосенкой,
Дак за серебряной решеточкой,
Дак девки мылись, умывалися,
Дак белы лебеди снаряжалися...
Да уж снаряжены: в косах ленты, парчовые кокошники в бисере, перламутре, кофты шелковые, сарафаны своетканые!
Дак любого себе выберу,
Дак за собой парня выведу
Дак за правую за рученьку,
Дак за мезинной малой переточек.
Трудно удержаться, мысленно воскликнешь: столько всего - выгон коров на обогрев или поскотину, купанье коней, песенные обходы дворов, в церквах молебны и бой колоколов, за околицей хороводы - и это в один-два дня?
Еще праздничное столованье, гостьба. Да казенка разве ж заперта, у трактира над дверьми, чай, зазывна елова веточка...
Иной чешет в затылке, на чужое гулянье глядючи:
- Выпил бы на Егорья вина косушку, да нет ни полушки.
- Пойдем по росу! - толк его в бок кум-куманек, о празднике тоже безденежен.
Егорьевские росы пользительны: телешом покатайся, нагой в них искупайся, такову получишь с них резвость, побежишь озябши, верхом на коне не сустичь! Роса эта и для скота сытна: «На Егорья роса - не надо овса».
Поди не помешал бы овес, где его токмо взять, в сарае даже сена ни клочка: «Кормов хватает у дурня до Юрья, у разумного до Николы (22 мая)».
Чего там, не сладок исход пролетья. «На Руси два Юрья: один холодный (9 декабря), другой голодный».
Нынешний-то Юрий с мужика спрашивал - что на столе и что в яслях у скота? Того и чаешь, что обругают дурнем и станешь без вины виноват.
В Поморье говаривали, мол, уже с Великого поста «в рыбацком хозяйстве голоду-холоду - амбары стоят, наготы-босоты - грядки ломятся».
Просвет, однако, наметился. Отправлялись поморы на лов «егорьевской» селедки, со вскрытия Северной Двины метали сети на семгу, икряную «закрайку» и «залетку».
Пахарям земель Комелы, Кубены, Присухонья ленивая сошка подавала совет:
«Ясное утро на Егорья - лучше ранний сев; ясный вечер - поздний».
Огородницы Ростова Великого, Подмосковья знали сызмала:
«Сей рассаду на Егорья - будет капусты довольно».
Мещера, болотами богатая, прозывала Егорья комарником: расплод у кровопийц, воздух стоном стонет.
Наш фотальбом ЕГОРЬЕВ ДЕНЬ! https://www.facebook.com/media/set/?set=a.263335230476495.1073741895.100004000613160&type=1&l=d35db30a7d