О первой заповеди
'Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един [есть];
и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею и всеми силами твоими' (Втор, 6: 4-5)
Как мы помним из Евангелия, это 'первая и наибольшая заповедь' (Мф, 22:37-38). Так оно не только у христиан, но и в иудейском мире. Соответственно, к этому месту создано множество интерпретаций, философских, эсхатологических, национальных и т. д. Сегодня посмотрим, как в обозримый период читатели пытались понять, что значит 'един' в применении к Богу Израиля - оказалось, это отдельная большая проблема.
Интерпретация 1.
Исповедание монотеизма
Вероятно, для подавляющего большинства современных читателей эти слова существуют в рамках противопоставления моно- и политеизма. Иоанн Златоуст, Григорий Нисский и Климент Римский в своих комментариях делают акцент именно на этом смысле. Также поступают и некоторые современные иудейские комментаторы. 'Тогда [в до-евангельскую эпоху] можно было спастись и не исповедуя Христа. Не это от них требовалось, а то, чтобы они не служили идолам и знали истинного Бога. 'Господь Бог твой, - сказано, - Господь един есть' (Златоуст). Т.е. при таком понимании 'единый' в отношении к Богу надо переводить, как 'единственный'. В качестве возражения приводится то, что этот вариант не является непременным пониманием, а кроме того, в современной науке вопрос, можно ли считать Второзаконие монотеистическим, является дискутируемым.
Интерпретация 2.
Троичный подход
Еще одно, любезное нашему сердцу понимание - читать 'единый' в рамках представлений о Боге Троице. Это, конечно, сугубо христианский подход. Оно поддерживается такими толкователями, как Амвросий Медиоланский, Фульгенций Руспийский и Блаженный Августин. 'Бог не один, но един - Отец, Сын и Св. Дух' - примерно к этому можно свести их рассуждения. И хотя некоторым авторам было, кажется, приятно приписывать позднейшие богословские представления древним пророкам, вряд ли можно признать такой подход историческим.
Интерпретация 3.
Божественная природа
Еще одно понимание слова 'един' в применении к Богу формируется в рамках богословски-философских рассуждений в европейском Средневековье. Оно подразумевает, что речь идет о простой и неделимой природе Божества. Поскольку Бог не физичен, то значит, сущность его не имеет частей и неделима, т.е. едина: 'Нам велено верить в единство Бога; то есть верить, что Творец всего сущего и его Первопричина Едины. Это наставление содержится в Его словах: «Слушай, Израиль, Господь Бог наш, Господь един»' (Маймонид). Довольно очевидно, что образ мысли в подобных координатах не свойственнен ни одному библейскому автору.
Интерпретация 4.
В свете последних времен
Следующий подход следовало бы назвать эсхатологическим. Он также сформирован в эпоху классического Средневековья и обращен к последним временам. В отличие от того, к чему привыкли мы, думая на эту тему, одним из признаков наступающего конца времен, тогда выделялся и такой признак, как принятие Бога Израилева в качестве своего Бога всеми народами земли. Сюда могли привлекаться как слова Иисуса ('проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец' (Мф, 22:14)) или Павла ('будут говорить: "мир и безопасность", тогда внезапно постигнет их пагуба' (1Фес, 5:3)), так и слова древних пророков ('Тогда опять Я дам народам уста чистые, чтобы все призывали имя Господа и служили Ему единодушно' (Соф, 3:9); 'И Господь будет Царем над всею землею; в тот день будет Господь един, и имя Его едино' (Зах, 14:9)). Последняя цитата содержит то же выражение ('Господь един'), что и рассматриваемая фраза во Второзаконии и, возможно, тем самым, является прямой отсылкой к ней. Тем не менее, довольно маловероятно, что это значение имеется в виду во Второзаконии. И древние пророки, и Павел, и Сам Иисус явно говорят о каком-то будущем событии. Однако очевидно, что Второзаконие говорит о настоящем. Моисей обращается к современникам, утверждая, что Господь един, и что, в связи с этим, именно так они должны действовать/верить сейчас ; Послание Моисея - это не пророчество о том, как народы мира будут действовать/верить в какой-то момент в будущем.
Интерпретация 5.
Декларация верности
При этом подходе акцент делается не на том, что ЯХВЕ - единственный Бог вообще, но что ЯХВЕ - единственный Бог Израиля, и что Израиль здесь обещает исключительное поклонение именно Ему. Такое понимание подчеркивает местоимение 'наш' в средней фразе стиха: 'Господь - Бог наш'. Исключительный монотеизм был дважды продекларирован ранее, во Втор, 4:35 ('Тебе дано видеть это, чтобы ты знал, что только Господь [Бог твой] есть Бог, [и] нет еще кроме Его') и Втор, 4:39 ('Итак знай ныне и положи на сердце твое, что Господь [Бог твой] есть Бог на небе вверху и на земле внизу, [и] нет еще [кроме Его]'), здесь же речь о том, что кого бы ни именовали богами поклоняющиеся им народы, Израиль должен быть верен ЯХВЕ.
Проблема с этим пониманием та, что в стихе не говорится: 'только Господь есть един', но лишь'Господь един'.
Интерпретация 6.
Особое поэтическое выражение
Сравнительное изучение литературы древнего Ближнего Востока показывает, что культуры, окружавшие Израиль, которые поклонялись многим богам, использовали аналогичную, по сравнению с рассматриваемой, формулу в отношении своих божеств, чтобы подчеркнуть уникальность или 'одиночество' верховного божества. 'То, что единство по отношению к богу подразумевает одиночество последнего, можно увидеть, например, в шумерской надписи-посвящении богу Энлилю: «Энлиль - владыка неба и земли, он один царь»' (М. Вайнфельд).
Как указывает данный исследователь, шумерское слово, переведенное выше как «один» (аш.ни), буквально означает «его единство». Далее автор отмечает, что мы находим то же утверждение в угаритской литературе о Ваале, в 'Цикле Ваала': 'Я сам царствую над богами'. Слово, переведенное здесь, как «я», - это אחד, то же слово, обозначающее «един», что и на иврите. Угаритский язык очень близок к ивриту и особенно полезен для понимания еврейских слов. Подобные утверждения можно найти и о египетском боге Амоне. Вайнфельд отмечает, что то же самое выражение о «единстве» есть в латинских мистериях, популярных в римские времена, относительно Исиды, Гермеса и Зевса Сераписа. Вайнфельд ррезюмирует 'Все эти языческие провозглашения, конечно, нельзя рассматривать как монотеистические; однако они носят гимно-литургический характер. Точно так же и Втор, 6:4 является своего рода литургическим исповедальным провозглашением и само по себе не может рассматриваться как монотеистическое' (отметим, что Вайфельд признает монотеизм Второзакония, но с привлечением других мест текста книги). Эта версия понимания представляется имеющей право на существование, будучи хорошо обоснованной в рамках современного научного подхода.
Интерпретация 7.
Историко-контекстуальный подход
Древняя религиозная традиция Месопотамии имела давнюю традицию присвоения числовых 'имен' своим главным божествам. Эти числа считались эпитетами, т. е. своего рода прозвищем бога, родственного «Милосердному» или «Святому» в иудейской традиции для истинного Бога или «Сияющему» в греческой традиции для солнечных божеств Гелиоса и Аполлона. Бенджамин Р. Фостер объясняет, как работали числовые эпитеты: 'Некоторые божества были ранжированы жителями Месопотамии в числовом порядке. Они записывали эти числовые замены вместо имен богов. В рамках этого подхода Ану было присвоено наибольшее число - 60 (основа месопотамской шестидесятеричной математики), как наиболее важное; Энлилю - 50, Энки - 40, Син - 30, Шамашу - 20, Иштар - 15, Гирре - 10 и Ададу - 6, хотя встречаются и вариации'.
Эти числа, где 60 является самым возвышенным, использовались очень долгое время - с шумерского периода (III - е тыс. до РХ.) вплоть до эллинистического периода. Р. Р. Стиглиц отмечает, что в этой шестидесятеричной системе, где круг считался самой совершенной фигурой и начало совпадало с концом, 60 было одновременно эквивалентом 1. Таким образом, глава пантеона описывался не только как 60,но и как Один. У шумеров эта честь досталась Ану, богу неба. Для ассирийцев их национальный бог Ашур был Единым. Возможно, во Второзаконии мы видим влияние этой практики, т.е. утверждение того, что ЯХВЕ [есть] Один, т.е. высший Бог. В контексте того, что Иудея долгое время была вассальным государством Ассирии, это предположение имеет смысл, если, конечно, принимать версию, поддерживаемую многими учеными, что Второзаконие, если не написано, то, по кр.м., окончательно сформировано именно в этот период, структурно повторяя стандартные ассирийские вассальные договоры.
Кажется, Августин высказал когда-то примерно следующую мысль: 'Если бы я был тем, кто записывает Откровение, я бы постарался подобрать такие слова, в которых бы люди разных народов и эпох находили важное им, оставаясь в рамках благочестия'. Не дословно, но что-то такое. Похоже, что в рассматриваемом выражении находится как раз такой пример.
и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею и всеми силами твоими' (Втор, 6: 4-5)
Как мы помним из Евангелия, это 'первая и наибольшая заповедь' (Мф, 22:37-38). Так оно не только у христиан, но и в иудейском мире. Соответственно, к этому месту создано множество интерпретаций, философских, эсхатологических, национальных и т. д. Сегодня посмотрим, как в обозримый период читатели пытались понять, что значит 'един' в применении к Богу Израиля - оказалось, это отдельная большая проблема.
Интерпретация 1.
Исповедание монотеизма
Вероятно, для подавляющего большинства современных читателей эти слова существуют в рамках противопоставления моно- и политеизма. Иоанн Златоуст, Григорий Нисский и Климент Римский в своих комментариях делают акцент именно на этом смысле. Также поступают и некоторые современные иудейские комментаторы. 'Тогда [в до-евангельскую эпоху] можно было спастись и не исповедуя Христа. Не это от них требовалось, а то, чтобы они не служили идолам и знали истинного Бога. 'Господь Бог твой, - сказано, - Господь един есть' (Златоуст). Т.е. при таком понимании 'единый' в отношении к Богу надо переводить, как 'единственный'. В качестве возражения приводится то, что этот вариант не является непременным пониманием, а кроме того, в современной науке вопрос, можно ли считать Второзаконие монотеистическим, является дискутируемым.
Интерпретация 2.
Троичный подход
Еще одно, любезное нашему сердцу понимание - читать 'единый' в рамках представлений о Боге Троице. Это, конечно, сугубо христианский подход. Оно поддерживается такими толкователями, как Амвросий Медиоланский, Фульгенций Руспийский и Блаженный Августин. 'Бог не один, но един - Отец, Сын и Св. Дух' - примерно к этому можно свести их рассуждения. И хотя некоторым авторам было, кажется, приятно приписывать позднейшие богословские представления древним пророкам, вряд ли можно признать такой подход историческим.
Интерпретация 3.
Божественная природа
Еще одно понимание слова 'един' в применении к Богу формируется в рамках богословски-философских рассуждений в европейском Средневековье. Оно подразумевает, что речь идет о простой и неделимой природе Божества. Поскольку Бог не физичен, то значит, сущность его не имеет частей и неделима, т.е. едина: 'Нам велено верить в единство Бога; то есть верить, что Творец всего сущего и его Первопричина Едины. Это наставление содержится в Его словах: «Слушай, Израиль, Господь Бог наш, Господь един»' (Маймонид). Довольно очевидно, что образ мысли в подобных координатах не свойственнен ни одному библейскому автору.
Интерпретация 4.
В свете последних времен
Следующий подход следовало бы назвать эсхатологическим. Он также сформирован в эпоху классического Средневековья и обращен к последним временам. В отличие от того, к чему привыкли мы, думая на эту тему, одним из признаков наступающего конца времен, тогда выделялся и такой признак, как принятие Бога Израилева в качестве своего Бога всеми народами земли. Сюда могли привлекаться как слова Иисуса ('проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец' (Мф, 22:14)) или Павла ('будут говорить: "мир и безопасность", тогда внезапно постигнет их пагуба' (1Фес, 5:3)), так и слова древних пророков ('Тогда опять Я дам народам уста чистые, чтобы все призывали имя Господа и служили Ему единодушно' (Соф, 3:9); 'И Господь будет Царем над всею землею; в тот день будет Господь един, и имя Его едино' (Зах, 14:9)). Последняя цитата содержит то же выражение ('Господь един'), что и рассматриваемая фраза во Второзаконии и, возможно, тем самым, является прямой отсылкой к ней. Тем не менее, довольно маловероятно, что это значение имеется в виду во Второзаконии. И древние пророки, и Павел, и Сам Иисус явно говорят о каком-то будущем событии. Однако очевидно, что Второзаконие говорит о настоящем. Моисей обращается к современникам, утверждая, что Господь един, и что, в связи с этим, именно так они должны действовать/верить сейчас ; Послание Моисея - это не пророчество о том, как народы мира будут действовать/верить в какой-то момент в будущем.
Интерпретация 5.
Декларация верности
При этом подходе акцент делается не на том, что ЯХВЕ - единственный Бог вообще, но что ЯХВЕ - единственный Бог Израиля, и что Израиль здесь обещает исключительное поклонение именно Ему. Такое понимание подчеркивает местоимение 'наш' в средней фразе стиха: 'Господь - Бог наш'. Исключительный монотеизм был дважды продекларирован ранее, во Втор, 4:35 ('Тебе дано видеть это, чтобы ты знал, что только Господь [Бог твой] есть Бог, [и] нет еще кроме Его') и Втор, 4:39 ('Итак знай ныне и положи на сердце твое, что Господь [Бог твой] есть Бог на небе вверху и на земле внизу, [и] нет еще [кроме Его]'), здесь же речь о том, что кого бы ни именовали богами поклоняющиеся им народы, Израиль должен быть верен ЯХВЕ.
Проблема с этим пониманием та, что в стихе не говорится: 'только Господь есть един', но лишь'Господь един'.
Интерпретация 6.
Особое поэтическое выражение
Сравнительное изучение литературы древнего Ближнего Востока показывает, что культуры, окружавшие Израиль, которые поклонялись многим богам, использовали аналогичную, по сравнению с рассматриваемой, формулу в отношении своих божеств, чтобы подчеркнуть уникальность или 'одиночество' верховного божества. 'То, что единство по отношению к богу подразумевает одиночество последнего, можно увидеть, например, в шумерской надписи-посвящении богу Энлилю: «Энлиль - владыка неба и земли, он один царь»' (М. Вайнфельд).
Как указывает данный исследователь, шумерское слово, переведенное выше как «один» (аш.ни), буквально означает «его единство». Далее автор отмечает, что мы находим то же утверждение в угаритской литературе о Ваале, в 'Цикле Ваала': 'Я сам царствую над богами'. Слово, переведенное здесь, как «я», - это אחד, то же слово, обозначающее «един», что и на иврите. Угаритский язык очень близок к ивриту и особенно полезен для понимания еврейских слов. Подобные утверждения можно найти и о египетском боге Амоне. Вайнфельд отмечает, что то же самое выражение о «единстве» есть в латинских мистериях, популярных в римские времена, относительно Исиды, Гермеса и Зевса Сераписа. Вайнфельд ррезюмирует 'Все эти языческие провозглашения, конечно, нельзя рассматривать как монотеистические; однако они носят гимно-литургический характер. Точно так же и Втор, 6:4 является своего рода литургическим исповедальным провозглашением и само по себе не может рассматриваться как монотеистическое' (отметим, что Вайфельд признает монотеизм Второзакония, но с привлечением других мест текста книги). Эта версия понимания представляется имеющей право на существование, будучи хорошо обоснованной в рамках современного научного подхода.
Интерпретация 7.
Историко-контекстуальный подход
Древняя религиозная традиция Месопотамии имела давнюю традицию присвоения числовых 'имен' своим главным божествам. Эти числа считались эпитетами, т. е. своего рода прозвищем бога, родственного «Милосердному» или «Святому» в иудейской традиции для истинного Бога или «Сияющему» в греческой традиции для солнечных божеств Гелиоса и Аполлона. Бенджамин Р. Фостер объясняет, как работали числовые эпитеты: 'Некоторые божества были ранжированы жителями Месопотамии в числовом порядке. Они записывали эти числовые замены вместо имен богов. В рамках этого подхода Ану было присвоено наибольшее число - 60 (основа месопотамской шестидесятеричной математики), как наиболее важное; Энлилю - 50, Энки - 40, Син - 30, Шамашу - 20, Иштар - 15, Гирре - 10 и Ададу - 6, хотя встречаются и вариации'.
Эти числа, где 60 является самым возвышенным, использовались очень долгое время - с шумерского периода (III - е тыс. до РХ.) вплоть до эллинистического периода. Р. Р. Стиглиц отмечает, что в этой шестидесятеричной системе, где круг считался самой совершенной фигурой и начало совпадало с концом, 60 было одновременно эквивалентом 1. Таким образом, глава пантеона описывался не только как 60,но и как Один. У шумеров эта честь досталась Ану, богу неба. Для ассирийцев их национальный бог Ашур был Единым. Возможно, во Второзаконии мы видим влияние этой практики, т.е. утверждение того, что ЯХВЕ [есть] Один, т.е. высший Бог. В контексте того, что Иудея долгое время была вассальным государством Ассирии, это предположение имеет смысл, если, конечно, принимать версию, поддерживаемую многими учеными, что Второзаконие, если не написано, то, по кр.м., окончательно сформировано именно в этот период, структурно повторяя стандартные ассирийские вассальные договоры.
Кажется, Августин высказал когда-то примерно следующую мысль: 'Если бы я был тем, кто записывает Откровение, я бы постарался подобрать такие слова, в которых бы люди разных народов и эпох находили важное им, оставаясь в рамках благочестия'. Не дословно, но что-то такое. Похоже, что в рассматриваемом выражении находится как раз такой пример.